– Там точно только один был? А то вмятины на мешках я видела две.
– Да чёрт его знает, мы не оглядывались, сразу убежали. Бежим, а он щёлкает нам вслед.
– А голова у него большая?
– Побольше, чем у человека, только плоская. А может и не плоская, а просто широкая. – Игорь передёрнул плечами – Противная.
– Гладкая голова у него была, он, когда выглянул, свет от лампочки блеснул на лысине. – Добавил Паша – А руки тонкие у него. И он лесенку будто одними указательными пальцами толкнул. Легко так, будто там Игоря и не было. Ну и кто это? Вы знаете?
– Нет, пока нет. – Ответила я – Мутант какой-то. Не знаю, откуда он к вам пришёл, но раньше он, точно, никому на глаза не попадался. Иначе бы мы уже все знали о таком чуде.
– Да, точно мутант. – Согласился Паша – Может он из шахт вылез?
– Из каких?
– Так там вон отвалы есть. – Он показал рукой за ангар – А раз есть отвалы, значит и шахты есть.
Вернулись Сакатов с Ильёй, Вараксина с ними не было. Сакатов мне протянул длинный обрывок пеньковой верёвки:
– Оля, там, в заборе помятые секции сесть, будто туда ногу просовывали между проволоки, а на земле валялся вот этот обрывок верёвки. Я подумал, а может этот таракан сбежал откуда-то? Может его кто держал на привязи? И забор помят как раз с той стороны, откуда ближе всего к посёлку.
– Паша вон предположил, что наш гость из шахты вылез. Но это не исключает и того, что он сидел на привязи у своего хозяина в посёлке. Надо будет туда заглянуть. А где Алексей?
– Он зашёл в соседний ангар, поболтать со своим знакомым, разведать обстановку на базе, но нигде больше подкопов нет. Наверное, таракан побежал в лес. Тем более, что через забор у него уже один раз получилось перелезть.
Подошёл Алексей, он сказал, что вокруг всё спокойно, никто не паникует, разговоров странных не слышно, дополнительную охрану тоже никто не выставляет.
– Вам надо забетонировать подкоп, чтобы исключить туда ещё одно проникновение. – Посоветовал Сакатов Вараксину – Его там уже нет. Можно спокойно работать. Просто по одному не ходите. И, кстати, кто вам дал мой номер?
– Жена. А ей на работе дали, сказали, что вы про всяких тварей много знаете.
– Хорошая рекомендация! – Шепнул мне Илья.
Мы попрощались с ними, и пошли к машине. Охранники тоскливо смотрели нам вслед.
– Я бы в их случае попросил премиальные. И месяц отпуска. – Кивнул на них Илья.
– Я предлагаю проехать по посёлку, хотя бы посмотреть на него. И на отвалы. Потом поискать материалы, похожие на наш случай, и решить, что дальше делать. – Предложила я.
Возражений не последовало, и мы выехали на трассу, потом свернули с неё по указателю, объехали базу и выехали на узкую дорогу, которая через пару километров нас привела в унылый, серый, и казавшийся нежилым, посёлок. Даже названия его не было на въезде. Но посёлок не был нежилым. Возле деревянного облезлого двухэтажного дома висело на верёвке бельё. Картина очень необычная, я такого уже давно не видела. А возле следующего такого же дома, брата-близнеца первого, на скамейке, возле брошенных велосипедов, сидели два парня, лет по семнадцати – восемнадцати. Они склонились над телефоном, и что-то выкрикивали в него. Напротив этих домов стояло одноэтажное кирпичное здание с осыпавшейся штукатуркой и зарешетчатыми окнами. Стёкла в окнах были все выбиты. На стене была какая-то табличка, но букв уже не было видно, они все выцвели от старости и жаркого уральского солнца. Дальше по улице стояли ещё с десяток одноэтажных деревянных домов, но они, судя, по всему, были уже давно заброшены. За ними видны были трубы котельной, рядом с которой возвышалась под навесом куча угля. Возле какой-то будки, похоже, трансформаторной, стояла старая крытая Газель. Илья остановился возле парней, опустил стекло и спросил:
– Молодёжь, а где тут у вас отвалы находятся?
