О человеке и мироздании
Георгий Шевяков
Эта книга о человеке и мироздании. О том, что всё, что есть и было с нами, не случайно. Не случайны жестокость исторического процесса, где пролитые кровь и слёзы вопиют к небесам. Неслучайны наши современные проблемы от депопуляции развитых народов до торжества абиологических нравов и добровольного угасания людей в наркотическом ослеплении. Книга о том, что природа человека правит бал во всем, что происходит с нами, но это не та природа, которой мы привычно поклоняемся, считая себя вершиной мироздания, и не то мироздание, которое мы впитываем в себя с первых дней в школах и университетах. Настало время все начать сначала. От звезд к человеку шли мы прежде дорогой познания: во Вселенную поверили раньше, чем в свое животное происхождение. Настало время обратного отсчета – поняв человека, понять и мир, в котором мы живем, и в толще лет, стоящих перед нами, увидеть, что нас ждет.Эта книга станет откровением для тебя, читатель, и поможет понять себя и мир, в котором ты живешь.
Георгий Шевяков
О человеке и мироздании
Введение
Мы живём в эпоху, когда неизвестное стало известным, и большая часть земных и небесных тайн разгадана. Мы покорили Эверест, посетили Луну, разбили атом на части, познали сложность пустоты Вселенной и нанесли на карты дно морей и твердь под нашими ногами и свет галактик над нашей головой.
Мы завершили кровавую поступь истории и пусть под страхом обоюдной смерти, ибо такова сила нашего оружия, что способно оно в одночасье погубить нас всех, но живем мирной жизнью. Мы овладели родной планетой, достигли беспредельного благоденствия, так что самый нищий из нас – богач в сравнении с царями прошлого. И продолжительность жизни нашей несравнима с возрастом наших предков.
Осталась последняя тайна и последний рубеж нашего неумолимого наступления – мы сами.
Прежде нам было не до себя. Сначала надо было выжить среди диких зверей, алчущих твоей крови, потом среди соплеменников, алчущих твоего труда. Стихии истории и природы не оставляли времени для раздумий, и проще и понятней было одухотворить окружающий мир, перенести на него свою душу и жить в отраженном свете своего собственного «я», ибо так было легче.
Но силы, разбуженные нами, как лавина, несущаяся с гор, грозят поглотить наше тело, и в последнем пароксизме воли, перед тем как пасть в бездну биологической революции и стать неведомо чем, мы спрашиваем себя, что же это было – сам человек и его история.
Перед нами грандиозная задача. Нам придётся иметь дело с самым непостижимым творением природы. Мы должны подвергнуть сомнению мудрость веков, заново прочесть страницы прошлого и отринуть собственную гордость. Нам придётся найти и распознать свою вещественную суть и, исходя из нее, понять, что нас ждет, к чему следует быть готовым, от каких надежд надо избавиться и что в себе боготворить и холить.
Впервые вопрос о человеческой природе без ссылок на божественную суть прозвучал, насколько можно судить по летописям, в Древней Греции. Именно тогда началось изучение людского феномена. Платон с его визуальным определением человека, как живого существа, и Аристотель, приписавший этому животному общественный характер, по – прежнему главенствуют в нашем понимании себя. Главенствуют не в силу авторитета, не потому, что первые открытия, как первая любовь, и в зрелые годы держат в узде наши сердца, но в силу провозглашения очевидного. Нам никуда не уйти от того, что по Платону человек есть «… животное на двух ногах, лишённое перьев»[1 - Суждения Платона на самом деле намного глубже. По нему сущность человека – в вечной и бессмертной душе, вселяющейся в тело при рождении, которая восприимчива к знанию. В этом Платон видел родовое отличие от животного. На видовом же уровне по нему человек отличается от животного своими внешними особенностями. На основе этих отличий Платон сформулировал одно из первых определений сущности человека: «Человек существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями, восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях». В качестве курьеза сохранился анекдот, по которому Диоген (Синопский) на определение Платона «Человек есть животное на двух ногах, лишённое перьев», ощипал курицу и принес к нему, объявив: «Вот платоновский человек!» На что Платон к своему определению вынужден был добавить «…и с плоскими ногтями».], пусть современное описание биологического вида Гомо сапиенс отличается от предложенного им. Нам также никуда не уйти от общественности и разумности человека, впервые высказанной Аристотелем[2 - «Человек есть существо общественное», Аристотель, Политика.], потому что мы действительно таковы. И если с тех пор к последнему присовокуплено «… способное трудится»[3 - По Аристотелю, чей авторитет до сих пор высок, труд – это не свойство людей, но удел рабов.], то добавление это пусть и позволило уточнить наше происхождение, но отнюдь не добавило ясности.
