Громкий треск и мини молния на конце черной дубинки заставляют меня вздрогнуть.
– Хорошо, – соглашаюсь я и протягиваю руки вперед. – Я пойду.
Минч подозрительно смотрит на меня, а моя душа постепенно выходит через пятки, но будучи не прикованной к стене я могу попытаться как-то сбежать или вырубить старика.
– Алекс!
– Лари, всё нормально. Мы ведь тоже не хотим проблем.
Минч бросает мне ключ от наручников, снимаю их и поднимаюсь на ноги.
Держу ключ в руках, и Минч кивает мне в сторону, откуда только что пришёл. Иду мимо него, а мозг хаотично кидается от одной мысли к другой. Поднимаемся из подвала и идём мимо холла наверх.
– Зачем вы это делаете? – спрашиваю я.
– У меня нет выбора, – обреченно произносит он.
– Мой папа говорил, что так отвечают только трусы и слабаки.
Подходим к двери на втором этаже, Минч отпирает её и говорит:
– Вперёд, только без глупостей.
Перешагиваю через порог, и дверь за моей спиной моментально запирается.
Бросаюсь к ней и колочу по гладкой поверхности.
– Минч!
Быстрые шаги мужчины удаляются.
Что это вообще было? Зачем отстегивать меня от стены и уводить наверх? Оборачиваюсь и вскрикиваю.
Широкая спальня в светлых тонах, над двуспальной кроватью горит бра и освещает комнату приятным теплым светом. Но лучше бы света не было, и я не видела, что в углу комнаты, рядом с зеркалом, размером от пола до потолка, лежит растерзанное тело светловолосой девушки в красном спортивном костюме. Хотя костюм мог быть и не красного цвета. Кругом кровь. На бежевом скомканном постельном, на светлых стенах, на зеркале и на женщине, которая стоит ко мне спиной и смотрит в окно. На окне решетка и видно, что её прибили недавно, она никак не вяжется с интерьером комнаты.
Стоя спиной к двери, нащупываю ручку и пытаюсь открыть, несмотря на то, что я знаю – дверь заперта с той стороны.
Страх волнами проходится по коже. Нервы настолько натягиваются, что я не могу сдвинуться с места. Да и куда идти? Некуда.
Замираю и боюсь дышать.
Женщина медленно оборачивается и смотрит на меня безобидным взглядом голубых глаз. Эта женщина с фото на каминной полке. И всё бы ничего, если б не остальная часть её лица. Всё, кроме глаз, в кровавых потеках.
Стоим друг напротив друга. Она не шевелится, я тоже.
Хочу проснуться от этого кошмара.
Ноги становятся ватными, и я хочу выть от ужаса.
Женщина открывает рот и что-то говорит мне, но если сравнивать случай с Хами и этот, то сейчас я вообще не понимаю ни единого слова. Какие-то булькающие звуки и свист.
Киваю, а женщина улыбается.
Чему она улыбается?
Тут не нужно даже пытаться понять заражена она или нет. Вся кожа шевелится, я даже не представляю как давно она заражена? С первого дня?
Женщина начинает отходить от окна, за которым кромешная тьма. Я начинаю двигаться в противоположную сторону, но стараюсь не заходить в угол.
Где-то за дверью слышен лай собак, а потом крик Минча.
Дальше я ничего не успеваю заметить, так как женщина бросается на меня. Бегу к окну и, запнувшись о тело девушки в красном, падаю на пол. Мягкий ковер пропитан кровью, и я теперь тоже вся в крови. Кровь, кровь и ещё раз кровь.
Слышу снизу громкий хлопок. Выстрел. Это точно он. Переворачиваюсь с живота на спину и в последний момент успеваю увернуться. Женщина бросает в меня статуэтку, и она врезается в зеркало. На меня валятся осколки. Прикрываю лицо руками и визжу что есть силы, старушка хватает меня за ногу и тянет на себя. Пинаю её второй ногой и попадаю прямо в челюсть. Голова женщины с хрустом поворачивается в сторону.
На мгновение я теряюсь. Ожидаю, что она упадёт, но этого не происходит. Всё так же с неестественно повернутой в сторону головой жена Минча дергает меня на себя. Хватаюсь руками за пропитанный кровью ковёр и режу ладони о разбитое зеркало, но боли не чувствую.