Парни оторвались от телефона и посмотрели на него. Ближайший к нам парень, побритый налысо, удивлённо спросил:
– Какие? – Не понял он.
– Ну, кучи где у вас из шахт?
– А! Разворачивайтесь обратно, за первым домом налево дорога в лес идёт, прямо по ней езжайте, никуда не сворачивайте, упрётесь прямо в них.
Илья развернулся у каменного здания, вернулся к первому дому, завернул за него и поехал по грунтовой дороге в лес.
– Какой-то невесёлый посёлок. – Сказал он. – Безнадёжный.
– Да уж. – Согласился Сакатов – Здесь вполне могут водиться такие тараканы.
Километра через три дорога повернула вправо, и мы выехали на открытую площадку, где путь дальше нам преградил первый отвал. Нам бы перегородил дорогу ещё и забор из колючей проволоки, да только он давно уже упал, как и ворота. Лишь кое-где, заросшие высокой травой, стояли одинокие столбы, с торчавшими ржавыми клочками колючей проволоки. Мы вышли из машины, и огляделись. Илья прошёл вдоль отвала и сказал:
– Дальше дороги нет. Она была когда-то, но по ней уже только на вездеходе можно проехать. Пошли, прогуляемся.
Трава была высокая, кругом кусты, поэтому мы шли по краю отвала. Он тоже уже зарос травой, но ещё не такой высокой, как поляна рядом с ним. Ничего, пройдёт ещё лет двадцать, и он будет считаться частью Уральских гор. Когда мы его обогнули, за ним было ещё два отвала.
–Какие-то кучи не очень большие. – Разочарованно сказала я, оглядывая конусообразные отвалы, со следами глубоких борозд, промытых дождями – Я думала, что они будут, как горы, высокие.
– Это называется терриконы, вообще-то. – Поправил меня Сакатов – Искусственные отвалы из обеднённых и отброшенных пород. Да, невысокие. Наверное, выработка оказалась неперспективной.
За последним терриконом в разные стороны отходили две дороги, такие же заросшие, как и та, по которой мы шли.
– По какой пойдём? – Спросил Сакатов.
– Куда пойдём? – Удивилась я – Зачем нам в лес?
– Да без разницы, по какой! – Отозвался Илья, выбирая правую дорогу – Скорее всего, это круговая дорога до шахты и обратно.
– Прогуляемся до шахты, погода благоприятствует. – Сказал мне Сакатов и отправился за Ильёй – Шахта должна быть рядом.
Мы пошли вглубь леса, мимо чахленьких берёзок, листья которых уже позолотила осень. Листья начали потихоньку опадать с деревьев, их нёс лёгкий ветерок, не давая сразу падать на землю. И лес тихо шуршал, греясь под ещё тёплым осенним солнцем. Так тихо было кругом. Тихо и тепло, я даже расстегнула куртку. Лес был светлый, вокруг было бело от берёзовых стволов, лишь изредка зеленели между ними пушистые ёлки. Пройдя с полкилометра, дорога стала уходить налево, и мы вышли на большую открытую площадку с полуразвалившимися строениями.
Посреди площадки был деревянный двухэтажный дом, с пустыми проёмами вместо окон. Доски обшивки почернели и выгнулись, придав дому восточный стиль. С крыши некоторые доски сползли, прицеливаясь, словно боевые копья, на непрошенных гостей. Двери тоже отсутствовали, как и пол внутри. Рядом с домом стояла ржавая решетчатая конструкция подъёмника, или клети, как правильно называется лифт для шахтёров. За ней была высокая земляная насыпь поверх какого-то бетонного сооружения с металлической широкой дверью.
Илья подошёл к подъёмнику и заглянул в него, он подёргал там что-то, конструкция заскрипела, что-то от неё оторвалась и застучало.
– Подъёмный механизм снят. – Сказал он – И, похоже, там внизу только ствол шахты. Остальное или засыпано, или совсем не разрабатывалось. Наверное, вон та железная дверь, и есть вход в шахту. Только ручки там нет, то есть гостям там не рады, и замок внутренний. Так что попасть мы туда не сможем. Клетью не пользовались. Она прямо новая тут брошена и сгнила от сырости.