За прошедшие с тех пор две с половиной тысячи лет мы не так уж далеко продвинулись вперед в понимании себя. Эти годы, по крайней мере, для наиболее действенной – западной – философской мысли прошли в диспутах по поводу сложных сочетаний в человеке души и тела. Юм, Спиноза, Кант, Гегель и многие другие обращались к предмету «человек», но свет их мыслей постепенно гаснет, как гаснет свет покинутого путником костра. Мы еще помним эти имена, но крайне редко кто может вспомнить название их трудов, не говоря уже о сути их учений. Взращенные на христианских молитвах, на боговдохновенной человеческой душе – детище Платона – они искали в человеке бога и не находили его. Пришедшие им на смену Фрейд, Сартр, другие апеллировали к тем или иным человеческим качествам, абсолютизируя их, но человек наяву всегда оказывался и глубже и сложнее. И нарастающая в современной философии словесная эквилибристика и религиозная ностальгия в полной мере отражают беспомощность царицы наук.
Апофеозом практической философии, призванной избавить людской мир от бед, явилось марксистское учение – быть может, наиболее цельное из всех научных теорий на наш счет. Общественное было поставлено во главу угла К. Марксом, для которого человеческая суть была следствием, прежде всего, экономических условий жизни. Кометой, несущей свет и смерть, ворвалось оно в свое время в земную атмосферу и на долгие годы погрузило человечество в испытание и этой идеи, и самих людей. Триумф и трагедия этого учения за неимением места не могут стать предметом нашего рассмотрения, но главный его итог, имеющий непосредственное отношение к предмету разговора, стоит упомянуть.
В падении коммунистического общественного строя, которым буквально еще вчера жила добрая треть народов планеты, мы должны видеть не просто неудачу одной из научных гипотез, но крушение величайшей мечты человечества о справедливости. О том, что стоит людям труда и доброй воли установить свою власть на Земле, как зло уйдет из этого мира и наступит новая счастливая жизнь. Эта мечта окрыляла умы и жгла сердца Кампанеллы, Томаса Мора и миллионы и миллиарды забитых замордованных человеческих существ на протяжении всей нашей истории. Под эту мечту подвел строгую «научную» базу Карл Маркс, стальную убежденность которого не могли поколебать его оппоненты. Великие Ленин и Сталин железом и кровью воплотили ее на одной шестой части земной тверди. И эта мечта не состоялась. Потому что, осуществив её и установив царство добра и справедливости, люди утратили еще более важные человеческие качества, которые делают их людьми, – живость ума и ярость сердца. Оказалось, что в борении страстей, в столкновении человеческих групп, подверженных тем или иным интересам, только и возможно олицетворение людей и наше движение вперед. Люди перестают быть людьми, когда становятся добрыми и равными, и Природа и диалектика отворачиваются тогда от них. Карл Маркс и Владимир Ульянов – Ленин осуществили величайшую мечту человечества, но мечта эта оказалась безжизненной.
Этот яркий пассаж приведен не в качестве примера цены философских ошибок, более губительных, чем ошибки политиков и полководцев. Но в качестве примера наших всеобщих и глубоко ошибочных представлений о человеке, духовную суть которого мы идеализируем, а поступки осуждаем. Наше восприятие себя неверно. Если до сих пор на протяжении тысяч лет, несмотря на божественные и научные рецепты и добрые или кровавые методы, зло не ушло из этого мира, и зверь то на индивидуальном уровне, то на уровне общественных движений[4 - Вспомним фашизм.] вырывается из клетки, значит дело не в слабости лекарств, но в природном, независимом от эпох, общественных устройств и божественных призывов нашем естестве, которому тесно в человеческом теле и в человеческом мире. И которое, зачастую ценой собственной или чужой жизни, вырывается из них, губя нравы, нарушая законы и проливая свою или чужую кровь.
Когда наше мнение о себе не совпадает со знаниями, мы должны усомниться либо во мнении, либо в знаниях. Учитывая, что до сих пор наше развитие обязано более последнему, чем мнениям, что всякий шаг вперед есть шаг в развенчании себя от божьего создания до потомка обезьян, вполне уместно усомнится именно во мнении. Что в применении к данному повествованию означает не порочность или недостоверность философии и религий, ибо нет оснований сомневаться в мудрости учителей, но их недостаточность. И те факторы, к описанию которых мы рано или поздно перейдем, если они чего – нибудь и стоят, органично должны вобрать в себя известное – и в знаниях и в вере, – как вобрала в себя геометрию Евклида геометрия Лобачевского.
