Ещё хлопок, что-то падает, а потом наступает тишина.
Слишком тихо. Нет ни шагов Хами и его друга, ни их странных смешков и слов невпопад.
Поднимаю голову и смотрю в дверной проём, там стоит мужчина в полицейской форме, в его руке пистолет, который он убирает в кобуру на поясе брюк.
– Александрия? – спрашивает он, и я быстро-быстро киваю. – Вас там сестра ждёт.
Лекса? Где, во имя всего святого, она нашла копа? В эту часть города даже в былые времена полиция наведывалась крайне редко, а сейчас и подавно.
– Что это значит? – спрашиваю я и быстро на четвереньках ползу к Лари.
Друг лежит на спине и, морщась от боли, пытается сесть. Все же он не потерял сознание. Помогаю ему встать и встречаюсь взглядом с достаточно молодым копом.
– Прошу вас покинуть помещение, – говорит он.
Подвожу Лари к кровати, под которой мы прятались несколько часов, усаживаю его и иду к комоду, открываю его и пытаюсь достать маму, но она практически без сознания. Поднимаю её руки и хочу перекинуть их себе на шею, но они безвольно падают.
Выпрямляюсь и оборачиваюсь.
– Помогите мне, – прошу я полицейского, стараясь не замечать тело Хами и его друга.
Первому коп прострелил висок, а второму попал в живот, и он ещё жив… продолжает корчиться на полу. Кровь, много-много крови. Меня начинает мутить.
Полицейский помогает достать маму и берет на руки вялое тело. Развязываю ей руки и ноги, а также снимаю кляп. Мама приоткрывает глаза и снова закрывает их. Хаотичными движениями задираю ей рукава и разглядываю кожу. Никаких движений. Смотрю на полицейского и прошу его:
– Помогите мне донести её до машины.
– Конечно, – отвечает он.
Я подхожу к Лари и помогаю ему подняться. Перекидываю его руку через себя, но это так глупо. Лари выше меня практически на голову.
Еле как спускаемся, выходим на улицу и быстро шагаем к машине. Увидев Лексу, протяжно выдыхаю. Цела.
Сестра выходит из машины и открывает заднюю дверцу. Полицейский укладывает маму на сиденье, Лекса забирается следом и берет на руки девочку. Я помогаю сесть Лари на пассажирское сиденье, закрываю дверь и оборачиваюсь к копу.
– Спасибо вам, я уже думала, мы оттуда не выберемся.
И я действительно поверила в то, что Хами и его дружок растерзают нас.
– Вашей сестре спасибо, она позвонила в 911.
– Не думала, что службы ещё работают.
– Они больше не работают, теперь все звонки идут напрямую патрульным и, если кто-то еще в состоянии… он может отправиться на помощь. Но таких слишком мало.
– Что это значит? – спрашиваю я и потираю шею, скоро появятся синяки.
Патрульный поджимает губы и не хочет отвечать, но в итоге сдается. Смотрит мне в глаза и говорит:
– Это значит, что наш город уже не спасти. Тут практически не осталось не заражённых, а к восьми часам утра следующего дня город оцепят и отсюда больше никто не выйдет.
– Не будут выпускать? Даже тех, кто не заражен?
– Нет. Полная эвакуация идет в столицах и больших городах. Такие, как наш, – коп печально улыбается и продолжает, – никому не нужны.
– Откуда вы это знаете?
– Нам сообщили ещё два дня назад.
– Понятно, – косо смотрю на полицейского и спрашиваю. – И вы до сих пор здесь?
– Кто-то решил уехать, кто-то заразился, а кто-то остался.
– Для чего?
И я искренне не понимаю мотивов этого полицейского. Он мог покинуть Дрим Сити ещё два дня назад, но он по-прежнему здесь.
– Кто-то должен остаться. Не окажись я сегодня здесь, и…
Ему не нужно договаривать, я знаю, что произошло бы.
Сначала я не могла понять, что меня смущает в полицейском и только сейчас до меня дошло.
– Вы не носите респиратор, – говорю я.
– В этом нет необходимости. Ничто не способно спасти нас от тумана и Т001. Он передается не воздушно-капельным путем, а через кожу, поры.
Тянусь, чтобы снять шарф, но его нет. Потеряла в квартире Хами и даже не заметила этого.
– У нас тут ребенок, – говорю я, указывая на заднее сидение машины. – Она не наша, мы забрали её у заражённой…
– Я не могу забрать её, – говорит коп.
Я и не надеялась, но стоило попытаться.
– Что нам с ней делать? – спрашиваю я скорее у себя, чем у полицейского.
– Спасать.
– Но вы же полицейский, спасать – это ваша прерогатива.
– Да. Но я не думаю, что доживу до закрытия границ города. А вот вы можете. Езжайте по дороге, которая ведет в Колборк, свернёте на пересечении дорог к заповеднику и отправляйтесь к морю, там ещё эвакуируют не зараженных. Попадёте на корабль и вас увезут на одну из военных баз. Там помогут и вам, и ребенку.
