– Картофель – это тоже карошо! Мы будем есть. Мы будем здесь жить неделя-две, пока мост построят. Понял?
Катя молча кивнула головой. Она поняла, что это не строевая часть, а сапёры-строители. По станице уже шёл слух, она слышала его в роддоме, что немецкие солдаты ведут себя очень плохо: жителей, в том числе и детей, чуть ли не голышом выгоняют на улицу, некоторых убивают, а с женщинами и девушками поступают и того хуже. Мысленно она поблагодарила судьбу, что ей достались постояльцы, кажется, более порядочные. Да и на самом деле, почти все жившие в их доме солдаты-строители имели никак не менее сорока лет и, хотя не обращали внимания на неё и детей, но и не тревожили. Чтобы иметь возможность хоть как-то кормить ребят, она продолжала работать в роддоме.
Позднее Катя узнала, что фашисты, наткнувшись на упорное сопротивление Красной армии в районе города Орджоникидзе, остановились. Там велись длительные, затяжные бои, немцы несли большие потери. Через станицу в сторону Майского часто проходили машины и обозы с ранеными. Некоторых из них оставляли в Александровке, и вскоре ими была забита больница и почти весь роддом. Для рожениц оставили одну комнатку. Стали искать и другие подходящие дома.
Однажды к Алёшкиной явился фельдшер Чинченко и потребовал очистить помещение, так как в её доме разместят немецких раненых, якобы таково распоряжение немецкого коменданта. К счастью, в это время пришёл с работы старший из команды строителей. Узнав, в чём дело, он чуть не взашей вытолкал Чинченко из дома и крикнул, что здесь живут немецкие солдаты, они помещение освобождать не будут, и пусть старик ищет другой дом.
Передовые части фашистских войск, оторвавшись от своих тылов, оказались в трудном положении. Раскисшие дороги чрезвычайно затрудняли снабжение боеприпасами, продовольствием и новой техникой. Вывозить раненых тоже было непросто, ведь Александровка и дальнейшие селения, которые немцам удалось захватить, находились в 18–25 километрах от посёлка Майского (железнодорожная станция Котляревская). Пробираться по разбитым просёлочным дорогам становилось просто невозможно, в то же время рядом, в каких-нибудь двух километрах, находилась станция Муртазово и действующая железная дорога. Отделяла её от Александровки бурная река Терек, а моста не было, так как отступающие части Красной армии его уничтожили. Вот немецким сапёрам и пришлось строить новый мост. В помощь себе они мобилизовали всё оставшееся в станице население: стариков, женщин и детей. Каждое утро всех их выгоняли на работу полицаи, которых комендант набрал из бывших кулаков. Мобилизованных строили в колонну и вели к строительству моста, где они под палочными ударами надзирателей таскали камни, землю и брёвна, необходимые для строительства моста. Дважды попала в число этих рабочих и Катя Алёшкина, но потом, благодаря вмешательству Матрёны Васильевны, потребовавшей от старосты освобождения от этой повинности единственной санитарки роддома, её оставили в покое.
Для полноты картины нужно добавить, что, как только в станицу вошли румыны и почти одновременно с ними и немцы, они стали устанавливать свой порядок – «ордунг». Из унтер-офицеров был назначен военный комендант. Старостой немцы выбрали отца той самой Нюры, которая помогала по дому Алёшкиным. Оказалось, что в прошлом он был одним из самых богатых кулаков Александровки, но в период коллективизации так ловко сумел замаскироваться, что его взяли на работу в колхоз конюхом и даже считали примерным колхозником. Впоследствии выяснилось, что именно его «стараниями» колхоз, эвакуируя крупный рогатый скот, не сумел вывезти ни одной лошади. Перед приходом немцев лошадей разобрали станичники, причём главным образом из той зажиточной части казачества, которая осталась, законспирировавшись, с 1931–1933 гг. Теперь же именно из них в станице и организовали полицию. Эти полицейские по отношению к беднякам, семьям красноармейцев и особенно иногородним свирепствовали самым беспощадным образом.
Стало известно, что староста и Сахаров уже составили список находившихся в Александровке бывших советских служащих, партийцев, комсомольцев, активистов, не успевших эвакуироваться, все они подлежали уничтожению. Для этого почти напротив роддома на площади уже выстроили виселицу. Одной из первых в этом списке значилась и Екатерина Алёшкина, бывшая сотрудница администрации Крахмального завода и активная общественница. Многих из этого списка уже арестовали и вывезли в Муртазово, в самой станице случаев казни пока не было.
Может быть, и началась бы эта расправа, но на радостях и староста, и его подручные, а вместе с ними и немецкий комендант, затеяли многодневную пьянку и, до бесчувствия упиваясь самогоном с утра до поздней ночи, почти никакими делами не занимались.
Так прошёл ноябрь и первая половина декабря 1942 года. За эти дни на фронте кое-что произошло. Вдруг, совершенно неожиданно строители прекратили постройку моста и, переправившись на противоположную сторону Терека в Муртазово, уехали. В квартиру Алёшкиных въехали новые постояльцы – это были три офицера СС со своими денщиками.