Кричу, визжу, пинаюсь, но старуха продолжает тянуть меня.
Правой рукой натыкаюсь на большой кусок зеркала, и пальцы сами смыкаются вокруг него. Чувствую, как кожа расходится от свежего пореза. Пытаюсь дотянуться до шеи старухи, но из-за того, что она постоянно дергает меня, я не дотягиваюсь.
Машу осколком, но разрезаю только воздух и свои призрачные надежды. Слезы и паника душат меня, не давая вдохнуть. Страх сковывает сердце, и оно перестает биться, я больше не ощущаю его.
Неожиданно старуха отпускает мою ногу и прыгает на меня сверху. Бьется ухом о моё лицо, кажется, что она хочет укусить меня, но голова по-прежнему завернута.
С пронзительным криком втыкаю осколок женщине в шею, и сталкиваю её с себя. Отползаю в сторону и забиваюсь в угол. Женщина бьется в конвульсиях, а я не могу отвести от неё взгляда.
Меня трясет, пытаюсь успокоиться, но рыдания вырываются из глубины моей души, которая темнеет на глазах.
Я убила её?
О, Боже! Нет-нет-нет. Я не могла этого сделать.
Старуха перестаёт дергаться и частично остаётся лежать на девушке в красном костюме.
Подползаю к двери, хватаюсь за ручку, поднимаю себя на ноги и тут же оседаю назад.
Поднимаю голову вверх и кричу что есть силы. Мой вопль разносится по округе и даже после того, как я закрываю рот, визг продолжает пульсировать в ушах.
Шорох позади.
Оборачиваюсь именно в тот момент, когда женщина начинает вставать на четвереньки.
Мои рыдания прекращаются как по щелчку пальцев.
Я готова потерять сознание от ужаса. Я желаю этого.
Дверь открывается, и меня практически за шиворот вытаскивают из ада.
– Алекс?
Голос Лари врывается в сознание, и я начинаю рыдать как маленькая девочка. Перед взором захлопывается дверь. Поднимаю голову и вижу маму, а в её руках ружьё. Охотничье.
– Мама.
– Алекс, вставай, – твёрдо говорит она.
Лари поднимает меня на руки, и я утыкаюсь лицом ему в грудь. Сжимаю шею друга так, словно только он способен спасти меня из лап смерти. Лари говорит какие-то успокаивающие слова, но я слышу только бухающие удары о дверь. Женщина продолжает врезаться в единственный доступный выход из комнаты.
Спускаемся по ступеням, и я поднимаю голову. Вижу Минча, он лежит рядом с дверью, в его животе зияет рваная дыра.
– Мама? – спрашиваю я, смотря на ружье в её руках.
– Да, – говорит она и продолжает идти.
Собаки вбегают в дом и начинают раздирать тело Минча, а на пороге стоит Роберт и зовет сестру.
– Роберт, она мертва, – говорю я.
– Нет! – вскрикивает он и бросается в дом.
А мы бежим к машине. Прижимаюсь ещё сильнее к Лари и глотаю горькие слезы.
Забираемся внутрь, Лари садит меня на пассажирское кресло, сам садится за руль, мама захлопывает заднюю дверцу машины.
Автомобиль разворачивается и едет в сторону шоссе.
Глава девятая
Достаточно быстро удаляемся от городка-призрака, ведь там больше нет живых или не зараженных. Роберт побежал наверх, и я уверена, что миссис Минч разделается с ним так же, как и с его сестрой. Жаль, но я с новой силой понимаю – всех не спасти. Нужно выкарабкаться самим.
Что произошло с миром? Мы безвозвратно его потеряли. Даже если правительству, ученым или высшим умам человечества удастся найти выход из ситуации с туманом, то нашему поколению уже нанесен непоправимый вред. Невозможно продолжить существовать и не вспоминать то, что мы увидели и к чему были причастны.
Перед глазами то и дело мелькают кадры последних дней. Всё изменилось.
Мир, люди, правила и законы.
Я изменилась.
Меня всё ещё трясет. Вглядываюсь в окно и жду, что из темноты вот-вот кто-то выскочит. Внутри засел ком страха, который только и делает что разрастается с каждой минутой. Покоя больше нет и быть не может.