Мы подошли к двери, и Илья внимательно оглядел её. Краска с неё давно сползла, она была коричневая от ржавчины, но даже не колыхнулась, когда Илья постучал по ней. Массивные бетонные крылья-стены отходили от двери, и бетон был настолько на них крепкий, что никакие погодные условия не смогли от него оторвать ни единого камушка. Сверху был насыпан слой земли, примерно метра три, который сплошь зарос густым кустарником.
– На двери железо миллиметров восемь толщиной, не меньше. Просто космический корабль, а не проход под землю! – Усмехнулся он. – Что там они закрыли такого ценного? И если там что есть ценного, зачем бросили всё?
– Да, странно. Вход такой серьёзный. – Согласился с ним Сакатов – Может, там драгоценные камни добывали? Уральские самоцветы?
– Вполне может быть. Так зачем забросили выработку? Обычно, если добыча идёт нормально, месторождение не бросают так. И пустую жилу за таким мощным железом не прячут. Странно всё.
– Да, странно. – Опять согласился Сакатов – Надо спросить в посёлке. Это же бывший шахтёрский посёлок, кто-нибудь, наверняка, из жителей остался, кто ещё помнит, когда шахта работала.
– В дом пойдём? – Спросила я, кивнув на деревянное здание.
– На фига? – Илья пожал плечами – В окна заглянем и хватит. Он вон уже, притаился и ждёт, чтобы кто зашёл. Чтобы погребсти гостя под собой. Чтобы не скучно тут было одному догнивать.
– Дом – монстр. – Сакатов заглянул в окно – Там абсолютно ничего нет, только мусор. Местные, наверное, всю мебель растащили. Окон же нет. Наверняка, садоводы по теплицам разобрали. Оторвали всё, что можно.
Мы ещё пошатались по территории, но тут и до нас побывали такие же искатели ни один раз. Поэтому мы отправились обратно, только по другой дороге. И тут мы заметили небольшую деревянную будку, с выломанной дверью, но проём был заколочен толстыми досками. Две нижних доски были оторваны. Мы склонились над ними и стали изучать. Но что можно было понять, если доски, в тех местах, где в них вбиты гвозди, были прогнившими. Оторванные доски лежали тут же, просто откинутые в сторону. Илья поднял их, повертел в руках, потом отбросил. Он потрогал остальные доски. Они сидели крепко.
– Доски могли быть оторваны как изнутри, так и снаружи. Следов гвоздодёра нет. Но есть царапины.
– В лаз теперь вполне может пролезть даже человек. – Сказал Сакатов.
Илья обошёл будку, внимательно разглядывая всё вокруг. Он раздвигал траву, щупал землю. Потом он вернулся к лазу, стал на четвереньки и заглянул внутрь. Он долго смотрел туда, потом встал и сказал:
– Запаха, который в ангаре стоял, здесь я не учуял.
– Так тут же ветер, он хорошо всё проветривает. Запах не застаивается. – Ответил ему Сакатов.
– Так ты думаешь, что таракан мог отсюда сбежать? – Спросила я.
– Как вариант. А ещё в посёлке много заброшенных домов. В любом из них можно было его держать. А если ещё и подвал в доме есть, а подвалы почти в каждом старом доме есть, или хотя бы небольшой голбчик, то вероятность такая тоже существует.
– Если бы таракан в лесу жил, то он бы в ангар не забрался, так бы по лесу и бегал. – Сказал Илья – Он, скорее всего, к дому приучен.
– Да, в этом я с тобой полностью согласен. – Кивнул Сакатов – Он выбрал для себя знакомую среду обитания. Человеческое жилище. И ещё, если бы он жил в родном гнезде, и у него бы была свобода передвижения, он бы из своего логова вряд ли далеко сбежал. Я думаю, что верёвка его всё-таки держала в неволе.
– Наверное, его как-то поймали, и оставили привязанным. Правда, непонятно зачем. – Сказала я.
– Как непонятно! Такой экземпляр. Интересно изучить. – Ответил Сакатов.