Приступая к поставленной задаче, мы встаем перед некоторым затруднением. Во всякой замкнутой или связанной системе на первый взгляд не имеет значения, с чего мы начнем изложение – с внутренних человеческих качеств, с нашей истории или других факторов действительности. Вполне пристойно уподобиться в этом плане бравому солдату Швейку[5 - Герой романа Я.Гашека «Похождения бравого солдата Швейка».], для которого все дороги вели в Будейовицы, так что откуда бы мы ни начали рассказ, результата все равно достигнем. Однако стиль повествования должен отвечать логике событий, и потому обращение к внутренним человеческим качествам, а от них к следствиям, отраженным в истории и современности, представляется более целесообразным. Но даже эти внутренние качества не могут быть поняты без определенных аналогий, обращение к которым требует предварительного разъяснения.
Необходимость этого разъяснения обусловлена тем, что суть человека, поиску которого посвятила себя философия, по большей части рассматривалась безотносительно к человеческому устройству. Те редкие попытки увязать качества человека с его строением, что имели место в естествознании, так называемые «биологизаторские» версии[6 - Позитивизм, бихевиоризм, необихевиоризм, биоэтика, аналитическая традиция, социобиология и др.], не то чтобы подвергались остракизму со стороны большинства мыслителей, но встречали критический отпор. Отпор, безусловно, заслуженный, так как те схожести между человеком и высшими животными, на которые в таких мнениях обращалось внимание, не обуславливали качественную разницу между нами.
Ибо по глубочайшему и массовому убеждению наше коренное отличие от всех других живых существ в свойствах, образе жизни, истории и ее результатах должно иметь не менее коренное отличие в строении. Но именно этого отличия мы не наблюдаем. Мы состоим из тех же костей, внутренних и наружных органов, что и другие млекопитающие и тем более приматы, и та разница, что между нами есть, в том числе и на уровне генов – этого решающего в последнее время критерия идентичности биологических существ, – не дает оснований полагать, что в этой разнице причина нашего возвышения. Мы не находим в себе вещественного воплощения своей сущности – вот корень нашего непонимания себя.
Но и попытки иного рода, попытки возвышенные и блестящие, оставившие глубокий след в философии – описание человеческого духа, души и разума, – эти попытки не приносили желанный результат. Бесконечное погружение в людское «я» различными видами философии, перечисление которых навсегда сбило бы нить нашего повествования, безусловно, отмечало те или иные наши особенности, однако единой картины, как если бы сотни слепых художников писали одно полотно, не получалось. Отданное на откуп религий целостное восприятие нами себя пусть и получало логически оправданный ответ, но ответ такой не устраивал естествознание. Там же, где философия предлагала свою версию причин и событий, внушая новые правила общежития, революции, воплощая их мнения в действительность, быстро ставили точку на прекраснодушных порывах.
Сущность человека блуждала в таких попытках, как в горних высях мироздания, и, не находя себе вещественной опоры, способной быть измеренной и взвешенной, неизбежно завершалась внешней, вне – и надчеловеческой силой, которой оказывался подвластен человек, – Господом единым и всемогущим, историческим материализмом или иными законами истории и экономики. Отвечая сиюминутным и преходящим мотивам в жизни людей, силы эти рано или поздно обнаруживали несостоятельность, и все возвращалось на круги своя.
И потому при всей блистательности и достижениях это второе направление априори, в силу положенных в его основу надвещественных принципов, обречено, а первое – униженное и низменное, ищущее конкретику и копающееся в грязи, при всех жалких неудачах способно дать действенный результат, о предпосылках которого мы и поговорим. Потому что при всей верности поиска сути человека в нем самом, оно ошибалось в уровне рассмотрения, сравнивая человека с животными, в то время как аналогии в другой плоскости – сравнение основ жизни и разума – до сих пор не рассматривались.
Другими словами, аналогия, к которой мы постепенно приводим тебя, читатель, состоит в сравнении вещественных оснований жизни и разума. И сравнение это начнем, естественно, с основ жизни.
Но прежде, автор считает своим долгом предупредить тебя, читатель, что дальше речь пойдет о вещах и непростых, и страшных. Непростых не потому, что сложен человек, но потому, что очевидное скрыто за сонмом тысячелетних мнений, прощание с которыми непросто. А страшных? – мир, в который мы вторгаемся и который станет предметом нашего внимания, не знает добра и зла, любви и ненависти, радости и горя. Бездушная и равнодушная природа вне и внутри нас станет нам поводырем. И тщетно будем мы взывать к милосердию, потому что не будет нам спасения от самих себя. На этом пути нам станет ясна цель нашего пребывания на свете, но может быть и легче и спокойнее блуждать и впредь впотьмах.