Надо сказать, что эти новые немцы вели себя ещё более нахально и омерзительно. Они, правда, не лазили за варёной картошкой в чугунок к Кате, но заставляли её греть воду и, не стесняясь ни хозяйки, ни девочек, которых из-за холода и дождей нельзя было выпроводить на улицу, раздевались догола и мылись здесь же, в кухне. Затем, наевшись принесённой денщиками еды и напившись шнапса (водки), ложились спать, размещаясь на всех, в том числе и детских, кроватках. Впрочем, дело не всегда обходилось так мирно.
Среди офицеров был один рыжий здоровый верзила – судя по его поведению, самый старший в чине. Напившись, он начинал буянить, кричать и остальным с трудом удавалось его успокаивать. 25 декабря немцы праздновали Рождество, денщики притащили маленькую сосенку, украсили её какими-то бумажными ленточками и конфетами в ярких бумажных обёртках и расставили вокруг неё угощение: колбасу, консервы, конфеты и бутылки с вином.
Детишки Алёшкиной не могли глаз оторвать от такого изобилия уже очень давно не виданных лакомств, но, помня наказ матери, ушедшей на работу в роддом, сидели в своём уголке за печкой и только глотали слюнки. Однако, самая маленькая из них, да по своей неразумности, пожалуй, самая храбрая, пятилетняя Майя всё-таки нет-нет да и вылезала на середину кухни и смотрела, как денщики сервируют стол.
И вот один из денщиков, пожилой человек, с седоватыми усами и каким-то виноватым выражением лица, заметив, с каким вожделением смотрит девчушка на расставляемую на столе еду, взял ломтик хлеба, кусок колбасы и одну конфету и, стараясь, чтобы его товарищи этого не заметили, сунул всё это Майе, одновременно лёгким толчком заставив её вернуться в их запечный уголок. Звали этого немца Курт.
К вечеру вернулась с работы Катя, принесла с собой немного картошки и кусок мамалыги. Эла рассказала ей о подачке, полученной Майей от Курта. Это был, пожалуй, единственный немец, который хоть как-то обращал внимание на хозяев дома, и иногда ломанным русским языком пытался что-то сказать. Покормив ребят, Катя занавесила свой уголок обрывком старой оконной занавески, чудом уцелевшей после того, как румыны порвали на портянки всё остальное, и легла вместе с дочками спать.
Вскоре пришли и теперешние хозяева квартиры. Они о чём-то громко, зло и как будто встревожено говорили между собой, а затем уселись за стол и стали праздновать Рождество. Через какой-нибудь час-полтора двое из них так напились, что едва добрались до своих постелей и тут же уснули, а третий, подозвав к себе Курта, который был его денщиком, стал что-то у него сердито требовать. Эти требования и крик сопровождались русской матерной бранью и становились всё громче и настойчивей. Курт всячески старался его успокоить, усердно подливая ему вина, и, в конце концов, ему удалось-таки увести его в соседнюю комнату и уложить в кровать.
Крики и пение «О, таннен баум, таннен баум» (рождественская песня немцев, которую до этого они тянули все вместе) не давали заснуть Кате. Девочки спали, а она лежала около них и вздрагивала от яростных воплей пьяницы. Когда, наконец, он был уведён в другую комнату и как будто немного утихомирился, успокоилась и она.
Катя боялась и за детей, и за себя, конечно. В станице были случаи, когда вот такие же пьяные немецкие офицеры ни с того ни с сего открывали стрельбу, убили уже нескольких ни в чём не повинных людей, в том числе одного мальчика. Кто его знает, что взбредёт в голову этим пьяницам, чувствующим себя полноправными хозяевами в этом доме?
Вдруг занавеска её откинулась, в отверстие просунулась голова и рука Курта. Он поманил пальцем её к себе. Когда она села, с изумлением и испугом глядя на немца, он полушёпотом сказал:
– Катерина, вег, вег! Уходи скорее, а то плохо есть будет! Беги куда-нибудь!
Катя поняла, чего так настойчиво требовал пьяный рыжеволосый верзила. Хотя немцы жили в их доме всего двое суток, как Катя ни куталась в свой платок, они успели разглядеть, что их хозяйка ещё молодая и красивая женщина. И вот теперь, после хорошей порции шнапса, рыжий, очевидно, хотел воспользоваться привилегиями «победителя». Как уж Курту удалось уговорить его, неизвестно, но, видно, и сам денщик не был уверен в надёжности своих уговоров, поэтому он и посоветовал Кате поскорее уйти из дому.
Осознав угрожавшую ей опасность, она не стала долго раздумывать, надела на себя кожушок, лежавший рядом с нею, закутав в платок Майю, подхватила её на руки и бесшумно, босиком быстро направилась к двери.
Через несколько минут, дрожа от холода и пережитого волнения, она уже сидела на полу роддома в комнате для рожениц, вытирала какой-то тряпкой грязные замёрзшие ноги и со слезами рассказывала Матрёне Васильевне о той опасности, которой она только что избежала. Майя, завёрнутая в одно из роддомовских одеял, безмятежно спала. Она даже не слыхала, как её мама бежала с ней из дома в поисках убежища.
Акушерка взволновалась не меньше Алёшкиной, она подумала: «А ну, как этот пьяница бросится искать свою хозяйку и явится сюда?»
– Вот что, Катя, тебе здесь оставаться нельзя. Майю оставь, пусть лежит на кровати, а ты переберись в чулан на той стороне дома. Хоть там и не топлено, я думаю, не замёрзнешь. А то, если тебя здесь найдут, то и тебе, и нам – всем плохо придётся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70300276&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
