– Здесь была девушка, – постукивая зубами и выжимая волосы, сказала Лина, не глядя на вынырнувшего мужчину, – вы её не видели?
– Кажется, это ваше? – он ловко выловил из воды её туфли, вылетевшие из рук при падении.
В этот момент они посмотрели друг на друга, и Лина испуганно вскочила на ноги. Перед ней был Аид во плоти, изумлённый встречей настолько, что невольно выпустил туфли обратно в воду. Ему с трудом удалось прийти в себя. В отличие от Зевса и остальных, он пренебрёг установленными правилами и надел белый костюм – в волнистых волосах, ниспадающих на плечи, Лина заметила медленно чернеющие проблески серебра. Одно выдавало его истинную сущность: холодная, вызывающая первозданный ужас аура тёмного божества, которую боги и полубоги часто назвали «дуновение смерти». Лина отметила для себя, что следует позже разобраться в том, почему она сразу не почувствовала его ауру, и почему он, при всей его силе, не предвидел и не предотвратил столкновения.
– Сама судьба свела нас. Я шёл к тебе, Персефона.
Любопытство, которое он вызывал в Лине, мгновенно разметало страхом, никак не связанным с его аурой. «Он собирался принести её в жертву», «он убил её своим скипетром», – вспомнила Лина. Паника мелкой дрожью по телу подобралась к самому горлу и сдавила так, что невозможно стало дышать… Убьёт её Зевс за освобождение Аида или сам Аид было не важно, умирать Лина в любом случае не хотела. Только не так.
– Спасибо, – Аид встал и, высушив их одежду одним взмахом руки, потянулся поправить мокрые волосы Лины, но она отшатнулась, вызвав на его губах улыбку, похожую на приступ острой боли. – Ты спасла меня, и я пришёл сделать то же самое в ответ.
– Меня не нужно спасать. – Лина откашлялась. На последнем слове голос подвёл её и смял половину букв.
– Ну, разумеется, – Аид заложил руки за спину и встал полубоком. – Сейчас тебе не нужна помощь, но завтра… Знаешь ли ты, какое наказание грозит тому, кто откроет темницу Олимпа? – поскольку Лина молчала, он ухмыльнулся и продолжил. – Десять тысяч ударов молнией, одного разряда которой не выдержит твоё смертное тело. Но тебе не дадут умереть, о нет, Олимпийцы так не поступают. Ты будешь страдать, обречённая веками существовать от одного удара молнии до другого… Ты хочешь этого? – он бросил на неё изучающий взгляд.
Лина отступила назад и врезалась в стену ресторанного комплекса, вжалась в неё спиной и застыла.
– Но как… – она пыталась оправдаться, найти лазейку для себя, – как они узнают, что именно я стала причиной освобождения преступника?
Взгляд Аида стал внимательным.
– Тебя не готовили? Ты и понятия не имеешь об истинном положении дел, да? – он вгляделся в неё и тихо рассмеялся. – О, да! Так и есть. Ты даже не всё ещё вспомнила… Цепи солнечной энергии, сковавшие меня, были связаны божественной нитью с зерном твоей души. Никто, кроме тебя, не мог бы их разрушить… Никто.
Словно из глубины веков прозвучали слова Мойр, которые, казалось, навсегда выпали из её головы: «в горе и гневе Деметра потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых». Лине вдруг стало трудно дышать, она сделала шаг к воде, пошатнулась, наступила на платье и упала бы, если бы Аид не подхватил её. От него неожиданно приятно пахло. Запах высушенных цветов смешивался с ароматом холодной зимы, словно Лина открыла дверь в снежный февраль – аромат забытого в снегу букета, который успеваешь поймать за миг до того, как дыхание перехватывает от леденящего душу мороза. Лина замерла в объятьях Аида на несколько секунд, а затем пришла в себя и оттолкнула его, собираясь закончить этот неприятный разговор, но он схватил её за руку и дёрнул обратно.
