Бабушке
Пимы, доха, пуховый полушалок,
Под ним платочек штапельный в горох…
Молитвы под иконами шептала,
И осуждала горьких выпивох.
Добротно, основательно, серьёзно
Бралась за все домашние дела.
Считать в уме умела скрупулёзно,
Но «грамотной сродяся не была».
Почти с пелёнок в поле помогала,
Усвоив опыт чуть не с молоком…
Потом сама детей своих рожала
И семерых родила чередом…
Пережила и войны и разруху,
Хлебнула недостатка и беды,
Семьёй делили скудную краюху,
Крапивных щей сварив для «вкусноты».
Похоронила мужа слишком рано —
Недолог был тогда мужицкий век,
Ни разу не бывала в «лесторанах»,
Не признавала «химий» и аптек.
Крючком вязала чисто виртуозно,
Ведя узоры просто от души.
Из печки русской вечером промозглым
На стол метала «с пылу» беляши.
А после нам, внучатам, песни пела,
И тот старинный песенный напев
Сейчас я вспоминаю то и дело,
Сама уже изрядно поседев.
Как нитку бус из старого комода,
Тяну воспоминаний бечеву…
Шепчу в туман потрёпанного фото:
«Спасибо за любовь и за заботу!
Пока, родная, помню, я живу!»
Про колбасу
Мне сейчас бы опять колбасы,
Той, из мяса, с кусочками жира,
Что бросала в пакет на весы
Продавщица крикливая – Ира.
Кудерьки под простым колпаком
(Пережжённая «химия», видно)…
Госторговли советский геном
Через облик сквозит очевидно.
Переждав человек пятьдесят,
Не устав очень сильно при этом,
В мир, где солнца осколки слепят,
Мне бы выскочить ветреным летом.
Положить в холодильник пакет
И помчаться к давнишней подружке,
А потом в предзакатный «обед» —
Молока деревенского кружку,
Аппетитного хлеба кусок,
Пару «думок» в потёртое кресло…
И вприкуску к колбаске – лучок,
А по телеку – старые песни.
Впереди – беззаботная жизнь,
Все родные здоровы и живы…
Ты, пожалуйста, только продлись,
Этот миг непомерно счастливый!
…Но вращается шарик земной
И глумится ответ над вопросом,
Где найти колбасы дорогой,
Той, из детства, по два девяносто…
* Думка – маленькая диванная подушка.
Городские голуби
Городские голуби, сытые и наглые,
Могут сесть на голову или на капот.
Их не держат веточки клёна или яблони,
А нагадить запросто могут прямо в рот.
Памятники бедные в их засохшей кашице,
Негодует Куйбышев, матерится Фет…
Не поётся Джексону (кстати, и не пляшется),
Все сошлись во мнении, птицы – это вред.
Александр Сергеевич в котелке и с тросточкой
По ночам отскабливать пятнышки привык,
Чистится и чистится до последней звёздочки
К ужасу безмерному разных забулдыг.
Но когда поднимется стая в небо синее,
Крыльями лавируя в солнечных лучах,
Не найти поистине зрелища красивее!
Городские голуби – это, братцы, ах!
Голубиной верности можно позавидовать,
Голубиной нежностью растопить бы льды!
И за это можно им прегрешенья скидывать…
Просто своевременно закрывайте рты!
Это всё-таки, братцы, Урал
Облака зацепились за флюгер
И повисли сплошной пеленой,
Засвистели метели и вьюги
Над моею родной стороной.
На повестке морозы под сорок
И седая застывшая даль,
Всюду зимний заснеженный морок…
Не на шутку взбесился февраль!
На деревьях мохнатые шапки,
У прохожих замёрзли носы,
Тут любой передёрнется зябко,
Когда иней проникнет в усы.
Серебром покрываются пряди…
Ах, мороз, ну, какой же нахал!
Но никто не взывает к пощаде —
Это всё-таки, братцы, Урал!
Виноваты осень и зима
Нас с тобой по разным сторонам
Развела судьба давным-давно,
Без каких-то там особых драм,
Как бывает в жизни – не в кино.
Каждый человек не без греха:
Право на ошибку есть у всех…
Не сложили вместе мы стиха,
Не услышал ты мой звонкий смех.
Не застал нас дождик проливной,
Миновали тёплые ветра,
Не накрыло ласковой волной…
Завтра превратилось во вчера!
Вместо счастья – бурый листопад,
А потом занудная метель…
Ты мне стал не очень-то и рад,
С облегченьем я закрыла дверь.
Заблестела инея кайма,
Затянуло мир бесцветной мглой,
Виноваты осень и зима…
И ещё немного мы с тобой.
Одноклассникам
Вы стали такими большими и чуточку важными,
У каждого уйма хлопот и насущных забот.
Уже не волнуют вас сильно проблемы пустяшные —
На тропках судьбы вам хватает покруче невзгод!
Нас, каждого, жизнь, как положено, вдоволь помучила…
Без этого в жизни, похоже, ну, просто никак!
Кого-то побила, кого-то сурово завьючила,
Не дав на дорожку с собой даже гнутый пятак.
Спасались, порой, не делами – одними молитвами,
Штормам вопреки выплывали с глубокого дна,
Ходили по мостикам с острыми злобными бритвами,
И в горы карабкались так, что горела спина.
Степенные люди, уже «осчастливились» внуками…
Любуюсь частенько, друзья, я на вас в соцсетях.
А сердце в такие минуты мятежными стуками,
Опять сомневается в прожитых мною годах.
Не знаю, как вы, а я та же девчонка весёлая:
Короткая юбка, пытливый доверчивый взгляд.
На карте глобальной Алжир «окрестила» Анголою
Каких-то лет сорок (не так уж и много!) назад…
А внук, не стесняясь, зовёт меня «милая бабушка»
И просит примерить мои дорогие очки.
Читаю ему про Мышонка и Курочку-Рябушку,
И бегаем с ним мы частенько наперегонки.
А, может, и мне кто-то в спину подумает: «Важная…»,
А кто-то шепнёт: «Постарела!», не видя давно.
Наверное, им невдомёк, что душа – не витражная,
Что сердце всегда человеку даётся одно!
Нас гонит по жизни листком, прилетевшим на «классики»,
И времени бег не замедлить, конечно, увы!
Я помню о вас, дорогие мои одноклассники!
Я точно такой же осталась, ребята!
А вы?
* Классики – игра на асфальте, расчерченном мелом на квадратики.
Не держи!
