Старшая сестра Федора III царевна Софья познакомилась с князем Голицыным буквально за год до смерти своего брата. Не влюбиться в князя Голицына царевна Софья не могла. Он был статен, красив, умен, европейски образован и баснословно богат. Помимо этого, князь любил и умел одеваться по последней моде. За счет своего статуса и положения Василий Васильевич мог себе многое позволить. Поговаривали, что его гардероб насчитывал сотню шуб и кафтанов, на которых одна пуговица стоила до 700 рублей. Неслыханная роскошь по тем временам. Что касается сестры царя, то она красотой не блистала. Софья Алексеевна была небольшого роста, расположена к полноте, имела очень короткую шею и довольно крупную голову, лицо – весьма широкое и одутловатое, а ее кожа отливала желтизной. На всех царевна смотрела с пренебрежением своими маленькими, пронзительными, холодными глазами.
Софья познакомилась с князем Голициным, когда ей было 24, ему же – почти 40 лет…
28 апреля 1682 года царь Федор III был похоронен в Архангельском соборе Московского кремля, там, где погребены отец и дед монарха: Алексей Михайлович и Михаил Федорович Романовы. Помимо них, вечный покой здесь обрели: Иван I Данилович, прозванный Калитой; Василий IV Иванович Шуйский; Федор I Иванович; Василий III Иванович и другие представители московской ветви династии Рюриковичей.
После похорон царя Федора III должен был решиться вопрос, кто придет к власти и станет следующем самодержцем России. Молодой государь состоял в двух браках, однако только первая его супруга, Агафья Семеновна Грушецкая, родила ему единственного сына Илью. Через десять дней после рождения наследник скончался, а Федор Алексеевич впал в тоску. Он не оставил после себя потомства, а потому Иван Алексеевич, как следующий по старшинству среди детей царя Алексея Михайловича, должен был прийти к власти. Но и здесь все обстояло не так просто…
Опустевший трон открыл дорогу во власть двум боярским кланам: Милославским – родственникам первой, покойной жены царя Алексея Михайловича, Марии Ильиничны, и Нарышкиным – родственникам второй жены, ныне здравствующей царицы Натальи Кирилловны. Вопрос заключался в том, кто первый добежит до власти.
Царевна Софья Алексеевна это прекрасно понимала. Ее младший брат, пятнадцатилетний Иван Алексеевич – сын Марии Милославской, плохо видел и был в целом очень больным человеком (как и все мужское потомство царицы Марии Ильиничны). Бояре могли отвергнуть такую кандидатуру и новым царем избрать девятилетнего сына Натальи Нарышкиной – Петра Алексеевича: здорового и умного. Кого же выбрать: старшего и больного – или младшего, но здорового?
Спустя час после кончины царя Федора III Боярская дума при активной поддержке патриарха Московского и всея Руси Иоакима провозгласила царем малолетнего Петра Алексеевича. Клан Нарышкиных одержал победу. Для всех дворцовых обитателей это означало, что одна боярская клика сменит другую. Для Милославских такой оборот событий означал утрату всех властных перспектив, и умная, энергичная царевна Софья Алексеевна – старшая сестра нового царя, не желала с этим мириться. У нее были совсем другие планы, которые она хотела осуществить в самое ближайшее время. Она решила воспользоваться недовольством стрельцов, чтобы изменить ситуацию в свою пользу, опираясь на клан Милославских и на некоторых бояр, представителей знатнейших княжеских родов, болезненно воспринимавших возвышение, как они считали, худородных Нарышкиных.
Василий Васильевич Голицын прекрасно понимал, что с совершеннолетием законного наследника престола закончится его карьера, а возможно, и его жизнь, тем не менее он всячески противился планам царевны Софьи по физическому устранению Петра Алексеевича. Но как бы он ни старался, а дочь Тишайшего царя стояла на своем. И если она решила что-то совершить, значит, доведет начатое дело до конца.
