Анна Веммер "Прямо под сердцем"

Может, муж и не будет меня искать?

Зачем ему вообще сбежавшая жена? Может, ему и в голову не придет, что я могла отказаться от аборта. Решит, будто так оскорбил меня этим, что я ушла. Выдохнет, перекрестится, поклянется себе никогда больше не связываться с малолетними девицами, и на этом все кончится.

Но почему мне так слабо в это верится?

В другой жизни я могла бы стать детективом, наверное. Или телохранителем. К моменту, когда подходит электричка, у меня есть три пути отступления на случай, если увижу охрану Воронова. И запасной план побега тоже есть. Не очень надежный, но лучше, чем никакой.

Лишь оказавшись внутри электрички, на старом деревянном сидении, я выдыхаю, наблюдая, как удаляется вокзал. Первый этап позади. Впереди – неизвестность. Куда более понятная, чем та, что так пугала год назад. Не менее страшная и опасная для одинокой, ничего не умеющей, девушки, но в то же время совершенно иная.

Теперь я несу ответственность не только за себя. Тысячи матерей-одиночек как-то выживают на просторах России. Растят детей, работают, учатся. Да, это совсем не та шикарная жизнь, которую обещал Воронов, но я не из тех, кто меняет семью на айфон. Не прощу себе, если малодушно откажусь от ребенка, который не виноват в том, что его родители – пьяные идиоты.

В первую очередь нужно найти жилье. Квартиру за наличку с договором, который не регистрируется. Или комнату, чтобы не потратить все деньги сразу. Потом пройти какие-то курсы маникюра или наращивания ресниц, чтобы недолго и с возможностью свободного графика. Постараться хоть как-то заработать на будущее, когда появится ребенок.

Хочется заорать самой себе «что ты творишь?!». Как будешь жить одна, без навыков, без жилья, без работы? Рожать, растить ребенка? А если что-то пойдет не так? Во время родов или после, если я умру или не справлюсь? Лучше ему быть сиротой или не родиться?

Чувствуя, как подкатывает паника, я выдыхаю, заставляя себя успокоиться. Дело сделано. Назад дороги нет, испуганно вернуться под крыло Воронова – навсегда распрощаться с самоуважением.

Мимо проносятся одинаковые деревни, крошечные станции и лес. Много леса. Он успокаивает. Однажды я непременно выберусь на природу. Может, с ребенком. Будем гулять среди сосен, дышать лесным воздухом, слушать птиц. Болтать обо всем на свете. Расскажу ему о розовом и черном пляжах Греции, о вулканах Камчатки, о горе Олимп и горе Эльбрус, о Волге и Ниагарском водопаде. Обо всех местах, где я бывала и где однажды побываем вместе.

Мечты о светлом будущем помогают отвлечься от страха перед ним же, но заставляют вспомнить об одном нюансе беременности, который за суматохой побега отошел на второй план.

Я очень. Очень хочу есть.

Я даже булочки не прихватила, спеша сбежать. А теперь сижу и с тоской смотрю в другой конец электрички, где ребенок с наслаждением уплетает круассан. Первым делом куплю поесть.

И вдруг я вздрагиваю.

Потому что в руках вибрирует телефон.

Номер незнакомый. Не Кирилла, его я знаю наизусть. Но телефон был выключен год, и лишь симкарту я изредка активировала, чтобы номер не ушел к другому.

Нельзя отвечать. Нужно нажать на «сброс», а еще лучше игнорировать. Но я как будто теряю способность соображать. Прикладываю телефон к уху и молчу.

– Ты хоть понимаешь, как глупо то, что ты делаешь?

Сердце пропускает удар. Воронов.

– Я все тебе сказала.

– Я зато не все. Вернись немедленно. Хватит вести себя, как капризная девица.

– Я не твоя собственность. Ты не можешь мне приказывать.

– Ты моя жена!

– Фиктивная!

– По-моему, с некоторых пор нет.

– Ты путаешь брак и рабство. Я имею право решать, жить с тобой или нет. Я имею право уйти. И имею право распоряжаться своим телом.

– Надо же, как мы заговорили. А год назад права не имела? Или не умела? Ну и сколько денег ты прихвати… погоди-ка. Что значит распоряжаться своим телом?

Его голос неуловимо меняется, и я чувствую ледяную руку у себя на горле.

– Полина, ты что, не сделала аборт?! – Кирилл срывается на крик.

Дальше я не слушаю. Ругая себя последними словами, я открываю окошко и выбрасываю телефон. Он падает куда-то в придорожные кусты, которые тут же скрываются за поворотом. Судорожно оглядываюсь, заметил ли кто, но в вагоне слишком мало народу.