– Прости, но я не сказал, что собираюсь тебя отпустить.
– Что?
– Ты идёшь со мной. – Аид притянул Лину ближе, щёлкнул пальцами перед её носом, усыпляя, и исчез в тёплом ночном воздухе Афин, пока ничего не подозревающие боги и полубоги развлекались, окутанные магией Диониса и его нимф.
Глава 3. Дворец Владыки Теней
Между Тартаром и Элизиумом, где бескрайние болота покрывает зеленовато-белый туман, в окружении фруктовых садов, которые так бережно хранит старый Асклаф , возвышается дворец из чёрного золота. Башенки, колонны, орнаменты и арки чернеют на фоне огненно-алого неба, поблёкшего от дыма и пепла. Только древние боги, рождённые детьми Хаоса, могут входить сюда без страха, но даже они не смеют нарушать покой Владыки Мёртвых… Никто из тех, кто избрал царство Теней местом своего существования, не желает разочаровывать его, и никто не преступит границы его владений без спроса.
Утром – когда в этом месте приходит утро – зеленовато-белый туман клубится сильнее, Харон высаживает на берег последнюю на сегодня группу теней и отправляется отдыхать, а в небе появляется филин. Он стремительно облетает царство от Тартара до Элизиума, от берегов Ахерона до мертвенно-тихого Стикса, и стрелой ныряет в гранатовые деревья дворцового сада, где касается листьев и мягко опускается на траву уже человеком – мужчиной преклонных лет. Асклаф снова при деле, он не только садовник, но и тот, кого Аид отправляет следить за порядком, осматривать владения и доносить ему. Асклаф не спешит отчитываться перед Владыкой, сейчас Аид занят, ему не до получения отчётов. Он только вернулся, и многие дела требуют его личного вмешательства, особенно те, которые связаны с его младшим братом Зевсом.
В тронном зале бродят неясные тени, шёпоты, взывающие из клубящихся облаков тёмного морока, царский трон стоит на возвышении и словно парит над полом, окутанный туманом, средь колонн, уходящих стрелами куда-то в бескрайнюю даль потолка. Тишина и шорохи. Всё это обычно навевает на ожидавших Аида гостей смертельный ужас и отчаяние, каких они не испытывали за всю свою жизнь. Никто не рискует приходить сюда лично, если в этом нет какой-то особенной нужды, но только не Гермес. Он рад вернуться, и лучи его задора рассеивают туман. Шорохи и шёпот исчезают без следа, ощутив дерзкую и яркую ауру Вестника Богов. Гермес не только посланник Олимпа, он проявление воли Зевса, отражение его дум и желаний, преданный своему делу и в то же время свободный как полёт мысли.
Аид появляется позже. Он одет в высокие сапоги, тёмно-синие брюки, синий с золотом сюртук и плащ, который тянется за ним длинным шлейфом, а скипетр оставляет тихий стук при соприкосновении с полом. На колоннах и стенах от каждого шага Аида появляется морозный узор, заполняя собой всё вокруг, хрустит под ногами, как кости смертных, которые уже никогда не вернутся в мир живых. Воздух леденеет, не оставляя возможности свободно дышать. Фигурная изморозь достигает ног Гермеса и расступается, когда он с усмешкой приподнимается над ней на своих крылатых модных кедах. Гермес, против Аида, одет как современный подросток и на деле является именно таким – дерзким, открытым, вредным: чёрные джинсы, белая футболка и эфемерные крылья за спиной составляют его нехарактерный для бога образ. Гермес не боится Аида, и он, совершенно искренний в своих намерениях, не задумываясь, шутит над ним.
– Аид, величественный и устрашающий, – Гермес изобразил притворный ужас, увидев его, – как и всегда, – и театрально поклонился, кувыркнувшись в воздухе, – какая невероятная честь видеть тебя.
