Ирина Лемешева "Сделать правильный выбор"

– А он?

– Попытался обнять, но я ничего не почувствовала от его прикосновения – как будто лампочка погасла. Горела, горела и вдруг – темнота. И безразличие. Это потом были слезы. И злость, и обида, и непонимание – как он мог так поступить. Сейчас, когда мне до родов осталось так немного. И он уедет, не увидев нашего с ним ребенка. Я восприняла это, как предательство, и это было очень больно.

Мама утешала, как могла. У нее была своя версия происшедшего: она была уверена, что его жена все узнала и организовала этот отъезд, чтобы оторвать его от меня. Сделала все, чтобы сохранить семью. Родители очень не одобряли эту связь, не понимали мой развод с Борей. Мама всегда говорила: чужой муж своим не станет. Семья всегда перетянет. Вот и перетянула – на другой континент.

Маша молчала. Перед ней разворачивался настоящий фильм, а точнее – сериал. Но участниками этого сериала были не какие-то абстрактные персонажи, а ее близкая подруга. Хотя после этой исповеди она засомневалась – близкая ли? Как много она не знала. Не интересовалась или Людмила сразу, в начале их знакомства, выставила шлагбаум – сюда нельзя? Они общались так давно, что вспомнить это не представлялось возможным. Да, скорее всего, этой темы они не касались: Людмила часто рассказывала про работу, про родителей, про сына. На этом все. Она жила настоящим, словно стерла все то, что осталось там, за спиной, в прошлой жизни. Мать-одиночка, каких понаехали десятки тысяч.

– А потом родился Алечка, – продолжила Люда. – На тридцать седьмой неделе. Он словно чувствовал, что его папа уезжает навсегда и мечтал его увидеть, хотя бы разок.

– Увидел? – с надеждой спросила Маша.

– Нет, ты что. После той встречи я о нем ничего не слышала. Дети его перестали ходить в музыкалку. Он не звонил. Ну, и не появлялся. Та, последняя встреча, и была, по сути, нашим прощанием.

Когда родился Алечка, отступило все – боль, злость, обида. Я была всецело занята сыном. Он оказался похож на моего папу, то есть от Виктора в нем не было ни единой точки. Так, наверное, Бог распорядился, избавив меня от постоянных воспоминаний.

А потом появились проблемы, не появились, конечно, а стали заметны. Это было, как лавина – по возрастающей. Поставили диагноз, который не предполагал улучшения. Где только я с ним не была, по каким специалистам его не таскала. Родители очень помогали, не знаю, что бы я делала без них. А потом они как-то резко сдали, особенно папа – посыпались болячки: одно за другим. Было очень тяжело. Когда Алечке было около пяти, его врач сказала: вам бы уехать, ребенку нужен более профессиональный уход. Насчет лечения не уверена, а вот комфортные условия жизни вам точно обеспечат. К тому же – море и солнце, овощи и фрукты. Езжайте, фамилия позволяет. Родителей уговаривать не пришлось. Они как будто ждали этого толчка с моей стороны. Подали документы, занялись приватизацией квартир, а потом и продажей. Все шло, как по маслу, на удивление. Но все равно заняло больше, чем полгода. Я не жалею ни о чем, хотя бы родителей здесь поставили на ноги, насколько это возможно в их возрасте. С врачом очень повезло – знающий, внимательный, да и вообще – медицина на совершенно другом уровне. Тяну их, как могу. Ну, а про Алечку ты все знаешь. Он в хорошем месте, ухожен, просмотрен. Сердце мое спокойно за него. Потому и смогла так окунуться в этот бизнес – он требует больших вложений, ему надо отдаваться, иначе ничего не достигнуть.

Люда посмотрела на часы.

– Ну, и загуляли мы с тобой, Маруся, а завтра рано вставать. У меня первая лекция уже в восемь тридцать, да и вам лучше пораньше выехать, пока попрохладнее. А почему я тебе все это рассказала? Сама не знаю. Наверное, чтобы предупредить – не залипай. Береги свои границы. Это я тебе, как доморощенный психолог говорю. Хотя, чушь все это. Процесс этот неконтролируемый, голова в какой-то момент отключается напрочь. По себе помню. Просто посмотрела на тебя за ужином и мне показалось, что процесс пошел.

