Мария Альтер "Маленькие шаги Марии"

Маленькие шаги Марии
Мария Альтер

Мария оказывается в любовном треугольнике и в результате попадает в психиатрическую больницу. Удастся ли ей осуществить свою мечту и выбраться из замкнутого круга, чтобы доказать самой себе, что чудеса случаются с теми, кто в них верит.

Мария Альтер

Маленькие шаги Марии

Глава I Здравствуй, бездна

«Я все равно ни о чем не жалею – хотя бы потому, что это бессмысленно».

Эльчин Сафарли

«Какой странный врач, – думаю я. – Зачем ему ночевать в нашем доме? Он боится, что я разнесу всю квартиру или порежу себе вены? Почему они просто не могут дать мне лекарства. Зачем им завтра везти меня в другой город? Неужели без его контроля не отвезти меня в эту больницу?»

Мне 19. И мои родные решили, что я сошла с ума.

Я долго всматриваюсь в свое отражение. Пытаюсь понять, что со мной не так… Когда все началось? Кто виноват? Хотя к чему вся эта болтовня: виновата, конечно, я. Я сама зашла так далеко и потеряла себя. Теперь жду, жду… Нет, не смерти, а своего воскрешения.

На часах 23:45, мне приходит СМС от Артура: «Маша, как ты? Сможешь поговорить?»

Я набираю его номер.

– Маша, неужели этот врач правда ночует у вас? Странно все это… Я всегда с уважением относился к твоим родителям, но сейчас мне кажется, что они перегибают палку.

– Артур, прошу, отвези меня в эту больницу сам. Сделай так, как просят родные. Ты же знаешь, я не сплю уже месяц. Ты меня довез домой, когда я была без сознания. И почему нельзя было подождать с Ромой, когда я отойду…

– Все дело в Роме? И зачем я только вас познакомил!

– Нет, дело не в Роме, и ты тут ни при чем.

– Маш, а может, начнем все сначала?

– Артур, я устала…Мы оба квиты и стоим друг друга… Прости, я не могу… Правда, во мне что-то умерло. Я больше не люблю. Никого. Ни тебя, ни Рому, ни себя…

– Маш, опять ты за свое. Ты же знаешь, тот случай был разовый… Все глупо вышло. Я и не думал, что все так обернется…

– Все зашло слишком далеко. Видимо, эффект бабочки сработал. Когда ты мне изменил, я хотела умереть. Артур, ты сделал очень больно… Илья Константинович говорит, что лечение пойдет мне на пользу и я выйду другим человеком.

– Он так смотрел на тебя… Не как врач.

– А как кто?

– Как мужчина.

– Ты опять за свое? Ох уж эти армянские корни. Артур, это просто врач. Давай спать. Завтра утром ждем тебя…

– Спокойной ночи, Маша.

– До завтра, Артур.

Я пытаюсь заснуть, но ничего не выходит. Воспоминания вихрем проносятся у меня в голове…

Наша последняя ночь с Артуром. Так странно: я перестала чувствовать его тело. Все было жутко – на автомате. Омерзительно. Ненавижу себя за это. А он даже глазом не моргнул. Неужели не понял, что я больше не люблю его? И три дня спустя я решаюсь и признаюсь, что так больше не могу. Не могу быть его девушкой. Наш роман длился три года, пока не появился его друг.

Да, я ничего не могу с собой поделать. Прости, прощай. Мы оба плачем как дети. С Артуром я испытала весь спектр эмоций – от любви до отвращения.

Я буду помнить наши душевные разговоры до утра, поцелуи под дождем, экстремальное вождение без прав и восхождение на Мамзышху. И наши скандалы похлеще, чем в итальянском кино. Я и подумать не могла, что наше пламя так быстро погаснет. Все закончилось, как в песне «Притяжения больше нет», – «и пусть в моих поступках не было логики, я не умею жить по-другому…»

Наступает рассвет.

Мы едем в больницу. Дорога длинная. Я сижу сзади с родителями, Артур – за рулем, рядом Илья Константинович.