Аид не ответил. Он молча прошёл к трону и сел, становясь похожим на собственную статую в одном из немногих своих храмов. Гермес, любимчик Зевса и бог, возводящий дерзость в абсолют, часто раздражал Аида, впрочем, как и остальных богов, но так же и веселил. Гермесу прощалось всё. Ему можно было простить всё. Поэтому Аид не реагировал, он привык давать Гермесу вдоволь повеселиться, чтобы в награду получить правдивую и действительно ценную весть. Хотя сегодня само появление Гермеса уже сулило хорошие новости. Значило ли это, что Зевс готов к переговорам, или что на Олимпе нет паники по поводу его освобождения, было совершенно не важно, ибо Вестник богов, переступив порог дворца Аида, точно дал понять – всё идёт по плану.
– Встречаешь меня, будто никогда не покидал этого места, – не унимался Гермес, – а я предполагал, что после тысячелетий разлуки ты будешь занят изучением рукописей Эроса-младшего в стиле «Как снова влюбить в себя жену за десять шагов?»…
Аид сжал руку на скипетре до побелевших костяшек и медленно поднял на Гермеса взгляд.
– Зевс шлёт какие-то вести?
– Нет… – улыбнулся Гермес.
Аид удивлённо приподнял бровь.
– Ариана и Марк…
– Смертные? – уточнил Аид.
– Полубоги. Наследница семьи носителей под охраной «Протекта» и сын Артемиды.
Аид, насторожившийся было, расслабился и откинулся на спинку трона, сделав жест рукой, означающий, что Гермес может продолжать говорить.
– Мне нечего сказать, – Гермес беззаботно рассмеялся и, соединив ладони в кокон, выпустил оттуда золотую бабочку.
Бабочка вспорхнула высоко к потолку, сделала круг по залу, освещая позолотой колонны, и опустилась на один из зубцов скипетра Аида, тут же рассыпалась искрами и сложилась в серый пергаментный свиток, перевязанный чёрной лентой. Аид поймал свиток в руку.
– Только в руках получателя раскроется суть письма, – пояснил Гермес.
– Благодарю. Мне известно, как это работает.
Пока Аид читал послание, Гермес с интересом разглядывал его. Гермес всегда почитал двух старших братьев из троицы равно как своего отца, и в то же время знал, что Аид – это тот, от кого ни в жизни, ни в смерти ему не удастся скрыться, если он нанесёт ему действительно серьёзное оскорбление. Ссоры богов его не волновали, он не участвовал в той войне и не собирался ввязываться в эту. И да, он мог позволить себе шутить хотя бы потому, что состоял в браке с верной сторонницей Аида, спорном браке , от которого Олимпийцы были не в восторге.
– Поразительно! Аид, великий и всемогущий, так быстро освоился в современном мире.
– Мы боги, – не отвлекаясь, ответил Аид, – не неси чушь.
– А зачем ещё я пришёл, если не нести чушь? – наигранно серьёзно спросил Гермес. – Между прочим, Многоликая так и считает… ставлю все оставшиеся в мире драхмы на то, что ты уже спрашивал у неё совета на мой счёт.
Аид поднял на него взгляд и не отводил его до тех пор, пока пергамент с письмом не сгорел прямо в его руке синим пламенем.
– Ух, вот это взгляд! Вот это я понимаю! – ликовал Гермес. – Я прямо слышу твой голос, – он изобразил важную позу и продекламировал: – О, презренный, если сейчас же твои уста не прекратят источать яд, я прикажу Харону утопить тебя в Стиксе.
Ни один мускул на лице Аида не дрогнул, он даже не моргнул, а голос, которым он сказал свою следующую фразу, прозвучал равномерно и серьёзно.
– В древнем Риме гонцам врага отрезали голову и отправляли её в колеснице вместе с письменным ответом…
– Геката тебе спасибо не скажет, – усмехнулся Гермес, спустился на пол и поклонился снова, на этот раз по-настоящему вежливо. – Что мне передать полубогам?
