Глава 6.
В номере Яна наконец-то расслабилась – задернула шторы, переоделась в халат. «Павел позвонит сам, а я пока продолжу свой роман», – подумала она и с нетерпением открыла ноутбук.
«Теофила стояла спиной к окну. В ореоле света черты ее лица тонули в глубокой тени. Стефания вздрогнула. Годы одиночества и детских страхов ливнем обрушились на плечи: «Она меня бросила, бросила! Она чужая, совершенно незнакомая мне женщина. Я не получила от нее ни одного письма, привета, или гостинца. Я была и буду сиротой при живой матери. Зачем она здесь?»
– Стефани?, ма шери, маман хочет забрать тебя а Пари. Я свое решение знаю. Хочу твое услышать. Же ваис данс мон кабинет. Поговорите.
Мария Федоровна усмехнулась, надменно сжала тонкие губы и в сопровождении камер-лакея медленно вышла из гостиной. Вскоре из соседнего зала пришел отдаленный звук отодвигаемого кресла. Теофила приблизилась.
– Я рада видеть тебя, а ты?
Стефания кивнула, отстранилась, скользнула взглядом по лицу матери, удивилась тонким морщинам, слишком яркому румянцу, темным кругам под огромными по-детски наивными глазами.
– Я постарела? Да? – грустно начала Теофила. – Постарела. Годы не идут, они несутся как восьмерка резвых лошадей. – Давай сядем. Я устала.
Они присели на краешки кресел. Худые, темноволосые, кареглазые. Стефания украдкой рассматривала мать: «Какое интересное платье, – истинно по-женски подумала она. – У нас таких еще не видела. Значит, последняя парижская мода. Буфы какие огромные и цвет у верхнего платья красивый. А нижнее – белое, выходит волна морская в кружевных брызгах».
– Государыня сказала, что ты отличилась в учении.
– Я закончила с золотой медалью. Буду фрейлиной Марии Федоровны.
– Фрейлиной? Ты хочешь развлекать мужчин, крутить мимолетные романы? Стефани?, поехали в Париж. Радзивиллы разделили наследство, но ты все равно немыслимо богата – сможешь выйти замуж за кого угодно, любить, быть счастливой. И не нужно будет приседать в реверансах перед алчными вельможами. Ты будешь танцевать на балах, ходить в оперу, путешествовать. Я буду опекать тебя до замужества.
Теофила задыхалась. Она торопилась, глотала слова, словно боялась, что не успеет проговорить все, что хотела. Стефания молчала.
– Они обманывали тебя все эти годы. Я любила тебя и никогда не забывала! Нам просто не давали видеться. Стефани?, решайся. Выбери свободу. Ты должна быть счастливой.
– А вы счастливы? – едва слышно спросила девушка.
– Да. Я люблю и любима. Россия золотая клетка, где все думают только о деньгах. Ты была в бриллиантовой комнате Зимнего? Ты представляешь сколько там украшений?
Стефания удивилась резкой перемене в лице Теофилы. Секунду назад на нее смотрела нежная мать, а сейчас она превратилась в хищную птицу.
– Император осыпает двор бриллиантами. Александра после декабрьского бунта страдает падучей. Слышала? Нет? А я знаю, знаю. У нее трясется голова, а Николай обвешивает ее сверкающими каменьями, чтобы все видели блеск, а не припадочность. Она даже не говорит по-русски. Она презирает страну, которая дала ей брак и вольготную жизнь.
– Нет, нет, маман, прошу вас! Грех говорить такое об императрице. Александра Федоровна добрая. Она приходит к нам на вечерние молитвы, присылает подарки, конфекты, мороженое.
– Это гроши! Жалкие объедки с их стола. Ты законнорожденная Радзивилл. Они хотят твоих денег, Стефания, пойми наконец! Уедем в Париж. Опекуны Любецкий и Гарбовский грабят тебя. Ты получаешь всего шестьдесят тысяч в год, владея миллионами десятин в Европе.
– Мне этого достаточно, – Стефания заговорила твердо, даже жестко. – У меня все есть. Нас кормят и одевают. Нужное я докупаю. Многие мои подруги бедны. Я не хочу кичиться своим достатком.
– Чушь! Ты должна одеваться в шелка и сиять смарагдами. О! Зеленые камни так пойдут к твоим янтарным глазам.
– Стефани?, ма шери, что ты решила?
Собеседницы вздрогнули и стремительно поднялись. Они не заметили, как вошла государыня. Сколько она слышала?..»
Телефонный звонок разрушил образ гостиной вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Стефания и Теофила остались в прошлом. Яна не знала, как выглядел зал, в котором они общались, был ли такой разговор на самом деле, но для нее этот эпизод стал ярким, незабываемым. Она представила ветреный мартовский Петербург, Зимний дворец и люди ожили. Они улыбались, грустили, злились, мечтали, надеялись.
