Ядвига приехала через семь дней. Если в прошлый приезд её раздирали ясно читаемые на лице чувства – и страх, и недоверие, и гнев – то сейчас девица цвела и пахла с широченной улыбкой во весь рот. С самого порога она затараторила:
– Доброго тебе здравия, Люта! Твоя магия дюже сильна! Сделала всё, как ты велела, а потом – ты даже не представляешь: Светозарушка примчался на следующий день, просил прощения, клялся, признавался, а уж как любил, и так, и эдак! Эх, – зажмурилась молодуха от приятных воспоминаний, – как в прежние времена, будто и не уходил даже!
Люта сидела за столом с непроницаемым выражением лица.
– И тебе здравия, Ядвига! Проходи, присаживайся. Скоро пойдём на святилище, судьбы ваши соединять.
Девица замолчала и села, слегка потупившись. Она теребила тесемку на платье, собираясь с духом. А потом, осторожно подняв глаза на колдунью, спросила:
– Я тут подумала: может и не надо ничего больше делать? Вот же он, любимка, прибежал, весь горячий, страстный, обещался сватов в скорости прислать…
– Пустобрех твой Светозар! – резко прервала Люта девку. – Гляди-ка: наобещал девке с три короба, та и растаяла. Ты ему с помощью свечи лишь лярву похоти подкинула, вот и примчался, мудями звеня. Ему только это и надо, а сердце его пустое, не горит там любовь к тебе. Так что сватов просто так не дождёшься. А вот когда всё сделаем – будет любить тебя без памяти, души не чаять, на руках носить!
Так Люта сказала вслух, а про себя подумала: «А когда твой Светозар выпьет хмельного, то может и побивать тебя, чувствуя на себе цепь нерушимую, волю и желания его сковавшую. А то и вовсе пить начнёт напропалую из-за сердца в темнице».
– Привезла, что должно?
– Да, я мигом! – Ядвига рванула на улицу, хлопнула дверь из горницы, потом вторая из сеней. Снова хлопанье дверей.
– Бе-е-е! – раздалось в сенях блеяние ягнёнка.
Ядвига вошла с красным парчовым мешком с алым плетёным шнурком в качестве завязки, раскрыла и вывалила на скамью шкурки куниц, а Люте протянула своё любимое жемчужное ожерелье. Ведьма намётанным глазом взглянула на жемчуг, на куньи меха – добро, всё хорошего качества, молодица не поскупилась, будет ей Светозар в рабы-полюбовники.
– Волос?
Ядвига вытащила из-за пазухи вышитый узорами ситцевый платочек, аккуратно сложенный вчетверо, развернула его и протянула колдунье. На платке лежали еле видные три длинных светлых волоса.
– Вот, на перине остались. Волос у красавца моего длинный и густой, – в голосе девицы чувствовалась похвальба и гордость за окаянного любимого.
Люта взяла платок, отошла к печке, где стоял маленький стол, который она использовала для приготовления еды и различных зелий, и взяла небольшую, но глубокую глиняную чашку. Раскрыла несколько мешочков с травами, в обилии висевшими у потолка по всей комнате, в поисках нужного ингредиента.
– Ага, вот он! – удовлетворённо воскликнула Люта. – Одолень-трава, то что нужно.
Ведьма накрошила травы в чашку, бережно положила туда волосы Светозара, добавила совсем чуть-чуть воды из котелка и тщательно перемешала.
– Ну всё, пора, выдвигаемся к капищу. Такой наказ: туда идём, молчим, на месте всё творим, обратно тоже молчим. На возвратном пути не оборачивайся назад, что бы не услыхала или не увидела. Это ведовские правила, если нарушишь, то насмарку пойдут наши старания. Поняла меня, Ядвига? – строго спросила ведьма.
– Поняла, Люта: туда молчим, обратно молчим, ни в какую не оборачиваться.
Люта надела широкий вышитый пояс с костяной пряжкой, сбоку которого висели длинные ножны с вырезанными на них рунами, а сверху торчала резная костяная рукоять атама. Ядвига взяла ягнёнка на поводке. И пошли они на капище делать дело чёрное, светлым богам вроде как неугодное, ведь приворот волю и судьбу привораживаемого ломает. А с другой стороны, прикрут сей любовный и страстный послужит запоминающимся уроком Светозару, научит его ответственности и исполнению своих обещаний.
