Евгения Драгомир "Касаясь Пуст0ты"

Доран

26 сентября,07:30

Где-то рядом зазвонил будильник. Сколько бы я ни размахивал рукой, в надежде смахнуть его со стола, ладонь, будто нарочно проскальзывала мимо. Лишь когда я открыл глаза и нашел себя на полу вместо ожидаемой кровати, все встало на свои места.

Я уснул прямо в коридоре, с грязным ботинком в руке. Хорошо хоть, дверь додумался закрыть, а вот стянуть мокрую одежду ума не хватило. В квартире и без того продохнуть нечем, теперь еще и сыростью воняет.

Кое-как я доковылял до спальни и выключил, наконец, будильник. На столе черти что. С отчетом, похоже, придется повременить. Голова раскалывается. Я бросил одежду в общую кучу, скопившуюся за неделю, и встал под душ. Мысли роятся в голове, будто мошкара над мусорным баком. В отражении зеркала, я вижу себя лишь номинально, а вот куда реальнее – его. С последнего допроса прошло всего четыре часа. Потребуется около суток, чтобы «выветрить» Гибсона из себя; потребуются сутки или новый допрос, который меня и без того ждет.

Для процедуры «чтения» трудно подобрать сравнение, разве что поставить ее в один ряд с простудой или инфекцией; все зависит от сложности протекания. Бывало, я не мог вдохнуть без жуткой боли в груди и спазма по всему телу, так что небольшой жар, который есть сейчас,– просто ничто. Куда больше меня донимает ощущение чужого внутри. В момент соединения наномашин ты будто подключаешься к другому человеку. Не становишься им, но чувствуешь его. Ощущаешь колебания его чувств, малейшее сокращение мышц, внутреннее замешательство.

Чтец не видит чужих мыслей, но он знает, когда мысли противоречат чувствам; ощущает смену состояний, торможение реакций или, напротив, их ускорение. Магистр мог бы добиться большего с нынешними технологиями. Но основа общества – человеческий труд, и большего ему не нужно. Иначе мы придем к тому, что было 50 лет назад. Праздная жизнь ввиду расширенных возможностей.

На кухне, как и во всем доме, порядком и не пахнет. Я отыскал в раковине более или менее чистую кружку и плеснул в нее остатки вчерашнего кофе. На экране шла трансляция из министерства Благосостояния. Я опустился на стул и прибавил громкости, чтобы хоть чем-то перекрыть шумы в голове.

«…– Скажите, мисс Андерсон,– голос диктора эхом разнесся по комнате,– недавний рост КПД для некоторых категорий лиц связан с нехваткой ресурсов? Или же существуют иные предпосылки для поднятия нормы?

– Насколько мне известно, Бартон, на данный момент, мы не испытываем сложностей с добычей ресурсов и последующей их переработкой для создания наномашин. Рост КПД связан с возросшей востребованностью некоторых специальностей. Нас не могут не радовать стремления людей улучшить как собственную жизнь, так и жизнь Полиса. Однако…

Пару раз я сталкивался с Андерсон в министерстве. Чего ей точно не требовалось, так это брать паузы в разговоре. Если тишина между нами все же наступала, это означало лишь одно: особую важность сказанного и необходимость эту важность подчеркнуть. Вот и сейчас она замолчала, мысленно отсчитывая секунды перед новым вступлением.

Три, два, один…Первым идет наигранный вздох, затем оговорка, якобы сделанная из-за сбившегося дыхания, а после наступает долгожданное продолжение.

– …Однако, ни одно предприятие не может предоставить новые места, не меняя условия найма. Рост КПД это, прежде всего, страховка для организации. Если кто-то решит пренебречь общими нормами, производительность не должна пострадать. Невыполнение плана вносит дисгармонию в работу организации, не говоря уже о последствиях для общего рынка и других рабочих. Наша задача уберечь общество от халатности сотрудников, нацелившихся на зарплаты покрупнее.

