Иванов как нетленный образ яркого представителя эпохи. Повесть
Наталья Тимофеева
Я никогда не пряталась за буквами ЛГ, – что видела, то и писала. Думаю, так происходит со всеми, ведь невозможно живописать то, чего никогда не было, но большинство пишущих боятся признать себя в зеркале написанного ими, а моя биография вся в моих книгах. Я не стараюсь быть лучше того, что я есть. Судить читателю. Книга содержит нецензурную брань.
Иванов как нетленный образ яркого представителя эпохи
Повесть
Наталья Тимофеева
© Наталья Тимофеева, 2024
ISBN 978-5-0062-1830-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Меня часто спрашивали, как я могла вляпаться в Иванова, что мне было ответить? Посадить спрашивальщика напротив и начать рассказывать ему про свою жизнь? Лучше бы спросили, как меня не разорвало от желания писать, решая совсем не романтические задачи. Но, всё по порядку. Вначале про любовь. Меня отправили в командировку в составе пяти человек, мы были из разных бригад нашего ОКБ. Мужчин трое, да нас, женщин, два экземпляра лучших представителей человечества. В поезде ко мне начал приставать один из сотрудников, решивший, что, раз он вырвался на свободу из тисков семейной жизни, теперь ему можно всё. Однако, получив по мордасам, на какое-то время он успокоился, попутно обозвав меня «белоснежкой». Я в долгу не осталась и сказала, что они все – три гома. Умею я наживать себе врагов.
Мне было двадцать пять, Асе Кравченко – под сорок. Поселили нас в общежитии от фирмы Антонова, это был одноэтажный дом с длинным коридором и единственным душем. Сразу «с колёс» мы вышли на работу.
И вот я захожу в бригаду, и мне указывают на ведущего, который будет руководить моими трудовыми подвигами. Он отрывается от кульмана, поворачивается ко мне, и я вижу его глаза. Они сияют. Высокий молодой мужчина, стройный до худобы, с чёрными волосами и ямочкой на щеке, он смотрит, как я иду к нему по проходу и улыбается. Чистый Голливуд, любовь с первого взгляда.
Игорь Душутин был инженером от Бога, за его быстрым умом могли угнаться немногие. В Киев он приехал из Узбекистана, а туда его семья попала ещё в эвакуацию. По его словам, он находился в состоянии развода с женой, так как женился «по залёту», как теперь принято говорить. Не знаю, было ли это правдой, с высоты своих лет я понимаю, что у мужчин не так уж много вариаций для охмурёжа, и все они на удивление однообразны. А тогда, откуда мне было это знать. Короче говоря, роман закрутился быстро, он развивался по экспоненте и был красив, как и полагается любовным романам. После работы мы ходили по Киеву, по его неожиданно разнонаправленным улицам, менявшим свою высоту, я была, как зачарованная странница, попавшая на другую планету.
Киево-Печерская Лавра, театры, художественные салоны, мост через Днепр, парки, – мне трудно представить, что всё это теперь находится в страшной опасности. Надо быть полным шизоидом, чтобы покуситься на этот прекрасный приветливый город, когда-то принявший меня, как родную.
Однако, вернёмся к нашим московским баранам. Троица решила, что я переступила черту, влюбившись в киевлянина, ведь это для их плотских утех я поехала в командировку, а потому, они стали делать мне гадости: перекрыли холодную воду в душе, когда я мылась, намазали какой-то дрянью дверную ручку, за которую схватилась Ася, разлили на моей постели тройной одеколон, настригли на простыню щетину от сапожной щётки… При этом они ржали, довольные своими проделками. А ведь это были взрослые мужики, а не пионэры в красных галстуках, хотя…
Девочки из Ташкента, которые, как и я, приехали в Киев заработать денег, пригласили меня перебраться к ним, они снимали двухкомнатную квартиру неподалёку от завода. И мы зажили вчетвером. До сих пор я помню, какие шикарные манты готовила Нонна. Мы вообще были дети разных народов. Светка – белоруска, Галя – украинка, Нонна – еврейка, я – типарусская, в которой намешано столько, что дух захватывает.
Игоря девчонки приняли сразу, он не мог не нравиться. Остроумный, интеллигентный, чуткий, готовый прийти на помощь в любой ситуации.
Ну и, конечно, однажды они оставили нас наедине.
– Я думал, что я уже импотент, – сказал Игорь, – ты волшебница.
Какая я к чёрту волшебница, я просто любила его до дрожи, вот и всё волшебство. В моём рабочем столе иногда появлялись изумительные вещицы, которые мне понравились в процессе наших посещений худ. салонов. До той поры мне никто ничего подобного не дарил, да я и не взяла бы от чужого человека дорогих сувениров.
