– Поджигай. Если не возражаешь. Я не очень дружу с огнем.
Кивнув невпопад несколько раз, мастер озабоченно уставился на остальные фигурки. Неужели они тоже живые?
– Не переживай, они всего-навсего сухие чурки, – отмахнулся Ру-ру, заметив взгляд создателя.
Кукла вела себя слишком непринужденно и смело, чтобы быть плодом больного рассудка Шрама.
– Откуда ты взялся? – разлепив губы, все же пролепетал мастер.
– Это ты мне ответь. Ты же меня создал, – удивилась кукла.
Шрам надул щеки, и задумчиво почесал затылок: рассудительность Ру-ру была чем-то из ряда вон выходящего и не поддавалась никакому объяснению.
Взяв паузу, бывший убийца разжег печь, и вытащил из чулана еще одну лампу. Комната наполнилась теплом и треском березовых поленьев.
На столе возник чай и ломоть ржаного хлеба.
– Да, не густо, – разочаровался Ру-ру.
– А ты что ожидал пир?! – язвительно отреагировал Шрам.
– Я ожидал, что ты изменился, – честно призналась кукла.
Отхлебнув чай, мастер помочил засохшую краюшку и пошмякав практически беззубым ртом, отложил ее в сторону, произнес:
– Ты считаешь семь лет в 'Безнадеге' – легкая прогулка?
–О нет, далеко не прогулка, мистер мрачный ворчун! И с чего тебя так назвали? – кукла рассмеялась, да так надменно, что создателю захотелось прихлопнуть ее одним ударом.
Ловко спрыгнув со стола и оказавшись у ровных рядов деревянной армии, Ру-ру заложил руки за спину и стал деловито прохаживаться туда-сюда.
– Ты наверняка хочешь знать: откуда я взялся, а главное, зачем я пришел? И уж тем более, как я смог…
– Я и без тебя знаю ответы на эти вопросы, – раздался недовольный, скрипучий голос. – Ты больное проявление дыма от травы чун-чун , которую я нюхал этим утром. Не думай – Пенек, что в камере жилища для умалишенных, меня не научили бороться с собственным разумом.
Отвернувшись, Шрам мгновенно потерял всякий интерес к ожившей кукле.
Сначала раздался грохот обрушающихся полок, словно рассыпался деревянный домик, а затем мастер почувствовал резкий удар по коленной чашечке.
У ног Шрама стоял мерзкий, настырный гость.
– Ну что поверил?
Вскочив, мастер одним прыжком оказался у ящика, стоящего в дальнем углу комнаты. Стремительно открыл его. В руках оказалась бутылка с зеленой жидкостью.
Шрам сделал глоток и посмотрел на куклу – та оставалась на месте. Процедура повторилась. Ру-ру скрестил руки на груди и с немым вопросом, уставился на своего создателя.
– Хорошо, – осушив бутылку до конца и не добившись нужного эффекта, сдался мастер. – Что все это значит?!
Кукла удовлетворенно кивнула:
– Готов?! Тогда пойдем за мной. Доверься, Кронос все растравит на свои места!
Ловко забравшись на окно, Ру-ру исчез на улице, не дав мастеру и секунды на раздумье: выбор сводился к одному простому решению.
2
Сегодняшний солнечный день мог омрачиться лишь одной заранее известной причиной: известие о новой смерти, загадочной и в тоже время не отличающейся от всех прочих, которые случались в Прентвиле практически каждый день. Однако, констебль наивно полагал, что в этот день, слепая старуха с косой обойдет их округу стороной, и ему не придется вызывать скрипучую перевозку, а затем вести бессмысленные разговоры с мистером Лизри.
На улице показались двое весьма встревоженных горожан. Свободная холщовая одежда и остроконечные колпаки, привлекали к ним излишнее внимание случайных прохожих. Собрав вокруг себя небольшую толпу, они разразились целой вереницей трагических предсказаний.
– Наш ждет гнев бессмертных!
