Элли Крюгер "Этот огонь – ты"

Она разозлилась, но продолжила любоваться бывшим мужем. До чего же хорош, сволочь. Она хотела порвать фотографию и растоптать так же, как он растоптал ее, но не смогла. Алесса все еще любила его. Сильно любила.

– О чем я вообще думаю? У меня здесь ничего не осталось. Но как же тяжело решиться…

Часть нее надеялась, что в любую минуту Витторио ворвется в крошечную квартирку и слезно попросит ее вернуться обратно. Или хотя бы предложит оплатить долги: Бог свидетель, засранец может себе это позволить. Или отблагодарит за годы мучений и поддержки, что она провела с ним. Сделает хоть что-то, чтобы она осталась. А другая часть, разумная и нещадящая, твердила, что ее облапошили, как последнюю дуру, и нужно нанести ответный удар.

– Катись в Ад.

Алесса собрала вещи, лишь самые необходимые и любимые, в большой розовый чемодан, остальные, включая фотографию Витторио, бросила прямо на пол, настрочила записку, в которой указала, что можно продать весь этот хлам в качестве платы за аренду, и кинула туда же. Затем пошла в банк и написала матери сообщение:

– Я приеду послезавтра, никому и ничего не говори!

А ночью села в машину и покинула Рим навсегда.

Джан сидел в любимом пабе «Тесла» старого района Башчаршия в Сараево. Любимом, потому что недалеко от квартиры, которую он теперь снимал, а еще потому, что под вывеской паба сидела пластмассовая фигура Николы Теслы в полный рост и с лампочкой в руках. И если у Джана не было компании, он мог побеседовать с молчаливой статуей. Но в этот вечер он выпивал с другом Адо, посасывая пиво из литровой кружки, и жаловался на жизнь. Адо был такой друг, который поддержит любую безрассудную идею и оправдает самый омерзительный поступок. Он кивал и поносил всех вокруг.

– Ну тебе хоть что-то досталось? – спросил он, имея в виду наследство деда.

– Ничего в сравнении с тем, сколько я вложил в этот дом! – Джан пытался перекричать музыку.

– Значит, все получит эта сука?

– Именно! – Джан ударил кружкой в стол, часть пива расплескалась.

– Несправедливо! – Адо поднял кружку. – Выпьем!

– Выпьем!

Они стукнулись, и звон толстого стекла потонул в общем шуме музыки и чужих голосов.

– Надо что-то делать, Джан! – сказал друг, слизывая пену с губ.

– Надо!

– Не отдавать же стерве целый дом! Согласен?

– А я и не собирался! – язык Джана заплетался, все-таки он вылакал четыре кружки.

– Что будешь делать?

Джан задумался.

– Поговорю.

– Вау! Да ты силач! – съязвил Адо.

Джан ударил друга в плечо, тот чуть не свалился со стула.

– Тебе следует поставить девчонку на место! – настаивал Адо.

– Я лучше тебя знаю, что делать, – разозлился Джан.

– Что?

– Сначала действовать мягко! – повысил он голос. – А если будет противиться… у меня есть запасной план!

Они снова стукнулись кружками.

– Тебе во сколько надо быть дома? Хочешь расслабиться?! – сказал Адо, показывая, что у него в кармане. Он не знал, что друга дома не ждут.

Джан хотел. Он расплылся в жирной улыбке.

– А потом по девчонкам?

– По девчонкам! – подтвердил Джан.

Встреча с дедушкиным домом прошла лучше, чем с родней. Хотя бы потому, что дом молчал. Он не осуждал, не критиковал и ничего от нее не хотел. Но принял Алессу холодно, потому что на улицах городка Коньиц стоял октябрь, и стены быстро остыли без теплого дыхания жизни.

Понять чувства Алессы сможет тот, кто переступал порог отчего дома спустя много лет. Сначала окутывает волна непонимания, затем обрушивается поток воспоминаний. Приятных и не очень. Раньше они с братом и сестрой проводили у дедушки каждое лето. В те времена было много смеха и вкусной выпечки. Но когда Алессе исполнилось девять лет, бабушка умерла, и дом погрузился во мрак. Дед Омар стал сам не свой. В то лето все и закончилось, а через три года она сбежала к отцу в Италию. Но теперь вернулась…

– Мда… – сказала Алесса пыльной старой мебели.

Она не знала, с чего начать и за что взяться. Дом слишком велик для нее – это правда. Большая гостиная и кухня, разделенные лестницей, несколько спален на втором этаже, куда Алесса еще не поднималась, и чердак, наверняка заваленный хламом. Раньше они с Джаном строили там шалаши и играли в карты, потом он напоролся на деревяшку и разодрал себе лодыжку, и им запретили туда лазить. Конечно, они обходили запрет при любой возможности, потому что детям никто не указ. Это было их тайное место, лишь для двоих. Амину они не брали, считая ее маленькой для таких игр. Не потому ли она выросла на всех обиженной?

