– Целомудрие мужчин означает конец всему человеческому роду, – прошептал он с придыханием и стал медленно стягивать с ее ножки кружевной чулок.
Доминика очнулась от столбняка и, более не в состоянии глядеть на все эти фривольности, покинула свой наблюдательный пункт. Быстро миновав холл, преодолев тяжелую дверь и чуть не упав с крутой лестницы, она в изнеможении присела на последнюю ступеньку. Почти в то же мгновение кто-то схватил ее сильной рукой и зажал рот. Вслед за этим она услышала знакомый умоляющий шепот:
– Только не вздумай кричать, ради Бога не вздумай кричать. Пусть я негодяй, пусть занимаюсь низкими вещами и поэтому недостоин своих званий и тому подобное, только не вздумай кричать, прошу тебя, умоляю… Ну, обещаешь, пожалуйста, у меня нет времени, совсем нет времени.
Доминика кивнула головой, на сколько ей позволяла крепкая хватка Эмиля, и тот сразу отпустил ее. Она обернулась и увидела его лицо: глаза его выражали такой редкостный испуг, какого она и представить не могла на этом мужественном, не знающем страха лице.
– Какой кошмар! – продолжал он тем же тревожным шепотом. – Ты всё-таки выследила меня! Ах, Доминика, если бы ты знала, во что сейчас вмешиваешься! Если тебе совсем не жалко меня, гнусного лицемера и обманщика, то пожалей хоть себя, свою жизнь. Умоляю тебя, уходи, уходи беззвучно и больше никогда не возвращайся сюда. И не говори, пожалуйста, не говори никому об этом…
– Но это же… это же жена министра… – Доминика не успела договорить, Эмиль опять зажал ей рот.
– Нет, нет, – прошептал он. – Ты ошиблась, никакая это ни жена… Пожалуйста, уходи побыстрее, и никому, никому, если ты хоть капельку, хоть на мизинец считаешь меня человеком. От этого зависит моя жизнь, и не только моя, но и… Уходи молча и побыстрее. Ты ничего не видела, прощу тебя, пожалуйста…
Он отпустил ее и буквально упал перед ней на колени, просительно сложив ладони лодочкой. Ей стало противно, она впервые видела этого человека таким жалким и порочным. Тогда она развернулась и быстро, не оглядываясь, пошла к выходу. Эмиль вскочил и сделал так, чтобы дверь за ней не хлопнула.
Теперь она шла по улице. В душе ее образовалась сквозящая пустота, там не было ответа на грызущий и пугающий ее вопрос: «Как? Как мог этот человек так опуститься? Ведь это был настоящий человек, человек с большой буквы! И что же будет дальше, если даже этот человек, которого она считала одним из лучших людей среди своих друзей, погряз в трясине похоти и разврата?». Но с другой стороны ее мучило еще одно чувство – чувство стыда от того, что и она оказалась именно тем слабодушным любопытствующим, который решился копаться в грязном белье и заглядывать в замочные скважины.
Доминика не поехала в посольство, а двинулась на площадку космопорта, туда, где в одиночестве стояла «Удача», и остановилась у закрытого переходника. Теперь ей ничего не оставалось, как связаться с посольством, чтобы предупредить о своем местонахождении и ждать капитана корабля. Эмилио Алекси был слишком подозрителен, чтобы сообщать код входа даже своим. Видимо, так он начал поступать после того, как астры проникли на борт с целью завладеть кораблем. А так как он обычно хорошо помнил уроки, преподанные ему жизнью, то теперь этот код знали только он да, вероятно, начальники групп, которые тоже были совсем не склонны сообщать его по стерео.
Прошел час, другой. Наконец к звездолету не спеша подлетело одинокое такси, из которого вышел Эмиль. Лицо его было хмурым и без единой искорки румянца.