– Спокойные дни закончились!
– Кронос отвернулся от нас навсегда!
– Всеединый проклял Прентвиль!
Завидев Смотрящего, возмутители спокойствия немного поутихли, продолжив свои пророчества жуткими нашептываниями.
Констебль почувствовал неприятный холодок в груди – слишком убедительны были безликие прорицатели. И его тревога передалась толпе.
Люди, обеспокоенные собственной судьбой, стали возмущаться, высказывая претензии Смотрителям и оттесняя тех подальше от предсказателей. Еще секунда, и безликие продолжили свое представление, безнаказанно, в полной безопасности. Не поэтому ли последний месяц, они все чаще возникали на улицах Прентвиля; предрекая беды и несчастья, предсказатели предлагали каждому просто покаяться и избавиться от груза собственных грехов.
Ноги сами привели констебля на улицу Часов – поблизости с тем местом, где обнаружили труп мистера Фрита.
Остановившись на площади у пересечения с улицей Откровений, он долго смотрел на высокие башенные часы, которые, пробив двенадцать, продолжили отсчитывать неумолимо летящее время.
Люди, спешащие по делам, не замечая собственной тени, стремительно исчезали в лабиринтах узких улочек города. Мимо проносились быстрые повозки, узкие кэбы; возле небольших магазинчиков слышались призывные крики зазывал. Смех и многоголосье создавали впечатление огромного улья.
Джинкс стоя посередине площади не в силах пошевелиться, стараясь уследить за каждым из прохожих.
Одна из теорий розыска душегубов, гласила, что убийца всегда возвращается на место своего преступления и долгое время созерцает за происходящим, стараясь привлечь к себе особое внимание. Конечно, констебль и не помышлял проверить подлинность этих предположений, но подсознательно надеялся, что один шанс на миллион все-таки существует.
И мистер Форсберг оказался по-своему прав…
Черным пятном в сознании инспектора возник знакомый образ, выбивавшийся из общей картины городской суеты. На один из осветительных столбов сел огромный черный ворон. Почистив перышки, он пристально вгляделся в толпу стоящих поодаль зевак. Джинкс напрягся, чувствуя, как найденное перо насквозь протыкает жакет.
Опешив, констебль попятился назад, едва не споткнувшись о выступ мостовой.
Птица продолжала гордо восседать на металлическом троне. Черные пуговки глаз, казалось, пронизывают каждого, кто оказался в этот солнечный день на площади Часов.
Достав перо, Джинкс попытался сравнить его с цветом угольной птицы. Хотя много ли воронов отличались друг от дружки?
– Простите, мистер.
Рядом с Джинксом стоял Тим Редклиф – тот самый чистильщик обуви, обнаруживший труп возницы. Шмыгнув носом, мальчишка с достоинством выдержал острый взгляд мистера Форсберга.
Одной короткой секунды хватило, чтобы таинственная птица исчезла без следа. Констебль закрутил головой, но среди черепичных крыш и скрипучих флюгеров не нашел призрачной птицы.
– Вы что-то хотели, юный мистер?! – гневу Джинкса не было границ, но он вовремя совладал с собой.
– Я просто хотел сказать… Со мной приключилось… Ну я просто думал это вам будет интересно… Простите я не хотел вас отвлекать… Этой ночью…
– Что?! Я не очень понимаю. – Только сейчас инспектор окончательно пришел в себя, и требовательно уставился на Тима.
И в этот самый миг, произошло невероятное. Башенные часы второй раз пробили двенадцать. Каждый удар отразился в сердце констебля тревожным набатом, словно возвещал о надвигающейся опасности. На секунду мир вокруг замер, и песочные часы перевернулись, а крупинки олицетворяющие скоротечность всего сущего, стали быстро осыпаться вниз.
Мистер Форсберг мгновенно перевел взгляд на фонарь, туда, где недавно восседала роковая птица – пусто; затем уставился на Тима; и немного помедлив опять на часы. Ворон не появился, а двенадцатый удар, родил в ушах констебля протяжный гул.
