Элена Доровских "Чудодеи Лук-у-Морья"

– Ква-ква!!! (Обычно на ужин я предпочитаю «Филе миньон с фуа-гра под соусом из лисичек», ну в крайнем случае «Гратен Дофинуа», а на десерт морковное суфле, но полагаю, что именно сегодня у меня будет веский повод стройнить талию.)

– Слушай, я на чердаке видел паука, хочешь принесу?

– Ква-ква-ква!!! (Если ты посмеешь притащить мне эту гадость, я тебя убью. И не просто убью, а с превеликим удовольствием вначале четвертую и по кусочкам в поле раскидаю. И уж только потом пойду с моста топиться. Но непременно в этой последовательности!)

– Не хочешь паука? Подожди, я придумал, – крикнул Ванька, выбегая из комнаты.

Василиса готова была разрыдаться. Очень жаль, что лягушки не умеют плакать, ибо ей хотелось это сделать неимоверно. Конечно, Ванька не виноват, что хотел накормить её мухами и пауком. Он же думает, что она обычная лягушка. А лягушки только такую еду и едят, ещё с превеликим удовольствием. Но она же не лягушка. Она голодная, несчастная заколдованная девочка, которая хочет только одного – поскорее избавиться от этой ненавистной образины. Вот на кого Лиса по-настоящему злилась, так это на академика Баюнова. Это благодаря его дурацкой «озарённой» идее, она торчит в этой банке одна и в темноте, без единой крошки во рту и надежды на спасение. У бабушки её взаперти бы не держали, как минимум вкусно накормили. Да просто хлеба хоть дали.

В этот момент большие хлебные крошки упали на дно банки. Хлеб был еще совсем тёплый и пах так притягательно, что Василиса, не задумываясь, начала уминать его за обе лягушачьи щеки.

– Ну вот. Хлеб ты ешь, уже хорошо. Значит будет, чем тебя покормить, – Ванька прямо весь светился от радости, – Было бы неправильно уморить тебя в гостях с голоду.

На Василисино счастье порывов накормить ее ни живой, ни мертвой живностью у Ваньки больше не наблюдалось. Три раза в день ей перепадали свежие хлебные крошки. Жить, хоть и безрадостно, всё-таки было можно. Василиса стойко ждала понедельника.

Самого Ваньки дома практически не было. То он с одноклассниками был на тренировке по чаробою, то помогал Родьке Соловьёву настроить звуковую аппаратуру для предстоящего бала, то за городом дрессировал Сергея Волкова в зверином воплощении, прививая последнему хорошие манеры.

****

В воскресение, аккурат в обед, по княжескому терему пронесся с грохотом разбушевавшийся ураган – это истошным криком вопила Несмеяна Царёва:

– Да как они посмели! Я же не успею подготовиться!

По комнатам, лестницам, коридорам мгновенно заметалось множество ног.

Ванька, как раз кормивший попугая, выглянул из-за двери – Несмеяна, ты чего так раскричалась? Пожар что ли какой приключился? Или у тебя опять очередная сумка из моды вышла?

– Они бал перенесли. На сегодняшний вечер. Видите ли, на завтра в школу назначен визит соседнего посла – не до балов им там будет.

– Ну и что, сегодня так сегодня. В чём повод для крика?

– Ты совсем что ли, не догоняешь?! Я собраться не успеваю. А мне там нужно быть во всей красе, у меня на кое-кого большие планы.

– На кого это?

– Не твое дело. Иди одевайся. Будешь меня сопровождать или я отцу нажалуюсь, что ты меня одну бросил.

С этими словами Несмеяна, ни на децибел не снижая уровень громкости, понеслась раздавать указания многочисленной царёвской челяди.

Ванька пожал плечами и вернулся в комнату. Спорить с Несмеяной было бесполезно, да и оправдываться перед с отцом не хотелось. Бал, так бал. Жаль, конечно, было пропустить редчайший звездопад, но пойти на бал, у Ваньки был свой, личный повод. Там же будет… В этом месте Иван отогнал от себя все мысли, потому что в таком не хотелось признаваться даже самому себе. Он не какая-нибудь девчонка. Мальчишкам вся эта «уси-пусьная романтика» по барабану. Он на бал Несмеяну сопровождает. Точка. Конечно, может быть даже станцует там с кем-нибудь, должны же быть у девочек партнеры по танцам. Может быть…

****

К вечеру все были собраны и готовы к отъезду. Хотя школа располагалась в пяти минутах ходьбы от дома, но Несмеяна настояла, чтобы запрягли парадную княжескую карету. Уж больно ей хотелось произвести неизгладимое впечатление на одноклассников. Ванька вначале сопротивлялся, потом плюнул, мудро рассудив, что пререкаться с тщеславной девицей себе дороже. Уже выходя из дома, Несмеяна обернулась и сказала: «Ваня, лягушку принеси. Вернем её сегодня. Она мне уже порядком надоела».