И тут вдруг она с полной отчетливостью и предельной яркостью осознала, как оскорбила его, как унизила его там, на лестнице, затоптав его доверие. Да, он – любитель «клубнички», да – это аморально по отношению к жене и к тем замужним женщинам, с которыми он связывается, да – это скорее всего может нанести определенный урон светлому лику земной посольской деятельности, да – может быть такое поведение и не соответствует его высоким званиям. Но, с другой стороны, он не нарушал никаких законов: ведь в сущности нет ни категоричного запрета на измену супруге, ни табу на тайное ухаживание за женщиной, пусть даже и замужней, и тем более не запрещено иметь отношения сначала с одной женщиной, через неделю с другой, через день с третьей и так далее, тем более что отношения эти были по видимому сугубо добровольными с обеих сторон. К тому же, он старается все это делать в тайне, чтобы не повредить не только своей репутации, но и репутации этих женщин. Он, в конечном счете, хотя может быть и бессознательно, но заботится и о своей жене, держа ее в совершенном неведении относительно своих похождений. Ведь она, если даже и узнает обо всем, скорее всего все равно не перестанет любить его, а будет только бесконечно несчастна, и это может привести к ужасным ссорам и даже распаду семьи.
А сама Доминика? На поверку, она совершила куда более серьезный проступок, чем он. Она бессовестно подглядывала за его личной жизнью, мало того, даже попыталась вмешаться и указывать, что ему можно, а что нельзя делать. Да! Ее поведение было куда более преступным! От этих мыслей ей стало так тошно и стыдно, что она даже не могла заставить себя заговорить с ним, хотя и осознавала острую необходимость извиниться за свою выходку.
Тем временем Эмиль молча сел на переднее сидение рядом с ней и запарковал машину в переходник корабля. Потом вышел, открыл дверцу перед девушкой и протянул руку, чтобы помочь ей выйти. Доминика, как будто оцепеневшая от тяжких раздумий, медлила потупившись. Прошла минута, другая, Эмиль все держал руку. Наконец, Доминика решилась взглянуть на него, протянула ему свою ладонь и вышла из машины.
Его рука показалась ей холодной как лед, а лицо не отражало вообще никаких эмоций. Он слегка кивнул головой в сторону двери и вход тут же открылся.
– Прошу, – сказал он совершенно «ровным» тоном и сделал церемонный приглашающий жест.
Это было первое и единственное слово, произнесенное ими за весь последующий вечер. Оба упорно молчали и даже не глядели друг на друга пока ужинали в столовой. Потом, случайно пересеклись взглядами, одновременно покраснели от стыда за свои поступки и тут же разошлись по каютам, даже не пожелав друг другу спокойной ночи.
Было уже совсем темно. Звезды на небе сияли холодным, чуть подрагивающим светом. Эмиль глянул на часы: было без двадцати минут полночь по местному времени. Флаер освещал выщербленную временем мостовую, ближайшие каменные стены и такой же, но сложенный из камней помельче, забор. Далее виднелись неясные очертания садовых деревьев. Покоем веяло вокруг, казалось, все живое окрест крепко спит, и только оркестр кузнечиков старался изо всех сил, как бы польщенный этим всеобщим внимательным молчанием.
Эмиль выключил освещение и выбрался из флаера. Избалованные светом глаза временно отказывались что-либо видеть, и ему пришлось достаточно долго стоять, касаясь рукой гладкой стенки флаера, и ждать, пока они привыкнут к темноте.
Первое, что он различил, было черной фигурой, бесшумно перебежавшей дорогу прямо перед машиной. Эмиль отступил на шаг, намереваясь забраться обратно во флаер, но не успел. Кто-то обрушился на него сзади, что-то тонкое захлестнуло шею и перекрыло дыхание. Эмиль мгновенно расслабился, давая человеку, напавшему сзади свести его руки, откинув голову назад, открыв рот и рухнув на колени, всем видом показывая, что он повержен и задыхается. Но как только удавка ослабла, и человек за спиной завозился, намереваясь зафиксировать свою победу чем-нибудь вроде наручников, Эмиль умело перегруппировался и рванулся таким образом, что отбросил агрессора на несколько метров от себя, одновременно освобождаясь от петли.
