Вера Капьянидзе "Город-мираж"

Город-мираж
Вера Капьянидзе

Китайская мудрость гласит: "Камни прошлого – это ступени к будущему". И только взрослея, мы начинаем понимать эту мудрость. Но для многих прошлое – это лишь миражи, которые не каждому дано увидеть. Эта книга – размышление о жизни, о людях, которые живут или жили рядом с нами, воспоминания о них. И только на страницах книги мы можем вновь встретиться с ними, оживить миражи.

Вера Капьянидзе

Город-мираж

ВОЗДУШНЫЙ ЗМЕЙ

После рабочей смены домой идти не хотелось. В последнее время Сереге от бабки не стало никакого житья. О чем бы не начинался разговор, все, в конце концов, сводилось к Аиде. Серега посидел на бревне за палаткой, выпил с мужиками портвейна. Но с ними было неинтересно: только и разговоров, что про работу, да зарплату. Никакой радости для души. Серега поднялся:

– Ладно, мужики, я пошел. А то бабка загрызет.

– Бабка или бабонька? – заржали мужики.

– Да ну вас… – отмахнулся от них Серега.

После морозного воздуха заходить в душную, пропахшую каким-то особым старушечьим запахом квартиру не хотелось. Все, привычное с детства, стало сейчас противно. А все из-за бабки: пилит и пилит. Настоящую охоту на них с Аидой устроила.

На улице было по-зимнему темно, но не холодно. В этом году зима явно не спешила: скоро Новый год, а снега все нет. Серега пристроился напротив окон их квартиры, в разбитой и загаженной собаками песочнице, закурил. Сегодняшний вечер безнадежно потерян. Аиды сегодня не будет: поехала перевозить старую Матрену к своим родителям. И сотовый почему-то выключила. Может, деньги кончились, или зарядка? Как будто не знает, как ему одиноко и неуютно в этой жизни без нее…

Серега на всю жизнь запомнил день, когда он первый раз увидел Аиду. Это было семь лет назад. Аида с Пашкой возвращались из ресторана – со своей свадьбы. В сумраке весенней ночи, окутанной дурманящим запахом черемухи, Аида, в свадебном платье и фате показалась ему неземным существом, ангелом, спустившимся с небес. Сказочное видение, из его грез и видений, сладко мучавших по ночам. Она вся светилась от ожидания первой брачной ночи, а восточные глаза томно и бесстыдно млели, как у кошки, и не видели в этом мире никого кроме этого обалдуя Пашки. Сереге было тогда пятнадцать лет, но при виде такой красоты у него сперло дыхание и закружилась голова, как после первой сигареты.

– Везет же дуракам! – завистливо проговорил, сплюнув сквозь зубы Шурка – дружок Сереги. – Такому уроду и такая телка досталась!

– Да-а, только с зоны отчалился, и такая девка на этого урода клюнула! – поддакнул Серега, едва пришедший в себя. – И что она в этом Квазимоде нашла?

Тут Серега явно грешил против правды. Если честно, Аиде было на что клевать. По этому высокому, стройному, с косой саженью в плечах, со стремительной, летящей походкой, веселому и бесшабашному голубоглазому красавцу сохла не одна девчонка в городе. Серега даже слышал, что перед самой свадьбой с Аидой приходили разбираться Пашкины брошенные пассии, но она, хоть и пострадала от них, от своего счастья не отказалась. Билась с ними не на жизнь, а на смерть. И вот сейчас торжествовала свою победу.

Серега не любил Пашку. Их семьи связывала многолетняя женская дружба. Когда-то их прабабки-подружки привезли с фронта своих дочек, потом эти дочки родили себе еще дочек: матерей Пашки и Сереги. Эти последние дочки из династии неприкаянных одиночеств подкачали: Пашкина мать – тетя Галя спилась, а Серегина – та еще чище учудила: зарезала по бытовухе своего сожителя, и сгинула где-то по тюрьмам, оставив двухлетнего Сережку в полное бабкино пользование. На пацанах эта генетически-наследственная дружба дала сбой.