Алесса сняла обувь и наступила в прошлое. Ножки озябли, она поджала стопы и прошла в гостиную. Черный камин спал около дивана и кресел страшного бледно-зеленого цвета.

– То, что надо! – сказала Алесса, прикасаясь к камину.

За окном послышались шаги. Когда в дверь позвонили, Алесса запуталась ногой в ковре и упала. Затем поднялась и поспешила открыть дверь. На пороге стоял пожилой мужчина с феской на голове. В руках он держал контейнер, из которого вкусно пахло. За ним прятался парень.

– Здраво! – сказал мужчина. – Меня зовут Хамза, это мой сын Енис.

– Здраво, а я Алесса.

– Приятно познакомиться. Мы соседи Омара. Живем там, ниже по холму, – мужчина указал рукой назад. – Вы нас проезжали.

– Да, я видела дом. Зайдете?

Хамза отправился на знакомую ему кухню, молодой человек улыбнулся Алессе.

– А я Енис.

– Я запомнила, – девушка улыбнулась в ответ.

– Красивое у тебя имя. Необычное.

– Спасибо. Я жила в Италии.

Енис не стесняясь смотрел на ее короткую юбку. Пусть смотрит, подумала Алесса, у меня красивые ноги. Она игриво выставила одну ножку вперед, Енис покраснел.

– Сколько тебе лет? – спросила Алесса. Парень был мил. Конечно, не такой красавец, как Витторио, но вполне симпатичен. Она также бесцеремонно изучала его взглядом: светлые волосы и кривоватые зубы – хм, совсем не Витторио. Зато крепкий.

– Двадцать три, а тебе? – Енис подмигнул.

– Двадцать семь, – не задумываясь, соврала Алесса, которой было 32.

– Ого, а выглядишь моложе.

Алесса пожала плечами, поправила прическу.

– Я слышал, ты жила тут раньше. Странно, я тебя не помню.

Потому что ты тогда еще не родился, глупыш, похихикала про себя девушка.

В этот момент раздался хлопок. Алесса испугалась.

– Папа включил щиток.

– О! – обрадовалась Алесса. – Как хорошо, что вы пришли. Сама бы я не нашла.

Вернулся Хамза.

– Ну что, для начала пустим тепло, – он заглянул в камин. – Сынок, сбегай во двор, принеси дров.

Енис ушел. Алесса поблагодарила старика.

– Наверно, мама предупредила обо мне?

– Конечно. Все боялась, кто позаботится о ее кровинушке. А мы на что? Мы тут все друг другу помогаем, – Хамза говорил с хрипотцой, как человек, куривший не один десяток лет. – Не страшно будет жить одной?

Алесса замялась.

– Не знаю. Как тут с преступностью?

– Никак. Городок маленький, все свои. Но все-таки девушка и одна… Кто-то должен тебя оберегать. Вот кто заботился о тебе в холодной дикой Италии? В больших городах людям плевать друг на друга, – он широко взмахнул рукой, будто хотел разбить что-то о землю.

– Я справлюсь, спасибо, Хамза.

– Дочка, надень носочки, – Хамза указал пальцем на голые ступни. – И поешь лимонник, Енис сам испек.

– Ого!

– Затем бегом наверх выбирать себе спальню. Сегодня нужно многое успеть!

К вечеру дом наполнился жизнью. Алесса и два соседа пили чай, греясь у камина. Спальня была готова, для сна Алесса выбрала гостевую комнату, ведь ни детская с маленькими кроватями, ни комната дедушки, где еще парил его дух, не подходили. Енис не отводил от нее взгляд, и Алесса, отвыкшая от мужского внимания, наслаждалась.

– Ну, пора! – Хамза встал. – У нас много дел. Нельзя надолго оставлять скотинку. Енис завтра тебя проведает, поможет с остальным. Так?

– Ага, посмотрим город, – подтвердил Енис.

– Чао, дочка.

– Чао! – сказала Алесса.

С их уходом Алесса почувствовала себя чужой. Не камин и не вещи делали это место живым, а люди. И вот они ушли. Ветер жалобно завывал, продувал щели старого дома, от чего тот пел вместе с ветром и скрипел, как дряхлый старик. И сама тьма стала темнее.