Нападающих было конечно несколько и теперь они на секунду замешкались, встретив неожиданное сопротивление, а потом опять набросились на землянина с удвоенным остервенением обманутых людей. Но теперь эффект неожиданности был потерян, и Эмиль был готов к нападению. Двоих он поверг почти сразу, и они растянулись на земле в живописных позах. Третий заставил-таки землянина сделать кувырок назад и даже прокатиться по земле, уворачиваясь от умелых ударов ногами. И с этим нападающим Эмиль справился, изменив тактику боя на «борцовскую» и неожиданно «обняв» и сдавив так, что тот «сомлел». Но, оказывается, был и четвертый, еще не вступавший в драку и поэтому не замеченный, и это был настоящий мастер. Именно от него Эмиль получил не сильный, но неожиданный и грамотно направленный удар. Когда он через минуту пришел в себя, то находился в лежачем положении, и этот четвертый уже защелкнул на его запястьях наручники. Первый и второй нападающие уже очухались, встали и отряхивались, и только третий пока еще лежал, держась за шею и постанывая, ворочал головой. Наконец, он тоже поднялся и подошел.
– Говорил же, – прохрипел он. – Нужно было действовать дистанционно!
И замахнулся на Эмиля ногой.
– Отставить! – рявкнул четвертый. – Хозяйка травмировать не велела.
– Вот тебе и неженка, – буркнул с досадой первый. – Кто бы знал!
– Да уж! – насмешливо сказал четвертый. – Посланец то не так прост, как казался. Я бы взял такого бойца в команду, да вряд ли согласится.
– Он кажется пришел в себя, – заметил второй. – А может быть это вообще не тот, кого мы ждали?
– Он, он! – заверил четвертый. – Я его знаю в лицо. Ну-ка, помогите ему подняться.
– Нам бы кто помог! – огрызнулся третий, потирая набухающий синяк на скуле, и схватил Эмиля за левый локоть, стараясь посильнее дернуть вывернутую назад руку.
– Полегче, любезный, – процедил сквозь зубы Эмиль, поднимаясь на ноги. – Я – представитель дипломатический миссии.
– Лучше не нервничайте, сэр, – четвертый похлопал Эмиля по плечу и легонько толкнул в сторону соседней калитки. – Если вы будете вести себя без фокусов, то мы больше не сделаем вам больно.
– Что вам от меня нужно? – спросил Эмиль, глядя на четвертого, как на начальника всей группы нападавших. – Деньги? Кредитка в левом кармане кителя.
– Мы не грабители, – сказал четвертый. – Вам пока ничто не угрожает…
– Убить меня можно было и из дальнобойного оружия, а вы затратили столько сил на нападение, – перебил Эмиль. – Зачем я вам нужен? Кто вы такие?
– Одно я могу сказать точно – пока мы не намереваемся делать вам ничего дурного. А теперь я должен предупредить: если вы скажете еще хотя бы одно слово, я вынужден буду заклеить вам рот, – сказал четвертый, давая понять, что разговор на этом завершен. Эмиль кивнул и пожал плечами.
В двух десятках метров за калиткой прямо среди садовых деревьев стоял флаер. Первый нападавший сразу же сел за управление, второй и третий оказались по бокам Эмиля, а четвертый залез на переднее сидение рядом с водителем и обернулся.
– С таким как вы, господин посланец, это необходимая мера, – сказал он, доставая из бардачка темную маленькую фляжку и наливая ее содержимое в пластиковый стакан. – Вам придется это выпить.
– Земляне плохо переносят наркотики, – решил нарушить молчание Эмиль. – А вам, я вижу, мой труп не желателен…
– Осведомлены, нежный вы наш, – оскалился четвертый и настойчиво приблизил стакан к его губам. – Не волнуйтесь, это всего лишь ваш земной препарат для кратковременной общей анестезии. У вас и голова после него болеть не будет.
– Что ж. Похоже у меня нет выбора, – вздохнул Эмиль и отхлебнул похожую на клубничный коктейль жидкость.