Мама и Лекса тихо переговариваются на заднем сиденье машины. Габи снова уснула у сестры на руках. Я удивлена столь тихому и покладистому ребенку. Она не истерит, не плачет без умолку и вообще не приносит никакого беспокойства. Девочка лишь изредка показывает свой характер, но кажется, что даже она понимает, насколько тихо нужно вести себя, ведь вокруг нас монстры.
За всё время Габи ни разу не позвала маму.
Она вообще не проронила ни единого слова, всё, что она хочет, показывает жестами. Лари и Лекса отлично понимают девочку, а вот я стараюсь держаться на расстоянии.
Постоянно поглядываю в зеркало заднего вида и подмечаю, насколько сильно уставшей выглядит моя семья. На себя я стараюсь не смотреть, за последнее время меня не бил только безрукий. Миссис Рипли, Стив, Хами, женщина из дома. А если ещё вспомнить всю беготню, воровство, спасение ребенка от зараженной матери и кратковременный, но ужасный плен Минча, то вообще можно сойти с ума.
Я вся в крови, которая постепенно начинает засыхать и становиться липкой, а потом стягивает кожу. Я чувствую её запах. Металл и грязь, именно так бы я описала аромат, заполонивший салон автомобиля.
Лари молча наблюдает за загородной местностью и пустынной дорогой. Людей здесь нет, но вот несколько брошенных машин и даже один велосипед мы уже проехали. Лари периодически бросает на меня короткие взгляды, но я предпочитаю сделать вид, что не замечаю этого. Он переживает за меня, но, к сожалению, у меня недостаточно сил, чтобы убедить его в том, что я в порядке. Я хочу сказать об этом Лари, но лгать ему не намерена, друг сразу же поймет об обмане.
На плечи давит апатия. Не знаю сколько я могу ещё выдержать и что мы будем делать, если судно не придёт в восемь утра. Я лягу спать. Вот честно, несмотря на весь ужас, прожитый мною за последнее время, единственное, что греет мне душу, это воображаемый сон. Идеально было бы лечь в постель с теплым легким одеялом, мягкой подушкой и прохладными простынями, но и разложенное кресло старой машины тоже подойдет.
– Поверни там, – говорю я Лари и указываю направо.
Друг выкручивает руль на повороте, который указал мне полицейский, но, не доезжая до пристани, я прошу Лари остановиться. Без лишних споров Лари съезжает с дороги и паркуется у высокого дуба. Вот мы и прибыли. Поворачиваюсь назад и встречаюсь взглядом с Лексой. Сестра похожа на призрак, она измучена, а глаза покраснели от нескольких литров пролитых слез. По взгляду серых глаз я вижу, что отношение Лексы ко мне изменилось. Она злится, но не говорит об этом. Естественно, ведь ангелы так не поступают.
– Вскоре мы выйдем из машины и отправимся к месту, куда приплывет судно. Там ты не должна говорить про диабет.
– Почему?
– Потому что на борт они берут только здоровых людей.
Лекса кивает, а я продолжаю.
– Возьми с собой столько лекарства, сколько сможешь спрятать.
– Они что – будут нас обыскивать? – спрашивает Лекса, выпучив глаза.
– Я не знаю, – честно признаюсь я.
Меня страшит сама мысль о том, что нас не возьмут на борт.
– Как это бестактно, отсеивать людей из-за болезни, – говорит мама.
Но ведь мы то же самое делаем с зараженными. Стараемся отсеять их, а по сути, эти люди тоже больны, просто никто не знает, как их вылечить.
– Не нам судить новый строй общества, – произносит Лари. – Если хотим попасть в место, где не нужно будет спасаться каждый час, то придется подстроиться.
– Я не умею лгать, – говорит Лекса.
– Я солгу за тебя, – совершенно серьезно произношу я.
Провожу ладонями по лицу и упираюсь лбом в приборную панель. Я так измотана, что у меня больше нет сил бежать или бороться с зараженными. Хочу попасть на судно и перестать отвечать за остальных: за маму, Лексу, ребенка. Спасибо Лари, что он не входит в их компанию, а остается в моей команде.
Достаю телефон. Экран треснул, но устройство исправно, если не брать в расчет упокоившиеся деления сотовой связи. Время шесть тридцать две. Глаза слипаются, и я на всякий случай ставлю будильники на семь, семь десять, семь двадцать.
Прикрываю глаза и откидываюсь назад.
– Как ты? – тихо спрашивает мама.
– Я?
– Да.