Алессу затянули воспоминания. Заняться было нечем, и она зашла в спальню дедушки. Внутри стоял спертый воздух. Кровать сохранила след старика – здесь он умер. Ничего не изменилось за 20 с лишним лет: в шкафу хранились все его вещи и вещи бабушки, в комоде куча пакетов, сложенных друг в друга, фигурки из пластилина, что они слепили будучи детьми, брошюры, фантики и нераскрытая пачка сигар, на тумбе стоял стакан с зубным протезом. Она заглянула под кровать. За несколько месяцев скопился толстый слой пыли. Она вспомнила, как пряталась здесь, когда было страшно. Возникло спонтанное желание залезть туда. В безопасность.

«Вылазь, Ася, – строго говорил дедушка, когда находил ее там. – Не позволяй над собой издеваться».

«Он сильнее, деда», – отвечала она со слезами на глазах.

«А ты будь умнее. Борись. Всегда давай сдачи».

– Хоть чему-то ты меня научил, дед, – сказала Алесса из реального времени.

За окном засвистел ветер, сквозняк хлопнул дверью, и Алесса в страхе упала на кровать. В воздух поднялась пыль. Она откашлялась и спрыгнула.

«Будь хитрее. Будь смелее. Борись».

На стене висел черно-белый портрет бабушки с подписью «Melissa, Zagorice»[2 - Мелисса, Загорице.]. Здесь она была молода: густые волосы укутывали плечи и шею, как шарф, глаза и улыбка сияли от счастья, черное платье в горошек развивалось на ветру. На заднем фоне сверкали горы и река, бегущая по своим делам. Под портретом стоял темно-коричневый стол с табуреткой, за которым дед сидел каждый вечер после смерти жены. Однажды Алесса заглянула к нему за плечо и спросила: «Что ты пишешь? Покажи». Но он оттолкнул ее. Это было только между ним и бабушкой.

Алесса сняла портрет, стряхнула пыль с рамы и поставила на стол. В столе было два ящика, один запирался на ключ. Алесса подергала оба – они были открыты. Внутри первого лежали ручки, карандаши, степлер и блок листочков, во втором толстая серая тетрадь, на обложке которой остались разводы от воды. Алесса пролистала ее, надеясь отыскать среди дедушкиных мыслей заметку, где сказано, что он сожалеет. Сожалеет о том, как поступил с ней. Намек на раскаяние, жажду прощения – хоть что-то, выражающее вину. Но в тетраде не было ее имени. Не было Алессы. Разочарованная, она покинула чужую спальню, прихватив записи старика с собой. Может, она найдет это позже.

– Чао, дедушка, – и закрыла дверь.

Она так и не простила его.

Заснуть одной в шумном доме – задача не из легких, но Алесса так устала, что отключилась, как только голова коснулась подушки. Ей снился Джан. Они всегда были дружны, но в какой-то момент его подменили. Джан был старше, в 13 лет он стал злобен и жесток. Он нашел себя в издевательствах над сестрой, и Амина, еще совсем ребенок, ему в этом помогала. В том сне они заперли Алессу на чердаке и выключили свет. Она сидела во тьме и кричала. Ей было страшно, она ощущала дыхание смерти на затылке. Джан говорил, что там живут призраки, что она встретит их, если захочет, ведь они являются тем, кто готов их принять. И Алесса встретила. Легкий шепот над ухом. Он сказал: «Алесса».

Алесса… Не потому ли она позже выберет себе это имя?

Она потеряла сознание и проснулась уже в своей постели. Дедушка Омар нашел ее и перенес. Но ничего не сказал, кроме: «Борись».

Алесса пробудилась среди ночи. Дом скрипел и шатался, как корабль во время шторма. Ее укачало. Она встала и включила настольную лампу. Свет приоткрыл дверцу в иную реальность: в окне застыл силуэт собачьей морды с большими острыми клыками. Он смотрел пустыми глазницами и безмолвно вопил. Алесса закричала, ее стошнило на пол около кровати. Опять началось, подумала она и посмотрела в окно. Но там был всего лишь узор тонких трещин на стекле.

Она встала, пока монстр не вылез из-под кровати и не схватил ее за ногу, спустилась на кухню и сделала чай. Камин потух, Алесса разожгла огонь, подкинула бревен. Она смотрела на танцующие огни и слушала звуки дома.

– Деловая женщина переезжает в деревню и становится провинциальной девчонкой. Я могу написать об этом книгу.

Алесса засмеялась и подумала, что вместо чая предпочла бы бокал сухого вина. Завтра она купит бутылку и разопьет ее с Енисом. Почему нет? Развод оформлен. Когда она подписывала бумаги, Витторио даже не взглянул в ее сторону. Так что она имеет законное право поразвлечься. Так почему нет, м?

Огни камина убаюкивали, Алесса снова услышала шепот над ухом, как тогда, на чердаке, но не испугалась его. Она уснула в кресле и проспала до утра…

А ближе к обеду пришла Амина. Она первая прознала, что Алесса заселилась в новый дом. Ее дом.