– Вот и хорошо. Отдохните. Хватит вам так прескверно себя вести. Вы же дипломат, а не герой боевика.
Четвертый удовлетворенно кивнул. Его скуластое лицо озарилось легкой улыбкой, а густо обрамленные ресницами карие глаза чуть прищурились.
Эмиль сделал еще один глоток и почувствовал, что слабость в виде сладкой усталости незаметно расползается по всему телу. Приятное тепло побежало по жилам, заставляя расслабить сначала мышцы ног, потом спины, потом ослабли и перестали чувствовать наручники руки, и, наконец, сами собой закрылись веки, и шея отказалась держать голову в вертикальном положении. Рассудок стал медленно и плавно меркнуть и, сначала, нахлынула всепоглощающая сонливость, через которую землянин почувствовал мерную вибрацию гравитатора взлетающей машины, а потом наступила полная тишина с образами сновидений и, наконец, полный провал в сознании.
Роберта сидела напротив в багровом кресле и держала на коленях огромного пушистого кота. Кот мурчал, поминутно облизывался и, прищурив желтовато-зеленые глаза, время от времени от блаженства впивался в обивку кресла когтями передних лап. Весь интерьер комнаты был выдержан в тонах спелой вишни: и обои, и гардины, и ковры с тонким длинным ворсом, и стол, и извитые ножки стульев, и декоративные свечи в деревянных подсвечниках, и расписной плафон потолка, и даже платье Роберты из переливчатого тончайшего шелка. Все это отражалось в четырех огромных зеркалах, и от этого комната казалась четырежды повторенной с разных ракурсов: еще четыре пушистых зеленоглазых кота облизывались и драли обивку кресла, еще четыре женщины в шелке изящно поводили обнаженными плечами, еще четверо мужчин, лежащих на широких кроватях, открыли глаза и приподняли головы.
– С добрым утром, дорогой! – произнесла Роберта и встала.
Кот спрыгнул с ее коленей и исчез за гардиной, в тот же самый момент то же самое сделали и его отражения во всех четырех зеркалах. Роберта медленно приблизилась к Эмилю и села у изголовья.
– Привет и тебе, милая, – проговорил Эмиль, поднося ладони к лицу.
– Да они все-таки тебя покалечили! – Роберта взяла его за руку. – Бедняжка! Но и ты в долгу, как я знаю, не остался. Надо же, бесстрашно вступить в драку с несколькими бойцами, да еще и хорошенько отметелить нападающих! Ты всех удивил.
– Я принял твоих людей за разбойников, – Эмиль виновато улыбнулся. – И очень испугался. Ведь я приехал туда на свидание с тобой и не ожидал, что ты решишь не являться туда лично, а прислать этот своеобразный эскорт.
– О, милый! – Роберта поцеловала свежую ссадину на его левом запястье. – Боюсь, ты этого мне никогда не простишь.
– Если ты о том, что не пришла на свидание, то такая необыкновенная женщина как ты имеет право на капризы. Если о царапине – пустяки, заживет. Ведь есть только одна вещь, которую человек не в состоянии простить. Всего лишь одна.
Эмиль сел на кровати и взглянул на капитанский браслет.
– И что же это? – Роберта слегка сжала его ладонь и заглянула в глаза.
– Я скажу потом, когда соберусь уходить.
– Уходить? Так сразу? – Роберта нахмурилась. – Неужели ты куда-то спешишь?
– Все мы куда-то спешим. – Эмиль сразу почувствовал эту перемену тона. – Эта чертова спешка иногда мешает нам хорошенько подумать, и мы творим несусветные глупости.
– Ты на что-то намекаешь? – Роберта улыбнулась и в этой улыбке было что-то таинственно опасное.
– Конечно. – Эмиль склонил голову на ее колени. – Ты то понимаешь, на что, ведь верно? Твоей проницательности и уму можно только позавидовать.