– А вы? Можем уехать все вместе.
– Меня не возьмут на корабль.
– Почему?
– С хроническими заболеваниями не берут. Слишком ограниченное количество мест. Да и я не уеду из родного города. Я нужен тут.
С хроническими заболеваниями не берут. Твою же мать. Лекса.
Наш путь лежит не на пристань, но это выглядит как запасной вариант. Совсем недавно у нас не было ни одного, а сейчас целых два. Богатеем.
– Спасибо, – говорю я полицейскому и вкладываю в это слово такую благодарность, которой в жизни не испытывала. – Вы спасли нам жизни.
Этот мужчина достоин куда больше, чем "спасибо", он остаётся в заведомо мертвом городе, чтобы спасать тех, кто ещё продолжает цепляться за жизнь. А это дорогого стоит. Человечность, одно из лучших и редких качеств.
Подхожу к водительской дверце, но меня окликает коп:
– Александрия?
– Да?
– Возьмите это.
Полицейский подает мне небольшой черный электрошокер и, кивнув, уходит к своей машине. Не успевает он дойти до автомобиля, как его нагрудная рация оживает, и он, ответив, ускоряется, усаживается за руль и быстро уезжает.
Сажусь в машину. Лари более-менее пришел в себя, осматриваю его руку и вижу на ней следы укусов. Мама вроде как в сознании. Малышка тихонько хлюпает носом, сидя у Лексы на коленях. Завожу двигатель и отъезжаю.
– Лари, ты как? – спрашиваю я.
– Нормально, – отвечает он и откидывает голову назад.
– Мам?
Мама всхлипывает, и я ловлю её взгляд через зеркало заднего вида.
– Девочки мои, мне так жаль, – шепчет она.
– Мама, всё хорошо, – говорит Лекса. – Мы вместе и это самое главное.
В кои-то веки я полностью согласна с сестрой.
– Что они сделали с тобой? – спрашиваю я.
Кажется, что мама скрючивается ещё больше и становится такой маленькой и хрупкой. Во взгляде ужас и боль.
– Хами словно слетел с катушек. Когда я в последний раз разговаривала с тобой по телефону, я хотела уйти домой, но он не позволил. Забрал телефон и связал меня. А потом посадил в комод.
– И ты все эти дни просидела там?
– Нет. Он доставал меня… иногда. А потом снова запирал.
Ужас какой. Коп застрелил Хами, и у меня нет ни единой капли скорби. Так ему и надо.
– Кто тебе звонил? – спрашивает Лари.
Я и забыла об этом. Достаю телефон и смотрю на дисплей. Бар. Кто-то звонил мне из бара.
Набираю ответный вызов, но теперь даже гудки не идут.
Чёрт!
Подъезжаю к развилке дороги. Одна ведет на загородную трассу, вторая вернет меня в мой район. Останавливаюсь и смотрю на Лари.
– Алекс, не надо, – говорит он. – Нам не может везти вечно.
Меня разрывает противоречие. Я могу сейчас поехать и искать некоего Минча или же вернуться к бару и проверить. А вдруг там Рена со своим ребенком?
Сворачиваю направо, и Лари говорит:
– Это ошибка.
Возможно, но все, кто работает в баре, стали для меня своего рода второй семьей. Я должна убедиться, что с ними всё в порядке. Я ведь могу рассказать им о том, что есть выход из города. Есть безопасное место, о котором не говорили по ТВ.
К бару я подъезжаю достаточно быстро. Людей на улице почти нет и это радует. Беру шокер, выхожу из машины и направляюсь к закрытой двери бара, но стоит мне подойти к ней, как она открывается, и на меня оттуда смотрит Питер.
– Алекс, – говорит он и сгребает меня в медвежьи объятия.
– Питер, как ты? – отстранившись, спрашиваю я.
– Всё хорошо. Я был у тебя дома, но там заперто. Я переживал.
Входим в бар, тут больше никого нет.
Нужно забрать Питера с собой. Он военный и сможет помочь нам, да и себе тоже.
Дверь закрывается, отгораживает меня и охранника бара от внешнего мира. Внутри горит свет и даже тихо играет музыка.
– Почему ты здесь? – спрашиваю я. – Почему не дома?
– Скоро придёт Билли, и мы откроем бар. Алекс, ты же знаешь, он не любит, когда кто-то опаздывает.
Медленно оборачиваюсь к Питеру и сердце проваливается в пятки. Бывший военный смотрит на меня своим обычным добрым взглядом, а по его левой щеке проползает туманная дрянь. Теперь я именно так буду называть эти странные всполохи под кожей.
Питер заражён.
Мой огромный добрый Питер.
– Билли не откроет бар, – говорю ему я, а в глазах собираются слёзы.
Только не Питер. Столь добрых и отзывчивых людей не существует.
– Почему?
– Питер, – начинаю было объяснять, но замолкаю.