– Несомненно, вы говорите правильные вещи, мисс Андерсон. Предусмотрительность и своевременное устранение проблемы гарант успеха. К тому же подобные меры стимулируют население более серьезно относиться к своей работе и понимать соразмерность платы и возложенной на человека ответственности.

– Вот именно! Вы не хуже меня знаете, что люди зачастую не понимают опасности, которую влечет за собой утрата наномашин. А ведь их число в организме напрямую зависит от характера и сложности выбранной человеком работы. Чем сильнее влияние среды на тело, тем больше наномашин требуется и тем выше КПД.

А как же льготники, мисс Андерсон? Хочется спросить, но вот уже слышатся знакомые слова, и мне не остается ничего другого, кроме как принять поражение и похлопать победителю нашей кухонной схватки.

– …Есть категория лиц, чьи затраты трудно измерить какими-то конечными цифрами. Такие люди, как чтецы, безликие, относятся к льготной категории населения и оснащаются иным образом, из-за чрезмерной опасности своей работы.

—Лояльность министерства трудно переоценить, мисс Андерсон. Ведь на каждом производстве для «прогульщиков» существует специальные дни для подработки. Таким образом, сотрудник может нагнать недостающий процент КПД, или попросту получить лишнюю монетку в карман.

– Да, люди часто забывают, что их зарплата и КПД – отдельные друг от друга категории, но добываются одним путем – их трудом. Создание наномашин отнимает много ресурсов и времени, которые мы не готовы и считаем не правильным тратить на тех, кто не хочет платить нам тем же. Пренебрежение уровнем наномашин в теле делает вас не только уязвимыми для разного рода болезней, но и может спровоцировать деление души.

Как по учебнику. Вы определенно были отличницей, мисс Андерсон.

– …Министерство снабжает всех, когда-то подвергшихся делению, а это, как мы знаем, 65% населения, тем минимумом, который не дает душе разорваться. Но этого может оказаться недостаточно, чтобы сдержать все бреши, когда ваше тело окажется под атакой блокируемых болезней. Именно поэтому так важно, чтобы люди понимали всю опасность своего положения и ответственность, которую они на себя возлагают, отказываясь следовать установкам министерства. Борьба с Корпорацией все еще продолжается, и о, возможно, не закончится никогда. Мы должны смириться с тем, что имеем, и приложить все усилия, чтобы те несчастья, поразившие наших отцов, матерей и всех, кто был участником общества Протея Аккермана, не повторились.

– Но человек ведь может жить без наномашин?

– Да, но он должен понимать, что враждебная среда как снаружи, так и внутри, не позволит ему существовать с тем же размахом, что и при наличии наномашин. Любое благо достигается путем приложения усилий всех без исключения. Если мы не будем работать как один слаженный механизм, чтобы обезопасить, прежде всего, себя и своих близких, мы придем к тому, что случилось пятьдесят лет назад. Помните, подвергая опасности себя, вы подвергаете опасности всех.

– Но если опасны лишь потомки многоликих, к чему расходовать наномашины на бывших единичников? Они не пользовались продуктами Корпорации, а значит, чисты и не опасны.

– Вы рассуждаете с позиции полувековой давности. Тогда, действительно, от нас не требовалось тратить ресурсы на тех, кто в них не нуждается. Но прошли годы. Люди имеют свойство плодить других людей. В условиях глобальной катастрофы едва ли кого-то волновало, с кем именно он скрещивается и каковы будут последствия такого сношения. Однако, если бы мы стали об этом задумываться, встал бы вопрос дискриминации, от которой мы всеми силами хотели уйти.

– Что ж…Не могу с вами не согласиться. Надеюсь, мои вопросы не были слишком бесцеремонными.

Андерсон снисходительно вздохнула, опустила ладонь на плечо репортера и с тем же пониманием произнесла:

– Что вы, я здесь как раз для того, чтобы отвечать на провокационные вопросы и не оставлять наших граждан в неведенье.

