Данила Чебоксаров "Царевна-целочка"

– Ты тесная очень. Как целочка.

– Я и есть почти целочка. Меня твой папка вскрыл, – сказала Люся. – А у тебя девственницы были?

– Не. Ты первая у меня, – сказал Паша. – Я даже иногда думаю, что батька на тебе женился, чтобы я девственность потерял.

Люся подумала.

– Это вряд ли, – сказала она. – Больно уж замысловатый план.

Паша тоже подумал.

– Да, пожалуй, – сказал он. – И часто батька тебя дерёт?

– Строго через день, – сказала Люся. Лёжа обнажённой на спине, она прикрыла безволосую промежность одеялом, но оставила открытой маленькую тщедушную грудь. – Даже странно.

– В гондоне? – уточнил Паша, стянув со скользкого полуобмякшего члена презерватив. Завязал его на узел и сунул под подушку.

– Ты нормальный вообще? – Люся с интересом посмотрела на пасынка. – Он ляжет спать и найдёт под подушкой использованный презик?

– Туплю, – Паша достал презерватив и швырнул его в открытое окно. – Так в гондоне он тебя жарит, мамуля?

– С какой целью интересуешься? Сынок?

– Так, любопытно.

– Он не любит резинки.

– В тебя сливает?

– Либо на живот, либо на поясницу, по обстоятельствам, – сказала Люся. – Ну, или в жопульку.

– Он и в жопу тебя дерёт?.. – удивился Паша.

– Ну да, случается. А что такого?

– Да ничего…

– Вообще, это немного подбешивает, – вздохнула юная мачеха. – В смысле, не то, что в жопку, а вообще. Мыться приходится и до, и после.

– А нравится тебе с ним хариться? – поинтересовался пасынок. – Кончаешь хотя бы?

– Кончаю редко, – ответила Люся. – А так нравится, в принципе. Да и привыкла уже.

– А замуж зачем за него вышла? Ты ж молодая совсем, а он на двадцать лет тебя старше, – сказал Паша. – Не влюбилась же?

– Он мне симпатичен, а меня задолбало с родаками жить, – сказала Люся. – Типа папик, богатый.

– Не такой уж и богатый, – заметил Паша.

– Но и совсем не бедный, не правда ли?

Они помолчали. Паша встал на четвереньки и лизнул её маленький коричневатый сосок:

– Повторим, может?..

– Нет. Он скоро придёт уже, – Люся откинула одеяло и поднялась с тахты. – Пойду ужин готовить, как настоящая мать семейства.

– Давай, мамуля, – ухмыльнулся пасынок. – Картошечки с салом пожарь!

Январь 2024

КОНЕЦ СВЕТА

– Здравствуйте, дорогие телезрители. Вы смотрите новости на первом канале. Ведущая в студии – Ольга Раскорякина.

У дикторши большой рот. Она неряшливо накрашена. Говорит не очень внятно.

– Главная новость, как вы уже догадались… Да, да, да!.. Конечно же, Конец Света. Итак, о светопреставлении уже можно говорить с полной уверенностью. Учёные подсчитали, что как максимум через десять часов гигантская комета, наречённая астрономами Цербером – хуй знает, почему именно Цербером – войдёт в атмосферу Земли.

На экране появляется нечёткое изображение огромного раскалённого шара, несущегося в безвоздушном пространстве. Изображение сильно искажается и пропадает.

– Вот так, дорогие телезрители. Через пару часов эта невъебенная хрень прохуярит нашу несчастную планетку насквозь. Ну, может быть, и не насквозь (учёные выдвинули на этот счёт несколько гипотез, но ни одну из них нельзя считать доминирующей), но со стопроцентной гарантией можно заявить одно: человечеству наступит полный и бесповоротный пиздец.

За кадром приглушённо, но отчётливо слышен пьяный смех.

– Эти самые сраные учёные, которые запустили человека в космос, которые изобрели атомную бомбу и стали клонировать животных, ни хуя не могут сделать с этим распроёбанным метеоритом… А теперь новости из Ватикана. Самое, блять, время. Алексей?