– Ты о чем это?

– Все о том, Маруся. Ты, может, ещё ни о чем не догадываешься, а я уже считываю ситуацию. Что, не так?

Маша почувствовала, как лицо залило горячей волной.

– Да, мы такие – музыканты, филологи, и прочие художники, – философски заметила Люда. – ТДО. Слышала?

Маша пожала плечами.

– Тонкая душевная организация. Нам немного надо, чтобы крышу снесло. Мы горазды напридумывать то, чего нет. Нафантазировать, а потом утонуть в этой фантазии. Но кто предупрежден – тот вооружен, а я тебя предупредила.

Маша кивнула, все еще находясь под впечатлением от услышанного. Люда. Такая позитивная и энергичная, всегда с улыбкой и с настроением. Лёгкая, спонтанная, разбирающаяся во многом, начитанная и эрудированная. Как же много пришлось ей пройти в этой жизни. Не сломалась, не ожесточились.

А ещё Маша подумала про эффект бабочки. Если бы тогда, много лет назад, кто-то другой отправился бы на этот городской конкурс хоров, то не встретила бы Люда Виктора. И не было бы этой обжигающей страсти, заставившей ее забыть обо всем. Жила бы она по сей день со своим Борисом, возможно бы родила малыша. И не случилось бы в ее жизни этого тайфуна, этого стихийного бедствия. А было бы тихое ровное существование во вполне благополучной семье, с мужем, фарширующим курицу, маринующим баклажаны и называющим ее Люсенькой. И это был бы не самый плохой вариант.

– Люд, ты что-нибудь слышала о них? О Боре и о Викторе?

– Да, конечно, на одной планете живём. Боря в Германии, женат уже очень давно. Двое взрослых детей. Общие знакомые доложили. А Виктор… Набрела как-то в Фейсбуке на профиль его жены. Видела фотографии дочки. На сцене, со скрипкой в руках. Красавица. Она и ребенком была чудесным. А про сына ничего – ни строчки, ни фото. Вот и вся информация.

Они, не сговариваясь, свернули к гостинице. Маша молчала, переваривая услышанное. Почему именно сейчас Люда открылась, поделилась историей своей жизни? Хочет предостеречь? Защитить? От чего? Глупости какие. Просто они с Аркадием на этой конференции оказались не у дел. И если бы отель был в центре или если бы у нее была машина… Или если бы, на худой конец, она умела и любила плавать… А так делать ей абсолютно нечего. Ей просто скучно и почему не составить компанию такому же скучающему постояльцу их отеля? Они оба взрослые люди, он женат, она бабушка почти взрослой внучки. И что это Людмила вообразила?

– Маруся, ты завтра с утра тут не копошись, меня не буди.

Людмила вышла из душа привычно обернутая полотенцем. Халатов в этом отеле не было.

– Я тут эсэмэску получила. Мы завтра в 10 начинаем. Хочу отоспаться. Тебе хорошо съездить, место изумительное. Да, воды возьми пару бутылок, как минимум. И фрукты с завтрака не забудь – кафе там по дороге не будет. Спокойной ночи.

На завтрак они с Ариком пришли почти одновременно. Почти всегда занятые столики у бассейна были пусты – народ спал. На бирюзовой воде крошечными звездочками плясали блики от солнца, приятный ветерок раскачивал верхушки пальм, и Маша подумала: если где-то есть рай, то, наверное, он выглядит именно так и так же пахнет кофе и свежей сдобой.

– Райское утро сегодня, – озвучил ее мысли Аркадий, подойдя к их столику. – Я вот тут сыр принес и яблоки.

– Людмила сказала взять с собой фрукты, – произнесла Маша.