Серега был на пять лет младше, и ему приходилось донашивать за Пашкой вещи, играть его поломанными игрушками. Потому и жизнь складывалась, как с чужого плеча. Все за него решала бабка. Решила, что надо идти в сварщики: «Без работы никогда не останешься, зарабатывают неплохо, и на пенсию раньше пойдешь», И Серега пошел в ПТУ. Даже на завод, где сама когда-то работала, пристроила. И попробуй, что не по ее сделать – все мозги высушит!

Не то, что Пашка! Живет, как левая нога захочет. Серега всегда считал его баловнем судьбы. Даже то, что Пашка успел отсидеть полтора года, вызывало у Сереги искреннюю зависть. Как же, тюремная романтика, школа жизни! А что он сам из себя представляет? Обыкновенная, серенькая личность. Школа, ПТУ, армия. Ничего интересного. Плюнуть и растереть! И внешностью тоже не вышел: среднего росточка, обыкновенный хиляк, да еще рожа, словно вечно чем-то недовольная. Да такая, как Аида, в его сторону и смотреть не станет. И Серега, стесняясь себя, старался избегать даже случайных встреч с ней.

Пашка, женившись, своим привычкам не изменил. Он по-прежнему, метался с одной работы на другую, ища, где легче и денежнее. Но нигде не задерживался дольше первой получки. Гулял, пил, дрался… Аида бегала за ним собачонкой, вытягивая из веселых компаний, притаскивая домой в бесчувственном состоянии, отхаживала, обмывала и обстирывала, чтобы через неделю начать все сначала. Закономерного конца долго ждать не пришлось. Вскоре Пашка загремел на второй срок, из которого Аида ждала его уже с сыном. Она еще наивно верила, что ее любовь к Пашке сумеет победить все трудности, что все у них наладится. Мало ли чего не бывает в жизни? Ну, оступился, дружки помогли, затянули. Но, когда за вторым сроком последовал и третий – за грабеж, только тогда Аида поняла, что это не ошибки молодости, и дружки не виноваты, и никакой другой жизни у них с Пашкой в будущем не предвидится. Борису, их сынишке было четыре года, когда она подала на развод, пока Пашка в третьей отсидке чалился. Но старую Матрену – Пашкину прабабушку и свою свекровь – алкоголичку Галю не бросала. Привозила продукты, самогонку, которой торговала ее мать, для свекрови. Нередко и деньгами ссужала «бедных родственников» в благодарность за то, что старая Матрена прописала Бориску в квартиру. Наводила в квартире порядок, готовила им, нередко оставаясь ночевать.

Для Сереги этот развод стал приятной новостью. С удивлением для себя он обнаружил, что, надежда не умирала в нем с того самого вечера. Она таилась в глубинах его души все эти долгие семь лет, как змея в зимней спячке, ждала своего часа. А сейчас зашевелилась, мучая, терзая, и нашептывая по ночам сладкие сны, полные упоительных надежд. Он жил этими снами-грезами. Они переплетались с явью, и было не понятно, что привиделось в горячечных снах, а о чем только мечталось. Он любил Аиду, как школьники тайно влюбляются в своих молодых учителей: романтично и мучительно, скрывая ото всех недостижимую и запретную страсть.

Серега взглянул на окна соседей: как раз под их квартирой. Сколько таких долгих, одиноких вечеров просидел он в этой песочнице, выглядывая Аидин силуэт. Сейчас в незашторенном окне металась пьяная тетя Галя. Видно было, как она шарится в серванте, в шкафу, в кухонных ящиках. «Бутылку ищет», – догадался Серега.

Этажом выше окно тускло мерцало синевой телевизора. «И чего ей не спится?» – зло подумал Серега про бабку. У него уже подмерзали ноги, но встречаться с бабкой и разговаривать ему не хотелось. «Посижу еще, завтра не на работу, высплюсь», – подумал он.