– Яна, Яна, ты чего молчишь? Слышишь меня?
– Ой, я задумалась. Пашка, как ты там? Как зверики?
– Норм, но скучают. Мы со Златой по ночам воем на луну.
Яна рассмеялась, представив Павла на четвереньках. Получается, он уже не барс, не Волан-де-Морт, а жуткий оборотень.
– Паша, ты только не волнуйся.
Она говорила вкрадчиво, спокойно, но прекрасно понимала, что там, во Владимире следователь уже придумал с десяток вариантов наихудшего развития событий.
– Уже все в порядке. Сегодня утром я видела, как человек в камуфляже, балаклаве и армейских ботинках вылезал из окна музея.
– Где видела? В Сиверской? Немедленно уезжай оттуда.
– Уехать не могу. Участковый вежливо просил остаться. Преступник ничего не украл, наоборот подкинул.
– Такое бывает? Рассказывай.
На подробности у Яны ушло минут десять. Про задержание в полиции она решила не говорить – Павел и так был на взводе.
– Есть версии? – знакомым деловым тоном спросил следователь.
– Из музейных сотрудников никто этого сделать не мог – по типажу не подходят. Есть только одно но… Краевед Виктор Олегович Забельский учился в Париже в том же колледже искусств, что и я. Когда – не знаю. Завтра спрошу. Думаю, это просто совпадение и к делу вообще не относится.
– Понял. Записал. Выясню по своим каналам. Что еще скажешь?
– Ситуация больно мудреная, – задумчиво начала Яна. – Сиверская маленький поселок и подобные выходки вряд ли в стиле местных жителей. Здесь интрига, романтика, флер.
– Думаешь залетный кто-то?
– Да. Я сегодня познакомилась с постояльцами «Стефании», а потом изучила книгу регистрации.
– Вот молодец, – рассмеялся Павел. – Скоро я без работы останусь. Что нарыла? Не томи!
– Гости отеля – мужчина и женщина. Оба среднего роста, спортивные. Владислав Игоревич Лесной – эколог. Дата рождения – 15 мая 1985 года, проживает в Кузьмолове. Это Ленинградская область, рядом с Питером. Рассказал, что постоянно проводит природоохранные акции. Организацию свою не назвал, но товарищи весьма изобретательны. Возмущался состоянием экоторопы, ругался с Лариной, обещал музею разборки.
– Ясно. Записал. Что женщина?
– Эмма Карловна Адлер. Родилась третьего сентября 1993 года в Риге, живет в Санкт-Петербурге, работает в турфирме «Лалангамена». В Сиверскую приехала разрабатывать новый маршрут.
– Имя какое заковыристое. Хорошо не Ирен. Ладно, посмотрим, что за птица. Еще есть идеи? Думай, Яна, думай!
– С преступником что-то не так. Я весь день маюсь, но мысль поймать не могу.
– Значит давай думать вместе. Странность была в фигуре?
– Нет. С этим все в порядке.
– Тогда что не так? Может, он суетился, возвращался обратно, или тормозил не к месту.
– Так вот же оно! Вот в чем дело! – воскликнула Яна. – Он слишком долго сидел на крыше. Я увидела темное пятно еще метрах в трехстах от музея, но даже не поняла, что это человек. Он не двигался! То есть из окна выбрался и застыл. А вот когда я ближе подошла, тогда быстро и ловко спрыгнул на землю.
– Ты хочешь сказать, что преступник намеренно ждал тебя?
– Вот именно! Но зачем? Зачем?
– Ты мне скажи, – взволнованно ответил Павел.
– Не знаю. Может, ему свидетель нужен был? Тогда Влад подходит идеально. Как он там сказал? – задумалась Яна. – Акция по привлечению внимания общественности.
– Ох, не знаю, не знаю. Ума-то у него хватит для такой акции? Эколог-краевед – сложно это для зеленых. Они действуют по принципу: пришел, увидел, учудил. А тут мудрено все, сама же сказала.
– Ну да, ну да, – Яна рассмеялась. – Пашка, я эту присказку у Жукова подцепила. Он все время так говорит.
– Не нравится мне это. Ладно, Янка, отдыхай. А мы со Златой сходим подышим. Она уже поводок притащила, умница моя, красавица.
– Спокойной ночи! Поцелуй моську мохнатую за меня.
Яна жутко устала, но уснуть не получалось. Ворочалась до бесконечности с боку на бок, но расслабиться не могла. В конце концов решила выйти на улицу и просто посидеть на скамеечке под черемухой. Вдохнула, задышала легко, свободно. Голова закружилась от счастья и пряного запаха.
– Чего ты боишься? Я все сделаю в лучшем виде. Не в первый раз. Подумаешь менты!
