Я пожал плечами.
– Пока не знаю.
Искать вход не было нужды – в стене была огромная дыра, так что я просто прошёл через неё. Инсаэлия Гринвайн не отставала.
Внутри – сплошная разруха и запустение. А через дыры в потолке и стенах врывались последние лучи закатного солнца.
Пройти почти невозможно – весь пол усеян обломками кирпичей, кусками отвалившейся лепнины, орнамента. Никакой мебели нет – вероятно, давно сгнила. Колонны расколоты и валяются на полу, поросли мхом и травой.
– Интересно, кому принадлежал этот замок? – спросила Инсаэлия.
– Ты не знаешь?
– Нет. Никто не знает. Говорят, эта архитектура совершенно не похожа ни на что, известное в наших краях. Это были какие-то чужаки, другой народ. Некоторые говорят, что эти чужаки и вовсе – из другой эпохи…
– Что?
– Я имею в виду, что те, кто построил этот замок – жили давным-давно. Очень давно. Этого народа уже нет на земле. То, что мы видим – простояло тысячелетия. Это создала какая-то древняя цивилизация. Не существует никаких преданий о том, кто построил замок, потому что никто не застал те времена – он уже пришёл в запустение и развалился к тому времени, когда наши предки прибыли на эти земли. Наши предки, вероятно, никогда не видели представителей той древней цивилизации, так как те уже давно вымерли.
– Любопытно. А ты знаешь, что таких строений, с загадочным происхождением, которое приписывают неизвестной древней цивилизации, в мире очень много?
– Нет. Но догадывалась. Ты их видел? Ты видел другие развалины?
Я невольно потянулся к каменному амулету, свисающему на нитке с моей шеи и спрятанному под рубашкой, и потрогал его.
– Да, кое-что видел…
Мы прошлись по первому этажу, а солнце всё больше закатывалось за горизонт. Я вытащил камень-амулет, снял его с шеи, и побрёл вперёд, вытянув перед собой руку с камнем.
– Что ты делаешь? – спросила девушка.
Я не ответил.
Обследовав первый этаж, мы дошли до полуразрушенной лестницы, ведущей на второй. Я неуверенно двинулся вверх, опасаясь, что в любой момент обломанные, будто надкусанное печенье, каменные ступени подо мной обвалятся. Но Инсаэлия Гринвайн весело сказала:
– Не бойся, эти ступени прочные. Они тут стояли ещё когда я была ребёнком, и мы с друзьями носились по ним вверх-вниз, исследуя эти развалины.
Поднявшись, я прошёлся по всему второму этажу, вытянув перед собой руку с камнем. Я подходил к кучам каменного крошева, обломкам колонн, грудам кирпичей, и направлял на них камень, но ничего не происходило.
– Что ты вообще ищешь? – спросила Инсаэлия Гринвайн. – Что ты делаешь? Ты объяснишь мне?
– Возможно, объясню. Позже.
Мы поднялись на третий этаж, и там было всё так же – я прошёлся по всему этажу с камнем, и ничего не произошло.
Мы спустились на первый, и я попросил девушку сыграть на флейте. Я уселся на груду кирпичей, достал бурдюк с вином и принялся пить, пока Инсаэлия играла на флейте. Закатный свет пробивался через дыры в стенах и потолке, и древнее сооружение утопало в густом рыжем свету, а ветер одиноко и печально завывал в щелях, вторя флейте и составляя с ней дуэт.
Грустная мелодия лилась и лилась, как ручей. И не было ей конца. И печаль затапливала весь мир…
И в воображении моём я вновь увидел женщину… Ту женщину в чёрном…
Худая, с измождённым лицом, с длинными чёрными волосами. Она удивлённо смотрела на меня из-под вуали. А потом перевела взгляд на меч, что торчал из её живота. И на мою руку, сжимающую рукоять этого меча. Когда она это заметила, то прекратила гладить мою щёку и испуганно произнесла… Да… что же она произнесла…
– Содэрик… как же… это?!
Да, вот что она сказала…
Женщина в чёрном… Кто она? Откуда она меня знала? Почему назвала меня по имени?! И почему воспоминания о ней всё не оставляют меня и вызывают непонятное чувство печали и утраты?! Утраты чего-то важного, чего-то дорогого, ценного…
***
Наконец, девушка кончила играть, и наваждение рассеялось.
– Прекрасно, – сказал я, заметил, что слеза скатилась по моей щеке, и быстро смахнул её. – Прекрасно.
Я предложил ей вина. Она с сомнением посмотрела на бурдюк, потом всё же решилась взять его.
– Ой, отвратительно, – сказала она, оторвавшись от выпивки.
– Ты такая привереда?
– Ты забыл, что я из семьи виноделов?
– Ах да, точно.
Она окинула меня оценивающим взглядом.
– Ты довольно молод с виду. Сколько тебе?
– Ну уж постарше тебя, – с улыбкой ответил я. – Думаю, лет на шесть-семь.
– Мне восемнадцать, – сказала с гордостью она.
– А мне двадцать пять.
– И ты в таком возрасте ещё не обзавёлся женой?
– Жизнь военного наёмника… – ответил я. – Постоянно в походах, в сражениях. А что ты – тебе уже восемнадцать, а ты всё ещё не замужем? В деревнях, я знаю, обычно с этим делом долго не тянут.
Она фыркнула.
– Было бы за кого здесь идти…
После этого затянулась долгая молчаливая пауза, пока я пил и бессмысленно таращился на развалины, а девушка стояла рядом и смотрела на меня, время от времени поправляя свои волосы, которыми игрался ветер.
– Ты осмотрел развалины, – нарушила она молчание. – Что собираешься делать теперь?