– А как же! Здесь ведь учёный на учёном живут! – Илья щёлкнул пальцами – Решили в своей лаборатории изучить, во благо науки. За диссертацию потом сесть.
– Как всегда, кругом одни загадки! – Сказала я.
– А ты засунь руку туда, Оля. – Сказал Сакатов – Может, что почувствуешь.
– Ни за что! – Отрезала я – Сначала надо узнать, с чем мы имеем дело. А вдруг он меня укусит, и я превращусь тоже в таракана. И я не шучу.
– Знаешь, в этом есть зерно истины, я как-то не подумал. И ещё, мне пришла в голову мысль, что таракан может тут и не чужой. И кто-то его знает. Или знал, когда он другим ещё был. Ты понимаешь, не может такого размера существо жить, если ему никто не помогает. Он должен чем-то питаться. Это раз. Второе, зимы холодные у нас, а ему, скорее всего, тепло нужно. Он ведь не может, как обычный таракан незаметно за печкой жить и крошками питаться. И я просто уверен, что кто-то его в этом посёлке потерял.
– Поехали. – Сказал Илья – Вот ты этим и займешься, отыщешь его родословную.
Мы вернулись к машине, и Илья проехал задом до ближайшего свободного места, развернулся там, и мы поехали обратно к посёлку. Как только мы выехали на улицу, на нас чуть не налетел пожилой мужчина, летящий на своём старом велосипеде в посёлок. Он зло зыркнул на нас и поехал дальше.
– Он был прав, у него главная. – Миролюбиво сказал Илья – А может, это он ищет нашего таракана? Вон как стремительно ногами крутит педали.
– Здесь хорошо будет искать, все компактно живут, в двух всего домах, все рядом. – Подумала вслух я – И знают всё друг про друга. Обязательно кто-нибудь, да проговорится.
– Или у них тут круговая порука. – Предположил Илья.
– Поедем сейчас все ко мне. – Сказал Сакатов – Я сказал мамуле, чтобы она нам что-нибудь вкусненькое приготовила. И я вам кое-что расскажу.
– Ну да, ты расскажешь! – Илья засмеялся – Потом после твоего рассказа неделю кусок в горло не полезет. Нет, я вас довезу и поеду домой. Ольге рассказывай, она это любит.
Он довёз нас до дома Сакатова, и мы поднялись к нему. Я сразу же кинулась в ванну и долго мыла руки, применив все средства, которые увидела у них на полке. Его мама, Лидия Афанасьевна, невозмутимая, как египетский сфинкс, провела нас в столовую к накрытому столу.
Она принесла из кухни великолепную супницу и поставила на середину стола. Только она открыла крышку, я сразу поняла, что за вкусняшку она приготовила. Суп-пюре из шпината. После тех колбасок в приямке, для меня это следующее по аппетитности блюдо.
После обеда мы прошли в кабинет Сакатова. Он достал исписанный блокнот и спросил меня:
– Готова слушать?
– Сакатов, такое впечатление, что ты только и делаешь, что читаешь разные сказки.
– И что плохого в этом?
– А то, что люди кроме чтения ещё чем-то занимаются.
– А я и занимаюсь.
– Чем?
–Тебе потом эти сказки пересказываю. Эту историю, кстати, я давным-давно ещё прочитал. И видишь, пригодилась. Слушай.
Глава 2. Проклятие Ксхе.
Все три сына у Макара Демьяновича были как на подбор – высокие, красивые, почтительные. В его родню. Да только, как говорится в русских сказках, двое были умными, а третий… Нет, Василий не был дураком, даже наоборот, он был очень смышленым, любознательным, не ленивым. Только очень уж своенравным он был, непокорным, всё норовил супротив всех пойти. Вся семья собирается вечером к ужину – а он оделся и во двор убежал, вся семья идёт на прогулку на бульвар – он в библиотеке сидит над книгой. Маменька его, Мария Ивановна, уже давно отступилась от него, никакие её уговоры на него не действовали, от её укоров он только упрямо склонял свою непокорную голову, выслушивал, а сам так и продолжал всё по-своему делать. Макар Демьянович, тот построже маменьки, так и наказывал его не раз, да только упрямства в его сыне было с лихвой, на троих таких Василиев бы хватило, да одному досталось. Больше всех Василию доставалось от старших братьев, которые поколачивали его, пока маменька не видела, благо, что он на них никогда не жаловался. Но потом и они на него рукой махнули.