Софья Алексеевна была особенным ребенком в огромной семье. Среди всех детей Алексея Михайловича она – одна из немногих, кто интересовалась историей. Особенное впечатление на нее произвело описание жизни дочери византийского императора Аркадия, Пульхерии, жившей в V веке и правившей империей, пусть и в роли регента. История византийской царевны настолько поразила царевну Софью, что она возжелала повторить подвиг греческой правительницы. Умная, волевая и до фанатизма религиозная, Пульхерия, сама еще ребенок, занималась воспитанием своего младшего брата Феодосия, в семилетнем возрасте унаследовавшего трон отца. В 414 году она установила свое регентство над малолетним императором. В ту пору ей было всего лишь пятнадцать лет. Тогда же она дала обет целомудрия. После смерти брата, став единовластной правительницей, Пульхерия избрала себе в мужья и, следовательно, в императоры, худородного сенатора Маркиана. При этом она взяла с него слово, что он с уважением будет относиться к ее девственности. Именно таким образом, как в истории Пульхерии, царевна Софья Алексеевна желала прийти к власти. Тем более обстановка, складывавшаяся во дворце, казалось бы, благоприятствовала этому. Оставшиеся в живых братья, которые могли претендовать на престол, были малолетними, а царевич Иван – еще и отличался телесной немощью, конечно, отроки царевичи нуждались в помощи. В своих способностях честолюбивая царевна не сомневалась. Софье льстило, что к ней, молодой девушке, с уважением относится сам Симеон Полоцкий. Учитель подарил ей один из основных своих трудов – «Венец веры», в котором обобщил все знания, полученные за годы учебы в академии и добытые путем самообразования. Это и другие сочинения Полоцкого царевна внимательно изучала.
Спустя некоторое время Софья Алексеевна назначила главой стрелецкого приказа князя Ивана Андреевича Хованского. Именно князья Хованские при отце Софьи входили в число наиболее привилегированных фамилий. Они, как и Трубецкие, Куракины и Голицыны, вели свое происхождение от великого князя Литовского Гедимина, который один из первых литовских правителей стал титуловать себя еще и русским королем.
К тому моменту у стрельцов, как доложили царевне Софье, князь Хованский пользовался огромным авторитетом. Стрельцы считали его «своим». Через него военная элита России передавала требования властям. Софья посчитала, что Хованский – тот самый человек, за счет которого она сможет осуществить свой коварный план по устранению царя Петра Алексеевича. Молодая царевна просчитала все ходы наперед, как в случае успеха, так и в случае неудачи своей затеи. В любом исходе она попросту использует князя Хованского и возложит всю ответственность на него.
Когда царевне доложили о том, что из ссылки вернулся сторонник Нарышкиных Артамон Матвеев, опытный политик, вполне способный взять ситуацию под контроль, Софья, испугавшись за себя и свою жизнь, решила действовать незамедлительно.
Глава IV
15 мая 1682 года план царевны начал осуществляться. Ее дальний родственник Иван Михайлович Милославский вместе со своим племянником Петром Андреевичем Толстым проехал по стрелецким слободам, крича, что Нарышкины задушили царевича Ивана (относящегося к клану Милославских). И не преминул запугать стрельцов, что теперь их ждут еще большие притеснения, нежели раньше. Всех без исключения призвали в Кремль. Узнав об убиении царевича Ивана, братья Фазиловы пришли в негодование. Матвеем овладела бурная ярость, а более осторожный и сдержанный Никита решил, что в Москве творится что-то неладное. Его внутренне чутье подсказывало ему, что слова Милославского лживы, что они сказаны с целью дезинформировать стрельцов. Но он не мог в этом убедиться, не увидев мертвого царя собственными глазами.
– И что теперь? – спросил Никита брата.
– Собирайся! Ох, чую, сегодня прольется чья-то кровь… – с безумным взглядом ответил Матвей.
Ударил набатный колокол. Стрельцы, взяв с собой оружие, бросились в Кремль. Никита Фазилов, хоть и принимал участие во всеобщем безумии, понимал, что ничем хорошим оно не завершится.