Люта всегда ходила к святилищу немного разными путями, дабы не прокладывать видную тропинку. И сейчас они шли по непроходимой, казалось бы, чаще. Солнце садилось, на землю опустились сумерки. Ядвига молча продиралась через лес вслед за ведьмой, огибая ямки, отодвигая тонкие ветки и уклоняясь от толстых ветвей елей-великанов. Сердце молодицы бешено стучало, ноги иногда подкашивались и спотыкались, дышала она ртом, не успевая надышаться, губы пересохли, сжавшись в корку – страшно было Ядвиге, люто страшно. Чёрный ягнёнок на поводке периодически блеял. Его сердечко тоже сковал животный страх и неясное предчувствие скорого конца.
Наконец, колдунья и её гостья дошли до святилища. Чёрный камень в темнеющих сумерках казался проходом в иной мир. Широкий, как стол, алтарь на каменной площадке высотой был до пояса. За ним располагалась каменная стела, на которой при надобности Люта писала имя божества при воззвании.
Ведьма опустила чашку на алтарь и жестом указала Ядвиге, чтобы та встала чуть позади. Люта обратилась лицом к стеле, подняла руки в позу Оранта и воззвала к Тёмной Матери:
Мара полнощна, Матушка Кощна!
Серпом косила, вилами носила,
Ложкой едала, с чарки ливала.
Серпом ясным месяцем нити покутны косила,
Велеса вилами плоти-крови мёртвы забирала.
Услышь дщерь твою, Мара-Мати!
Гой! Чёрна Мати! Гой Ма!
Колдунья ещё дважды повторила своё обращение и замерла, закрыв глаза. На святилище резко опустился могильный холод, проскочил небывалый в лесной чаще ледяной ветер. Мара услышала одну из своих жриц.
Люта подошла к девице и забрала ягнёнка. Тот блеял и упирался, но шёл, чувствуя нерушимую волю и огромную силу в чёрном взгляде колдуньи. Люта вытащила из ножен атам с блестящим лезвием – изготовленный с добавлением крови водяного дракона, остро наточенный, закалённый в настоях волшебных трав, он пульсировал, изнывая от жажды. Ведьма зажала ягнёнка между ног, сдавила коленями, произнесла:
– Мара-Мати, во твою славу, во твоё имя прими эту жертву!
И резким движением перерезала горло ягнёнку. Тот задёргался, цепляясь за жизнь, кровь хлынула широкою рекой. Ведьма дождалась, пока жертва затихнет, после чего переложила тело на алтарь, кровь текла, ручейки доходили до края и капали на пол. Ядвигу немного замутило. Она видела не раз, как режут скотину, но в тёмном лесу на капище Тёмных Древних рядом с ведьмой это произвело на неё сильное впечатление.
Люта махнула рукой, подзывая Ядвигу ближе. Та подошла на негнущихся ногах, у неё было явное ощущение, что если она сейчас позволит себе согнуть колени, то тут же бухнется наземь без сил и без чувств, и потом не подымется. Колдунья твёрдым движением взяла левую ладонь девицы и полоснула по ней ножом. Ядвига чуть не вскрикнула от боли, но, помня наказ Люты, промолчала, только поморщилась. Кровь густыми каплями рвалась из разреза наружу. Ведьма подвела руку над чашкой и сжала, жива Ядвиги смешалась с одолень-травою и с локонами любимого.
Чародейка вновь отодвинула девку назад и приступила к основной части ритуала: над чашкой на алтаре она сплела ладони в замок и сжала изо всех сил, так что пальцы побелели от напряжения.
Мара-Мати! Чёрна Мати!
Таинством венца сопричти.
Слова и дела закрепи.
Сына Мидгарда Светозар духом венчается,
С дщерью Земли Ядвигой обвенчается!
Место живым в Яви,
Место мёртвым в Нави.
Волшбою стара Морока-Мара!
Соедини! Объедини! Сплети!
Тяни, потягай, Светозара и Ядвигу воедино сплетай!
Мёртвому ягнёнку не встать,
паре-одному раздельно до порога не стать.
Венец к венцу, а тела в узел.
Гой! Чёрна Мати! Гой Ма!
Да будет так!
Руки Люты дрожали от прилагаемых усилий к сцепке кистевого замка, лоб её покрылся испариной. Менять реальность и судьбы – непростое дело.
Обратно шли молча. Ядвигу будто кто дёргал и звал, стремясь заставить её обернуться. Один раз ей даже показалось, что Светозар её позвал – так голос был похож и находился совсем рядом за спиной. С трудом она сдержала свой порыв, закусив губу до боли и поспешив за Лютой. Спешить за ведьмой следовало ещё и по другой причине: стало темно, а в незнакомом лесу заблудиться без знающего местность проводника – раз плюнуть.
В хате ведьма первым делом достала из подпола сбитень и жадно ополовинила кувшин, восстанавливая силы, а уже после сняла ножны, налила воды и ополоснула атам.