– Ну, раз Людмила сказала, то ослушаться мы не можем, – улыбнулся Арик. – Мы, конечно, нарушаем правила, но я надеюсь, что к нам отнесутся снисходительно.

Он обернул яблоки салфетками и положил в рюкзак.

– Кстати, Маша, о вашей подруге. Она считается очень опытным и успешным дистрибьютором.

– Да, она давно этим занимается, и вообще она – молодец!

Маша допила сок.

– Я готова.

– Вот и отлично, по коням.

Парк Тимна очаровал Машу своими красками и формами – ничего подобного она просто не ожидала.

– Странно, что я не была здесь ни разу и Ляльку сюда не свозила, – с сожалением протянула она.

– Лялька – это дочка, – ответила она на вопросительный взгляд своего спутника. – Вообще-то она Юля, но в детстве себя называла Ляля. Ну, а здесь она стала Яэль. А Ляля – осталось для дома.

– Да, здесь многие меняют имена, – кивнул Арик. – И не только дети. А ты осталась Машей?

Она кивнула.

– Людмила – единственная, кто называет меня Марусей. Хотя для израильтян мое имя звучит смешно, почти как " который час".

– А, ну да. Почти как у Карцева с Ильченко: как вас зовут? Авас. Помнишь?

– Конечно помню.

– А можно, я тоже буду называть тебя Марусей?

Она растерянно пожала плечами.

– Я все понял. На Марусю есть эксклюзивная лицензия, и она в руках Людмилы. Я согласен на Машу.

Последние слова он произнес очень медленно и тихо, и Маша почувствовала, как ее накрывает теплой волной. Это было совершенно новое ощущение , не посещавшее ее прежде.

Она тряхнула головой, пытаясь стряхнуть с себя наваждение.

– Что-то мы утонули в этой бесконечной теме – имена. Это, конечно, интересно, но не здесь и не сейчас. А здесь надо фотографировать и фотографироваться. Ну-ка, Маша, встань под этот гриб. Это будет шикарное фото. Я щелкну на свой смартфон, а потом тебе скину. Улыбочка.

Возле Соломоновых столбов они столкнулись со стайкой девчонок.

– Простите, вы нас не сфотографируйте? – обратилась к Аркадию смуглая красотка в коротких цветастых шортах и белой майке, протягивая ему свой смартфон.

– Почему нет? – он сделал несколько фотографий с разных ракурсов.

– Ой, спасибо большое, – защебетали девчонки. – А теперь мы вас.

– С удовольствием, – Арик передал свой смартфон.

– Встаньте ближе друг к другу и улыбаемся, улыбаемся!

Маша почувствовала на своем плече руку Аркадия и замерла от неожиданности. Они знакомы только второй день. Только второй день…

– Спасибо, милая, – Арик заглянул в смартфон. – Маша, а ты очень фотогеничная и я, если честно, получился совсем неплохо.

– Ты сможешь мне скинуть эти фото сейчас? – попросила Маша. – А то потом забудешь или сотрешь, так часто бывает.

– Во-первых, конечно, могу, давай номер. А во-вторых, почему я должен стирать такие удачные фотографии?

– Ну, мало ли, – замялась Маша и неожиданно для себя решительно добавила:

– Ты же сказал, что женат. И мои фото у тебя в смартфоне…

Арик шутливо схватился за голову:

– Ой, а я и забыл! Боже! Все пропало!

Затем, внезапно став серьезным, спросил:

– Проголодалась? – и, не дождавшись ответа, вновь улыбнулся:

– Наверняка проголодалась, ведь мы завтракали в семь. А потому, хочу пригласить тебя на бранч. Там все объясню.

Они заказали салаты с кусочками жареного сыра, кофе и яблочный пирог.