Иван поднялся к себе в комнату, взял со стола банку: «Прощай, лягушка! Жаль, что тебя нельзя оставить, ты такая красивая».

Василиса зарделась от счастья. Естественно, она понимала, что Ваня говорит такие слова не лично ей, Василисе Кощеевой, а королевской изумрудной лягушке. Но всё равно, ей было удивительно приятно их слышать.

Через десять минут все трое: Несмеяна, Ванька и лягушка в банке стояли перед центральным входом в школу. Возле княжеской кареты завистливо суетились братья Чудо-Юдо – Бенечка и Фенечка, чья карета была в разы попроще. Их дядя – главный банкир Лук-у-Морья Исаак Рабинович – говорил, что никогда не нужно показывать собственного богатства, даже если вы можете себе это позволить. Иначе, не успеете оглянуться, как ни показов, ни богатства. И давал племянникам положенный законом минимум. Поэтому братья всегда промышляли в школе мелкими торговыми спекуляциями, продавая или меняя всё подряд на всё подряд, или выдавая младшеклассникам деньги в долг под грабительские проценты.

– О, посмотрите, Царёв-то с невестой на бал прикатил! И где ты такую красавицу выискал? Небось, все болота в округе исходил?!

– Беня! Феня! Вы бы отошли в сторонку подобру, поздорову! А то ваши разбросанные по округе кости людям потом проходу не дадут.

Но вокруг уже собиралась толпа зевак, и братьям Чудо-Юдо отступать было некуда.

– А если ты её поцелуешь, она в царевну превратится или это всё выдумки?! – увлеченно вопил Беня.

– А если не превратится, ты её назад на болото потащишь?! – гаденько глумился Феня.

Ванька, державший банку с лягушкой на руках, чувствовал, что закипает. Наглых братьев он не боялся, но устраивать драку на потеху скучающей публике ему совсем не хотелось. Ситуацию спас возникший из ниоткуда Волков.

– Мальчики, – сказал он, обращаясь к развеселившимся хулиганам, – у вас проблемы? Могу решить – сразу и «занедорого». К завтрашнему дню вас, конечно, расколдуют, а пока проведёте этот великолепный вечер в прекрасном образе двух толстых, рыжих тушканчиков. Пополните, так сказать, своими персонами наш чудный, школьный зоопарк.

Чудо-Юдо после этих слов, как ветром сдуло – ни тебе Бенечки, ни тебе Фенечки. Умотали пакостить в другое место.

Друзья, оставив развеселившуюся толпу предаваться душещипательным сплетням и обсуждениям, пошли по школьным коридорам в сторону центрального зала.

– Серый, ты зачем им наврал, ты же не можешь превратить их ни во что, ты же их истинной сути не знаешь.

– Во-первых, Ваня, истинная суть у них на роже написана. А во-вторых, они-то про это ничего не знают. Неведы не изучают эту ерунду.

– Не скажи. Превращения – это не ерунда. Это очень интересно. Совершается полная трансформация организма. Меняется не только естественный облик, но и происходит абсолютное преобразование всех биологических систем.

– Вань, закругляй лекторий. Мне заумностей в школе хватает. Я, когда превращаюсь, ничем таким голову не забиваю.

– Поэтому у тебя в воплощении животные инстинкты преобладают, а предполагается наоборот. Ты должен чувствовать себя человеком в образе зверя.

– Я всё понял, тему можно закрывать. Слушай, Царь, а правда, зачем тебе лягушка? С лягушкой, да на бал… Странновато.

– Ничего странного, Баюнов попросил взять её на передержку из школьного зоопарка, там кажется, ремонт делали. Вот, возвращаю.

– Ванька, ты чего, какой ремонт? Никакого ремонта не было, все звери на месте. Жаль нельзя к ним еще двух тушканчиков добавить – был бы полный комплект.

– Как не делали? А зачем тогда лягушку дали?

– Всё, Ванька, твои книги не доведут тебя до добра, у тебя уже галлюцинации развиваются. Слушай, а вдруг правда: лягушка – это превращенная красавица. Поцелуешь – суженную себе красоты неописуемой заполучишь.

– Серый, кто из нас сказок начитался? Какая суженная, какая красавица? Она обыкновенная лягушка.

– Не скажи. Мне вот в детстве бабка рассказывала, что в стародавние времена бывали случаи, когда всякие там царевичи поцелуем заветным себе невест расколдовывали.

– Волков – ты дурак, что ли? Какие царевичи? Какие невесты?