– Спасибо за интересный разговор, мисс Андерсон. А с вами был репортер центрального телеканала Джейми Бартон, не переключайтесь.»

Качество жизни всегда зависело от человека. Раньше для этого требовалось ходить в аптеку, ездить по врачам, заглядывать время от времени к сшивателям… Сейчас в каком-то смысле стало проще. КПД – это твоя медстраховка, требующая ежемесячной платы. Не внесешь пару пени – не получишь нужное количество наномашин, рассчитанное именно для тебя, именно для твоей работы и твоего образа жизни. Не получишь нужное количество – сляжешь с болезнью или травмой, которая может закончиться смертью. А что куда хуже, спровоцируешь расщепление души.

На часах 07:55. Я пролистнул новостную ленту и остановился на списке нарушителей, пойманных за последние сутки. Шестьдесят пять человек. Из них только двадцать попали под отключение. Остальные либо ожидают повторного допроса, либо отпущены за отсутствием доказательств вины. Не так плохо, если смотреть на те же показатели неделю или две назад. Можно даже подумать, будто преступность идет на убыль и большинство арестов производится из предосторожности, а не из реальных оснований.

Я пролистнул примерно половину прежде, чем наткнулся на фотографию Гибсона в общем списке.

Уорен Гибсон.

Тип преступления: попытка извлечения чипа.

Время начала/ окончания допроса: 01:55–02:20.

Имя чтеца: Доран Юкнайт.

Приговор приведен в исполнение в: 02:28

Исполнитель: Кай Смит.

Кай Смит… Я будто впервые слышал это имя. После допроса любая обыденность воспринимается иначе. Но ничего, уже завтра я об этом не вспомню.

На столе зазвонил телефон. Я сбросил вызов и перевернул аппарат экраном вниз. В это время Фил звонит с одной целью: «убедиться, что я опять опоздаю, и ему придется пропустить восьмичасовой автобус мимо». Кажется, ему доставляет особое удовольствие тыкать меня в ошибки. Прямо как отцу…

Я допил кофе, стянул с вешалки куртку и вышел из квартиры. Снаружи, у соседнего подъезда, припарковался фургон «Благосостояния». Белые халаты окружили миссис Браун и что-то пытались ей доказать, не снимая улыбки с лица. За пару минут, что я наблюдал за ними, разговор быстро сменился действием. Миссис Браун получила форму для заполнения, и после пары росчерков в планшете фургон заскользил дальше по дороге.

Я не успел сделать и пары шагов, как услышал за спиной:

– Малыш Доран. Давно не виделись.

Миссис Браун двинулась мне навстречу, переваливаясь с ноги на ногу, будто огромные мозоли мешали ей идти нормально.

– Зачем они приезжали?

Она непонимающе глянула назад, откуда совсем недавно стартовал фургон министерства, и снисходительно улыбнулась.

– Они то…?Видишь ли, мне уже достаточно лет, чтобы перестать гнаться за жизнью и попробовать просто пожить. Пусть и недолго – Добавила она куда более громким голосом, словно хотела подчеркнуть особую важность последнего.– Две недели назад я подала заявление на увольнение. И, поскольку новой работы я не искала, министерство решило лично убедиться, что я понимаю последствия своих действий. Вернее, своего бездействия. Наработанного КПД мне надолго не хватит. А без замены уже в следующем месяце твоя старушка начнет сдавать позиции.

Она подмигнула правым глазом, чтобы придать ситуации легкости, которую сама не чувствовала.

Я бы сказал, что сожалею, но не уверен, что именно это ей нужно; и я не уверен, что найду у себя это сожаление. Среди множества чувств, перебивающихся во мне сейчас, сильнее всех стремление убежать. И я бы осуществил его, если бы Мэри не обхватила меня за локоть и не притянула ближе к себе.