Смотрю в окно, взглядом провожаю знакомые улицы детства. Что меня ждет? На минуту захотелось выпрыгнуть из машины и убежать. Мне становится страшно. Мне жаль себя, жаль родителей. Жаль своих коллег и отчетность, которую я запорола.

Вернусь ли я другим человеком? Какой я стану? Девушкой из толпы, ничем не отличающейся от среднестатистического населения? Почему, почему мы все усложняем в жизни? И запрещаем себе чувствовать по-настоящему: когда горит – гореть; когда плохо – реветь; и любить, когда любится, да так, чтоб на полную мощь и без остатка. Да, без остатка. У меня в сердце не осталось ничего, сосуд пуст. Вот к чему привели мои искренние эмоции. Включаю музыку на плеере – мое последнее удовольствие перед «двухмесячным отдыхом». В ушах звучит «Моя игра» Басты: «Улицы несут в себе боль и разочарование, минуты страха, минуты отчаяния».

Вот и все. Я здесь. Заполняю согласие на пребывание, прощаюсь с мамой и папой, обнимаемся и плачем. На прощание Артур меня целует в щеки и говорит: «Ты сильная, все будет хорошо. Не дрейфь, малышка».

Мне дают старый, но чистый халат, и я переодеваюсь. Затем ведут по улице в другой корпус, я вхожу – и двери закрываются. Начинается новый виток моей жизни. За гранью понимания. Белые стены, везде решетки. Я прохожу в палату, в которой уже четыре человека – две бабушки и две молодые девушки. Стоит неприятный запах. Мы знакомимся. Я, правда, не запоминаю сходу имена. Ложусь на кровать и жду, жду, когда мне дадут лекарство и я наконец усну.

Я засыпаю. И три дня только и делаю, что сплю, ем, пью лекарства и лежу под капельницами. Все как в тумане. Но я потихоньку начинаю привыкать к этой атмосфере.

Сумасшедший дом – приют для ранимых душ. Сколько с ним связано историй: кто-то из пациентов обречен провести всю жизнь под замком, кто-то выходит, но еще не раз сюда попадет. Есть и такие, кто скрывается, лишь бы не сидеть в тюрьме. Вот привезли очередную даму в белой горячке, а у этой девушки исколоты все вены – мать поселила ее здесь, чтобы уберечь от наркотиков. Есть и бедные бабушки, от которых просто отказались и запихнули сюда, лишь бы не мешали жить молодым. Но есть и вполне нормальные женщины, даже врачи. У кого-то умерли родители, а вот девушка только родила, и у нее послеродовая депрессия. Как там ее малыш – без нее? Страшно даже подумать.

Что здесь делаю я? Этот вопрос я задаю себе часто, но не нахожу ответа. Трудно признаться, что я была невменяема и вела себя по меньшей мере глупо, безрассудно и вызывающе. Да, я не опасна и никому не причинила зла. Не считая моих родителей, Артура и Ромы. Но ведь все могло бы быть по-другому.

Илья Константинович просит меня завести дневник и писать то, что на душе лежит, что я и делаю. Родители приедут только через неделю, а мои запасы еды уже кончаются. Я ем как слон и, конечно, делюсь с остальными. Приезжали благотворители из церкви, привезли вкусных булочек. Остальная еда отвратная.

Доктор И.К. (так я называю Илью) вызвал меня к себе в кабинет, попросил нарисовать свой страх. Я нарисовала черный камень и много-много птиц, клюющих его.

– Маша, расскажи подробнее о рисунке.

– Мое сердце превратилось в камень, я ничего не чувствую, даже когда на меня кричат. Вспоминаю наши ссоры с Артуром и понимаю, как все началось.

– И как?

– Мне позвонил Артур, но вместо его голоса я услышала истошные крики, слышала, как девушка стонала и требовала продолжения, и его, его голос говорил ей: «Девочка моя».

– Что ты почувствовала в этот момент?

– Вначале острую боль, затем обиду, ярость. Я не знала, как мне быть.

– Что ты сделала?

