Регина Сервус "Под грифом «Совершенно секретно»"

«Это всего лишь еще один сон, – подумал начинающий писатель, вновь забираясь с головой под одеяло. – Надо попытаться снова уснуть, и тогда присниться что-то хорошее… То есть, как это «снова уснуть», если я все еще сплю?» – неожиданно спросил он сам себя. Но ничего не успел себе ответить, так как в этот момент раздался некий странный сигнал, похожий одновременно на гудок автомобиля, гудение водопроводного крана и предсмертный хрип старого дракона.

Находясь под одеялом, Иван Сергеевич ничего не видел, но услышал топот множества ног. Потом кто-то рывком открыл дверь, так, что она отлетела к стене и хорошенько наподдала ей своей железной ручкой. Побелка печально осыпалась с раненой стены. Раздался стук каблучков, и наступила мертвая тишина.

Иван осторожно выглянул из-под одеяла и нос к носу столкнулся со своей бывшей классной руководительницей, Екатериной Дмитриевной. Во всяком случае, с кем-то очень похожим на нее. У женщины были такие же темно-каштановые волосы, убранные в высокий пучок – так всегда причесывалась его учительница; такие же большие квадратные очки, но сквозь линзы этих очков на Ивана смотрели зло прищуренные совершенно чужие страшные глаза.

– Доброе утро, Костров, – проговорили «Екатерина Дмитриевна» противным вкрадчивым голосом. – У всех построение, а ты все соизволишь в кроватке нежится?

– Здрасьте, Екатерина Дмитриевна… – оторопело пробормотал Иван Сергеевич с удивлением разглядывая своего воскресшего педагога. Кажется, пару лет назад они с женой ходили на ее похороны, и он даже произнес написанную Галочкой речь по поводу ее кончины. – А вы разве не умерли?..

– Ах, вот какие замечательные сны тебя снятся! – с сарказмом в голосе воскликнула его классный руководитель. – Да-а-а… понимаю теперь, почему тебе так не хочется просыпаться! Так вот: не дождешься!

Она резко сдернула с него одеяло.

– Живо в строй! После уроков пойдешь драить туалеты! Коновалов, проследи!

– Так точно! – из первого ряда выстроившихся вдоль кроватей мальчишек сделал шаг вперед тот самый с подбитым глазом.

Фамилия показалась Ивану Сергеевичу знакомой, но он не успел вспомнить, где слышал ее – Екатерина Дмитриевна ловко ухватила его за ухо и поволокла к строю замерших около кроватей пацанов.

Педагог, учитель, проработавший уже целый год в школе, хотел было возмутиться, остановить этот жуткий беспредел, но тут обнаружил, что едва достает до плеча своей низенькой в общем-то учительнице, что одет он в широкие «семейные» трусы черного цвета и белую майку-алкоголичку. Тот же наряд он видел и на всех остальных мальчишках. Уже абсолютно ничего не понимая, Иван Сергеевич встал в строй и приступил к выполнению упражнений утренней зарядки, потом вместе со всеми поплелся в большую умывальную комнату. В зеркале, тянущемся вдоль целого ряда умывальников, вместо собственного отражения он увидел лопоухого мальчишку, стриженного «под ноль» с большими испуганными глазами.

Со всех сторон на него сыпались тычки и подзатыльники. Казалось, для всех он был здесь личным врагом, с которым им всем не терпелось расправиться и, если не убить, то как-то побольнее стукнуть, посильнее оскорбить и обидеть.

С ужасом Иван Сергеевич понял, что каким-то странным образом оказался героем того самого романа, над которым работал перед тем, как лег спать – сбывалось все до самых мельчайших подробностей: он поскользнулся на ловко брошенном ему под ноги куске мыла, в тюбике для пасты обнаружился клей, к концу умывания его трусы и майка были насквозь мокрыми, но ему не разрешили переодеться.

На завтрак им подали клейкую невкусную массу, называемую «каша» и жидкий несладкий чай. Девчонки за соседним столом хихикали, то и дело показывая пальцами на его мокрые от трусов брюки. Екатерина Дмитриевна (угораздило же его дать придуманной им грымзе имя этого замечательного педагога!) прохаживалась между рядами и грозно зыркала на учеников. При всем при этом она, кажется, совершенно не обращала внимание на продолжавшие сыпаться на Ивана тычки и затрещины, но, как только он решил ответить одному из своих обидчиков, ее цепкие пальцы вновь с силой обезьяньей хватки вцепились в его ухо и поволокли мальчика в угол, где он и оставался до начала занятий.

Во врем уроков дела тоже шли не лучшим образом. Ваня с тоской вспоминал те времена, когда Екатерина Дмитриевна, настоящая Екатерина Дмитриевна, а не эта созданная его больным воображением подделка, снимала его с уроков, и они вместе с другими членами редколлегии обсуждали тему очередной стенгазеты.

В этот раз ему пришлось высидеть все от звонка до звонка в прямом смысле этого слова. Он ничего не помнил, да и мало что знал из курса школьной программы, поэтому, понятное дело, что двойки так и сыпались в его дневник на уроках, как удары и щелчки на его голову на переменах.

После обеда, который – стоит ли об этом говорить! – был совершенно невкусным, да и часть его стараниями его соседей по столу оказалась на штанах Ивана Кострова и за шиворотом… Так вот, после обеда наступил сущий ад: мытье туалетов под руководством этого самого Коновалова.

Ваня вспомнил его. Он оказался тем самым двоечником и прогульщиком, которого он ни раз продергивал в своей стенгазете, единственным, кого Иван Сергеевич полностью списал «с натуры». Такой же задиристый и мстительный бездельник. Но если на настоящего Коновалова можно было найти какую-никакую управу – на какое-то время после выхода стенгазеты или проработки на общем собрании, а уж тем более на педсовете он утихал – то этот был любимчиком лже-Екатерины и полным отморозком.

Не будем перечислять все те унижения и оскорбления, которым подвергся Ваня во время этого и без того унизительного для мальчика его возраста занятия. Результатом всего этого стало решение: бежать. Дождаться ночи и бежать. Куда угодно, куда глаза глядят! Лишь бы подальше от этого кошмара!

Он не помнил, был ли описан им подобный эпизод в «автобиографии», но попав каким-то непостижимым образом в творение рук своих и фантазии, он был уверен, что его герой в дальнейшем поступил бы именно так.

Когда его одноклассники, шумные и взбудораженные прогулкой, вернулись в класс, а он вместе с Коноваловым явились туда же, отработав епитимию, наложенную на них классной. Каждый свою. Началась самоподготовка, или, проще говоря, приготовление домашнего задания.

Ваня помнил, что, по собственным словам, был «забитым, несчастным, обижаемым всеми, но очень старательным созданием, грызущим гранит науки, не жалея зубов своих». Поэтому он с интересом приступил к необычному для себя делу.

Там… В другом мире… в мире его настоящего, прекрасного, спокойного, пусть даже и совсем неинтересного, незахватывающего детства папа решал за него математику, мама выполняла задания по истории, географии и русскому языку, а со стальных, не очень важных, с точки зрения его классного руководителя, предметов его благополучно снимали для выполнения более важных и ответственных поручений.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70353937&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

И.С. Тургенев стихотворение в прозе «Русский язык».

2

Ф. Тютчев «К Б.»

3

А. С. Пушкин «К Анне Петровне Керн»