Я мысленно пожелала отправиться Илье к своим сородичам – рогатым и хвостатым жителям преисподней, вылезла и открыла дверь.
– Долго ты здесь будешь замачивать себя как грязное белье? – начал он прямо с порога.
– Пока не стану чистой, – на зло ему я снова залезла в ванну, не желая отдавать хотя бы это.
Впрочем, ему она была и не нужна. Он давно принял водные процедуры и дышал чистотой. Руки снова схватили губку и начали водить по телу безо всякой пользы. Илья сидел на краю ванной и водил по мне глазами. Я усиленно таращилась на тело, избегая взгляда, и водила губкой по коже, только причиняя боль однообразными движениями. Как и предполагала, кожу было не отмыть от воспоминаний.
– Не знал, что девушки так легко забывают женихов, – вдруг сказал он.
Я замерла и уставилась на кареглазого брюнета. Ударил он больно, того и добивался. Только вместо слез и терзаний во мне закипела злость и ненависть к нему, и я ударила его тоже.
– А я не знала, что родственные связи могут приобретать такую уродливую форму.
Он замер и уставился на меня еще пристальнее, задышав глубоко. И вдруг, абсолютно неожиданно, его замершее тело дернулось, а я оказалась головой в воде. Его рука усиленно давила сверху, мои забили от страха непонятно по какому предмету, но я не могла освободиться. Воздух почти исчез из легких, а я все била руками, голову глубже опустили в воду безо всякого сострадания. Кое-как нащупав пробку, я выдернула ее, и вода стала медленно спускаться вниз по водосточной трубе.
Он, наконец, отпустил, и я закашляла, вцепившись в ванну остервенело. Мужчина встал, абсолютно не обращая на меня внимания, вальяжно прошел к двери, схватил полотенце, вытер руки и швырнул его прямо мне в лицо, закрыл за собой дверь. Я тряслась, но не от страха, а от злости, понимала, что с каждой минутой ненавижу его все больше. Просидев еще немного в пустой ванной, замерзнув и окончательно расстроившись, я вылезла, начав кутаться в полотенце. Злость играла в венах. Я подошла к зеркалу, взглянула на себя и принялась за утренний туалет, взяла расческу, полотенце и стала сушить, а потом излишне аккуратно и изысканно укладывать волосы в пучок.
Из ванной вышла через гардеробную, влезла в свое полупрозрачное черное платье, стукнула в сердцах кровать, но все же заправиле ее, и покинула спальню очень неудачно – прямиком наткнулась на хозяина. Илья окинул меня взглядом и грозно рявкнул.
– Завтрак приготовь, я скоро.
Он накинул куртку. Хлопнула дверь, хозяин исчез. Я вздохнула, пошла на кухню, пожелав ему одновременно свалиться с лестницы, сломать себе шею, быть сбитым автомобилем и получить сердечный приступ прямо посередине улицы. Достав кастрюлю и налив воды, уставилась на содержимое холодильника. Набор продуктов был неинтересен. Глаза бегали по полкам, не пробуждавшим никакого желания ни то, что готовить, даже есть или смотреть, и вдруг попалось молоко. Я улыбнулась, схватила пакет, резко захлопнула дверцу холодильника. Вылив воду, налив молока в кастрюлю, открыла дверцы шкафа. Пришлось шарить по полкам минуту, другую, пока не обнаружилось искомое. Насыпав содержимое красной пачки прямо в закипающее молоко, я еще раз улыбнулась и стала помешивать варево. Посолив и добавив немного сахара, я мешала по часовой стрелке, и с каждым кругом у меня поднималось настроение. В завершении, чтобы сюрприз не сразу стал понятен, я сыпанула ванили, чей запах мгновенно разнесся по кухне, выключила огонь и стала ждать.
Минут через пятнадцать Илья вошел в кухню, кинул на стол сверток и сел за стол. Его взгляд был устремлен в окно и сосредоточен. Он подпирал рот кулаком и все больше хмурился, раздумывал напряженно и отрешенно, и мне стало понятно, что положение у него, а значит и у меня – не из лучших. Я достала конфитюр из холодильника, вытащила круассаны из пакета и поставила перед ним тарелку. Он повернул голову и замер.
– Что это?
– Овсянка, сэр, – ложка опустилась на салфетку.
– Ты издеваешься? – блеснули сталью его глаза.
– Каша – очень полезный для организма продукт, – улыбнулась едко я и открыла конфитюр, поставив поближе. – Особенно с утра.
Он смотрел на меня со всевозрастающей яростью, но молчал, демонстративно закатал рукава свитера, взял ложку и зацепил кашу. Я уставилась на него во все глаза, подперев голову руками, сидела рядом и действовала на нервы. Ел он, с трудом глотая каждую ложку, но все же ел. Единственное, что не делал – не смотрел в мою сторону. Единственное, о чем жалела я, что манки в его кухне не нашлось, только овсянка. После того как ложка опустилась в пустую тарелку, я встала, забрала пустую тарелку, отнесла в мойку и налила кофе.