Яна услышала сдавленный голос Влада и быстро спряталась в зарослях черемухи.
– И что, что музей? А чем он отличается от завода или фабрики? Не берегут природу – пусть отвечают.
Влад говорил по телефону, размахивал левой рукой и нервно ходил по дорожке. Пять шагов вперед, пять – обратно, пять – вперед, пять – обратно.
– Я наберу на тропе разного хлама, залезу в музей и около этого портрета выложу розу из мусора.
Яна зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Влад по-прежнему маячил на дорожке.
– Мы «Зеленая роза» и этим все сказано! Час икс – завтра в три утра. А в десять, к открытию там должны быть ребята с ЭКО-ТВ. Все. Отбой.
Влад вошел в гостиницу, а следом за ним проскользнула Эмма. Шла быстро, но все время озиралась. «Странно… Она же в отеле была, – удивилась Яна. – Я слышала, как она принимала душ, потом включила телевизор… Может быть выходила через черный ход?»
Девушка на всякий случай подождала минут десять и выбралась из укрытия. В номере она с наслаждением забралась под одеяло. «Однако какая интересная жизнь у нашего эколога, – с усмешкой подумала Яна. – Представляю, как изумится Жуков. Сон, ну где же ты? Где?»
Сон все-таки пришел – бесконечный день закончился.
Глава 7.
Утром на пробежку Яна не пошла – решила подольше поваляться в постели. Чтобы не отвлекать Павла звонками, наговорила длинное голосовое сообщение, рассказала о ночном разговоре Влада.
За завтраком постояльцы зевали, жевали и вяло хвалили кулинарные изыски хозяйки. Эколог сообщил, что будет брать пробы воды на пляже «Жаркие страны», а Эмма, что пойдет в музей. Яна планами на день не делилась, а осторожно наблюдала за Владом и прикидывала, не его ли видела вчера на крыше музея.
Участковый позвонил, когда она уже привела себя в порядок и оделась.
– Доброе утро, Геннадий Петрович!
– Для вас, м-м-может, и доброе, а для меня нет. Я уже в м-м-узее, Пухов сейчас за вами заедет.
Жуков говорил уныло, запинался и даже заикался. Яна не на шутку испугалась.
– Что случилось? Музей ограбили?
– Нет, – язвительно начал Жуков. – Сиверская – культурная столица Ленинградской области. Нам подбросили очередной экспонат.
По дороге Пухов рассказал о последних событиях. Утром под портретом Стефании Забельский обнаружил статуэтку – каменного орла.
– Они говорили из чего он сделан, да я запамятовал. Не разбираюсь я в камнях. Уазик наш с закрытыми глазами починю, а названия мудреные не могу выучить. Да и на что они мне?
На вопрос Яна не ответила – отправила Павлу очередное сообщение и задумалась. Когда она узнала, что подбросили орла, в памяти мелькнула легкая ассоциация, но уазик так тряхнуло на повороте, что она тут же растаяла.
– Во сколько статуэтку обнаружили? – задумчиво спросила Яна, надеясь, что сможет найти мысль-потеряшку.
– В начале одиннадцатого. Все к десяти собрались, поговорили, занялись своими делами, а Витюша пошел смотреть на Стефанию. Сохнет он по ней, – рассмеялся Пухов.
– В смысле? Она же умерла давно.
– А для него живая. Он говорит, что она это, как ее… Прекрасная дама. Ой! Яна Сергеевна, что вспомнил! Инна болтанула, что вчера Витюша был сам не свой, а потом ляпнул, что вы в молодости на Стефанию жуть как похожи были. Чушь какая. Вы и сейчас не старая, а очень даже ничего. Вы что знакомы?
По коже побежали неприятные мурашки, руки мгновенно стали холодными и влажными. Яна с трудом справилась с волнением.
– Я Виктора Олеговича не знала до вчерашнего дня. Вы Жукову про это сказали?
– Нет, конечно. Мало ему проблем, что ли? Не хватало еще про чьи-то амуры рассказывать.
– Вы правильно рассуждаете, Максим, – нарочито небрежно сказала Яна. – Сохраним это в тайне. Я все выясню и, если нужно, сама ему расскажу.
– Заметано, – рассмеялся Пухов. – Витюша странный. Он и не такое придумает. Однажды летом провел ночь в дружносельском костеле, а потом рассказывал, что общался с духом Стефании и она типа призналась, что умерла не своей смертью.
– В смысле не своей? Это исторический факт. Она скончалась от скоротечной чахотки в Бад-Эмсе – это Германия – 26 июля 1832 года. Ее прах муж перевез в Дружноселье и возвел над ним этот самый костел Святой Стефании.
– А он сказал, что ее из-за денег отравила очередная полюбовница мужа.