– Неужели ты уже обо всем догадался? – Роберта нежно погладила его по волосам. – В таком случае ты самый бесстрашный из всех дипломатов. На твоем месте я никогда бы не поехала на встречу со своей гибелью, лучше бы убежала и спряталась.
– Я не гадаю, а просчитываю все вероятности до мелочей. Я ведь боюсь смерти, как и все, дорогая моя. Я не желаю умирать.
– Тем слаще эти последние минуты радости. – Роберта расстегнула фибулу на плече и шелк платья заструился на пол, обнажая стройное тело. – О! Как ты меня возбуждаешь! О, как я буду рыдать через какие-то два часа, сознавая, что тебя больше нет, и ты ко мне никогда не придешь.
– Боюсь, тебе не придется изливать слезы по этому поводу, – Эмиль неожиданно резво повалил ее на кровать, сжимая в объятиях, целуя и щекоча.
– Ты так уверен? – Роберта захихикала, извиваясь всем телом.
– Да, я уверен, – мягко сказал Эмиль, продолжая ее ласкать, но уже не так агрессивно. – Ведь я готов делом сейчас же заслужить полное прощение. К тому же, кто бы то ни был, желающий моей скорой кончины, он трижды подумает, прежде чем затянуть на моей беззащитной шее смертельную петлю. Вот мы и добрались до твоего вопроса, милая, ведь ты хотела знать, что не подлежит прощению, так?
– Ну, да, – Роберта в блаженстве распласталась на кровати, страсть заставляла ее прерывисто дышать и поминутно облизывать пересыхающие губы. – Боже, ты определенно не такой, как все!
– Я почти такой, только может быть совсем немножко не такой, как ожидают, – сказал Эмиль, быстро раздеваясь. – Я умею помнить добро и прощать зло. К тому же я умею смотреть, видеть, и закрывать вовремя глаза, и иногда бываю щедрым и добрым. А еще мне нравится делать приятное… – Он по-особому нежно дотронулся до ее бедер кончиками пальцев. – Ведь я тебе вполне нравлюсь, пока живой. Разве хоть раз я сделал тебе что-нибудь плохое?
– Нет! Конечно нет! Мне так хорошо с тобой! – Роберта беспомощно раскинула руки. – До тебя я просто умирала от тоски.
– Жизнь очень хороша, моя Роберта, она просто прекрасна. И знаешь почему? Потому что она снисходительна и не злопамятна. То ли дело, злодейка – смерть! Вот та вещь, что не прощается. Она будет мстить, хотя человека то уже и не станет.
– Неужели? – Роберта томно улыбнулась, поманив его еле заметным кивком головы. – Неужели ты еще умнее чем я думала? Ах, какая я глупая! Ты конечно же не простишь своей смерти. Сколько же карьер рухнет, как карточные домики, когда в твоей груди навеки замрет дыхание, сколько голов покатится, когда твое тело покроет крышка гроба?
– Конечно, список не слишком велик, но этих людей вполне хватит, чтобы моя похоронная процессия была достаточно пышной и достойной моей скромной персоны.
– И какое же место занимаю в этом списке я? – Роберта легонько укусила, а потом поцеловала землянина в плечо.
– Очень почетное, в самых первых рядах.
– Я так и думала. Да, ты действительно прав насчет спешки и несусветных глупостей. Как хорошо, что ты тогда незаметно спровадил эту девчонку, да и сам потом так же вовремя улизнул из пределов досягаемости моего гнева. Иначе вас с ней нашли бы где-нибудь за городом, в машине, совершенно обнаженных и без видимых признаков насильственной смерти, еще тогда, тем вечером. Ты просто умница, что не дал мне поспешить.
– Я всегда знал, что ты так же разумна, как и красива, – Эмиль жадно впился в ее губы сладострастным поцелуем, а затем игриво лизнул в нос. – И еще ты опасна, как раненная пантера.
– Пантера обещает, что в этот раз тоже не поторопится, а теперь хватит разговоров, все остальное ты мне будешь объяснять без слов, – прошептала она. – Такие объяснения мне нравятся куда больше.