– Скажи, я принял их слова к сведению и ценю, что они сообщили мне это. Я так же согласен на условия, которые они предлагают… – он постучал пальцами по скипетру, – и ещё… Зевсу… Передай ему, что я прошу отсрочки на две полных луны, по истечении которых у меня появятся нужные доказательства в мою защиту.
Гермес долго молчал, водя ногой по полу, потом выпрямил плечи, словно решился на что-то, и вдруг преклонил колено. Он опустился в поклоне, который не использовали с тех времён, когда Аид ещё не был женат, когда смертные ещё не познали гнева Зевса и жили счастливой жизнью.
– Возьму на себя ответственность сказать, что Зевс желал бы во всём разобраться, но мнение богов очень важно для него, и он не хочет идти против большинства. Боюсь, он не станет слушать твоей просьбы.
Аиду несвойственно было говорить о своих догадках, он не жил на Олимпе и плевал на то, что думают о нём боги, но сейчас на кону стояло слишком много… следовало просчитать каждый шаг.
– Пусть сделает усилие над собой. Скажи, что всё может повториться, если он не перестанет быть правителем, трясущимся за собственный трон, и не станет тем, кем был всегда… Младшим братом, Повелителем Земли и Неба, громовержцем, воплощением порядка.... Как сын, ты мог бы напомнить ему, кто он такой. И кто я.
– Увы, – крылышки на бейсболке Гермеса печально опустились, – если кто-то и может напомнить ему об этом, так это Его Светлейшее Сиятельство Гелиос.
– Исключено. Гелиос и Селена не появлялись много веков, они ушли в уединение ещё до того, как я оказался в темнице Олимпа.
– Верно, – Гермес лучезарно улыбнулся, – но Гелиос единственный, кто сможет без страха говорить с ним об этом. И я знаю, как решить вопрос встречи… разумеется, если Аид пожелает выслушать, – он снова взлетел, изящно провернувшись в воздухе, и завис над туманом. Его кеды мельтешили белыми крылышками, как маленькие пичужки, тело которых слишком тяжёлое для полёта.
– Говори.
– Второго числа девятого месяца по календарю нового мира состоится празднество в Дельфах. День Аполлона… Сам он собирает богов на праздник в мире смертных, что гарантирует тебе полную неприкосновенность. Туда же явится и прекрасная Эос… Она проведёт тебя к Гелиосу, если получится убедить её.
– Эос предана родителям, зачем ей помогать мне? Что я смогу дать взамен такой помощи? – Аид хорошо знал Эос, и знал, что вечная дева никогда не станет помогать богам, вроде него. План Гермеса был сомнительным.
– Только ты, Владыка, можешь дать ей то, чего она желает. Охотник Кефал пирует подле жены своей Прокриды в Элизиуме, Эос мечтает, чтобы ты отпустил его к ней.
Аид встал и стукнул скипетром об пол, создавая гулкое эхо в зале.
– Тысячи лет развития цивилизаций, а всё одно! Разрывать брак, связанный нитью судьбы, не ново, но выпускать тень на свободу… вернуть её в мир живых? Так-то боги хранят покой этого мира? Так-то желают блага смертным? Разрушая основы мироздания?! – Аид говорил это и с каждым словом, казалось, становился всё выше и выше, пока не накрыл Гермеса огромной тенью. У потолка меж колонн сгустился туман и дым, припорошенный пеплом вулканов Тартара.
Гермес отлетел назад, так, чтобы тень не попадала на него.
– Можешь гневаться сколько душе угодно, я только помогаю тебе. Если мой совет неуместен, ты всегда можешь обратиться к Рее… – он предупредительно переместился к выходу, предугадывая последствия такого предложения, и, прежде чем раствориться золотистым сиянием, добавил: – Дельфы. Кафе «Оракул». Второе сентября. Я пришлю приглашение за сутки.