Наваждение исчезло внезапно. Одно мгновение и привычные звуки наполнили окружавший его мир. Очутившись в дальней части улицы – юный чистильщик покорно ожидал мистера Форсберга. Растерянный взгляд инспектора нашел Тима.
– Никак не возьму в толк. Эти часы, – констебль указал на башню, – разве возвещают о полудне несколько раз к ряду?
– Несколько раз? – растерянно пожал плечами мальчуган.
– Ну да, именно, – кивнул Джинкс. – Я отчетливо слышал, как они пробили двенадцать, сначала один раз, а затем и второй.
Тим хотел было согласиться с констеблем, но в последний момент отчего-то передумал и неуверенно пролепетал:
– Простите, но часы всегда возвещают один раз…
– Хорошо, – остановил парня инспектор и, решив больше не возвращаться к данной теме, пристально посмотрел ему в глаза: – Постой, ты ведь кажется хотел мне о чем-то рассказать… О чем-то весьма важном?
Тим кивнул и, не делая паузы, быстро заговорил.
Предшествующая дню Порока ночь выдалась на удивление безлюдной: толи горожане решили повременить с прогулками по ночным улицам, толи противоречивые слухи так сильно наводнили Прентвиль, что люди стали побаиваться собственной тени. Так или иначе, но и сегодня Тим ощутил, как за пару минут оказался на ратуше один-одинешенек. На небе одна за другой возникали застенчивые звезды, а от пекарен перестало веять приятным ванильным ароматом.
Часы пробили ровно десять – самое время закругляться, отложив работу на завтра, и брести по одиноким улицам в сторону родного приюта.
В очередной раз, шмыгнув носом и откинув в сторону грязные щетки, Тим стал быстро собирать рабочий скарб. Клиентов ни на грош, а высиживать собственный страх, нервно оглядываясь по сторонам себе дороже.
Тусклый свет, пробивающийся сквозь дырявые ставни окон, быстро гас, не давая возможности насладиться прохладой длинного вечера. Улицы окутывал густой туман.
Собрав пожитки в деревянный ящик, Тим обернулся, отреагировав на резкий шум. Из узкого проулка показались зеленовато-желтые глаза старого мордатого кота. Протяжно замяукав, хвостатый бродяга, не дав себя рассмотреть, мгновенно исчез в пустоте крадущегося по мостовой тумана.
– Принесла нелегкая, – сплюнув, чистильщик подхватил ящик с вещами и кинулся к Торговой площади.
В дальней части улочки уже показались призрачные тени фонарщиков, когда мальчуган услышал за спиной стук копыт и звук приближающегося экипажа.
Остановившись, он покосился на неровную кладь домов и заметил сухие ветви плюща, которые почудились ему страшными щупальцами вчерашнего покойника. Гонимый ночными страхами и призрачным возницей, он резко свернул в сторону, прошмыгнув в один из переулков. Прижался спиной к холодному камню и, запрокинув голову, зажмурился.
Раньше Тим никогда не позволил бы себе неоправданного страха. Но после вчерашней ночи все изменилось. Теперь парень стал бояться даже собственной тени, постоянно незримо ощущая рядом с собой чье-то присутствие. Дух возницы не отпускал его, сделавшись жуткой тенью, способной утащить случайного свидетеля за собой в подвалы Минса.
Тем временем, повозка пронеслась мимо, растворившись в сизой дымке вечернего тумана. Тим облегченно выдохнул. Иллюзия. Обман. Нет, и не было никакого мертвеца, будоражащего своим присутствием ночной Прентвиль.
Все успокоилось. Улицу плотными сетями опутала расслабляющая тишина. Осторожно выглянув из временного укрытия, мальчуган быстро осмотрелся: ровные края домов, крохотные огоньки фонарей и выпуклые камни мостовой, исчезающие за крутым поворотом улицы – никакой опасности.