– С молоком и без сахара, – донеслось мне.
Рука поставила перед ним чашку. Вторая часть завтрака явно была более приятной для него. Он мазал круассаны маслом и джемом, и продолжал пялиться на меня, благо я стояла у мойки, а не рядом, и хоть как-то отгораживала себя от его карих глаз. Единственное, что занимало мозг сейчас, как поиграть у него на нервах. Светлых идей в голову не приходило.
– Сваришь еще раз, заставлю саму все съесть, – тихо и с угрозой произнес его голос.
– Не нравится – не ешь, я в поварихи не нанималась, – огрызнулась я с большим удовольствием.
– Язык вырву, – ответил он на колкость.
Я разозлилась и, обернувшись, показала язык. Он замолк, а я почувствовала его взгляд затылком.
– Нравится быть красивой даже с утра? – прозвучал неожиданно вопрос.
Эти слова произнесли как-то странно тихо, от чего я чуть не обернулась снова. Смысл был трудно уловим, но подтекст явно имел место. После продолжительной паузы, Илья зашевелился и встал из-за стола, желая продолжить странный монолог. Я замерла, приготовилась к худшему.
– Одевайся, пойдем на прогулку, – твердо приказал мужчина.
Я подняла на него глаза.
– Пусть и другие посмотрят, – схватив меня за подбородок, тихо и неласково произнес он, зло глядя глазами цвета раухтопаза.
Рука резко отпустила, грубовато, с долей пренебрежения, и он отошел. Я нехотя пошла за ним, туфли, пиджак натягивала с неохотой, постоянно вздыхала, мечтая убить его прямо сейчас. Он открыл дверь, пропуская меня вперед, шагнул следом. Лифт встретил своей легкой, ажурной ковкой, тускловатым светом, гулким шумом. Хоть он был стандартным для парижских домов конца восемнадцатого, девятнадцатого веков, мне жутко не хватало места, чтобы делить его с другим человеком, но причина была скорее в том, что я ехала в нем с Ильей. На первом этаже, после небольшого толчка, он остановился и выпустил из своей пасти на волю, что позволило отойти хоть на какое-то приемлемое расстояние от Ильи.
Погода стояла просто волшебная, солнышко грело камень старых зданий, асфальт, жителей города, еще кое-где зеленые деревья на бульварах и в парках. Золото разливалось повсеместно, ничуть не смущаясь того, что уже осень. Дома как картинки пробуждали романтическое настроение и удивляли красотой, сколько я ни старалась отгородиться от прекрасного пейзажа, напоминая, что стоит думать о другом, не могла не пропитаться атмосферой. Париж, даже против желания, влюблял в себя, очаровывал и затягивал все сильнее с присущим только французский столице шармом и легкостью. Народу было много, хотя и не достаточно, чтобы потеряться в толпе. Кафе с плетеными столами и стульями приветливо кивали по дороге, сидевшие мало обращали внимания на прохожих, отовсюду доносилась французская речь, чем-то вроде гула, а мои ноги обивали парижские улицы без какого-либо энтузиазма. Илья шел рядом, скрыв глаза за темными очками, серьезный, сосредоточенный в своих мыслях, сильно нервировал, от чего две маленькие родинки возле каждого уголка его рта подрагивали. Я с каждой секундой убеждалась в бессмысленности этой прогулки для себя, понимала, что попусту теряю время, поддаваясь его желаниям, мотивы которых прятались где-то в его голове, и мне были недоступны.
Мы направились на набережную, прошли весь шестнадцатый округ вдоль и поперек неспешной походкой, практически вернулись обратно к дому, и на протяжении всей прогулки Илья смотрел на меня через очки неотрывно, смотрел, словно изучал каждый сантиметр на моем теле, раздражая меня. Вдалеке замелькал мост с пристанью для прогулочных трамваев. Через пятнадцать минут мы стояли на борту, глядя на блестящую воду и проплывающие мимо дома. Мне становилось все больше не по себе, ветер дул так неласково, что я начала мерзнуть, кутаться в бежевый пиджак, не имея иного способа согреться. Время потянулось бесконечно долго.
Мы в пятый раз проплывали знакомым маршрутом, картинка приелась настолько, что спокойно можно было определить время, через которое появится какой-нибудь пейзаж. Илья смотрел вдаль и думал. Я, устав бегать глазами по сторонам, смотрела на хмурое лицо спутника, пытаясь пролезть ему в голову. Точно определить его мысли я не могла, но приблизительно они заключались в одном: он не знал, что делать. И усиленно думал, хмуря лоб, смыкая брови, от чего взгляд становился грозным, а лицо угрюмым.