***
(Золотая Эпоха Богов)
… Солнце поднималось над горизонтом – великий Гелиос совершал прогулку по небу, осматривая, освещая каждый уголок земли. Его лучи отразились в журчащем ручье у оливковой рощи, нырнули в траву, собирая с неё капли утренней росы и осветили обширный луг, полнившийся разнообразными цветами. В компании Гелиоса гулял один из Анемов – южный Нот. Игривым смешным мальчишкой он носился по полям, сдувал пергаменты со столов мудрейших писцов, отрывал листву с деревьев, забирался под хитоны нимфам, а прямо сейчас зацепил длинные каштановые волосы молодой богини, которая собирала цветы.
Персефона. Одна из прекраснейших детей Зевса срывала незабудки и лютики и плела из них чудесные венки, один из которых надевала сама, а другой всегда относила матери. Нот знал, как дорожит своей дочерью Деметра, и не посмел бы забраться к Персефоне под хитон или подшутить над ней, он мог лишь ласково касаться её плеч и напевать тихую спокойную мелодию, используя голоса птиц и природы. Он не показывался ей, не желая смущать, хотя знал, что она чувствует его присутствие.
За оливковой рощей вдруг что-то произошло, и стайка беспокойных птиц упорхнула оттуда с надрывными испуганными криками. Персефона встала и обернулась, всматриваясь в рассветную даль. Нот сделал то же самое. Сначала до них донеслось отдалённое ржание, цокот копыт, а затем из-за деревьев вырвалась четвёрка угольно-чёрных коней в драгоценной сбруе, они несли за собой колесницу, которой управлял незнакомый тёмный силуэт. Нота передёрнуло так, что он едва не призвал своего северного брата Борея, но вовремя одумался, заметив, с каким любопытством Персефона смотрит на колесницу. А колесница, к ужасу Нота, остановилась. Солнечные лучи ещё стелились по земле и падали на спину владельца колесницы, мешая тем самым рассмотреть его лицо, но Ноту и не нужно было его рассматривать, он уже знал. Персефона же и представить не могла, какой опасности подвергает себя, так открыто, так откровенно разглядывая его.
Персефона часто бывала на Олимпе, в чертогах Зевса, но никогда прежде не видела старшего брата из трёх верховных богов, того, чьё имя боялись произносить даже самые бесстрашные. Несколько раз она спрашивала о нём у других богинь, но смогла узнать лишь то, что иногда он проезжает по полям и лесам, покидая свои мрачные владения, мчится на чёрной колеснице, запряжённой четвёркой коней, чтобы на краткий миг взойти на Олимп и встретиться с братом. Персефона так же слышала, что во время встречи трёх братьев остальные боги покидают Небесный город, а бог звёздного неба Астрей раскидывает над землёй мириады звёзд, чтобы почтить знаменательное событие, и тогда можно увидеть млечный путь. Триединство верховных богов, царей трёх миров, самый сильный союз из возможных, и если Жизнь и Мир были созданы любовью страстной, то триединство богов стоит на любви братской. Воплощение жизни, Воплощение смерти, Воплощение порядка – каждый из них значим по отдельности, но только вместе они сильны и только вместе дадут миру процветание. Как невозможно избавиться от жизни, избежать смерти или нарушить естественный ход вещей, так и невозможно представить, чтобы один из братьев канул в небытие.
Гелиос заметил Персефону и тёмный силуэт напротив неё, нахмурился, вспомнив строгую Деметру, и послал особенно яркие лучи в глаза Персефоны. Она зажмурилась и прикрылась ладонью, а когда снова смогла видеть, на фоне неба уже не было ни тёмного силуэта, ни колесницы, ни четвёрки угольно-чёрных коней.