У Сереги был замкнутый, угрюмый характер – подстать его внешности: хмурое, вечно озабоченное лицо с низким лбом, насупленные густые брови, из-под которых по-волчьи выглядывали маленькие серенькие глазки, тяжелый, словно рубленный топором подбородок и тонкие губы придавали его лицу выражение жестокости. Невысокого роста, сутуловатый, с длинными, мешающими руками, он здорово комплексовал из-за своей внешности, и с каждым годом замыкался в себе все больше. Несмотря на это, у него все же были девчонки и в армии, и после, но все это было совсем не то, как-то не зажигало, не будоражило. Все эти связи были недолгими, и все в них было обыденно, с неприятным осадком, с чувством вины, как после тяжелого похмелья. Он был уверен, что с Аидой все было бы иначе. В своих мечтах он был готов утопить ее в цветах, одарить самыми дорогими подарками, исполнить любое ее желание, да что там – желание, он за ней по горящим углям бы пошел босиком, если бы только позвала. «Такие женщины, – думал он, – рождаются один раз в столетие. Правильная женщина, не то, что нынешние молодые. Тем только богатых да крутых подавай. Нет, Аида не из таких. Столько лет промучилась со своим Пашкой! Такая женщина – надежный тыл. Вот и Матрену с тетей Галей не бросает, заботится о них, хотя кто она им, если подумать?.. И почему Бог при распределении ошибся: не тому ее предназначил? Это надо исправить».

И Серега начал действовать. Теперь он каждый вечер забегал к старой Матрене под предлогом, что ему надо позвонить Шурке. У них не было городского телефона, и они свободно, по-родственному пользовались соседским. Месяца через два Серега почувствовал, что лед тронулся. Аида пригласила его на чай! Через месяц эти чаепития и долгие вечерние беседы уже прочно вошли в их жизнь. А еще через полгода Серега осмелился пригласить Аиду на концерт какой-то заезжей московской группы. После концерта они долго бродили по усталому, затихающему городу, шелестя багрянцем опавшей листвы. То ли от любимого с детства терпкого запаха осенних костров, то ли от близости Аиды у Сереги удушливо ело глаза, трепетало сердце, и кружилась голова. Глупая рыбья улыбка, не сходила с лица. Он понимал, что выглядит глупо, но ничего не мог с собой поделать. «Хорошо, что темно, хоть Аида не видит моей рожи», – думал он.

Потом, уже в подъезде он несмело притянул к себе Аиду, потянулся к ней, отыскивая губами, и с ужасом думая, что вот сейчас придет конец всему: этому чудному вечеру, его мимолетному счастью, их чаепитиям с долгими разговорами… Но не в силах перебороть себя, отодвинуть приближение конца хотя бы на миг, наконец, нашел то, чего так долго и страстно желал…

– А я давно заметила, что нравлюсь тебе, – рассмеялась Аида, глядя на обалдевшего от счастья Серегу. – Все ждала, когда же ты, наконец, решишься.

– Да? – глупо улыбаясь, опять тянулся он жадными губами и осмелевшими руками к Аиде. – А что же молчала столько времени?

– Дурашка, – ласково теребя ему волосы, проговорила Аида, – ну, кто же должен об этом говорить?

Они простояли в подъезде чуть не до утра. Аида отдалась ему там же, в подъезде. Правда, получилось все как-то скомкано и глупо. То ли от неожиданно свалившегося на него долгожданного счастья, то ли от страха быть застуканными, Серега нервничал, торопился, и ничего толком не понял. С того вечера для Сереги началась новая жизнь. Он жадно ловил каждое ее мгновение, радовался каждому, дню, часу, минуте. У него изменилась походка, расправились плечи, и сам он, казалось, стал выше ростом. Даже осень с ее затяжными дождями, с беспросветным небом не угнетала, а приносила чувство умиротворения, навевала мысли о вечном, добром, мудром…