– Они правы. В вашем возрасте и при отсутствии наномашин…

Миссис Браун ткнула меня в плечо и наигранно засмеялась.

– Ну, ты и грубиян. Я это прекрасно знаю. Сейчас в любом возрасте без наномашин людям приходится туго. Организм разучился бороться, вернее, не может делать это также эффективно. Знаешь…– Она задумчиво отвела взгляд в сторону и посмотрела на меня уже без притворства, которого держалась.– Мне было двадцать, когда произошла смена власти. Я не успела внедрить имплант, но успела понаблюдать за людьми, одержимыми внедрением. И я не скажу, что главное безумие мы уже пережили.

– Думаю, будь вы многоликим, говорили бы иначе.

Она отстранилась от меня и как-то по-детски сжала губы.

– Может, ты и прав. – Видимо, она заметила, как метались мои глаза, или, что более очевидно, услышала звон разрывающегося телефона. Разговор внезапно ускорился.– Я хотела поговорить с тобой об этом позже, но не в моем положении откладывать.Ты придешь на мою кремацию, когда бы она ни случилась?

Я сказал «ДА», но не знаю, почему именно. Потому что действительно хочу быть там? Или потому что уже не мог игнорировать звонки Фила?

Как бы то ни было, мое «Да» позволило мне, наконец, уйти. Миссис Браун работала в министерстве Правды, сколько я себя помню. Она следила за мной, пока отец проводил очередной допрос, а мама разрывалась между ННТ и своей работой на «АрКейн».

Эта женщина заменила мне мать, а я не могу понять, хочу ли идти на ее похороны. Я в принципе не понимаю себя. Я не знаю, какой я без других; без чужих чувств, эмоций, переживаний. У меня есть имя. Но вся моя история завязана на историях других. Я не успеваю жить. Не успеваю понять жизнь. И рассуждать о ней – все равно, что декламировать выписки из учебников. Это не плохо и не хорошо. Но, опять же, откуда мне это знать?

Фил стоял на остановке, немного поодаль от собравшейся толпы. На мои опоздания он всегда реагирует одинаково – молчит и ждет, когда я извинюсь. А я, обычно, успеваю залезть в автобус прежде, чем придется открыть рот. Сегодняшний день не стал исключением. Стоило водителю подкатить к остановке, люди кинулись к дверям и потянули нас за собой. Началась бесконечная ругань за места и совместные нападки на водителя.

– Ты не пришел на вчерашний концерт. – я мог бы сделать вид, будто не слышу его (с орущей толпой, это легко); но Фил не из тех, кто переспрашивает, или свыкается с молчанием. Он бы задавил меня своим немым упреком и постоянным подталкиванием в бок.

– Извини. Я работал.

Больше моего опоздания его заботит пропуск концерта. Единственное выступление Фила, на котором я был, проходило два года назад. Не то чтобы я не люблю юмор, скорее, я его не понимаю. А юмор в исполнении Фила требует особого умственного напряжения, к которому в конце дня я просто не готов. Поначалу он обижался, но вскоре понял, что у меня нет времени ни на что, кроме как на сон, еду и редкие прогулки куда-то, куда уже и ходить-то не хочется. Однако это понимание не исключает надутых губ и уклончивого тона, которым он снабжает каждое свое слово.

– У министерства что, больше чтецов нет?

– Только не начинай…Если хочешь поговорить о моей работе, лучше не надо.

– А о чем нам еще разговаривать, если ты только ей и занимаешься?

Он не пытался оскорбить меня, по крайней мере, до этого не пытался. У меня нет причин воспринимать его слова всерьез. Вот если Фил начнет извиняться, я изменю свое мнение. Но он лишь отвел глаза и какое-то время молча буравил взглядом окно.

– Кем он был…?

Раньше он никогда не спрашивал меня о работе; он видел ее последствия, и этого хватало, чтобы утянуть нас либо в долгое молчание, либо в череду споров.