Глава 1. Живое вещество
«Любой человек, наблюдая окружающую его природу, безошибочно делит ее на мир безжизненный, неорганический, и на мир живых существ. Повседневно и повсеместно он видит, что жизнь не просто рассеяна в пространстве, а присуща лишь организмам, сосредоточена в отдельных отграниченных от внешней среды образованиях, совокупность которых и составляет область жизни – мир живых существ.
Этот мир представлен колоссальным разнообразием растений, животных, микробов, которые очень непохожи друг на друга, между которыми с первого взгляда даже как будто бы и нет ничего общего. Однако всякий даже не искушенный в науке человек легко подмечает то общее, что позволяет ему относить к единому понятию «живое существо» – человека и дерево, кита и ничтожную букашку или травинку, птицу и бесформенного слизняка».[7 - А.И. Опарин «Жизнь, ее природа, происхождение и развитие», http://www.evolbiol.ru/oparin.htm.]
При взгляде на все живое вокруг себя мы поражаемся трем вещам. Прежде всего, богатству и бесконечному многообразию жизненных форм от мельчайших, невидимых невооруженным глазом одноклеточных организмов до образцов мускулов и мощи – китов и слонов. Во – вторых, тому, что в основе этого многообразия лежит относительно небольшое число составных элементов – обстоятельство, ставшее известным благодаря достижениям наук. И, в – третьих, точнейшей настройке и ювелирному взаимодействию этих составных элементов, благодаря которым косная материя претворяется в живую трепещущую плоть.
Накопленный науками материал подводит к пониманию того, что в основе всех без исключения живых организмов находится определенная организация или построение вещества. «Жизнь можно определить как активное, идущее с затратой полученной извне энергии поддержание и самовоспроизведение специфической структуры.»[8 - Биологический словарь: http://bioword.narod.ru/G2/G2058.htm.].
Мы не можем сказать, что это строго определенная структура или организация вещества, так как для ее отдельных представителей есть различия, которые наглядно выражаются, например, в виде способов питания, но число составных элементов, играющих ведущую роль в функционировании этих систем, и сам способ поддержания их постоянства, принцип функционирования одни и те же.
Этот принцип функционирования определен системой, состоящей из крупных химических молекул, не зря названных органическими. Из курса школьной химии известно, что органические молекулы обладают свободными химическими связями, которые требуют заполнения, причем по достижении некоего предела заполнения они разрушаются. В процессе геохимической эволюции на Земле выработалась такая совокупность этих молекул и такое взаимодействие между ними, которое позволяло сохранять единство системы этих молекул за счет притока необходимых химических веществ и энергии из окружающей среды, и разрушаемое таким образом, что останки системы повторяли «родителей» – структуру и процессы.
Эта система состоит из ограниченного числа молекул. «Биохимически вся современная жизнь во всех ее проявлениях очень однообразна: она основана на нуклеиновых кислотах, белках, углеводах и жирах, а также на некоторых менее распространенных соединениях, например фосфорных эфирах. Эти соединения могут быть очень разнообразны в деталях, но все они взаимосвязаны и являются продуктами небольшого числа основных биохимических реакций.
Биохимическое единство, – одно из главнейших характерных свойств современной жизни. Все растения, все животные, морские или наземные, от планктонных форм до кита, от вируса до слона, аэробы и анаэробы, словом, все формы жизни основаны на поразительно небольшом наборе главных органических соединений».[9 - М. Руттен «Происхождение жизни естественным путем», М. 1973 г.]
Упоминать о тех соединениях, из которых построены живые организмы, все эти белки, полисахариды, липиды и нуклеиновые кислоты, значит затруднять повествование, и вряд ли у специалистов вызовет какое – либо возражение именно ограниченное число самих химических элементов и не столь уж значительно число взаимодействий между ними, лежащих в основании жизни.