Позже они с Аидой создали целую конспиративную сеть. На работе Серега напросился во вторую смену и, если, возвращаясь с работы, он видел на окне у Аиды дурацкую кошку-копилку времен царя Гороха, значит, сегодня была его ночь. В такие дни Аида незаметно подсыпала димедрола в самогон Гале и в чай старой Матрене, и те спали без задних ног, пока они с Аидой на ее диванчике, втиснутом в кухню, занимались тем, чем и положено заниматься молодым, здоровым, полным любви и желания людям. Иногда Серега задерживался на этом диванчике чуть не до утра, а бабке бессовестно врал, про авралы на работе, про невыполнение плана. А по выходным они с Аидой ездили на заброшенную дачу ее подруги. Это были самые чудесные дни в его жизни. В маленьком, перекошенном, продуваемом всеми ветрами, игрушечном домике они были предоставлены самим себе. Здесь они чувствовали себя настоящей семьей. Серега с удовольствием колол дрова, топил печку, носил воду. Аида радостно копошилась у печки, что-то стряпала, даже умудрялась печь, удивляя Серегу своими кулинарными способностями. И так им хорошо было вдвоем, вдали от надоевших старух, свекрови, тесных и душных квартир. Здесь им не надо было притворяться и прятаться. Они здесь были сами собой: счастливыми от близости, любимыми, заботливыми. Наверное, думалось Сереге, так и Адаму с Евой было по кайфу в Эдемском саду.

Месяца через два бабка вроде бы невзначай поинтересовалась:

– У тебя, не стряслось ли чего, парень? Может, скрываешь, что от меня?

– Да что мне скрывать?

– А чего-то ты не такой стал. Никак, девку себе завел? – добродушно и вроде как даже с юмором начала она.

– А что, заметно? – хмыкнул, удивившись бабкиной прозорливости, Серега. Вроде он так старательно снимал радость с лица перед входом в дом.

– А то нет! Глазенки-то вон как светятся, и лампочки никакой не надо.

Серега взглянул на себя в зеркало. Глаза из-под насупленных бровей и, правда, сияли каким-то особым, внутренним светом, который невозможно было ничем потушить. И он, совершенно глупо разулыбавшись своему отражению, сознался:

– Ну, есть такое дело…

– Вот, меня не обманешь! – гордая своей догадливостью обрадовалась бабка. – А что, уже и пора бы. Эт хорошо, дело молодое. Не бобылем же тебе оставаться. Ну, и что, у тебя это… серьезно, или как?

– Я думаю, что серьезнее не бывает, – обрадовал Серега бабку.

– Так хоть познакомил бы тогда, что ли? – предложила бабка.

– А чего знакомить-то? – отмахнулся Серега.

– Как это чего? – забеспокоилась бабка. – Надо все заранее продумать: и про свадьбу, и где жить станете. Ведь я, поди, не чужая тебе.

– Да я не в том смысле, – пояснил Серега. – Просто ты ее и без меня знаешь.

– Это кто же такая будет? – заинтересовалась бабка.

– Аида.

Бабка разлитым киселем сползла на стул.

– Это какая же такая Аида? – почему-то шепотом спросила она, ткнув пальцем в пол. – Уж не Пашкина ли?

– Угу, она. – Расцвел в улыбке Серега.

– Батюшки светы! Ты, никак, малый, совсем с ума спятил? Ты что же такое вытворяешь, ирод проклятый! – неожиданно бойко вскочила она, пытаясь огреть Серегу полотенцем.

– Ты чего, ба? – уворачивался он от нее, как от надоедливой мухи. – Хватит тебе…

– Я тебе покажу, хватит, я тебе покажу, хватит! Так хватану, что мало не покажется! – не на шутку разошлась бабка.

– Да ты чего, в самом деле? – отбивался Серега. Он никак не ожидал от бабки такой реакции.

– Да ты хоть соображаешь, куда ты лезешь-то? – запыхалась бабка в беготне за Серегой вокруг стола.

– Тоже мне, «девку» он нашел! – передразнила она Серегу, устало опускаясь на стул. – Бабу замужнюю!

– Она же развелась. И чем она тебе не нравится? Сама же все время говорила, что Пашке повезло, как дураку.

– То Пашке, а то – тебе! Неужели не видишь разницы? Какая же порядочная девка за этого уголовника пойдет? Да и старше тебя она. Неужели не мог найти молодую?