Где-то в России, в деревенской глуши, где я провела последний год жизни в стране, остался висеть на стене глиняный человечек, прикрученный к деревянной скрипке…
Командировка закончилась вместе с зимой, Ася-таки закрутила роман с одним из трёх гомов, она плакала, каялась, я ей сочувствовала, но в сердце у меня жила белая птица любовь. Вот она, только руку протяни – и здесь. Игорь прислал денег на авиабилет, – он приглашал меня на цветение каштанов. И я полетела. Поселилась я у своих новых подружек, они ещё оставались в Киеве, мы с Игорем погуляли по городу, наслаждаясь весенним теплом, и он пригласил меня на пляж, куда пришёл с сынишкой. Меня удивило, что это мальчик лет семи. Если Игорю тридцать семь, то какой это «залёт» одноклассников? Я гнала от себя дурные мысли и ничего не спрашивала. Но мимолётная горечь уже подкрадывалась к сердцу, ведь маленький ушастик не был ни в чём виноват, видно было, с какой нежностью Игорь относится к сыну.
Шёл третий день моего пребывания, мы решили пойти в кино. На обратном пути в вагон метро забежало невзрачное существо с огромными ушами, я даже не сразу поняла, мальчик это или девочка, оно было в джинсах на кривых ногах и в бандане на чёрных волосах, затянутых в хвост. Существо кинулось ко мне с воплями: «Ах, ты, проститутка! Ты знаешь, что у нас ребёнок! Да я убью тебя!» И тут я поняла, что это жена Игоря. Контраст был настолько велик, что я застыла на месте. Люди стали озираться на нас, так как существо начало пулять отборным матом. Тут поезд остановился, Игорь подхватил свою жену и вынес её из вагона. Я поехала дальше.
– Девочки, некогда объяснять. Игорь приедет, скажите ему, что я отправилась в аэропорт, пожалуйста, не выдавайте меня, я – на вокзал! Побросав вещи в сумку, я расцеловала девчонок, пригласив их в гости, и Светка поехала меня провожать. Позже она-таки доехала до моего Дмитрова, и пожила у нас неделю. Ох, и певунья она была, и плясунья! Но сейчас мне было не до песен, – слёзы душили, и я еле сдерживалась, чтобы не зарыдать во весь голос. Здесь были и стыд, и боль, и злость на себя, – как я могла поверить, как, мне же не восемнадцать лет! Но любовь ослепляет и не таких дур, как я.
В кассе билетов не было, но проводница и начальник поезда поняли, что у меня что-то случилось и посадили в вагон. Дорогие мои киевляне, как же я люблю вас! Ваше радушие и способность откликнуться на чужое горе я запомнила на всю оставшуюся жизнь. Пусть пошляки посмеются надо мной, я знаю, чего они стоят. Москва давно превратилась в гнездо алчности и равнодушия, ей только и надо, что сожрать человека, обглодать его до скелета и выплюнуть в Москва-реку, превращённую в отравленный поток. А когда-то в ней даже стерляди водились… Ну, ладно, это ещё не конец истории.
Мать в свойственной ей манере утешала меня, мол, другого найдёшь, побольше поплачешь, поменьше… ну вы знаете. А Игорь приехал через несколько дней, встал на колени, и сделал мне предложение, сказав, что ушёл от жены.
– Она следила за нами, пока ты была в Киеве, ходила по пятам. Её отец – большая шишка на нашем заводе, ему сразу доложили, что я могу уехать с тобой.
– Ты точно уверен, что готов это сделать?
– Да. Только ты люби меня, я без тебя никто и ничто! Давай поедем на море, возьми отпуск.
И я взяла отпуск. Начальство было недовольно, однако я накопила отгулов ещё на месяц и могла забить на работу даже за свой счёт.
Вернувшись домой, я застала Игоря, лежащим на диване, бабушка приводила его в чувство.
– Что случилось?
– Да плохо ему стало, не пойму, в чём дело. У него тут какие-то таблетки, он их с собой привёз.
– Надо скорую вызывать! Я сейчас сбегаю!
Игорь открыл глаза и взял меня за руку:
– Не надо скорой. Я завтра уеду. У меня почки больные. Моя жена знает, что надо делать.