На фоне ватиканского дворца мужчина педерастичной наружности. Всклокоченные волосы, давно небрит. Голос высокий и манерный. Площадь запружена беснующейся толпой.

– Новости неутешительные… Если сейчас вообще могут быть какие-нибудь утешительные новости. По слухам, судя по всему правдивым, понтифик Иоганн Себастьян второй снял трёх проституток, двух <…>, и закрылся с ними в рабочем кабинете. М-да, недаром великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский лютой ненавистью ненавидел католицизм… На улицах Рима творится неописуемое. Все беспорядочно сношаются, пьют и дебоширят. Все магазины разграблены…

К комментатору подскакивает бритоголовый парень в кожаных штанах, голый по пояс, и бьёт его кулаком в ухо. Комментатор с неожиданной ловкостью отвечает ударом на удар, валит хулигана на асфальт, и, матерясь, молотит его ногами. Камера показывает это крупным планом.

– Простите… Полный беспредел! – комментатор, тяжело дыша, поправляет галстук. – Ольга?

– Что-нибудь ещё, Алексей?

– Я уже несколько лет мечтаю отыметь тебя, Оля.

Ольга Раскорякина хихикает.

– Вообще-то я думала, что ты ***, Лёша.

– Вообще-то я ***. А точнее – три***. В зависимости от ситуации.

Дикторша опять хихикает.

– Надо было подкатиться. Я бы тебе дала, Алексей. Ты мне всегда нравился. С вами был специальный корреспондент первого канала в Риме Алексей Содомигер. – Ольга берёт большой высокий, наполовину полный стакан, одним духом осушает его. Затем кричит кому-то, стоящим за камерой: – Мужики, бля, ну даст кто-нибудь сигарету?!

Её сильно качает из стороны в сторону.

– Дорогие телезрители… ик… простите ради бога! Мы тут все бухие в сиську, ик… Короче, счастливого вам пиздеца, болезные мои! Я пошла делать минет, ик, Косте Бернсу. Он давно просил, а я что-то всё динамила. Порадую напоследок. – Дикторша с трудом встаёт. – Да, чуть не зыбыла! Ик! Всю жисть об этом мечатала, ещё в своей Таракановке! Дорогие телезрители, пошли вы все на хуй!!! Ик…

Щёлк.

– …столпы новой российской литературы: Дарья Маринина, Маня Донцова и Ярославна Пашкова. Они собираются отметить Конец Света в Новопеределкино, в узком семейном кругу. Многомиллионным тиражом разошёлся их последний роман, написанный в тройном соавторстве, «Джульетта любит «Невское».

На по-модному небритом лице ведущего выражение скуки и брезгливости. Его перекосило так, будто только что ему под нос сунули использованный презерватив. Он сидит на высоком стуле, полусогнувшись, опершись одной рукой о стеклянный столик.

– Скандально известный писатель-копроед Владимир Пташкин прилюдно совершил со своими дочерями-близняшками несколько извращённых половых сношений, а затем, вместе с ними, свёл счёты с жизнью, прыгнув в канализационный отстойник. Последние его слова были: «Сначала умерла литература, теперь гибнет мир! Я бессмертен, и в следующих воплощениях я опять буду жрать…»

Щёлк.

Красная площадь. Концерт. Молодёжь неистовствует. Пиво, водка, пот и сперма льются рекой.

– И не забудьте: спонсор нашего концерта пиво «Клинское»!! – орёт в микрофон конферансье Пелдис Вельш. – Пусть последним, что вы почувствуете, будет вкус пива «Клинское «Светопреставление»! «Клинское» forever! А теперь единственный и неповторимый, наш богоподобный гуру Лев Львович Расчёскин, с новой, написанной как раз на наш случай песней! Встречайте! Вот он, божественный!

У Расчёскина бакенбарды а ля Пушкин, он по обыкновению обдолбан.