– Всего-то на пять лет…

– Жаль, что не на пятнадцать.

– А что такого? Пугачева же с Галкиным живут?

– С жиру бесятся… А Пашка через три года вернется? Да тут же смертоубийство будет! Выкинь ты эту блажь из головы! – не могла успокоиться бабка.

– Да развелась она с ним…

– Это она с ним развелась, а он с ней – это еще вопрос. Ой, Сережка, чует мое сердце беду. Ой, лихо мне…

– Да ладно тебе, ба, все будет нормально, – пытался успокоить ее Серега.

Но это еще больше подогрело бабку.

– Ну, уж нет, я этого так не оставлю! Завтра же с этой шалавой поговорю, она у меня и смотреть в твою сторону перестанет. – Угрожающе потрясла сморщенным кулачком бабка.

– Только попробуй! – тихо, но твердо сказал Серега. – Это мое дело, и я сам во всем разберусь. – И выскочил из дома, хлопнув в сердцах дверью.

Бабка сразу сникла, словно внутри ее сдулся воздушный шарик. Она поняла, что власть ее над безропотным внуком закончилась.

Когда-то бабка работала на двух работах, чтобы ее дочь без отца, бросившего их, росла «не хуже других». Хотелось доказать своему непутевому мужу, что они и без него не пропадут. Старалась ни в чем не отказывать Валюше. Вечно занятая работой, она проглядела дочь, с малолетства предоставленную самой себе, школе, продленкам и пионерским лагерям. Пить и гулять Валюша начала лет с тринадцати. Тогда же и школу бросила, неделями пропадая по каким-то притонам. Бабка с ног сбилась, вылавливая и вытаскивая ее – пьяную, битую, полуживую. Валюша отлеживалась недели две, ходила тихая, виноватая, а потом все повторялось снова… На Сереге бабка твердо решила исправить свои педагогические ошибки. Воспитывала внука строго, муштруя, наставляя, поучая и наказывая за малую провинность. Следила за каждым его шагом. Все решала за него сама: что и где ему надо сказать, сделать, одеть, куда пойти учиться, работать. И Сергей, с детства привыкший к командному натиску бабки, вырос молчаливым, замкнутым, нерешительным, во всем согласным с бабкой. И вдруг – такое сопротивление! Бабка с ужасом поняла, что власть ее над внуком закончилась бесповоротно. Но на следующий день все же предупредила его:

– Смотри, Сережка, пока я жива, шалаву эту на порог не пущу!

Тогда Серега понял, что мира у них с бабкой не будет. Зря он мечтал, что приведет Аиду в свой дом полноправной хозяйкой на смену бабке. Придется выбирать одно из двух. Но для него это был не вопрос. Дороже Аиды для него никого в этом мире не существовало. Он готов был не только душу, жизнь за нее отдать, если понадобится.

Тогда же и с дружком своим – Шуркой, поругался. Это был единственный человек, с кем Сереге было интересно на этой земле. Он уважал Шурку. Тот еще со школьных времен считался ботаном, много читал, и даже закончил техникум. И еще Шурке повезло в жизни – у него был отец. Они всегда понимали друг друга, но тут Шурка впервые почему-то не понял его.

– Ну, ты даешь! – искренне удивился он, узнав про Аиду. – Сам жаловался, что надоело за Пашкой его сопли подбирать. А тут вдруг бабу его перехватил? Не боишься?..

Серега не удержался, схватил его за грудки:

– Никакая она тебе не баба, понял? – вызверился он.

– Да пошел ты, придурок, – обиделся Шурка.

С тех пор между ними, как черная кошка пробежала

Аиде тоже никакого житья не стало от свекрови: та, узнав все от бабки, без конца скандалила и пугала ее Пашкой, не воспринимая всерьез развод с Пашкой.

У Сереги окончательно замерзли ноги. Надо было идти домой.

– Сереж, ты? – услышав стук входной двери, оторвалась бабка от экрана.

– Я.

– Что так поздно-то?

– А ты чего не спишь? – спросил Серега.