– Даже не знаю, с чего начать. Понимаешь, Маша, жизнь – это не шаблон, у всех складывается по-разному. У нас сложилось так, как сложилось. Мы с женой уже давно проживаем в разных странах. Когда на чаши весов были положены семья и бизнес, она выбрала последнее. Это началось постепенно: сначала вот такие конференции и съезды, командировки, в которых я не мог ее сопровождать. Эти поездки становились все длиннее, Алина быстро стала очень успешным дистрибьютором. Она любила говорить: ребенка воспитывают не словами, а примером. Пусть Неточка видит, что у нее целеустремленная, деловая и преуспевающая мама. Я не знаю, достигла ли она ожидаемого эффекта – скорее нет, чем да. Дочка не была брошенной – она росла со мной и моей мамой. Но ты, конечно, понимаешь, что это не то, что нужно ребенку, а особенно во время переходного возраста. Было сложно, очень сложно. Это ужасно – чувствовать свою беспомощность, особенно, когда это касается твоего ребенка.

Аркадий замолчал, прикрыв глаза и массируя виски. А Маша вдруг заметила, какие у него длинные пальцы – пальцы пианиста или скрипача.

– Пришлось даже обращаться за помощью к психологу. Тогда, когда моя жена открыла офис в Литве, фактически переехала в Вильнюс и в Израиле бывала лишь короткими наездами. Взвешивался вариант, чтобы отправить Неточку к ней, но дочка категорически отказалась. Ей было тогда пятнадцать. Самое ужасное, что Алину это не очень расстроило. Так мне, во всяком случае, показалось. Ты, наверное, хочешь спросить: почему мы не развелись?

Маша кивнула. Именно этот вопрос крутился у нее на языке, вопрос, задать который она не решалась.

– Сам не знаю. Наверное, не видел в этом смысла. Развод предполагает женитьбу, новую семью. Иначе какой в этом резон? Но тогда я не мог пойти на это из-за дочери. Не мог привести другую женщину в свой дом. Были, конечно, отношения, даже длительные, когда Неточка служила в армии, но эта женщина хотела бо?льшего, хотела нормальную семью, и это было нетрудно понять. Как там жила Алина в личном плане? В этом у меня не было сомнений, ты же ее видела. Она интересная эффектная женщина, возраст над которой не властен. Такая женщина навряд ли будет одна. Я никогда не спрашивал, не допытывался. Сначала из гордости, а потом мне это стало неинтересно и безразлично. По-настоящему безразлично.

– Но ты приехал с ней на эту конференцию, зачем? И вы прекрасно общаетесь, я видела в ресторане.

– Да, приехал, давно не был в Эйлате и в Тимне давно не был, – он улыбнулся. – Ну, а если серьезно, нам надо было обсудить кое-какие важные дела. Мы разводимся, Маша. Этот вопрос встал на повестку дня уже, как пару лет. Мы фактически уже давно перестали быть мужем и женой, и это понятно нам обоим. Вчера вечером были на консультации у одного адвоката. По-моему, даже он до конца не понял, почему все это тянулось столько лет. Да и кто сможет такое понять? И еще, Маша, – он заговорщицки прищурился. – Пока это страшная тайна, а потому, никому – даже твоей подруге, договорились? Мне-то это безразлично, но Алина попросила. Она не хочет пока афишировать свой развод. Видимо, есть свои причины.

– Конечно.

Они помолчали, а потом она спросила:

– А как сейчас дочка?

– Сейчас с ней все в порядке. Отслужила. После службы ещё несколько лет жила со мной. Заботилась, – Аркадий улыбнулся. – Она у меня хозяюшка и готовит замечательно. И вообще, хорошая добрая девочка. Умничка и очень чуткая, душевная. Отучилась, работает. Она промышленный дизайнер. Рисует прекрасно. И мальчик у нее хороший, живут вместе уже два года. Правда, в другом городе, но навещают, не забывают.

– А она в курсе?

– Конечно, они встречались с Алиной. Я не допытывался, как она ей все это преподнесла, понимаю только, что отношения у них непростые. Но мама всегда остается мамой, даже если она далеко. Нета никогда не слышала от меня ничего в ее адрес – ни осуждения, ни упреков. Я ее никогда против Алины не настраивал. Она всегда, с раннего детства, была рассудительной и умной девочкой и имеет право на свое мнение по поводу происходящего.