В последний раз я вижу эти сте-е-еепи,
В последний раз я вижу Будду на кресте-е-е!
В последний раз несуществующее кепи
Болтаться будет на моей елде!
Я Будда сам. И что вдвойне отрадно
Отдашься мне, печальная страна…

Заслышав томно блеющий голос Гуру, зрители ревут от восторга, заглушая кумира.

Щёлк.

– …Гриша Пердун и группа «Песни плюс», Эльвира Базланова и многие другие. «Конец Света на НТВ». Проведите последние минуты с нами. А пока, для разогрева, ансамбль «Педик Кроль». Не кажется ли вам, любезные, что из-за подобных пи***в мы и погибли? Впрочем, какая теперь хуй разница! Илюша Залупенко, аплодис…

Щёлк.

– …ит-парад «Последняя десятка», и с вами в последний раз ваша распроперетраханная Маша Мессалиновская. Проведите оставшиеся часы жизни так, чтобы не было стыдно перед лицом вечности. Лично я собираюсь сегодня трахаться, трахаться и трахаться. И принять смерть с тремя чл…»

Щёлк.

Христос выключил телевизор, оставшись в полной темноте. Отложил пульт. Вздохнул. Откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ

– Ну здравствуй, дитя! – проговорила мать церемонно. Она подкрасила с утра брови и губы – совсем слегка.

– Привет, мамуль! – живо отозвался сын. Высокого роста, сухопарый, пожалуй что красивый.

Они чмокнулись в щёчку.

– Наконец-то осенил своим присутствием! – Виктория Сергеевна закрыла входную дверь.

– Мамуль, дел по горло! Едва вырвался! Институт, работа, жена – продохнуть некогда, – Аристий снял кроссовки. На нём были лёгкие светлые хлопчатобумажные брюки и белая футболка без рисунка. – Тапки какие?

– Любые, – сказала мать. – Продохнуть некогда, рассказывай!

– Мам, без пизды – запара страшная! Я давно такого не помню, – оправдывался сын, и, чтобы перевести разговор, заметил: – У вас, я смотрю, тротуары опять меняют?

– А как же! Блядскому Ебланину надо же бабло отмыть! – молвила Виктория Сергеевна с яростью и презрительно. – Каждый год, блять, перекладывают! Каждый, блять!

Аристий усмехнулся.

– Тебе не кажется странным, мам, что мы как бы из интеллигентных семей – а материмся хуже сапожника?

– Времена, нахуй, такие! – развела мать руками, а сын расхохотался.

– Слышал бы тебя дедушка! Профессор Власьев умер бы от эстетического шока!

– Умер и без нашей помощи, – вздохнула Виктория Сергеевна. – И слава Богу! Не дожил до этой хуйни! Он бы сейчас лаялся не хуже нас с тобой.

– Не думаю, – не согласился Аристий. – Он был по-настоящему интеллигентным человеком. До корней волос. Это всё равно как Набоков бы заматерился.

– Ты ещё Лихачёва приплети! – поморщилась мать.

Аристий был единственным ребёнком. Виктория Сергеевна родила в совсем ещё несознательном возрасте, задолго до первого замужества, и можно сказать чудом не отдала сына на воспитание государству – на том, чтобы оставить мальчика, настоял её отец, уже упоминавшийся профессор Власьев. Не прилагая к тому никаких усилий, Виктория Сергеевна прекрасно сохранилась к 38 годам и выглядела старшей сестрой сына.

На кухне Аристий выложил из пакета на стол коробку «Рафаэлло», кусок дорогого пармезана, полбатона «дымовского» сервелата, бутылку аргентинского вина и металлический кувшинчик водки «Danzke».

– А дядя Вася где?

Викторию Сергеевну всю так и перекосило:

– Не называй его так, ради всего святого! Я 150 раз тебя просила! – молвила она с досадой. – Василий, Василий Петрович, Сурдин, просто Вася, наконец!..

– Ну ладно, ладно! – испуганно проговорил сын. – Я забыл, извини!

– Дядя Вася, блять! – с усмешкой потрясла мать головой. – Верх пошлости! Ты же взрослый женатый мужик, Аристий!