Семейство Макара Демьяновича Крюкова, купца первой гильдии, проживало в славном городе Твери. Каменный двухэтажный дом их стоял на Миллионной улице, рядом с Соборной площадью, и по утрам малиновый колокольный звон будил всё семейство, зазывая к заутрене. Старшие сыновья Макара Демьяновича, Алексей и Пётр, окончив Мариинскую гимназию, пошли учиться в Юнкерском училище, и отмечены успехи их бывали не раз благодарственными письмами отцу, чем вызывали его немалую гордость. Василий, который был значительно младше своих старших братьев, учился в той же гимназии, которую блестяще окончили его братья. Да только при всей его расположенности к разным наукам, вследствие своего неспокойного нрава, частенько бывал наказан за своё вольное поведение, и даже порот. Любил он убегать на Почтовую площадь, а там, на понтонный мост. Он мог часами смотреть на Волгу, мечтая о дальних странах, да об опасных кругосветных путешествиях на гордых парусниках, открытых всем морским ветрам. Став постарше, в последнем классе гимназии, Василий увлёкся археологией, особенно трудами Забелина, который организовал раскопки скифского кургана Чертомлык. Василий внимательно рассматривал рисунки найденных там артефактов. Особенно его заинтересовала находка пятидесяти конских уборов, которая подтверждала рассказ Герадота о жертвоприношении пятидесяти коней и пятидесяти скифских юношей, после смерти одного из скифских царей. Среди остатков погребального кортежа были и десять таинственных наверший, выполненных в зверином стиле. Он с лупой в руках вглядывался и вглядывался в необычные звериные морды, и, казалось, только одному ему в эти мгновения открывались все тайны загадочных артефактов. Это было так интересно, так манило своей неразгаданной тайной! Василий часто засыпал прямо в библиотеке, положив голову на книги, и маменька, приходившая утром разбудить его, видела многочисленные его рисунки, которые были раскиданы и на столе, и на полу. Чаще всего на рисунках была изображена гривна с фигурками лежащего льва, которая, по версии Забелина, принадлежала какому-то божеству. Василий даже начал писать историю на основании найденных артефактов, но никому её не показывал, а потом, когда она была дописана, неожиданно сам сжёг её. Но интерес к археологии у него не пропал. Он даже выписал из Москвы издание Стемпковского «Мысли относительно изыскания древностей в Новороссийском крае», но потом забросил его, на вопрос маменьки ответил, что пишет Стемпковский скучно, неинтересно.
Василий, неожиданно для всех, окончил гимназию с золотой медалью, к великому удивлению всех домочадцев, и твёрдо заявил отцу, что семейным торговым делом он не намерен заниматься. Он поедет поступать в Имперский Московский университет. И показал вырезку из Вестника, где было написано, что по новому уставу одна тысяча восемьсот тридцать пятого года, плата за обучение составила сто рублей. Макар Дементьевич чуть дара речи не лишился, за сердце своё схватился, узнав в какую копеечку станет ему учёба сына. Но маменька, женщина экономная и разумная, после всех семейных скандалов, выделила из своих сэкономленных на ведении хозяйства денег нужную сумму, и Василий отправился в Москву. С Василием в Москву был отправлен Путят Иванович, его нянька, учитель и соратник всех его игр с самого его рождения. Василий поступил на философский факультет, который являлся предварительным для последующего обучения на юридическом факультете, на кафедру умозрительной и практической философии.
Поселились Василий с Путятом Ивановичем в двух съёмных комнатах на Моховой улице, рядом с университетом. Их домовладелица, вдова Прасковья Павловна Тихонова, была доброй и сердечной женщиной, и за обеды у них брала совсем небольшие деньги, а кормила их вкусно и сытно. За это Путят Иванович всю мужскую работу по дому взял на себя, благо у него руки были проворные. Он хорошо знал и столярное дело, и кузнечное, да и хватка хозяйская у него была, соображал он быстро и ловко.
