– Листать папки?
Келлер сжимает пальцами переносицу, глубоко вдыхает и снова смотрит на меня. Думаю, он решает, как меня убить, распихать моё тело по пакетам и незаметно вынести отсюда.
– Запрещено входить в комнату, – поясняет он.
– Только в эту или во все?
– Ты идиотка или только притворяешься?
– Идиотка.
Келлер приподнимает бровь, а я вскидываю подбородок вверх. Не ожидал, да? Сама в шоке. Но видеть удивление на обычно безэмоциональном лице дорогого стоит.
– Давай листы и вали отсюда.
– Не обязательно быть грубым.
– Отдай мне листы и уходи.
Вручаю ему уже изрядно помятую бумагу и быстро ретируюсь, но мне приходится пройти максимально близко к Келлеру, так как он ни на миллиметр не соизволил отодвинуться от двери. Успеваю почувствовать аромат его духов, и он мне не нравится.
Возвращаюсь в комнату и бросаю на кровать лист с правилами, после нас снова ведут есть. Затем свободное время, которое я блуждаю по коридорам. Вхожу в очередной коридор, тут таких блуждающих, как и я, вполне достаточно. Взгляд цепляется за светлые волосы, собранные в идеально ровную косу, обходя людей, следую за девушкой, и я уверена, что это Лекса.
– Лекса? – окликаю её я.
Сестра оборачивается, и я вижу на её лице облегчение, но потом оно меняется на негодование.
Подхожу к ней и обнимаю, она слабо дотрагивается до моих плеч и в итоге отодвигает меня. Кажется, мы поменялись ролями. Дверь рядом с Лексой открывается, и оттуда выглядывает мама. Обнимаемся и входим в пустую комнату. Тут всего три односпальные кровати. Детская кроватка стоит в центре, внутри спит Габи, в углу расположены стол, три стула и два шкафа.
– Так у вас хоромы, – говорю я, испытываю невероятнейшее облегчение.
Они прошли медкабинет и даже умудрились захапать лучшие апартаменты, что я тут видела.
– Как ты? Они делали тебе больно? – спрашивает мама.
– Нет, всё нормально. Вы как?
Лекса стоит как каменное изваяние, сложив перед собой руки. Психолог бы сказал, что она закрыта к разговору. Ну и плевать, поговорю с мамой.
– Хорошо. Нам даже еду сюда приносят. Дали всё необходимое для Габи, нам одежду и аптечку первой необходимости.
– Ого.
А мне дали одежду какого-то мужика.
– Сколько у Лексы доз осталось?
– Две, – говорит мама. – Я попыталась узнать про медпункт или что-то похожее, но безрезультатно. Нужно сказать Оливии, что мы обманули всех.
– Кто такая Оливия?
– Она у нас тут вроде как главная, по всем вопросом обращаться нужно к ней, – отвечает мама.
– Нет. Если нас выставят отсюда, то мы умрем в первый же день. Я постараюсь сегодня устроиться к Доку, думаю, смогу найти лекарство в его закромах. Не может быть такого, что на военной базе нет нужного нам лекарства.
Лекса продолжает стоять, и тактично делает вид, что меня не существует. Она дуется из-за Зари. Ладно, пусть будет так. Мама раздумывает над моими словами и всё же говорит:
– Но как только лекарство закончится, мы расскажем обо всём Оливии.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Снова бросаю косой взгляд на Лексу. Мне жаль её.
– Она переживает из-за Зари, – шёпотом говорит мама.
– Я тут и всё слышу, – произносит Лекса и поворачивается к нам. – Мы даже не попытались.
Тут она права, мы не пытались.
– У нас не было выбора, – напоминаю я сестре, но ей до моих напоминаний нет никакого дела.
– У нас было время, чтобы вернуться, – настаивает она.
День близится к завершению, с самого первого горна со мной происходит какая-то дичь. Я опаздываю в душ, ругаюсь с Келлером, получаю метку, меня высмеивают в столовой, предлагают стать инкубатором, очередная встреча с Келлером. Я морально истощена, и конфликтовать с Лексой я не хочу. Мне нужна та кроха сил, что ещё во мне остались, чтобы получить работу у Дока.
– Я не буду с тобой спорить, что сделано, то сделано, – ровным тоном говорю я.
– Конечно же. В бар мы поехали, а за моим парнем нет.
– В бар? – спрашивает мама.
Прикрываю глаза и усмиряю желание придушить Лексу.
– Я там подрабатывала, – признаюсь я маме.
Больше нет смысла скрывать это. Бар был в другой жизни.
Мама никак это не комментирует, уходит к кроватке Габи. Собираюсь уходить, но Лекса сегодня неумолима.