Нот воздал хвалу великому Гелиосу и расслабился, продолжил свою нехитрую игру с волосами Персефоны. Он остался с ней на весь день и не ушёл даже тогда, когда венки её были закончены, и она, нацепив один на голову, засобиралась домой…
Цветы благоухали, шумели от тёплого ветра травы, журчал ручей. Гелиос почти завершил свой дневной марафон и начал спускаться к кромке далёкого леса, когда перед спешившей домой Персефоной возникла удивительная бабочка. Её крылышки меняли цвет в зависимости от цвета лепестков того или иного цветка, на который она садилась – бабочка перелетала с места на место, вызывая любопытство. Кому как не Гее было знать, что вызовет любопытство у богини цветов, богини цветения… Персефона устремилась за бабочкой, она хотела узнать, куда летит это прекрасное создание. Поле, берег ручья, оливковая роща, и вот бабочка села на совершенный в своей красоте нарцисс, замерла на нём и медленно исчезла, принимая облик лепестков. Глаза Персефоны вспыхнули восхищением, сама она, ещё юная богиня, не до конца понимала собственные силы, не понимала, что может создать нечто подобное… удивительное. Нот восхитился вместе с ней и не подумал останавливать, когда она опустилась на колени и склонилась к цветку.
Едва Персефона коснулась лепестков, как ледяной порыв ветра, что даже сам Борей не в силах произвести, сдул Нота далеко за пределы луга, сухие листья ворвались в цветущий мир Персефоны, запутались в её волосах, зацепились за подол белоснежного хитона. Она обернулась, в ужасе упираясь рукой в прибрежный камень, камень соскользнул в воду, и она тоже… соскользнула бы, если бы её другую руку вдруг не обхватила уверенная сильная ладонь, пальцы цепко сжали запястье. Перепуганная до полусмерти Персефона сначала увидела зияющую темноту перехода между мирами, затем колесницу, запряжённую четвёркой чёрных коней, а уж затем того, кто напугал её и помог не свалиться в ручей. Их взгляды встретились.
– Зевс позволил мне забрать тебя, – тихо и очень мягко произнёс Аид, – я не причиню тебе зла…
(наши дни)
Лина втянула носом воздух и резко села на кровати, оглядываясь по сторонам – ей потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли и смогли рассмотреть очертания предметов. Сквозь полупрозрачные ткани балдахина она видела большую тускло освещённую комнату: в углах скопились тени, а под потолком витали сотни светлячков, создающих уютный полумрак. Никак иначе, как «уютным», Лина назвать его не могла. Ей не было ни страшно, ни холодно здесь до тех пор, пока она не вспомнила, где находится, и предшествующие этому события. Аид забрал её. Как и в воспоминаниях Персефоны, Аид снова забрал свою Персефону себе… Зачем? Принести её в жертву? Воспользоваться ей, как шансом спасти себя? Лина не верила ни единому слову Аида. Никому нельзя было верить, кроме Макса. Макс бы мог защитить её, они вместе справились бы с чем угодно и погибли бы вместе, если бы было суждено. Наверняка, Аид прикрывался словом «спасение», желая успокоить её подозрение и заманить в ловушку… Не было сомнений – Аид испокон веков считался лжецом, хитрым, злым и опасным – он снова ведёт собственную игру, в которой Лина, как и в игре Зевса, всего лишь пешка.
Она поспешила встать на ноги, отдёрнуть полог и уйти отсюда, но, едва откинув тяжёлое мягкое одеяло, обнаружила, что совершенно раздета. Лина прислушалась к ощущениям. Нет, если бы Аид был с ней, она бы поняла, она бы знала, она не могла быть настолько невменяема, чтобы не понять…
– Царица.
Лина уже встала с кровати и спустилась с небольшого возвышения, на котором эта кровать стояла, когда светлячки рассеялись, и вспыхнул яркий верхний свет. В комнате оказались нимфы, а сама комната походила на сад, цветущий и дышащий жизнью. Стены, потолок и пол были усыпаны цветами, их стебли прорастали сквозь камень, оплетали мебель, ползли к двери, роскошная кровать с тёмными покрывалами и подушками, вышитыми золотой нитью Арахны , возвышалась позади, окутанная воздушными тканями балдахина. Завороженная этим зрелищем, Лина чуть не забыла про нимф, а когда её внимание всё же обратилась к их юным лицам, она нахмурилась.
– Кто меня раздел?
Они замялись и переглянулись.