Когда все собрались, между стрельцами началась суета. Одни кричали, возмущенные убийством царевича, другие молча наблюдали за тем, что происходит, третьи под барабанный бой входили в Кремль как люди, которые совершают какой-то подвиг. Несколько стрелецких командиров попытались угомонить своих подчиненных, попытались восстановить дисциплину. Но вместо того, чтобы успокоиться, агрессивно настроенные стрельцы как будто обезумели и прекратили повиноваться своему начальству. Более того, они втащили своих командиров на колокольню и, не имея никакой совести, сбросили их наземь! Матвей Фазилов возмутился. Он попытался навести порядок в своем полку, но Никита, резко схватив брата за руку, покачал головой и серьезно произнес:
– Не стоит.
Стрельцы заполонили всю Соборную площадь, и между ними и царской охраной начались стычки. В Московском кремле царская семья была охвачена тревогой. Наталья Кирилловна Нарышкина перепугалась не меньше своего малолетнего сына, царевича Петра. Прижимая его к себе, она повторяла:
– Что же теперь с нами будет? Неужели это наш конец?
– Не бойся, царица, – попытался успокоить ее патриарх Московский и всея России Иоаким, – Бог нас не оставит. Он все видит, он все знает. Твой сын умрет не сегодня!
– Но как же нам быть?
– Покажите стрельцам братьев Петра и Ивана. Пусть они их увидят целыми и невредимыми.
– Вы предлагаете отвести царей разъяренной толпе, которая даже не хочет нас слушать?! – спросил Матвеев, повысив голос.
– Артамон Сергеевич, вы, как и я, человек, много поведавший на своем веку. У вас есть огромный жизненный опыт. Попытайтесь подобрать такие слова, чтобы стрельцы прекратили бунт. Убедите их сложить оружие и вернуться по своим домам, пока никто не пострадал.
– Уже поздно. Мне доложили, что среди царской охраны мы понесли потери.
– Я вас благословляю. Бог вам поможет.
Услышав эти слова, Матвеев ощутил былую уверенность, которую он не испытывал давным-давно, со времен, когда состоял на службе у Алексея Михайловича. Глубоко вздохнув, Артамон Сергеевич бросил на царицу пронзительный взгляд, заронив в ней надежду на то, что все образуется.
– Молись, молись, царица, чтобы это безумие закончилось благополучно.
Понимая, что ситуация серьезная, бояре не стали противиться и вывели обоих царевичей. На красное крыльцо вышла Наталья Кирилловна, державшая за руки девятилетнего Петра и пятнадцатилетнего Ивана Алексеевичей. Рядом с ней – патриарх Иоаким, Михаил Юрьевич Долгоруков и Артамон Сергеевич Матвеев.
Стрельцы, увидев их, на некоторое время притихли. Матвеев, посмотрев на притихшую толпу, решил взять инициативу на себя. Подняв царевича Петра на руки, он сделал пару шагов вперед, вопросив:
– Братцы, отчего вам не сидится в своих домах? Зачем явились сюда с оружием?
Тогда-то Матвей Фазилов и выкрикнул за всех:
– До нас дошли вести, что царя Ивана Нарышкины убили, и что царица Наталья Кирилловна намерена взять власть в свои руки!
– Да кто вам такое сказал?! – возмущенно спросил Матвеев. – Смотрите, царь Петр жив, рядом с ним – его старший брат Иван… Он, как видите, тоже жив. Никто никого не убивал!
Царь Иван Алексеевич попытался успокоить мятежников, убеждая их, что с ним все в порядке. В этот момент бунтовщики пришли в замешательство. Они были взбудоражены, жаждали крови – и в тоже время удивлены тем, что увидели царя Ивана живым. Гробовую тишину прервал Долгоруков, закричав:
– Да как вы посмели… как вы посмели нарушить покой наших царевичей?! Вы, неблагодарные… Да вас… Да вас всех ждет суровая расправа за государственную измену! Вы за все поплатитесь!