– Ничего. Выключила телефон, пошла на работу, отработала. И приехала к Артуру, чтобы расстаться с ним.

– Когда это случилось?

– Полгода назад.

– Но ты же не рассталась с ним после этого. Почему?

– Он сказал, что любит меня, просил прощения и уверял, что был у шлюхи. Я спросила: «Чего тебе не хватает?» Он сказал: «Новых ощущений». И что проститутки-то знают толк в любви.

– Понимаю, что тебе пришлось пережить. Можешь сделать с этим рисунком все, что хочешь. Так, как тогда хотела бы поступить.

– Я хочу порвать его и никогда больше не вспоминать об этом.

В конце Илья Константинович вручил мне Библию. И начал интересоваться моими увлечениями, спросил, что мне приносит удовольствие. Сказал, что готов принести мои любимые книги и еду. Я попросила сборник стихов Асадова, «Гранатовый браслет» Куприна и «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган, а еще сыра и свежего батона. И, о чудо, доктор И.К. принес все через три дня. В книгу Куприна положил записку: «В тебе звучит музыка. Откройся новому. Я помогу».

Неужели я ему нравлюсь? Никто из девушек не говорил, что доктор И.К. оказывал им знаки внимания.

Что он за человек? Меня привлекли в нем длинные пальцы рук, и я представила, как он проводит ими по роялю. Но зачем я ему? Что он хочет сказать своей запиской? В его глазах читалась боль и тоска. Видно, что он много страдал в свое время, а может, и сейчас страдает. Но я не могу излечить его душу, пока в моем сердце дыра. Что я могу дать ему? Ничего. Мне нечего ему сказать.

Глава II Все дороги ведут в детство

«Сегодня у меня явилась мысль: если юность – весна, зрелость – лето, пожилые годы – осень и старость – зима, то что же – детство? Это – весна, лето, осень и зима в один день».

Марина Цветаева

Странно, как память играет с нами. Что-то она стирает навсегда, как морская волна – признание в любви на песке; что-то – выцарапывает в душе, как вавилонский клинописец.

Сейчас, глядя на унылую, серую стену в больнице, я далеко в прошлом.

Я отчетливо помню себя в пять лет. На мне красивое белое платье, как у невесты. Я в детском садике. Новогодний утренник, я играю Волшебную Снежинку и стою в самом центре круга. Вдруг девочка Лена наступает мне на платье, и оно рвется у всех на глазах. Верх каким-то чудом остался, а низ – нет. Все смотрят и смеются, а я убегаю от стыда в другой зал, краснея и всхлипывая на ходу. Полный провал, но, если посмотреть взрослым взглядом, что тут такого – просто нелепая случайность.

Первая влюбленность. Мальчика звали Леша, он мне очень нравился. Мы с ним были в том же детском садике. Однажды я зашла в комнату за стульчиком, чтобы пойти в столовую, и Леша побежал за мной. Мы схватили один стул, и тут, казалось бы, события могли развернуться по-разному. А случилось так, что Леша ударил меня в живот и больно сжал мне руку. Я никому ничего не сказала, стояла и плакала больше не от физической боли, а от отчаяния. «Это же Леша, и как, как он мог так поступить?» – думала я. И знаете, что я сделала? Пошла в столовую и, рыдая, съела всю манную кашу. А между прочим, у меня была жуткая непереносимость молока. «Се ля ви», – сказали бы французы. И были бы правы.

Мне кажется, воспоминания о лете 2006 года выбиты на черном граните. Верхняя полка в плацкартном вагоне, я сижу, свесив ноги. Меня смешат подружки, и я чуть не падаю на пол. Нам по шестнадцать, дружим с первого класса. У Иры ярко-зеленые глаза и невероятно красивые пышные каштановые волосы. Надя – голубоглазая шатенка с короткой стрижкой, а у меня кошачьи глаза янтарного цвета и темно-русые волосы.

Из окна приятно дует, солнце и стук колес – мы едем к моей бабушке в деревню. Время, полное беззаботной радости, вкусной малины, крикливых петухов и теплого парного молока.