– Ну смотри. Ты у нас хоть не царевич, но княжеский сын и Царёв. Можно сказать, почти в точку попадание! Лягушку тебе Баюнов тоже явно неспроста дал. Никому ничего не давал, а тебе вдруг выдал.

– Он её Несмеяне дал.

– Ну и что. На то он и академик, чтобы всё наперед предвидеть! Сейчас ты лягушку поцелуешь, и она красавицей обернется. Вот веселья-то будет. Вань, поцелуй лягушку, а? Ну что тебе стоит? Вдруг я прав? Я бы сам поцеловал, но не мне её давали, а значит, на мне не сработает.

– Сережа, у тебя не температура ли случайно или головой где приложился по неосторожности? А то бред сумасшедшего налицо. Еще не хватало мне лягушек целовать. Она, конечно, классная, королевская изумрудная, очень редкая. Я бы с радостью её у себя дома оставил – в террариуме. Но чтобы целовать, тут увольте.

– Царёв, какой же ты серьезный, такой скучный. Почему, вы неведы, в чудеса совсем не верите? Ты же хочешь исследователем стать. Где твой дух учёного? Возьми поэкспериментируй! Ну ради меня!

– Ты достал, Волков! Хорошо, поцелую я твою лягушку, чтобы ты уже отстал. Но, когда она ни в кого не превратится, я тебя по-дружески убью.

С этими словами Ванька резко открыл крышку банки, сунул руку вовнутрь и вытащил лягушку. Зажав её в руке, поднес к лицу и быстро поцеловал. Глаза лягушки были невероятно выпучены толи от ужаса, толи от счастья.

В первую минуту ничего не произошло. У Василисы защемило сердце, она-то знала, что Ваньке нравилась другая девочка, поэтому хэппи-эндов не предвиделось.

– Всё, успокоился?! Лягушка обыкновенная! – Ванька раздраженно повернулся к другу. И в эту минуту сверкнула молния, ударил гром и наступил полнейший мрак.

Глава 5

– Все живы, здоровы? – прозвучал в темноте мягкий, успокаивающий голос. Послышалось неясное сопение и еле слышное ворчание.

– Полагаю, да. А что же мы без света? – раздался хлопок, будто кто-то ударил в ладоши. Тотчас по коридору разлился яркий, чистый свет. На всеобщее обозрение предстала картина маслом. У окна при всём параде стоял академик Василий Баюнов, как всегда полный участия и заботы, хотя в омуте его тёмно-зелёных с жёлтым ободом глаз пару десятилетий назад походу утонула целая бригада заморских чертей, которые теперь упорно лезли на свободу, вспыхивая на поверхности золотыми искрами.

На полу посередине коридора сидел обалдевший Ванька. И в его глазах читалось явное непонимание ситуации. На подоконнике по стойке смирно стоял огромный серый волк, усиленно изображая нравственность и воспитание.

Напротив, опираясь на стену в надежде не упасть, в любимой ночной пижаме стояла Василиса, пытаясь оценить случившееся. Тупость её рассудка сейчас явно превышала все дозволенные нормы. Когда вокруг засверкало и загрохотало, её вдруг резко скрутило в узел, а потом также резко отпустило. Она осознала, что это превращение. Но понять почему оно произошло, Лиса была не в состоянии. Оставалось только стоять возле стены и тупить.

– Друзья мои, надеюсь, этот неожиданный инцидент не помешал вашим планам? Родион Соловьев умудрился подключить всю аппаратуру разом, чем вышиб нам в школе весь свет. Волков, тебе не кажется, что являться на бал в плохо контролируемом воплощении, дурной тон? Будь любезен, обернись назад. Иван, полы у нас, хоть и чистые, но далеко не тёплые, нет смысла на них сидеть, не согреешься. Василиса, я так понимаю, ты шла в главный зал, когда началось это светопреставление? А я тебя как раз искал. Пойдём ко мне в кабинет, я хочу с тобой поговорить.

Василиса, всё еще плохо соображая, пошла за академиком. Вслед им смотрели не менее ошарашенные мальчишки.

****

За истекшие три дня в кабинете Василия Баюнова ничего не изменилось. Всё так же сплошными рядами стояли шкафы, набитые доверху чем-то чрезвычайно умным и полезным. Всё тот же дубовый стол у окна, такой же жаркий камин и то же, на сей раз пустое, кресло. На него и указал Василисе академик.

– Присаживайся! Думаю, у тебя есть некоторые вопросы?

– Вы нашли волшебника?

– Нет, мы по-прежнему не знаем, кто тебя заколдовал.

– Тогда я не понимаю, как?

– Разве у тебя нет более простого объяснения?