Вот и все. Воронов знает, что я сбежала. И, кажется, я только что по собственной глупости дала ему повод во что бы то ни стало меня отыскать.

Кирилл

Я слушаю в трубке гудки и пытаюсь осознать все, что только что понял и услышал.

Полина сбежала. Сбежала. Вот эта маленькая хрупкая девочка, которую едва не уничтожила смерть родителей, нашла в себе силы и ушла от человека, разбившего ей сердце.

От меня.

Ушла посреди ночи, так, что никто даже не понял.

Сначала я подумал, Полина внизу. Ест свое любимое мороженое, плачет, листает ленты в соцсетях. Не знаю, что собирался ей сказать. Может, попросить прощения. Может, просто успокоить свою совесть, убедиться, что девчонка в порядке и не собирается лезть на крышу.

В гостиной ее не было.

Как и в кухне, в большой ванной (иногда она любила там поваляться, рассматривая лес в огромном окне), на веранде и в саду.

Тогда я занервничал и позвонил охране. Там тут же успокоили: Полине Романовне взгрустнулось, и она поехала погулять. Сейчас машина отслеживается в центре, рядом с круглосуточным итальянским ресторанчиком.

Что ж, все объяснимо. И бессонница, и желание оказаться как можно дальше от дома, и любимые лакомства. Я даже расслабился и налил кофе, чтобы подняться в кабинет и обдумать пару вопросов (в том числе куда отправить Полину для восстановления душевных сил, раз уж на Мальдивы она не хочет), когда раздался звонок охранника.

– Кирилл Михайлович, Полина Романовна пятнадцать минут назад от меня сбежала.

Я почти потерял дар речи.

– В каком смысле сбежала?

– Она отправилась в ресторан. Ускользнула, пока я парковал машину. Сейчас жду администратора, чтобы посмотреть камеры в зале.

– Не трать время, ищи камеры в округе. Метро уже работает?

– Да, Кирилл Михайлович, только открылось. Я отправил туда парней, они поищут.

– Хорошо. Отправляй в аэропорт и пусть свяжутся с РЖД. Ее оба паспорта всегда при ней, может улететь или уехать. Телефон отследили?

– Да, оставила его в кафе.

Умная девочка, я даже чувствую некоторую гордость. И еще злость. На нее, на глупую категоричную дурочку. Куда она собирается? Неприспособленная к жизни, без денег, без работы. Обиженная на весь мир.

Я уверен, что быстро ее найду. Такие, как Полина, знают лишь одно направление для побега: Санкт-Петербург. Ну или Лондон, но у нее нет туда визы. Про побеги дорогая супруга знает только из шпионских фильмов, а значит, уже через пару часов ее приведут ко мне за ухо. Я клянусь, я дам ей ремня! Как маленькому ребенку, не столько чтобы наказать, столько за то, что подвергла себя опасности после операции!

Но Полина не находится. По камерам мы вычисляем такси, на котором она уехала, получаем конечный пункт – вокзал. Но она не брала билеты, это я знаю точно. На ее паспорт не зарегистрировано ни одного билета на поезд.

Может, кто-то из друзей или родных помог? Да, это вполне вероятно. У Полины нет кого-то очень близкого, но приятелей по универу, которые могут помочь с билетом – вагон.

Нет, не сходится. Никто не посадит на поезд девицу по чужим документам. Не в наше время. Сбеги она лет двадцать назад, я бы поверил, но сейчас? У меня небогатый опыт передвижения на поездах, но я не настолько оторван от реальности.

– Уверен, что ее нет на вокзале?

– Уверен, обшарили все залы, включая бизнес, туалеты и гостиницы.

– А камеры?

– Пока не допустили, ждем.

– Ускоряй процесс. И так теперь ловить ее в каких-то ебенях.

Пока охрана роет носом землю, я листаю всю информацию о жене. Перед тем, как расписаться в ЗАГСе, я заставил охрану раскопать о Полине все. Чем жила, где училась, с кем дружила и дружит. К кому куда ездила, какие завела знакомства. Я знаю каждую рожу с фоток в ее соцсетях, каждую подругу детства, некоторых из которых не помнит даже она сама. Всех без исключения.

Жаль, что я не собирал информацию тщательнее. Имена есть, но на то, чтобы найти каждого из списка, уйдет неделя, не меньше. Не верю, что Полина сбежала в неизвестность. Она у какой-то подружки, прячется и плачется.

И вдруг взгляд падает на первую страницу личного дела.

– Да ладно, – фыркаю я. – Не может быть.