Четвертый ожидал их в гостиной стоя и приветственно склонил голову при их появлении.
– Познакомься, это мой брат Роберт, – Роберта приблизилась к мужчине вплотную и бесцеремонно чмокнула в щеку. – Он занимается безопасностью, и не только моей, но и моего супруга. А еще, если тебе это интересно, у него налажен бизнес в этой сфере.
– Очень интересно, – отозвался Эмиль, тоже подходя и подавая ладонь для рукопожатия. – Тем более что в некотором роде мы уже знакомы.
Роберт крепко пожал протянутую руку, изучающе глядя в глаза землянина:
– Надеюсь, господин посланец Содружества забудет дурное.
– Дурное конечно же забудет, а полезное запомнит, – Эмиль улыбнулся, спокойно выдерживая этот пристальный взгляд.
– Роберт был просто восхищен твоим самообладанием, а еще более тем мужеством, которое ты проявил во вчерашней встрече, – сказала Роберта, беря землянина за руку. – Он считает тебя достойнейшим человеком, так он мне и сказал.
– Это мне очень лестно. В свою очередь я хочу поблагодарить за проявленную вчера вежливость и сдержанный юмор. А нашу боевую встречу вообще желал бы повторить в более непринужденной обстановке, ведь попрактиковаться с таким мастером – большая честь даже для посланца, – Эмиль примирительно завершил «дуэль» взглядов вничью слегка прищурившись.
– Такое впечатление, что ты опять на что-то намекаешь, – игриво заметила Роберта. – А теперь поехали завтракать в ресторан.
Завтракали в гостях у «Чудовища». Ресторан был пуст в этот ранний час, обслуга декорировала сцену, и меняла цветы и свечи на столиках. Прислуживала сама «чудовище», хозяйка заведения, длинноногая брюнетка – чудо пластической хирургии с лицом, удивительно напоминающим кошачью морду.
Подали десерт.
– Без тебя будет жутко скучно, – вдруг сказала Роберта. – Почему ты решил улететь?
– Ты уже знаешь? – Эмиль посмотрел на нее удивленно. – А я вроде бы еще об этом никому не заявлял.
– Господином посланцем невозможно не залюбоваться. Не правда ли, Роберт? – Роберта хихикнула. – Какой у него неподдельно удивленный вид! Эта маска введет в заблуждение кого угодно.
– Ну, хорошо. Раскусили, – Эмиль снисходительно улыбнулся. – Конечно же всем известно, что и у стен бывают уши. Я действительно собираюсь улететь на Землю. В отпуск. Искупаюсь в Финском заливе, благо по моим расчетам там как раз сейчас начинается лето, или, на худой конец, поплескаюсь в Средиземном море и поброжу по мраморным развалинам древних цивилизаций Адриатики. А свои маски я развешу на бережку проветриваться, чтобы были свеженькие, и пронумерую, чтоб впредь не ошибаться и надевать их к месту.
– Я думала, что землянам ирония не ведома, – Роберта взяла салфетку. – Я ошиблась.
– Землянам было ведомо все, что ведомо федералистам, – Эмиль отложил приборы и тоже взял салфетку. – Просто со временем оно начало за ненадобностью забываться, а я же был всегда несколько старомоден.
– Мне иногда кажется, что мы кардинально различные по психологии впервые соприкоснувшиеся цивилизации, – сказала Роберта, глядя ему в глаза. – Вот взять хотя бы меня – аборигенку и тебя – покорителя новых миров. Или взять ваше отношение к деньгам. Точнее отсутствие какого-либо отношения к ним. Вас не купишь, не продашь. Как же с вами общаться, если нет точек соприкосновения?
– Ах, Роберта, за свое пребывание здесь я понял очень интересную и в то же время простую вещь: выставить на продажу можно все, но вот с покупкой этого «всего» гораздо труднее. И я сейчас говорю не о чем-то материальном.
– Да ты уже почти наш, – Роберта улыбнулась, – еще немножко, и с тобой можно будет иметь дело.