Выждав время, Тим все-таки сделал крохотный шаг и замер, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениями и случайным шорохам, доносящимся из сумрака. Сердце в груди колотилось в бешеном ритме, но чистильщик, совладав с собой, решил не обращать на это внимания. Нащупав под рубашкой спасительный символ бессмертной жизни – металлическую пластину, закрученную по спирали, – он несколько раз прошептал восхваления Всеединому, и попросил уберечь его душу от мерзких страхов.
Покровители не откликнулись, но Тим ощутил в груди некую уверенность и защищенность. Волнение ушло прочь, а призрачные тени, клацающие огромными клыками, растворились среди белой занавеси тумана.
– Глупость! Дуралей я пугливый! – немного осмелев, выкрикнул Тим в темноту.
Еще пару шагов вывели его к краю пустынной дороги. Ни одной живой души, город уже давно видит десятый сон; а в остальном – все как прежде – как в один из тех вечеров, когда он не спеша возвращается в свое скромное пристанище на улицу Предзнаменований.
Очутившись на противоположной стороне дороги у одиноко стоящего ночного стража-фонаря, Тим кинул быстрый взгляд на площадь Часов и решил скорее спешить домой.
С северной части города повеяло стужей. Сегодня, не стоило медлить. Наверняка не упокоенный дух возницы затаился в какой-нибудь темной подворотне – но в ночь Порока он не станет ждать, а обязательно возьмет да и вынырнет из-за угла. И схватит…
– Прошу прощения, юноша, – голос раздался как гром среди ясного неба.
Обернувшись, Тим едва удержался на ногах и не брякнулся на мостовую. Посреди улицы, будто выскочив из-под земли, стоял огромный черный омнибус, запряженный шестью ваксового цвета лошадьми. На облучке сидел громадный как скала извозчик в дорожном плаще с высоким стоящим воротником, который практически полностью скрывал его лицо, а широкополая шляпа довершала картину таинственности. И было в этом безликом человеке, что-то чужое, отталкивающее. Возницы экипажей, носили в Прентвиле, короткие синие куртки и огромные яркие номерные бляхи на груди.
Впрочем, и омнибус отличался от обычных повозок не только цветом, напоминая огромную кляксу, но и странными узорами на бортах. Окна экипажа закрывали бархатные занавески и только за одной из них, мальчуган смог разглядеть неподвижный женский силуэт.
– Простите, мистер. Но, я не совсем понимаю… – слова предательски застряли в горле и Тим смог лишь жалобно пискнуть, прикрыв рот рукой.
Извозчик проследил за взглядом парня и, щелкнув пальцами, привлек его внимание.
– Ты, кажется, работаешь неподалеку от Часовой площади, – перст мужчины указал на север.
Тим кивнул, не отрывая взгляд от извозчика – его лицо все оставалось таким же безликим.
Лошади заволновались, хрипя и отбивая камни мостовой.
– Неон, пригласи юношу ко мне, – раздался из омнибуса приятный женский голос.
Облокотившись на колено, извозчик щелкнул пальцами и указал пальцем, теперь уже на вход. И наставительно добавил:
– Милости просим, юноша. И учти, она не любит когда ей отказывают, хе-хе. Так что постарайся быть благоразумным.
Тим недоверчиво посмотрел на первую ступеньку, чувствуя, как стремительно тяжелеют его ноги. Спина стала мокрой, а зубы предательски забарабанили, словно на улице был жуткий мороз.
– Не заставляй ее ждать, приятель, – подбодрил человек без лица.
Страх сковавший ноги Тима не хуже тяжеленных цепей, потянул его назад, заставив невольно оступиться.
– Я бы на твоем месте этого не делал, – склонившись над юношей свинцовой тучей. Широкополая шляпа поползла вверх, и мальчуган увидел, как сверкнули огненные глаза извозчика.
Лошади в подтверждения этих слов разразились неистовым ржанием, родив в парне невероятный ужас.