В этот миг Михаил Юрьевич, достав саблю, бросился на первого попавшего стрельца. Один на толпу. Какую же он тогда совершил ошибку! А ведь если бы он промолчал, возможно, стрельцы прекратили бы бунт и ушли по домам, как ни в чем не бывало… Но вместо этого Долгоруков только усугубил ситуацию, подлил масло в огонь, сделал обстановку еще более напряженной. Стрельцы буквально растерзали его. Несчастного бросили на копья и бердыши, которые тут же Долгорукова и умертвили.
От увиденного царь Иван начал дрожать, а царевичу Петру Матвеев закрыл глаза. Стрельцы потребовали выдать им бояр-изменников, список которых заранее подготовили Милославские. Началась резня.
– Да что же вы творите?! Остановитесь! Опомнитесь, еще все можно исправить!
Однако стрельцы продолжили возмущаться. Их невозможно было перекричать. Матвей Фазилов, воспользовавшись ситуацией, вскричал:
– Смерть боярам! Смерть Нарышкиным! Вперед…
– Что ты творишь?! – воскликнул потрясенный Никита.
– Не мешай! Не видишь, мы творим историю!
Люди влияют на время, время – на людей. Люди формируют понятия, правила, законы, а время безжалостно проецирует их ошибки на судьбы потомков. Эти ошибки запускают различные процессы, которые бьют иногда по инициаторам, но чаще – по окружающим их людям и последующим поколениям…
Стрельцам нужны были Нарышкины и их сторонники. Толпа ворвалась во дворец. Царевич Иван забился в угол. Его младший брат Петр изо всех сил вцепился в Артамона Матвеева, но маленького царевича бунтовщики отшвырнули прочь, как щенка, и на его глазах сбросили Матвеева с крыльца на подставленные копья. В царских хоромах ходили вооруженные стрельцы и искали бояр, чтобы совершить над ними суд. Дверь у палат вырубили, а дворецкого повесили на веревке. Стрельцы расставили в Кремле свои караулы, которые не должны были никого ни впускать, ни выпускать. Фактически все обитатели Кремля, включая царскую семью, оказались заложниками мятежников.
Гибель Матвеева и все события того дня произвели громадное впечатление на царя Петра и навсегда оставили свой отпечаток в его памяти. Никита Фазилов видел лицо испуганного мальчика, которого прижимала к своей груди царица Наталья Кирилловна. Шок, ужас, непонимание – вот что испытал маленький царевич. Никите хотелось остановить это безумие, но он прекрасно осознавал, что механизм запущен и кровопролитный процесс неизбежен.
Отец Михаила Юрьевича Долгорукова – Юрий Алексеевич, будучи приближенным к Нарышкиным, как и единственный его сын, был зверски убит. Толпа взбунтовавшихся ворвалась к нему в дом, выкинула его больного во двор, четвертовала, а останки положили на площади напротив его двора. На самом деле его убили из опасения мести за сына Михаила.
Стрельцы всем сердцем ненавидели боярина Ивана Максимовича Языкова – и на то были свои причины. Бунтовщикам не нравилось его пристрастие к розыску по делу полковника Потапа Клементьевича Пыжова, по прозвищу Богдан, из-за которого наказали стрельцов, взбунтовавшихся против своего командира. Бунтовщики обвиняли Языкова во взяточничестве, но, возможно, в этом случае у него была и другая причина выгораживать стрелецкого полковника: он не хотел обнародовать беспорядки в Стрелецком приказе, чтобы не разгневать начальника этого приказа и своего покровителя, князя Юрия Алексеевича Долгорукова. Когда стрельцы потребовали, чтобы Языкова наказали, бояре запретили Ивану Максимовичу появляться при дворе. Однако бунтовщики посчитали, что этого мало и принялись разыскивать обидчика. Иван Максимович в то утро предусмотрительно спрятался у своего духовника, в домике у церкви Николы на Хлынове, но был выдан собственным холопом. Стрельцы нашли его, приволокли на площадь у Архангельского собора и отрубили боярину голову.