– Зачем ты заставила нас лгать, что Габи мой ребенок? Теперь мне приходится постоянно делать то, чего я не умею. Могла бы сказать, что она твой ребе…
– Стоп! – кричу я, меня уже порядком раздражает, что сегодня все решили высказать мне свое недовольство. – Мы все подстроили так, что Габи твой ребенок, лишь бы ты гарантированно попала на судно. Я не всевидящая и не знала, что они заберут всех с того берега. Вдруг не хватило бы мест или ещё что-то?!
– Я этого не просила!
– Девочки, прекратите.
– Ты не просила, – спокойно повторяю я, и внутренности скручивает в узел.
Она не просила. Да только благодаря мне Лекса вообще жива. Злость вскипает во мне, но я стараюсь удержать этот поток и не поддаться на провокацию.
– Мне не нужна твоя забота, – говорит Лекса, но былого запала в её голосе я больше не слышу.
– А мне нужна живая сестра, – тихо произношу я и отворачиваюсь.
Подхожу к Габи и смотрю на малышку. Она, выпучив глаза, наблюдает за мной. Прошу тебя, когда вырастешь, только не говори, что ты не просила спасения.
Дверь хлопает, оборачиваюсь, Лексы нет.
– Прости её, как только нас сюда поместили, она сама не своя. Толком ничего не ест, плохо спит и мало со мной разговаривает, – говорит мама с грустью в голосе.
– Всё нормально.
– Я знаю, что тебе обидно это слышать, но поверь мне, Лекса благодарна тебе, как и все мы.
Киваю и сажусь на соседнюю кровать.
– Почему их три?
Мама улыбается.
– К нам должны подселить Лари, он ведь отец ребенка.
Какое-то время разговариваем с мамой о нашем дальнейшем пребывании на базе номер восемь. В принципе, жизнь здесь это удача. Осталось решить проблему с лекарством для Лексы и можно выдохнуть спокойно. Военные не заставляют нас делать что-то против нашей воли, они дают нам крышу над головой и еду. Да, на базе безусловно имеются свои законы и правила, но человек настолько гибкое существо, что мы быстро привыкнем к этому.
Прощаюсь с мамой и отправляюсь в свой отсек. Дохожу до комнаты и слышу оттуда гневные выкрики рыжего. Медленно открываю дверь, и взгляды всех присутствующих тут же стреляют в меня.
– Это она. По-любому она, – говорит рыжий и тычет пальцем в мою сторону.
Синтия выходит вперед и приказывает рыжеволосому заткнуться.
– Алекс, ты брала очки Хьюго?
Как я понимаю, имя рыжего – Хьюго.
– Я даже не знала, что у него есть очки.
Рыжий выходит немного вперед и вопит как резанный:
– Ложь, она вчера видела, как я убирал их в тумбочку!
– Для чего мне вообще уперлись твои очки?
– Это у тебя нужно спрашивать.
С ним разговаривать бесполезно, дальше обращаюсь к Синтии.
– Я не брала его очки.
– Обыщите её, – говорит Хьюго и позволяет себе кривую ухмылку, которую вижу только я. – Этого требуют правила.
Синтия вздыхает и говорит:
– Открой свою тумбочку.
Подхожу и открываю. Там ничего нет.
– А на кровати? – подсказывает рыжий ублюдок.
Я уверена, что это он сам сделал.
Синтия поднимает подушку и там лежат очки. Целые и невредимые.
– Я так и знал, что она воровка! Да у неё на лице это написано!
Синтия отдаёт очки Хьюго и обращается ко мне.
– Идём.
И тут я начинаю напрягаться.
– Куда? Синтия, я не брала его очки, у меня со зрением всё в порядке.
– С этим уже Келлер разберется, – говорит Хьюго.
– Вот ты рыжий ублюдок! Решил таким образом меня подставить?
– Это ты решила отомстить мне.
Издевательски смеюсь и подступаю к нему, но дорогу мне преграждает Синтия.
– Если бы я решила тебе отомстить, то эти очки торчали бы у тебя из задницы, а не лежали у меня под подушкой.
Хьюго не отвечает, это ведь больше и не нужно, ублюдок добился своего. Он подставил меня из-за того, что я задела его ничтожное рыжее эго.
Синтия выводит меня из комнаты, но я слышу, как жильцы перемывают мне косточки.
Какие бы надежды я не возлагала на этот день, все они безжалостно растоптаны.
– Я этого не делала.
– Я тебе верю, – отвечает Синтия. – Только глухой не слышал о том, как ты осадила пыл Хьюго.
Первый кирпичик моей репутации на базе номер восемь – воровство. С такой стройкой, стена не будет крепкой и рано или поздно развалится, и под этими завалами окажусь только я.
– Куда мы идём?
– К Келлеру, такие вопросы решает он.