Там, помимо прочего, ее номер телефона. Старый, им она пользовалась еще когда мы только встретились. Потом я купил новый, к нему сразу же шла сим-карта, и Полина выбросила прежний, сказав, что хочет новую жизнь. Или не выбросила?

Действуя на удачу, я набираю номер и… гудки идут.

А потом она отвечает. И побег глупой обиженной девочки превращается в борьбу за выживание.

Мое или ее?

На этот вопрос нет ответа.

Несколько минут уходит на то, чтобы успокоиться. Ярость сейчас не поможет, не материализует жену возле стола и не вложит ей в голову мозги. Чем собраннее я буду действовать, тем больше шансов, что Полина вернется домой к вечеру.

– Значит, так, я скинул тебе ее новый номер, попробуй отследить. Нет, блядь, откуда я тебе возьму трекер?! Да меня не ебет, как! Запроси у оператора, дай кому-нибудь взятку, посмотри в хрустальный шар, Леха, блин! Она в электричке, билет на нее продают без документов. Выясни, куда она могла поехать и постарайся перехватить. И держи в уме, что она, похоже, не дура. Может выскочить на промежуточной станции. Через час жду отчет.

Пока охрана хаотично бегает по вокзалу не то в поисках записей с камер, не то маршрутов поездов, я сажусь в машину и несусь в единственное место, где мне могут помочь.

– Здравствуйте, чем могу по…

– Вчера у вас лежала Полина Воронова. Мне нужна ее карта. Я ее доверенное лицо. Побыстрее, пожалуйста.

– Одну минуту. Подскажите, пожалуйста, ваши фамилию имя и отчество и приготовьте документы.

– Воронов Кирилл Михайлович. – Я бросаю на стойку паспорт.

Некоторое время девица копается в компе и хмурится, а потом, старательно изображая вежливое сожаление, говорит:

– Сожалею, Кирилл Михайлович, но вас нет в списке доверенных лиц.

– Чушь. Смотри внимательнее.

– Договор с Полиной Романовной у меня перед глазами. В графе доверенных лиц стоит прочерк. Ничем не могу помочь.

– Какая дата в договоре?

– Это закрытая информация.

У меня вырывается ругательство. Сука!

– Мне нужен ее лечащий врач, немедленно!

– Боюсь, я не могу вам ничем помочь. Подскажите, пожалуйста, что случилось. Что-то с Полиной Романовной? Она не может обратиться сама? Ей нужна помощь?

– Да! – Я так ору, что девушка вздрагивает и отшатывается. – Ей пиздец как нужна помощь! Она – моя жена! И если ваш врач навешал ей на уши хуйню, и она решила сбежать, то всей вашей клинике пиздец!

– Успокойтесь, пожалуйста. Думаю, мне стоит сообщить руководству.

– Да уж потрудись!

Хочется расколотить пару витрин и лишь осознание, что так я потеряю драгоценное время, не дает этого сделать. Проклятые инициативные идиоты! Что они ей сказали? Если Полина не найдется, я засужу каждого из уродов, поездивших ей по ушам!

Наконец испуганная администраторша ведет меня в кабинет начальства. Судя по всему, директор клиники вовсе не собирался в такую срань приезжать на работу.

– Итак, Кирилл Михайлович, я вас внимательно слушаю. Что случилось, и зачем вы испугали мой персонал?

– Я хочу видеть врача, который вчера делал аборт моей жене.

– Полине Романовне Вороновой, так?

– Именно.

– Понимаете, Кирилл Романович, есть небольшая загвоздка. Полина Романовна вчера изменила соглашение с клиникой. И вычеркнула вас из списка доверенных лиц. Я связан врачебной тайной, этикой и уголовным кодексом.

– Хватит ездить мне по ушам, – обрываю его я, – ничем вы не связаны и не рискуете. Я прошу пригласить врача. Это сложно сделать? Я имею право побеседовать со специалистом вашей клиники?

– Да, разумеется. Но разговор будет в моем присутствии. И еще раз подчеркиваю: никакие подробности о здоровье Полины Романовны вам не передадут.

Я откидываюсь в кресле и внимательно рассматриваю мужчину перед собой. Он определенно не похож на идиота, знает законы и вряд ли сдаст мне хоть одного своего сотрудника. Такие не прогибаются, и деньги их мало интересуют. Интересно, он наемный директор или владелец? Похоже на второе.

– Нина, пригласите Павла, пожалуйста.

Еще один повод для размышлений: дверь открывается практически мгновенно. Значит, врач ждал в коридоре.

– Сергей Васильевич, вызывали?