Не менее жестоко стрельцы обошлись с младшим братом царицы – Иваном Кирилловичем Нарышкиным. 17 мая их предводители стали грозить, что если он не будет им выдан, то они перебьют всех бояр. У царицы Наталии Кирилловны не было опоры, не было советника. Бояре растерялись и смотрели на выдачу Ивана Кирилловича, как на выкуп собственной жизни. Пришлось покориться. Иван Кириллович был отведен в церковь Спаса за Золотой решеткой; там он исповедовался и соборовался. Дядя малолетнего царя мужественно приготовился к мученической кончине. Перед расставанием Иван посмотрел на свою сестру и увидел в ее взгляде страх и опасение, что ее может постичь такая же участь. Глубоко вздохнув, Нарышкин сказал сестре:
– Смерти я не боюсь, желаю только, чтобы моей невинной кровью прекратилось кровопролитие.
Когда брат царицы вышел из церкви, Матвей Фазилов тотчас приказал стрельцам накинуться на Нарышкина. С криками и бранью бунтовщики повели Ивана Кирилловича в застенки Константино-Еленинской башни как государственного изменника, который посягал на жизнь царевича Ивана Алексеевича. Брат царицы доблестно вынес все пытки. Затем его приволокли на Красную площадь, и Матвей, не имея никакого сострадания к Нарышкину, отдал приказ разрубить его на части. Никита Фазилов, не подчинившись приказу брата, сбежал. Он понимал – то, что сейчас происходит, безумие. После этого Никита начал бояться и остерегаться брата Матвея.
Глава V
Когда Фазилов старший вернулся домой, он, злобно взглянув на брата, решил серьезно поговорить с ним. Однако этот разговор привел к тому, что братья еще больше охладели друг к другу, как будто стали чужими. В конечном итогеНикита решил, как можно быстрее, покинуть дом навсегда. Ему было противно находиться под одной крышей с человеком, который считал, что, раз у него есть власть и оружие, то ему все сойдет с рук и он останется безнаказанным. Никита высказал брату все, что о нем думает и, облегчив свою совесть, со спокойной душой, не оборачиваясь, направился к выходу. Матвеем овладел гнев из-за непокорности брата. Он не мог смириться с тем, что младший брат его ослушался. Схватив бердыш, он закричал:
– Стой!
Никита обернулся. Еще пару минут назад перед ним стоял совсем другой человек, а теперь… теперь он увидел в глазах Матвея злость и жестокость, которая, впрочем, была ему присуща с самого детства.
Подбежав к Никите, Матвей попытался бердышом ранить брата. Но Никита смог своевременно дать Матвею отпор, отнял у брата оружие, повалил его на землю и заявил, что с этого дня брат для него умер…
С тех пор они не виделись. Прошло более двадцати лет и наступил новый – восемнадцатый век. Матвей Фазилов скончался в 1702 году, находясь в полном одиночестве, а его брат Никита к тому времени связал себя узами брака с Феодосией Гапоновой. От этого союза у них родился сын Илья, который с самого раннего детства имел крепкое телосложение и богатырское здоровье. Мальчик также выбрал военную стезю. Илью Фазилова всегда интересовали корабли, море, пушки и все то, что было связано с морским флотом. Никита, как и любой отец, любящий своего сына, хотел дать мальчику все только самое лучшее. Он отправил свое чадо учиться в морское училище, которое совсем недавно основал в Москве царь Петр Алексеевич. Мальчик был вне себя от радости! Он каждый день благодарил Бога за то, что тот сподобил его родиться в такой прекрасной, благополучной, любящей семье.
В то время шла война со шведами, и Илья, полный энтузиазма, желал поучаствовать в ней. Мать, конечно, была против этого. Она говорила, что нет ничего хорошего в том, чтобы умереть молодым. Никита же считал, что его сын уже достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно принимать важные решения в своей жизни. Мечта Ильи сбылась. Шестнадцатилетний юноша, находясь под командованием Апраксина, принял участие в сражении у полуострова Гангут.