Здесь следует сделать некоторое отступление. Задача этой книги состоит не в том, чтобы предложить новые факты, открыть неведомое, расширить горизонты знаний, но, напротив, сквозь немыслимые нагромождения фактов и знаний об окружающей действительности – плода бесчисленного множества наук – добраться до первозданной сути вещей и изложить эту суть простыми и ясными словами. Чтобы снять одно за другим напластования теорий и взглядов, отрешится от псевдозадумчивого мудрствования, предать забвению глубокомысленные термины. Блеск эрудиции нам не помощник, но скорее совратит с нашего пути. И если где – то и как – то автор не так применит тот или иной научный термин, избегать которого наша задача, или выразит не вполне точно и конкретно свою мысль, то не следует придираться к нему хотя бы по той причине, что большинство из нас знают очень многое о очень малом, здесь же предпринята одна из редчайших попыток понять малое о многом. Попытка объединить великое множество знаний, неизбежно теряя, упуская из виду и упрощая многие из них. Это попытка вряд ли может быть совершенной, хотя бы в силу наивности автора, ищущего простые ответы на простые вопросы. Но она, требуя опровержения, возможно, подвигнет нас на действительное понимание себя.
Кроме ограниченности числа физических (химия относится к миру мертвой или физической материи) элементов, которые служат основанием жизни, необходимо четко уяснить следующее обстоятельство, вне которого жизни нет – речь идет не просто о совокупности молекул, но о совокупности функционирующей. Совокупности, устойчивость которой обеспечивается только тем, что она работает. Само по себе соединение любых других молекул мертво, как мертв сложенный карточный домик, где все части занимают определенное место и кроме визуального никакого другого интереса не представляют. Уникальность этому редчайшему собранию молекул придает движение его частей, которое постоянно забирает из внешней среды те или иные химические элементы, перерабатывает их внутри себя и выделяет наружу ненужные остатки. Система не может остановиться в неуемном потреблении извне вещества и энергии, ибо сразу же распадется. Она безмерно неустойчива, как канатоходец, идущий по натянутому и вибрирующему канату, где он вынужден идти, чтобы не упасть, ибо на месте не устоит.
Речь идет о системе молекул, которая может быть, только если она работает. Это камень может лежать, и с ним ничего не будет, это вода может стоять в луже и оставаться водой, живой может быть только система из неживых элементов, находящаяся в потоке вещества и энергии.
И вот такую систему из ограниченного числа молекул, находящихся в непрерывном взаимодействии между собой, которая потребляет вещество и энергию извне для сохранения своего единства и распадается на некоем пределе насыщения на две равные и одинаково жизнеспособные части мы и будет называть в дальнейшем живым веществом.
Это вещество появилось на нашей планете вскоре после ее рождения. За время своего существования оно прошло ряд характерных этапов, воплощаясь в тех или иных организмах, оно менялось само, опираясь то на одни, то на другие, более совершенные или более специфичные молекулы в своем составе, оно сгруппировывалось в многоклеточные организмы, которые также питались и размножались, оно украсило и во многом сформировало внешний вид нашей планеты (геологические пласты) и, в конце концов, мы есть представитель этого вещества. Все то многообразие живых организмов, которое мы наблюдаем вокруг и по останкам которых судим о биологической эволюции, есть и были формами выражения или воплощения этого вещества.
К особенностям развития этого вещества, что привлекают внимание в потенциальном применении к человеку, относится ряд следующих обстоятельств.
Прежде всего, своим функционированием это вещество создало на планете условия, в рамках которых неизмеримо увеличились количество и многообразие живых организмов, а также ускоренными темпами осуществлялись их изменения. Речь идет об образовании биосферы как газовой среды на планете с включением в ее состав кислорода и озона.
Благодаря озоновому слою в атмосфере жесткое ультрафиолетовое излучение Солнца, губительное для биологических систем, резко снизилось, что позволило живым организмам подняться из глубин океанов к воздуху и свету, резко усложняясь при этом и осваивая новые сферы обитания – сушу и воздух.
Что касается появления в атмосфере кислорода – этого сильнейшего окислителя, – то со временем появились живые существа, которые не просто приспособились к нему, но научились его использовать в своих интересах. Возникло дыхание, химические процессы в таких организмах ускорились и соответственно ускорились темпы биологической эволюции.
Отметим и такое очевидное обстоятельство, что появившийся кислород, как газ, стал неотъемлемой частью газовой оболочки всей планеты – атмосферы, что предопределило распространение живых существ по ее поверхности. Преодоление этого порога заняло большую часть времени, в течение которого Жизнь существует на Земле. И собственно говоря, с начала приспособления живых организмов к этим условиям и расцвела жизнь.