Мы познакомились с Филом случайно. В один из вечеров я зашел в бар, чтобы перекантоваться часок другой перед новым вызовом. Легкая музыка и чье-то рыгание на фоне, показались мне отличной альтернативой будничным мыслям. Но ни бренчания гитары, ни отборных ругательств я так и не услышал в тот вечер. Зато пропустил мимо ушей целый ансамбль шуток. Фил подсел ко мне за стол после выступления и спросил: «Неужели вам ничего не понравилось из программы?». Я понятия и не имел, о чем он и продолжал тянуть виски. Вот сейчас, самое время вызвать меня на допрос, крутилось в мыслях, когда в ответ на молчание Фил пустился повторять шутку за шуткой. Его попытки рассмешить меня вызвали у меня интерес уже к самому Филу. Он готов был потратить весь вечер, лишь бы выудить из меня хоть один смешок. И он его получил. Правда, списал все на алкоголь, который я выпил в огромном количестве.

Если подумать, все отношения в моей жизни начинались схожим образом. Кому-то случайно приходило в голову заговорить со мной, ну а я просто не мог уйти от этого разговора или не имел достаточного повода. Повод всегда давало министерство, отец, что-то из ряда вон выходящее, что позволяло уйти без лишних препираний.

Мне нравилось встречаться с Филом хотя бы потому, что говорил в основном он, а я необязательно должен был слушать. К тому же он из тех людей, которые понимают важность чего-то, но не признают жертв ради его достижения. В моем случае важность работы чтеца и жертв для ее выполнения. Я помню, зачем поступил в министерство. И это «зачем» все еще помогает мне не склоняться пред такими людьми, как Фил.

– Красильщиком на заводе. Пытался извлечь чип.

– Сам?– Его удивление казалось естественным, но я не мог найти оправдание страху, который проступил на его лице.

– Да, сам. Он не собирался убегать, как большинство людей в подобных случаях.

– Зачем тогда?

– Не все ли равно, Фил? – Он рассеяно пожал плечами, но взгляда от меня не отвел, все еще ожидая ответ.– Не хотел обременять других, если начнется распад. Сегодня я еще поговорю с его семьей и знакомыми. Но вряд ли что-то из сказанного свяжет его с «АрКейном».

– Считаешь, он сказал тебе правду?

– Он не мог сказать ничего, кроме правды.

Фил усмехнулся, стукнул меня по плечу и произнес:

– Конечно.

Дождь стучал по окнам всю дорогу. Когда настало время выходить ливень накрыл город непроглядной пеленой, и не было слышно ничего, кроме шума ударяющихся о землю капель.

На развилке между министерства Фил остановился и кинул взгляд назад на бегущих к дверям связистов. Время близилось к девяти и у центрального входа, будто муравьи, толпились опаздывающие.

– Вот и пришли.– Мне показалось, я услышал грусть в его голосе, но, подняв глаза, застал все то же улыбающееся лицо.

– Как думаешь,– произнес он, поднимая взгляд к небу,– мы когда-нибудь сможем перестать бояться расщепления?

– Если только снова станем пустыми.

Мы оба усмехнулись, и в тот же момент я почувствовал крепкий хват на спине. Фил притянул меня к себе и обнял. Это было по меньшей мере странно, и думаю, Фил сам это понимал, но хватку не ослабил.

– Фил? – пробубнил я ему в плечо.

– Постоим так еще немного, пожалуйста.

Он сжимал меня так сильно, что я едва не упал, когда он все же решил меня отпустить.

– Я рад, что у меня есть такой друг, как ты, Доран.

Молча он развернулся и ушел, не дожидаясь ответа, будто заранее знал, что не получит его. Какой-то время я пытался найти в его словах смысл, но поднявшийся холодный ветер перетянул все внимание на себя. Я застегнул куртку плотнее и зашагал в противоположную сторону.

Информационный блок министерства