Я посмотрел на башню, стоявшую рядом, и девушка проследила за моим взглядом.
Мы вошли внутрь и двинулись вверх по винтовой лестнице. Башня сохранилась лучше, чем остальное здание – в ней не было дыр, внутри не было разрухи. Винтовая лестница вела всё выше, мы миновали несколько этажей, и, наконец, добрались до самого верха.
Здесь была лишь круглая площадка да несколько огромных оконных проёмов, и больше ничего. С этой высоты мы могли видеть местность вокруг. Солнце уже спряталось за полоску леса вдали, внизу простирались луга, рощи, поля. Я видел холм с одиноким деревом, на котором встретил Инсаэлию. За другими холмами скрывался пруд. А вдали можно было заметить деревушку, примостившуюся возле реки.
– Смотри, это моя деревня! – сказала девушка с улыбкой. – Луговица.
Мы провели некоторое время наверху, любуясь окрестностями, а потом спустились.
Я сказал:
– Послушай, когда вы были детьми и игрались в этих развалинах – не натыкались ли вы на всякие… странные предметы? Не находили чего-то необычного? Какие-то артефакты древних времён, вещи, непонятного назначения?
Она задумалась, пожала плечами и сказала:
– Ну да, какие-то странные предметы тут были, но их все уже растащили.
– Растащили? Кто?
– Да местные, деревенские. Взяли себе что-то на память. Кажется, и мои друзья тоже утащили всякую всячину из этих развалин. Думали, это представляет какую-то ценность.
– Слушай, мне нужно посмотреть на эти вещи! – я, похоже, выпалил это слишком громко, и даже неосознанно схватил Инсаэлию Гринвайн за плечи и встряхнул, и она испуганно вздрогнула.
– Хорошо-хорошо, только успокойся. Завтра я что-нибудь придумаю. Поговорю с друзьями, и они покажут тебе эти вещи.
– Спасибо, спасибо. Ты мне очень поможешь, Инсаэлия Гринвайн, – сказал я и отпустил девушку.
Уже опускались сумерки. Застрекотали сверчки. На небе проступали первые звёзды.
– Что теперь? – спросила она.
– Я бы хотел остановиться на ночлег в вашей деревне.
– Я могу помочь подобрать тебе дом на ночь.
– Надеюсь на это, – сказал я и поклонился ей.
Мы покинули развалины и отправились в Луговицу.
***
Когда мы пришли в деревню, уже стемнело. Некая женщина бросилась к Инсаэлии и принялась её бранить за то, что та допоздна где-то пропадает. Заметив меня, женщина притихла.
– Мама, это странствующий воин, – с гордостью представила меня Инсаэлия.
– Просто «странствующий», – поправил её я. – Странник. Путешествую по этим землям.
Я поклонился и представился.
– Он спрашивал, нет ли в деревне места, где бы ему переночевать.
Женщина задумалась.
– Ну… возможно… у деда Идэнко можно остаться на ночь.
Они направились к небольшому домику, и я последовал за ними. На улице можно было встретить деревенских, которые ещё не разошлись по домам и не легли спать. Деревушка была небольшая, и жизнь здесь казалась довольно мирной и тихой.
На ходу Инсаэлия приветствовала деревенских и представляла им меня, сохраняя при этом, почему-то, торжественный вид.
Мы добрались до домика деда Идэнко, и дочь с матерью вошли внутрь, а я остался ждать снаружи.
Погода была прекрасной. Моё настроение было превосходным. Я наконец-то нашёл развалины, которые так долго искал! Одно лишь слегка расстраивало – в развалинах не оказалось того, что мне было нужно.
Зато я встретил прекрасную девушку. Нет, в самом деле, эта Инсаэлия Гринвайн – весьма интересная особа. Как же она очаровательна, как красива, и как приятно с ней проводить время! Эх, вот бы взять её с собой в путешествие… Да, пожалуй, такой спутник мне бы не помешал. И чёрт с тем, если она окажется болтлива, шумна или раздражительна – ради её красоты можно закрыть глаза на многое.
Дверь скрипнула, и из избы вышли трое – мать с дочерью и дед.
– Содэрик, – сказала девица. – Это дедушка Идэнко. Он согласился приютить тебя на ночь. Дедушка Идэнко, это путешественник Содэрик, он интересуется древними развалинами, что за лесом.
Старик был сед и бородат, согбен годами и выглядел печальным.
– Ждраштвуйте, молодой чшеловек, ждрашвуйте, – произнёс дед почти беззубым ртом. – Милошти прошу в мою хату. Жаконы гоштеприимштва обяжуют путников-де вшегда привечшать.
Я поклонился деду и вслед за ним направился в избу. Прежде чем я успел перешагнуть через порог, кто-то тронул меня за руку, и я обернулся.
Инсаэлия Гринвайн загадочно смотрела мне в глаза, и на губах её была лукавая ухмылка.
– Спокойной ночи, странник, – сказала она.
Я кивнул.
– Спокойной.
– Ты рано засыпаешь? – вдруг спросила она.
Я заподозрил, что в этих словах, должно быть, скрывается какой-то тайный смысл.
– Сегодня – скорей всего, я не смогу рано заснуть, – сказал я. – Столько всего навалилось за день. Столько нового я увидел. Столько… новых встреч… новых знакомств. Голова моя ещё много часов будет занята воспоминаниями… о людях, с которыми я сегодня познакомился. Ещё не скоро я усну…
Инсаэлия Гринвайн растянула губы в улыбке и, казалось, готова была засмеяться.
– Идём, – сказала позади неё мать, не слышавшая наш разговор.