Читать эту удивительную повесть распространения жизни на Земле, к сожалению, отнимет слишком много времени, нас все – таки ждет человек, отметим лишь, что если уподобить время биологической эволюции одним суткам – 24 часам и вести отчет от 0 часов ночи, то период от начала Жизни до образования кислорода займет первые 9 часов наших суток. А в 11 часов утра на Земле возник первый организм, вдохнувший кислород, и появилось дыхание. Около 2 часов дня по нашей шкале клеточки получили ядро, приблизительно тогда же возникли первые многоклеточные существа, появилось половое размножение, резко ускорившее темпы эволюции. К 8 часам вечера земные моря населяли разнообразные животные: медузы, плоские черви, губки, полипы. И лишь около 9 часов вечера первые растения и вслед за ними животные вылезли на сушу. Само появление людей на шкале биологической эволюции – это последние секунды: австралопитек (1,5–2 млн. лет) – более полминуты, Гомо сапиенс (30–40 тысяч лет) – 1 секунда, а человеческих цивилизаций – четверть секунды.
Другим фактором, имеющим к нам непосредственное отношение, является энцефализация или возрастание роли нервной системы и прежде всего головного мозга в выживании организмов. По мере усложнения биологических образований от одноклеточных к многоклеточным, химические процессы, благодаря которым происходило самоуправление в клетках, не работали в системе из таких клеток. Потребовались органы управления, которые регулировали бы взаимодействие клеток в многоклеточном организме. Безусловно, они не могли быть привнесены извне, но стали результатом специализации тех же самых клеток.
Роль и значение таких управляющих структур со временем неуклонно возрастали. После гибели горячо любимых нами динозавров живое вещество отказалось от наращивания масс тела; выживание и развитие стали обеспечиваться за счет усложнения преимущественно нервной системы. Следует сказать, что когда исчерпались и эти возможности (не исключено, что по причине живорождения, диктующего ограниченные размеры плода у матерей), у высших животных дополнительно возникли воспитание детенышей родителями, в т. ч. у наших предков.
Особо хочется обратить внимание на то обстоятельство, что с точки зрения физики и химии ничего особенного в живом веществе не происходит. Все составные части его взаимодействуют между собой, подчиняясь обычным правилам неживой материи. И, обладай эти части нашим осмысленным зрением, они бы ни за что не увидели того нового привнесенного в мир обстоятельства, которое происходит в делении клетки, например. Глядя на живую клетку изнутри, мы не увидим в ней жизни. Молекулы ее добросовестно исполняют свои химические обязанности. В их функционировании нет ничего принципиального нового. Не зря одно из определений жизни (NASA) звучит так: «Жизнь есть химическая система, подверженная дарвиновскому отбору». Можно удивляться слаженности и строгой последовательности химических реакций, но сами они не представляют собой ничего необычного. Даже само воспроизводство, начиная с деления ДНК, есть лишь частный случай разрушения неустойчивости крупной органической молекулы. И последующий раздел имущества материнской клетки скорее должен служить нам примером в наших бракоразводных процессах, нежели чем удивлять.
Необычные следствия обнаруживают себя скорее вследствие происходящих внутри клетки событий. Вовне. За ее пределами. Во взаимодействии клетки с окружающим миром, и во взаимодействии клеток между собой. Проявляется в поисках вещества и энергии, где начинается конкуренция между подобными образованиями, проявляется в приспособлении этой клетки к условиям окружающей среды. Только по этим следствиям мы говорим об исключительности обнаруженного в клетке, об этой удивительной системе молекул, функционирующей как химическая система, по химическим законам и в то же время превзошедшей эти законы, не отклоняя их, но на них наслаиваясь и создавая законы новые – биологические. Которая строит на их основе новые предметы действительности – живые существа, где клетки продают свою индивидуальную свободу за гарантию общего выживания, новые формы взаимодействия этих существ с окружающим миром и себе подобными существами, и в конечном итоге новый мир в мире физической материи.
События, о которых мы говорим, как, впрочем, и все, что происходит с нами, обязаны какому – то фундаментальному свойству, присущему всей материи без исключения – веществам живым, разумным, да и физическим тоже. (Это свойство состоит в стремлении) к сохранению приобретенной организации и свойств или в жажде существования. Как атом, став атомом, не захотел больше быть отдельными протонами, нейтронами, электронами, так и живые образования, едва возникнув, отчаянно борются за свое сохранение. Химические реакции, что лежат в основе жизни, такие же слепые и неумолимые, как гравитация, ветер и извержения вулканов, трансформируются в живых существах в борьбу между ними и естественный отбор для продолжения ими себя во времени. Борьбой за существование проникнута вся биологическая эволюция. Всякая тварь, единожды появившись, хочет быть на этом свете. Пусть не всегда это от нее зависит и в силу унаследованных свойств она порой изначально обречена, но она всегда борется за право быть, а не бессильно ждет небесной манны. И это в биологической эволюции мы называем «естественным отбором» – фактором эволюции, тесно связанным с «борьбой за существование». Красной нитью скрепляет жажда жизни биологическую эволюцию, воплощаясь в генах и инстинктах.