– Ванька?! Не может быть, ему нравится совсем другая девочка!

– Какая? Он произносил её имя?

– Нет, но…, – Василиса осеклась, вспомнив, что Ванька никогда не говорил кто эта девочка, он лишь сказал, что хотел бы с ней потанцевать. Но тогда получается, что…

– Правильно, Василиса, именно это и получается. Ты нравишься Ивану. Наверное, он тебя даже очень любит, только ещё об этом не знает, иначе заклятие невозможно было бы разрушить. И любовь эта чистая и светлая, потому что, только настоящие чувства способны творить истинное волшебство.

– И что теперь?

– Ничего. У нас в школе бал. Думаю, праздник пойдет тебе на пользу. Я извещу твоего отца и бабушку, что у тебя всё в порядке. А ты пока отдохни, повеселись.

– Академик, простите, но для бала я одета несколько неподходящим образом.

– Ах, Василиса, прости – никудышная из меня фея-крёстная. Я, конечно, по тыквам не специалист, но бальное платье изготовить могу.

Василий Алабрысович Баюнов – почетный академик светлого отделения Лук-у-морского Колдовского Университета, полный кавалер ордена Золотого Феникса и директор Лук-у-Морской школы чудодейства и общественных наук – взмахнул рукой, и Василису против её воли крутануло в полный оборот вокруг своей оси. Когда безумные светляки перед глазами остановили свои дикие пляски, Василиса увидела на себе великолепное бальное платье.

– Знаешь, в том, чтобы быть чудодеем, есть своя прелесть. Приятно дарить людям радость. Ну беги, там бал уже начался.

– А, что мне сказать Ивану?

– Это тебе решать. Твой выбор – твои последствия. Желаю хорошо провести время.

Переполненная противоречивыми чувствами, Василиса выбежала из кабинета академика и направилась в центральный зал, откуда по всей школе разносилась громкая ритмичная музыка. Похоже, дискотека была в самом разгаре.

Проходя по анфиладе классных комнат, ведущей прямиком в главный зал, Василиса вдруг услышала знакомые голоса, которые приближались к ней с противоположной стороны. Не желая быть замеченной, она быстро юркнула за широкие оконные портьеры. Тяжелая бархатная ткань надежно укрыла её от посторонних взглядов.

– Говорю тебе, лягушка – это Кощеева и есть!

– Да с чего ты так решил? Ты что, лично видел превращение?

– Нет, лично я не видел – темно было. Но сам посуди: сначала поцелуй, потом «ба-бах!», потом академик, потом свет, потом Василиса.

– Ага, и ты волком прикинулся! Может она мимо шла.

– В пижаме?!!

– Может и в пижаме. Сейчас кто только в чём не ходит! Может пижама на ней с перепуга образовалась, как на тебе мех. Она же волшебница в конце концов.

– Она – волшебница. И, я тебе скажу, довольно неплохая волшебница. Но всё равно, слишком много подозрительных совпадений. Вот, например, где тогда лягушка, если Василиса – это не она?

– Ускакала. Поди теперь найди. За нее ещё отвечать придется. Кстати, Серый, если ты хоть кому-нибудь расскажешь, что я целовал лягушку!.. Ну ты понял.

– Ты что, друг, знаешь же – я могила! Хотя я все равно убежден, что лягушка – это…

– Серега, убежден и ладно, других убеждать не надо!

В этот момент послышалось сдавленное хихиканье, шуршание ткани и ровный перестук каблуков.

– Вот вы где! А мы вас повсюду ищем!

Василиса слегка выглянула из-за шторы и увидела Ябеду на пару с Несмеяной, стремительно приближающихся к мальчикам. Сегодня Ябеда переплюнула сама себя: на ней было ультракороткое бальное платье, больше похожее на балетную пачку, цвета «без пяти минут ещё живой крови». Чёрные чулки, длинные чёрные перчатки выше локтя и огромное чёрное перо в заколотых вверх золотых волосах завершали облик столь трагический и страшный, что Василиса с трудом сдержала подступивший смех. Несмеяна, напротив, с головы до ног была вся в белом, как несостоявшаяся невеста. Сама немного полненькая в невообразимом количестве кринолиновых юбок она напоминала громадное пирожное безе. В руках Несмеяна тащила поднос со стаканами.

– Мальчики, вы не в курсе, что здесь недавно было? Не успела я начать танцевать с этим, как его… неважно, как что-то стукнет, грохнет и свет везде вырубился, – голос Ябеды просто истекал неестественно елейным подтоном.

– Баюнов сказал, что из-за Соловьева пробки вылетели, пришлось перезапускать систему, – Волков был собран и решителен, как будто рапортовал вышестоящему начальству о выполнении важного служебного задания.