– Скажу тебе пару моментов, Ядвига, запомни крепко: никому про волшбу не говори, иначе ослабеет, а то и вовсе боком тебе обернётся, священнодейство любит тайну. Отныне и до навьего порога быть тебе со Светозаром, чёрным Марьим венцом вы скреплены. Я, конечно, тебе не завидую, потому что он тот ещё пятигузок
и межеумок
, но сама такого выбрала. Быть тебе с ним до конца, даже коли захочешь – не уйдёшь, как и он от тебя.
Девица вытаращила глаза и яро зажестикулировала, указывая на рот.
– Можешь говорить, – дозволила ведьма, – мы в избе, уже можно.
– Как так до конца? А если он мне надоест однажды? Ведь это его прикручивали, а не меня.
– Верно, прикручивали его, его душу и сердце в полон на крючок взяли. Только цепь крепится на два конца, и к тебе, и к нему. Ну да ладно, там разберёшься. В конце концов, что сковали, то и расковать сложно, но можно. Есть работы, которые раз и навсегда, которые я не смогу снять. Но это дело будет шанс исправить. Ступай, помни о моих словах. Совет да любовь тебе со Светозаром! – ехидно улыбнулась Люта.
Ядвига поклонилась и отправилась навстречу своему счастью.
[1]Пятигузок – ненадёжный человек, дословно можно перевести как «пятижоп».
[2]Межеумок – человек очень среднего ума.
Глава 4. Ярмарка
Была красавицей Медуза —
Прекраснейшая, из горгон.
Копна её волос, как чудо,
И цвет кудрей – сплошной огонь.
Надежда Старостина-Котенко «Горгона Медуза. Миф»
Место действия: планета N в двойной звёздной системе, северный регион. Время действия: однажды в стародавние времена.
Крутится веретено,
Нить прядёт дороги.
Пусть сбудется, что суждено,
Уйду я за пороги.
За далёким морем
ждёт меня любимый.
С надеждой вместо горя
Покину край постылый.
Суженый найдётся,
Обещанный судьбою.
Сердце успокоится
Только лишь с тобою.
Велена сидела возле окна, пряла шерсть и напевала старинную народную песню. Под мелодичный ритм и работа подстраивалась, шла ровно и быстро, нить валялась без комочков и без обрывов, хотя смысл самой песни был девице пока не созвучен, ведь никакой суженый не ждал её за морями, суженого пока вообще не было, да и сердце не сказать, что томилось от непрошеной любовной тоски.
Отец в морях по делам, незнамо когда точно вернётся, к осени, не раньше. Маменька почивала после обеденной трапезы, Инга с дворовой девкой пошла на базар за продуктами, а Магуша отправилась к подружкам лясы точить, звала Велену с собою, но та предпочла рукодельничать. Велена вообще не гнушалась ручной работы, могла и скотину покормить, и прибраться, и связать что-нибудь. Маменька не одобряла такое поведение, как и интерес Инги к торговому промыслу отца. Избалованная, выросшая в патриархальной семье старинного купеческого рода, маменька искренне и свято считала, что роль женщины в семье – ублажать мужа, рожать детей, вести хозяйство посредством слуг, на этом всё. В этом отношении её устраивала только средняя дочь Магуша, которая по своим убеждениям пошла в мать.
Велена валяла нить из чёрной пуховой шерсти, раздумывала отцу связать шерстяную рубаху в подарок – бывало, что он и в северные моря за товаром ходил. Тут холопка Аглаша вошла в дом и окликнула Велену:
– Сударыня, там тебя мужик спрашивает, поговорить хочет.
Девица прервала своё занятие, заинтересовавшись.
– Кто таков?
– Не знаю, сударыня, я его первый раз вижу. Взрослый, по одёжке простолюдин.
Кто же там может быть, думалось Велене, вроде бы ни с кем из парней не знакомилась в последнее время, шашни не крутила, а тут какой-то взрослый муж. Она выглянула из окна, но кованая калитка скрывала гостя за воротами. Ладно, чего гадать, надо пойти и узнать.
Молодица спустилась, приоткрыла калитку:
– Ты кто? Чего тебе… – и сердце бухнулось в ноги, и холод сковал весь остов, когда узнала она незваного гостя. Перед ней стоял колдун Кудеяр и самодовольно улыбался.
Зрелый муж, одет по-простому: чёрная широкая рубаха-косоворотка с длинными, закатанными до локтя, рукавами, чёрные шаровары и полусапожки. На открытых местах в глаза бросался густой чёрный волос на теле оборотня, чуть ли не шерсть. И борода его была иссиня-чёрной и густой, как непроходимый лес. Только на голове лохматые волосы полностью были пепельного цвета. И это не от старости, у колдуна с младенчества росли такие локоны.