– Не сердитесь, Царица, – решилась одна из них, – Владыка принёс вас крепко спящую и приказал позаботиться о вас. Мы это сделали. Новую одежду уже принесли. Позвольте помочь вам одеться?
Лина виновато вздохнула. Ей не стоило сваливать свои проблемы на ни в чём неповинных девушек, да и, если она хотела уйти, ей действительно не мешало одеться – идти по царству Теней голой было бы несколько… Она в душе посмеялась над собственными мыслями, представив себя одной из тех девушек со старых картин.
Нимфы пришли в восторг, когда Лина позволила им поухаживать за собой. Они надели на неё изумрудно-зелёное платье, как ни странно, современное, в греческом стиле с плотным лифом и прямой длинной юбкой, и туфли, удобство которых, несмотря на высокий каблук, приятно удивило. Длинные каштановые волосы расчесали и уложили в небрежную лёгкую причёску, предложили несколько украшений и корону, от которых Лина предусмотрительно отказалась. Она представила тяжесть короны на голове и сразу ощутила пульсирующую боль в висках – так обычно её тело реагировало на попытку надеть очки, слишком плотную шапку или ободок. Короны она бы просто не выдержала. Лина окинула взглядом своё отражение в зеркале, выпроводила нимф и, выждав некоторое время, вышла сама.
На удивление, её не ждал отряд охраны у дверей, ей никто не препятствовал, и все, абсолютно все двери были открыты. Воспоминания Персефоны о дворце Аида ещё не приходили к ней, и Лина интуитивно пошла по анфиладе в сторону, где, как ей казалось, мог быть выход. Она угадала.
Туман. Вокруг шорохи, визги и шёпот, отдалённые стоны и плач. Ни ветра, ни запахов, только алое небо, покрытое пеплом, и беспросветный мрак. Лина не отдала должное фруктовым садам, поспешно миновав их, и вышла к болотам, через которые отправилась по едва заметной тропинке, выбранной случайным образом. Её путь был спокойным. За исключением звуков, Лину не тревожило ничего. Она шла молча, удаляясь от замка, оборачиваясь, думая, что кто-то пойдёт по её следам, но никто не шёл, и тропинка, в конце концов, вывела её на холм, с которого открывался вид на Стикс и ускользающую в сторону Лету. Там длинной стайкой от причала Стикса тянулась вереница теней. Тени входили в Зал Судеб, пили воду забвения Леты и уходили по предназначенному им пути. Лина спустилась к ним – их безжизненные скорбные лица обращались к ней и тут же отворачивались в священном ужасе, тени проходили мимо неё, стараясь держаться подальше. Она видела их: мужчин, женщин, детей, – и сожалела вместе с ними. Что-то глубокое, давно забытое проснулось в ней от их присутствия.
Лина вдоволь насмотрелась на них и перевела взгляд в сторону реки, поверх их голов. Там у берега стоял Харон. Обычно он покидал рабочее место на какое-то время, чтобы отдохнуть и занять себя беседой с Гипносом или его талантливым сыном Морфеем, но сейчас он отчего-то медлил. Его посох мерцал белым огоньком. Лина поспешила к нему. Она думала, что многие в царстве считают её проблемой, предвестницей войны и разрушений, и потому желают избавиться от неё. Харон не мог быть исключением, и ему логично было бы помочь ей переправиться к Вратам, нежели чинить препятствия. Но Лина ошиблась.
– Царица… – Харон первым спокойно поприветствовал её и склонил голову, сверкнув чёрной маской, скрывающей лицо под капюшоном.
– Я хочу попасть к Вратам, отвези меня!
Лина начала без всяких предисловий, попытавшись изобразить командный тон, и у неё, на удивление, получилось очень неплохо. Она осмелела и вздёрнула подбородок.
– Царица желает покормить Цербера или просто прогуляться по водам Стикса? – всё так же спокойно уточнил он. Харон даже не рассматривал вариант, в котором она хочет покинуть царство Теней.