К началу 1714 года боевой состав русского Балтийского флота существенно вырос – он представлял собой уже достаточно мощную силу и мог оказывать активную помощь русским войскам в Финляндии. 18 июля Петр I, находясь на фрегате «Святой Павел», в сопровождении шести линейных кораблей и шнявы, отправился из Ревеля к противоположному берегу заливу, и 22 июля лично выполнил рекогносцировочный поход на галере к мысу Гангут – для осмотра места предстоящего сражения. Царь понял, что прорваться здесь можно будет, либо дав генеральное сражение, либо же придумав какую-то военную хитрость – противостоять в открытом бою шведскому флоту в составе трех десятков кораблей Петр Алексеевич не решался.
В итоге у русского командования возникла идея перетащить гребные суда волоком через самый узкий участок полуострова Гангут. 23 июля это место лично осмотрел Федор Апраксин – длина перешейка составляла два с половиной километра. В тот же день туда отправили около ста человек. Им надлежало строить бревенчатый помост, по которому предполагалось перетащить в залив Норрфьёрден часть галер. Этот маневр должен был заставить шведов отойти от Гангута или же разделить свои силы, после чего надлежало осуществить решительный прорыв основными силами флота.
Переправа должна была выглядеть следующим образом: в основании – четыре линии уложенных параллельно бревен, поперек которых укладывался бревенчатый настил – по нему на специальных «санях», рассчитанных на две галеры каждые, и предстояло тянуть корабли. Волок по всей протяженности был разделен на три участка – примерно по 850 метров каждый.
Работы намечалось вести скрытно, поэтому всех жителей деревни Тверминне переписали поименно и запретили им выходить из деревни, разместив вокруг нее караулы. Впрочем, уже 25 июля несколько местных жителей умудрились сообщить шведскому командованию, что русские собираются перетащить свои галеры через переволоку из залива к северу от Тверминне за полуостров Гангут. Причем, по их словам, переволока уже была полностью готова. Конечно, эта новость вызвала обеспокоенность у шведского адмирала Густава Ваттранга. Он решил опередить противника и отдал приказ двум отрядам кораблей направиться к концу этого маршрута транспортировки судов сухим путем, тем самым остановив неприятеля.
К тому месту, где должно было закончиться волочение, направился отряд шаутбенхата Нильса Эреншёльда в составе прама «Элефант», шести галер и трех шхерботов. Ему надлежало бомбардировать русские галеры, когда те будут спускаться на воду с переволоки. А к заливу у Тверминне был направлен отряд вице-адмирала Лиллье, включавший восемь линейных кораблей, которому предстояло атаковать главные силы русских войск. Остальные корабли оставались под командованием Ваттранга.
После полудня 25 июля отряды Эреншёльда и Лиллье отправились к своим целям. Первый в тот же день прибыл к месту назначения, но второму исполнить приказание помешал наступивший штиль. Услышав орудийные выстрелы, Петр I во главе небольшого отряда отправился к дозору, где увидел, что шведский флот разделился. Поняв, что отряд Лиллье будет наносить удар, царь созвал военный совет, на котором было решено при штиле прорываться, обогнув корабли Ваттранга, вне досягаемости артиллерийского огня противника. Утром 26 июля русский флот пошел на прорыв – первым двинулся отряд из двадцати галер, которые стремительно прорвались мимо шведских кораблей. Корабли шведского адмирала открыли огонь, но вражеские галеры были вне зоны досягаемости. Тогда Ваттранг попытался буксировать корабли при помощи шлюпок, но ничего хорошего из этого не вышло.
Следом за первым благополучно прорвался и второй русский отряд из пятнадцати галер. Ваттранг отозвал назад отряд Лиллье, предполагая, что остальные русские галеры будут прорываться тем же путем, и вечером 26 июля отдал приказ отбуксировать корабли.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70355839&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