– Перестань, – тихо и твердо сказал его голос.
Я не отвернулась и продолжала созерцание лица, становившегося все угрюмее. Он повернулся и еще раз повторил.
– Не смотри на меня.
Я вздохнула и исполнила его просьбу своеобразным способом: медленно встала, отошла в другой конец трамвая, обняла себя руками и стала мерзнуть от страха. Его план действий перестал меня интересовать, потому как, мне следовало подумать о своем. Беготня с Полем особой пользы мне не принесла, найдется ли та, за кого меня приняли, тоже неизвестно, посему следовало отвязаться от Ильи как можно скорее и вернуться в Москву к жениху. Вот только это казалось мне самым сложным, потому как флешку я ему не отдам. Хоть бы что-нибудь случилось, чтобы у него еще больше голова опухла от проблем. Как было бы хорошо, если бы он забыл о моем существовании, как делал на продолжении всех этих долгих лет своей жизни заграницей. Стоило подумать о счастливых моментах, как виновник бед тут же возник за спиной. Широкие плечи зависли над головой, темно-карие глаза забегали по телу, оставляя ощущение, будто по коже проскальзывает лазер. Я решила язвить.
– Хочешь столкнуть меня за борт? – высказала я предположение резко.
– С чего ты взяла? – произнес голос весьма спокойно.
– Ты так зло и плотоядно смотришь, что мурашки бегут по коже, – поежилась я.
– Тебе просто холодно, – сказал он, и вдруг встал вплотную.
Я вздрогнула и сжалась в комок внутри, даже объяснить ему не могла, насколько страшно было находиться рядом с ним. Даже те похитители не пугали меня сильнее, чем одно его приближение. Я каждый раз мысленно прощалась с жизнью и ждала физической расправы, как только он дотрагивался. И он не медлил: кожа на шее ощутило прикосновение пальцев, которые медленно скользили вверх, к уху, к волосам.
– Посмотри на меня, – тихо произнес голос.
– Ты просил не смотреть на тебя, – так же тихо ответила я.
– Посмотри, – тихо произнес его голос.
Я медленно повернулась и подняла на него глаза. Рука осталась греть кожу на шее, глаза впивались в мои. Он молчал и пристально смотрел. Потом вторая рука легла на кожу с другой стороны, окольцевав шею. Было непонятно, почему он так въедливо смотрит на меня.
– Отдай мне то, что взяла, – произнес очень тихо и настойчиво бархатный голос.
У меня опять упало сердце. Ничего не изменилось, опять обвинения грозили отравить жизнь. Я инстинктивно шагнула и уткнулась ему в грудь.
– У меня ничего нет, правда, – тихо-тихо произнесла я.
Он замешкался ненадолго, затем руки оторвали меня от его груди и потащили вон с палубы. Спустя минут десять мы стояли на земле – прогулка была окончена, о дальнейших планах я не знала. Мне изрядно все надоело: полдня скитаний по Парижу, никакой информации, Илья злится.
Пешая прогулка началась снова. Прочесав как минимум еще километров пять, уже не знаю, то ли это были пытки, то ли ему так лучше думалось, но мы дошли до очередной улочки. Илья зашагал быстрее и приземлился секунд через двадцать на плетеный стул. Я вздохнула и также присела за столик кафе. Здесь практически никого не было, официант подошел очень быстро, принял заказ и удалился. Илья в ожидании стал отбивать дробь, я дышала воздухом, за столико вдалеке сидела влюбленная парочка, разговаривая о чем-то о своем. Затем официант появился снова, поставил чашки на стол, на кайме которых тут же заиграли солнечные лучи. Илья только хмурил брови и даже не взглянул на заказ. Молчание продлилось еще минут на десять, вплоть до того момента, когда зазвонил мобильный. Его рука потянулась к карману, вытащила телефон. Илья уставился на панель, сомкнув брови на переносице еще сильнее. Я мешала ложкой жидкость в чашке безо всякого желания пить, исподтишка смотрела на мужскую руку с телефоном, который продолжал звонить. Брови над карими глазами продолжали быть сомкнутыми – отвечать на звонок мужчине явно было не с руки. Он потер рот пальцами и неожиданно глянул на меня. Глаза встретились, и я поспешила опустить свои обратно на чашку. Илья вперился в меня под звуки неутихающего мобильника и окончательно решил не поднимать трубку. Он смотрел невыносимо пристально. Звонок стих, и мне пришлось поднять глаза. В его голове были мысли, которые мне интуитивно не нравились.
– Ты закончила? – спросил он, посмотрев на чашку, в которой стоял остывший кофе.
Мне взгрустнулось.
– И долго мы так бесцельно будем бродить по Парижу? – не выдержала я, начав язвить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70285717&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