Особенности живого вещества – потребность в веществе и энергии и жажда существования с приспособляемостью – являются движущей силой биологической эволюции, где частные способности живого вещества плодотворно реализуются лишь при следовании общему требованию природы – усложнению своих образований. Удивительно, но последнее – это отклонения в функционировании систем, сбои в воспроизводстве. Именно искажения воспроизводства позволяют появляться новым свойствам живых существ, отбор которых действительностью приводит к появлению новых биологических видов. А само усложнение обеспечивается наложением и сохранением новых элементов в ДНК. И мы говорим о генах и генетической наследственности, как механизме сохранения живых существ во времени.
Такова утомительная и несколько затянувшаяся преамбула, которая позволит сделать в отношении живого вещества выводы, имеющие отношения, как будет показано ниже, к человеку, а точнее к его разуму.
Эти выводы, как естественные и очевидные, которые известны каждому из нас независимо от вышесказанного, так и следуемые из них, таковы:
– живое вещество есть неустойчивая химическая система, которая функционирует по химическим законам и способна существовать лишь в потоке вещества и энергии;
– разрешением неустойчивости этой системы является дупликация (размножение, воспроизводство);
– потребность живого вещества в веществе и энергии и жажда существования с приспособляемостью являются движущей силой биологической эволюции;
– ограниченное количество энергии и вещества, которые питают живое вещество, лежат в основе конкуренции живых существ и обуславливают органическую жестокость биологического мира;
– живое вещество в силу присущих свойств (дупликации, специализации) существует во множестве себе подобных;
– эта система способна сохранять достигнутую сложность структур за счет генетической наследственности;
– искажения генетического кода являются источником саморазвития живого вещества;
– живое вещество создает особый мир в мире физической материи (биосферу), которым оно обособляется от негативных для него факторов физического мира и где в наиболее интенсивной форме реализуется его потенциал;
– живое вещество может существовать в довольно узком интервале физических условий: давление около 1 атм, соленость от 4 % до 0, температура от 0 до 40° С.
Следует отметить, что у конкретных живых образований, как собственно и всего, что есть в этом мире, нет стремления к развитию. На уровне поколений оно консервативно, стремится к сохранению себя таким, какое есть, используя борьбу за выживание и приспособление к внешним условиям. Но при перемене среды обитания новые поколения, несущие, благодаря изменчивости, новые признаки, и вынужденные приспосабливаться к новой среде, становятся иными по сравнению со своими предками и. как правило, более сложно устроенными. Кстати для появления и закрепления новых биологических признаков отнюдь не всегда требуются миллионы лет, по некоторым данным для того достаточно несколько десятков поколений. Отсюда недавно родившееся мнение, что биологическая эволюция носит не постепенный, но скачкообразный характер; биологические виды и появляются и исчезают скорее в виде взрывов и катастроф, чем медленного наслоения признаков.
Глава 2. Обращаясь к человеку
Казалось, нет более далекого от таинств разума, чем таинства жизни. Миллиарды лет развития живой материи от первичного и неотличимого на ощупь от воды первичного бульона в праокеанах до лесов и степей, кишащих стадами животных, и морей со стаями рыб, пролегли между нами. И не находим мы другой соединяющей нас линии, кроме той, что мы являемся живыми существами, результатом или по крайней мере частью биологической эволюции. Но если посмотреть на человека с точки зрения появления и функционирования в нем сознания или разума, то обнаружим явления, которые напомнят рассмотренные. Но чтобы понять это, надо начать издалека.
Маугли или дети – волки
В Индии известна такая легенда. Давным – давно при дворе падишаха Акбара возник спор между учеными. Одни говорили, что сын китайца безо всякого обучения заговорит по – китайски, сын араба – по – арабски и т. д. Другие утверждали, что дети будут говорить на том языке, которому их обучат, и что их национальная принадлежность не имеет никакого значения. Падишах разрешил этот спор раз и навсегда. Он велел поместить новорожденных, происходящих от разных национальностей, в комнату, до которой не доходили звуки человеческого голоса. За детьми ухаживали люди с отрезанными языками; ключ от комнаты, в которой находились дети, Акбар носил у себя на груди. Так прошло 7 лет. Потом комнату вскрыли, и вместо людей, говорящих на разных языках, перед мудрецами и императором предстали человекоподобные существа, не умеющие говорить, ходить на двух ногах, пользоваться простейшими предметами. И вряд ли чувство горечи от неудачного опыта позволило очевидцам понять, что они стали свидетелями события, способного потрясти основы мироздания.