– Да, – Маша кивнула. – Иногда наши дети мудрее нас. И одну и ту же ситуацию мы видим совсем по-разному.

Ей почему-то захотелось рассказать о Ляле и ее выборе: и мужа, и образа жизни. Захотелось показать фото Викули и рассказать, какая она тонкая и умная девочка. Но она одернула себя. Кто для нее этот Аркадий, которого она видит второй раз в жизни? Через день они разъедутся и вряд ли увидятся когда-либо. И это глупо – раскрывать душу малознакомому человеку

– Знаешь, Маша, я хочу ещё съездить с тобой в одно место. Если честно, я сам там не был, но друзья очень рекомендовали.

– С удовольствием. Это тоже национальный парк?

– Нет, просто озеро в горах, называется исчезнувшее озеро. Поехали?

Пейзаж оказался необыкновенным: среди беспорядочного нагромождения красных скал, где-то там, далеко внизу, словно спрятанное от посторонних глаз, отдыхало озеро. Именно отдыхало, укрывшись от надоедливых туристов, детских криков и различных плавательных средств, типа лодочек и катамаранов. Увидеть его можно было, лишь подойдя почти к самому краю бездны.

– Маша, осторожно, ради бога!

Она почувствовала, как он взял ее за руку, как переплелись их пальцы и на миг ей показалось, что они – две частички огромного пазла, которые долго лежали на разных концах стола без всякой надежды когда-либо встретиться и вот так совпасть.

Они долго стояли молча, не в силах шевельнуться и отвести взгляд от аквамариновой поверхности озера, местами переходящей в глубокий насыщенный бирюзовый цвет.

Где-то в тридцати метрах от них, совсем близко к краю пропасти, медитировала религиозная пара.

Больше не было никого, и эта тишина вокруг была необыкновенной, физически осязаемой, гипнотизирующей и расслабляющей одновременно. Здесь, на краю этой бездны, совершенно терялось понятие времени и реальности, словно они очутились в каком-то параллельном мире. И это были абсолютно новые, неизведанные ранее ощущения; ничего подобного Маша ранее не испытывала.

– Ну, вот, ты хотела помедитировать, лучшего места, наверное, и нет. Здесь необыкновенная энергетика.

Голос Арика вернул ее к действительности. Она словно вынырнула на поверхность, глубоко вздохнула, желая продлить эти волшебные мгновения.

К машине они шли, не размыкая ладони и это было так естественно и органично – намного естественнее, если бы они шли просто рядом. Мелькнула мысль, что со своим бывшим мужем они никогда не ходили вот так, переплетя пальцы и чувствуя себя единым целым. Они прожили более двадцати лет, родили дочку, но не сумели сломать невидимую стеночку, разделяющую их. И бесполезно сейчас задаваться вопросом, кто был в этом виноват – она или он? Просто не совпали до конца. Это как в пазле: кажется – вот они, два кусочка картинки, вроде бы, все подходит, но нет… остаётся зазор. И даже если этот зазор в доли миллиметра – картинка не сложится.

Их картинка с мужем не сложилась. Он ушел к женщине, своей ровеснице, старше ее на целых пять лет. И это ерунда, когда говорят, что уходят к молодым. Он сообщил ей тогда об этом достаточно буднично и она так же, буднично, восприняла этот развод. Без драм и трагедий. Без снотворного и антидепрессантов. Делить было особого нечего: небольшую квартиру на юге оставили под сдачу и каждый из них получал на свой счёт половину денег. Такой был договор. Они оба решили, что продать всегда успеют, цены на недвижимость растут. А пока – пассивный доход.

Она помнила, как тогда удивилась Людмила.

– Когда разводятся – рубят все канаты и не оставляют ничего общего, – безапелляционно заявила она.

– У нас есть Лялька, это наше общее и этот факт не изменить. А насчёт квартиры – знающие люди посоветовали. Продать всегда успеем.

– Вам виднее.

Аркадий галантно открыл перед ней дверь машины.