В университете Василий сразу подружился с Уваровым Денисом, таким же мечтателем и любителем приключений, сыном помещика Уварова Алексея Сергеевича. Они, после занятий в университете, вместе гуляли по Москве, между высоких чопорных особняков, по зелёным и широким бульварам, но мыслями были далеко отсюда. В своих мечтах они продирались сквозь душные непролазные дебри Амазонки, скакали на сильных жеребцах, уходя от погони свирепых индейцев. Или шли с караваном в жарких песках Аравии, на гружёных восточными шелками верблюдах, изнывая от палящего солнца, высушивавшего белую бескрайнюю пустыню. Или летели под парусами в Тихом океане, где они заряжали тяжёлые пушки, чтобы отбиться от преследовавших их флибустьеров, размахивающих весёлым роджером.
В отличие от своего друга, Василий учился легко, отлично, его хвалили преподаватели, отмечая его цепкий ум. Ему было всё интересно, он с жадностью впитывал знания, а так как у него была хорошая память, он мог сразу повторить без запинки преподавателям всё, что они говорили на лекциях. Денис учился с ленцой, стоило ему только посмотреть в окно, сразу его мысли улетали из аудитории, и возвращаться обратно не торопились. Василий, видя, с каким трудом даётся учёба Денису, не бросал в беде своего друга, помогал ему, не считаясь со своим временем.
К зиме в Москву приехала семья Дениса, и они стали устраивать пышные приёмы и приглашать на них не только знать, но и творческих людей. По средам у них в салоне собирались поэты, писатели, композиторы и артисты. Василий несколько раз приходил на эти вечера, садился в самый угол гостиной и внимал каждому слову, которое звучало в зале. Но больше всего ему нравились вечера, когда к Уваровым приходили путешественники, вернувшиеся из далёких и экзотических стран. Он их слушал, и картины так живо представлялись ему, что он словно сам побывал со всеми рассказчиками в их нелёгких, а порой и очень опасных походах.
В один из таких приёмов и произошла судьбоносная встреча Василия с венгерской графиней из дома Кобург-Кохари, поставившая всю его последующую жизнь с ног на голову, похоронив под обломками его сомнительного счастья надежду на спокойную и размеренную жизнь в кругу семьи.
Графиня Са?рика Кобург-Кохари была сияюще великолепна от кончиков её ногтей до гордо вскинутой кудрявой головки. Она ворвалась в салон, словно вихрь посреди спокойного дня, моментально приковав к себе все взгляды мужчин, да и женщин тоже. Шелковистые, иссиня-чёрные волосы, обрамляли её высокий лоб, словно императорская корона, а глаза цвета оливы сияли как две звезды на ночном небе, яркие и холодно-надменные. Стройная её фигура в алом платье словно парила над блестящим паркетом, не касаясь его. Она откинула тонкой изящной ручкой упавшую на лоб прядь и дерзко оглядела присутствующих. И в этом взгляде было всё – и то, что она знала, насколько она красива, и то, что её родословная, берущая своё начало в двенадцатом веке, давно уже определила её место среди самых высоких и родовитых семей Европы. И только одно невозможно было увидеть в её взгляде, её тайну, которая и пригнала её из милой и родной её сердцу Венгрии в холодную и далёкую Москву.