Упомянутый неудачный опыт – отнюдь не исключение. Известны десятки случаев, когда дети, в силу тех или иных обстоятельств лишенные человеческого общества и воспитанные животными, так называемые маугли» или дети – волки, будучи возвращенные к людям, не становились стать людьми. Они с трудом осваивали простейшие несколько слов и владение, например, ложкой, но даже в возрасте 15–20 лет по социальным качествам напоминали малолетних малышей.
За последние две – три сотни лет накопились десятки случаев подобного рода. Самый известный из них – две девочки Камала и Амала, которых нашли в 1920 году в Индии; младшей, Амале, было около восемнадцати месяцев, а старшей, Камале – так их окрестили – в пределах 8 лет. Кожа у обеих была основательно поцарапана и покрыта мозолями, языки высовывались изо ртов, они скалили зубы и нелегко дышали. Позднее обнаружили поразительные странности. Дети были неспособны видеть днем и спасались от солнечного света в темных углах. В ночь они выли и метались по комнате в поисках выхода. Спали они не более пяти – шести часов в день, ели лишь сырое мясо и утоляли жажду, лакая жидкость. Обе девочки, когда находились в комнате, ползали на коленях и локтях, хотя на улице очень резко носились, вставая на ладони и ступни. Они рычали на людей, изгибали спины, подобно волкам, при приближении того, в ком видели опасность. Они «охотились», преследуя цыплят и прочих хозяйственных животных, рыскали по двору в поисках выброшенных потрохов и с жадностью пожирали их.
Но жизнь этих детей волков оказалась недолгой. Младшая девочка, Амала, прожила в неволе менее года, она умерла от нефрита в начале сентября 1921 года. Камала прожила 9 лет. Со временем она научилась ходить, хотя до конца жизни так и не отвыкла от волчьей походки. Она начала умываться, пользоваться стаканом, причем даже изучила несколько слов, хотя продолжала есть сырое мясо и потроха, избегала собак. То, что она обучилась примитивной речи, означало, что при рождении у нее не было умственных изъянов и что ее волчьи повадки были целиком переняты у «приемных опекунов».
Когда Камалу нашли, интеллект ее находился на уровне развития шестимесячного ребенка. В возрасте 16–18 лет она вела себя, как четырехлетнее дитя.
В реальной жизни судьба звериных воспитанников трагична. В отрыве от дикой природы они быстро умирают, хотя сравнить здесь не с чем: данных о том, сколько они могут прожить в лесу в диком состоянии, нет. Кроме того, по возвращении к людям их практически не удается адаптировать к обычной для людей жизни. Дети, растущие в полной изоляции, хоть и отличаются обостренным развитием некоторых чувств, но в целом и умственно и поведенчески ущербны. Каждый из них остается животным. Чувства дикаря хранят его: он видит опасность во тьме, слышит ее вдали. Он думает только о том, как выжить; он не отвлекается на посторонние размышления – он чувственный зверь, а не мыслящий человек.
Как правило, судьба современных «маугли» одинакова, их помещают в психиатрическую больницу, где они остаются до конца своей недолгой жизни. Увы, человеческий ребенок, «воспитанный» зверем, никогда не может стать полноценным членом человеческого общества.
Сказки и легенды, которыми мы живем, которые составляют часть нашего представления о действительности, не всегда этой действительности отвечают. Ромул и Рем – основатели Рима, Маугли Киплинга если и имеют под собой реальную основу, то в том, что хищные животные способны помочь беспомощным человеческим младенцам выжить, но не более. Дети – волки перенимают привычки своих приемных родителей, и даже возвращенные к людям никогда не становятся полноправными членами человеческих обществ, и что действительно странно, зачастую долго не живут.
Мы не вправе отказать таким существам называться людьми, но относимся к ним как к слаборазвитым, как к больным разумом членам человеческого сообщества. Наше отношение к ним продиктовано милосердием, и в конечном итоге, нашим собственным благополучием.
В то же время известны ситуации, когда человеческие дети, слепоглухонемые от рождения, (т. е. лишенные чувственного контакта с внешней средой) без помощи извне вели поистине животный образ жизни. Но стоило такому контакту в детстве состояться, как минимальные усилия обучения, словно падая на плодотворную внутри таких детей почву, помогали приобрести навыки человеческого поведения и облегчали их участь, а может быть наоборот.