Я отвернулась и пошла плакать дальше, но слёзы задержались в пути или я их уже выплакала…
Наутро мы с Игорем молча доехали до Москвы, от вокзала взяли такси, у метро Аэропорт я вышла. Всё было кончено, птица любовь помахала белым крылом с чёрной отметиной. Я полезла в карман за платком и обнаружила там сто рублей. Отступные? За кого он меня принимал? В бригаде все вытаращили глаза, мол, ты же в отпуске! Я еле доработала до конца дня. Трижды звонила из Киева жена Игоря и кричала в трубку, что меня уволят без выходного пособия.
Через месяц в наше КБ приехали ребята из Киева, они сказали, что про меня часто спрашивает уборщица баба Клава:
– Где же та дивчина с цигаркою? Гарная така, ходила, як королевна на своих каблучищах! Приедет, чи ни?
Я спросила про Игоря, однако получила не очень приятный ответ. Якобы он долго болел, сотрудники пришли его навестить, а он закрылся в туалете, да так к ним и не вышел. Его жена-армянка принимала их на кухне в одиночестве.
– Забудь про него. Мы сами обалдели от этой истории. Карьера оказалась дороже любви, только и всего. Ты же разумная девица, прими это как курортный роман.
Время шло, я выздоравливала медленно и со скрипом, перебирая в памяти произошедшее. Однажды, по прошествии трёх лет, за которые я окончила несколько курсов, посетила все московские театры и побывала на закрытых показах кино, я возвращалась домой после какой-то творческой тусовки. В метро от другой двери на меня буквально уставился интересный парень, похожий на модного тогда «индейца» Гойко Митича, я потому и обратила на него внимание, что уж больно был похож и уж больно не мигал, не сводя с меня глаз. Вначале я подумала, что его впечатлила моя шапка-ушанка из лисы-огнёвки, но, когда я вышла из метро, Чингачгук последовал за мной и сел напротив в вагоне электрички.
– Я из Ленинграда, зовут Михаил, позвольте с Вами познакомиться!
– Хм, я как-то не рассчитывала.
– Ладно Вам, я же с добрыми намерениями! Вот мой адрес, приезжайте, покажу Ленинград. Вы были в Ленинграде? – он начеркал что-то на листке из блокнота и протянул его мне.
– Нет, не была. Мой любимый город Сухуми.
– Хорошо, в Сухуми поедем летом, а пока скажите, где Вы живёте! Говорите, а то мне некогда!
– В Дмитрове. Приезжайте и Вы, покажу Вам город.
Я шутила, как, мне казалось, шутит и этот незнакомец. Назвала ему адрес, и он тут же вышел на полустанке. Слава Богу, отделалась. Чингачгук был весьма шумным и напористым. Ему бы лошадь и томагавк для полного сходства с героем индейских прерий.
Конец недели, пятница, завтра уборка, готовка, маман не даст поваляться до двенадцати, ей всегда мало одной чистоты, надо, чтобы чистота-чистота. А готовить она и вовсе не умеет, это моя обязанность.
Проснулась я от настойчивого звонка в дверь. В комнату влетела маман и грозным шёпотом прорычала:
– Там к тебе пришли! Шесть утра, с ума сойти, даже я в субботу так рано не встаю!
В дверях стоял Миша-Чингачгук с букетом и тортиком в руках.
– Я приехал посмотреть Ваш город. Как Вас хоть зовут-то?
Тут высыпали все, – бабка с дедом тоже проснулись от настойчивого трезвона. Звонок у нас был очень ехидный, ещё со старой калитки.
Пришлось ставить чайник и начинать день с Мишиного тортика.
– А ничего посущественнее нет?
– Есть сыр, колбаса, масло…
– Давайте всё, понравится, женюсь.
Ну и наглец, только его здесь не хватало! Но было занимательно. Этакий Тунгусский метеорит, ворвавшийся в мою театральную жизнь.
Бабка была довольна, что у меня появился такой интересный кавалер, она была не чужда авантюризма, дед хмыкал и почёсывал лысину, а мать… Кто её знает, притворяться она умела, я редко угадывала, что у неё на уме. Таинственная персона, зацикленная на внешней чистоте.
Откуда в мире столько моралистов, если морали в принципе никто не придерживается? Моя мамочка – моралистка ещё та. Не так давно я спасла от неё одного сбитого лётчика, которого она подцепила в санатории. Он уже собирался разводиться и переезжать из Мурманска в наши Палестины под крылышко моей матери, которая изображала нежные чувства к седовласому дядьке, затянутому в корсет. Связь они решили держать через меня, лётчик позвонил мне на работу, и я, зажав трубку рукой, популярно объяснила, что ухаживать здесь за ним никто, подобно его жене, не станет. А потому не стоит неудачно катапультироваться во второй раз.
– Ты серьёзно, девочка, или в тебе говорит ревность?