А тайна её была в том, что графиня была отвергнута своей семьёй за поведение, которое никак не вязалось с её высокородным рождением. Но не смирилась. Она приехала в Россию за богатым женихом, которых много водилось на необъятных просторах этой великой страны. В её родной, но бедной Венгрии, у Сарики уже не было ни одного шанса подцепить себе отпрыска богатой фамилии. И ей к тому времени уже исполнилось тридцать лет. Её взбалмошный и непоседливый характер, вместо того, чтобы, как и все порядочные наследницы, сидеть дома и ждать женихов, погнал её за красавцем камер-юнкером в далёкий поход в Османское царство, когда ей исполнилось всего семнадцать лет. Прожили они там, в счастливом радужном сне, шесть лет. А потом камер-юнкер неожиданно взял, да и женился на дочери венецианского доджа. Сарика была растоптана, унижена, она хотела наложить на себя руки, пришла даже в порт, чтобы утопиться, но там встретила хозяина шхуны «Донея» Ра?слана Ви?шке. Откуда он, кто он, она не имела представления, но потеряв моментально от него голову, снова окунулась в новые отношения, забыв своего камер-юнкера. Четыре с половиной года она плавала по тёплым морям, и ветер трепал её волосы под старой треуголкой, надвинутой на самый лоб, когда она стояла на баке, вглядываясь вдаль. Она не хуже любого матроса знала назубок всё – от фок-мачты и грот-мачты до бизань-мачты, от крамболов до шканцев. И могла даже закрепить стеньгу, если в этом была необходимость. Но, придя однажды в один захудалый порт в тропическом море, её возлюбленный капитан вернулся с берега в сопровождении знойной мулатки, приказав Сарике убираться с его корабля. Сарика была вне себя от бешенства. Она кинулась с ножом на новую избранницу, но Раслан Вишке имел под своим началом два десятка головорезов, поэтому жизнь его научила всегда держать ухо востро. Он выбил пинком из рук Сарики нож, а для верности ещё раз пнул её по ногам, сломав ей одну ногу и кисть. Сарика ползком покинула корабль под хохот и улюлюканье членов команды. Корабль ушёл в своё очередное путешествие, а голодная и обессиленная Сарика осталась лежать на тёплом песке возле бедной деревни, в затерянном в бескрайних водах океана небольшом острове.
Бедные люди в этой деревне и сами жили впроголодь, но несчастную девушку подобрали и накормили. Её поселили в небольшую хижину к семье, где жили муж с женой, две старых бабки, один старый дед, и шесть ребятишек, один другого меньше. Но она, стиснув зубы, терпела все неудобства, стараясь быть вежливой и благодарной. Она питалась какой-то похлёбкой с жирными гусеницами, ела несолёную рыбу на свёрнутых и зажаренных листьях, но терпела. Она выучила их язык, который был простой и не сложный. Так она прожила четыре месяца, до прихода следующего корабля. К тому времени кости её срослись, она резво бегала по берегу, собирая рачков, выброшенных на берег ласковыми тёплыми волнами. Ей не составило большого труда обольстить капитана шхуны «Луцения» Тома Бёрна, и он взял её с собой, направляясь в Портсмут, английский порт. Оттуда она через полгода вернулась в Венгрию, но её семья не собирались порочить из-за непутёвой дочери своё честное имя. Они поселили её, под надзором злой карги Тазии, в маленьком доме на краю Будапешта. Но недолго она сидела у маленького окошечка своей крохотной комнатки и смотрела на перебегавших с криками улицу грязных ребятишек. Она влюбила в себя хозяина пекарни, и в один прекрасный день выгребла все его накопления и отправилась в модный салон, заказав себе целую гору платьев, шляпок, туфелек, в общем, всё, что должно было её вывести в мир богатых и влиятельных мужчин. Но надеяться на хорошую партию в маленькой Венгрии ей уже не представлялось возможным. Она познакомилась с русским интендантом Бирюковым Ильёй Дмитриевичем, и поехала с ним на его родину, в Россию. Сначала она выучила русский язык, потом бросила не очень богатого интенданта и вышла на настоящую охоту. Путь в высший свет ей был закрыт, но были и другие богатые женихи. Те, у которых не было громких имён, зато в карманах их стоял такой золотой звон, что от него у неё горели глаза, и бешено стучало сердце. Вот, с одним из таких миллионщиков, и появилась прелестная графиня в салоне Уваровых. Графиня от природы своей была хорошо воспитана и достаточно образованна, чтобы вести милые светские беседы, а остроумием своим она могла бы затмить даже самых умнейших завсегдатаев салонов. Поэтому вокруг неё сразу образовался кружок, который весело смеялся над острыми фразами, брошенными ею. А она звонко смеялась, стреляя глазами по своим потенциальным жертвам, выбирая себе достойного, чтобы можно было закрепить свою победу перед алтарём. Нынешний её воздыхатель, хоть и воздыхал, глядя на неё, но в законные супруги звать её не собирался.
