Валерий Алексеевич Антонов "Неокантианство. Одиннадцатый том. Сборник эссе, статьей, текстов книг"

Неокантианство. Одиннадцатый том. Сборник эссе, статьей, текстов книг
Валерий Алексеевич Антонов

Сборник статей немецких мыслителей объединен тематическим принципом: в совокупности дают представление о разнообразии идей, тем и методов философского поиска начиная со второй полвины XVIII до начала XX вв. возникших под влиянием учения и идей И. Канта. В этом сборнике впервые переведены на русский язык тексты, опубликованные в немецких журналах и отдельными книгами.

Неокантианство. Одиннадцатый том

Сборник эссе, статьей, текстов книг

Переводчик Валерий Алексеевич Антонов

© Валерий Алексеевич Антонов, перевод, 2024

ISBN 978-5-0062-3974-6 (т. 11)

ISBN 978-5-0059-8583-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Сборник статей немецких мыслителей объединен тематическим принципом: в совокупности дают представление о разнообразии идей, тем и методов философского поиска начиная со второй полвины XVIII до начала XX вв. возникших под влиянием учения и идей И. Канта. В этом сборнике впервые переведены на русский язык тексты, опубликованные в немецких журналах и отдельными книгами.

В настоящем 11 томе представлены работы: Адама Вейшаупта, Отто Циглера, Готтлоба Бенджамина Яше, Фридриха Хармса, Эрнста Маркуса, Юлиус Гуттманна.

Используются следующие сокращения из сочинений Канта:

«Критика чистого разума» (сокращенно: Кр. д. р. В.), «Критика практического разума» (сокращенно: Кр. д. пр. В.) и «Религия в пределах чистого разума» (сокращенно: Рел.) по изданиям Кехрбаха, «Основоположение к метафизике чувств» (сокращенно: Грундл.) и «Пролегомены к одной из двух основных метафизик и т. д.» (сокращенно: Пролег.) по изданиям фон Кирхмана. (сокращенно: Proleg.) по изданиям фон Кирхмана, остальные сочинения – по «Кантаусгабе» Розенкранца (сокращенно: R.).

«В прежние времена диалектику изучали с большим усердием. Это искусство выдвигало ложные принципы под видом истины и стремилось утверждать вещи по видимости. Среди греков диалектики были администраторами и ораторами, которые могли вести народ туда, куда хотели, потому что народ можно было обмануть с помощью очевидности. Таким образом, диалектика была искусством создавать впечатления. В логике она также некоторое время фигурировала под названием искусства диспута, и так долго вся логика и философия были культурой некоторых пылких умов, чтобы искусственно создавать все кажущиеся явления. Но ничто не может быть более недостойным философа, чем культура такого искусства. Поэтому от него следует полностью отказаться в этом смысле, а вместо него ввести в логику критику этой кажимости». (Готтлоб Бенджамин Яше)

«Кант воздерживается от гипотез о неясном, как это делает эмпирическая психология, стремясь описать рост факта человеческого познания от первого временного начала, которое никому не известно, ни в душе детей, ни в животных, ни в так называемом первобытном человеке, который является лишь плодом воображения. Более того, описать рост этих фактов от минимального их начала вообще невозможно, если этот факт не был замечен заранее, как он дан». (Фридрих Хармс).

«Проблема, которую Кант поставил перед философией в связи с возможностью синтетических суждений, – это вопрос о том, как возможно расширение и увеличение нашего знания, как возможен прогресс в познании. Это не может произойти через применение формальной логики, поскольку из нее вытекают только аналитические суждения. Поэтому Кант, как и вся современная философия, отвергает формальную логику как органон или методологическую теорию наук. Из ее применения не следует никакого прогресса наук, а только их стагнация». (Фридрих Хармс).

«С одной стороны – старик Кант в полном одиночестве, с другой – несколько тысяч хранителей и блюстителей науки, живых и мертвых, – кому верить, одному Канту или нескольким тысячам хранителей и блюстителей?» (Эрнста Маркус)

«Я полностью согласен с читателем в его сомнениях, более того, я понимаю его, когда он отшатывается в благоговейном трепете перед могущественной армией хранителей и блюстителей. Их голоса – когда они звучат вместе – производят невероятный шум. Но – здесь, в отличие от парламентов и общих собраний пайщиков, решение принимает не большинство». (Эрнста Маркус)

«Кант допускает, что явления находятся вне нас, что они оказывают на нас влияние: но на этом дело отнюдь не заканчивается. Вопрос не просто в том, находится ли что-то вне нас, а в том, в какой степени то, что кажется вне нас, обладает собственной действительностью. Важно точно знать, насколько реальны те или иные явления. Ведь если они сами по себе не имеют объективно достоверного основания, это то же самое, как если бы все наше познание не имело основания». (Адам Вейшаупт).

«Согласно кантовской системе, мы ищем во всех явлениях то, что не является явлением, мы действительно признаем бытие таких вещей: но мы делаем все это лишь в силу совершенно субъективного правила нашего рассудка, чтобы внести единство и связность в многообразные явления: но в силу этого правила у нас нет никакой объективной уверенности в действительном бытии этих вещей. Их бытие также является лишь идеальным бытием. Мы лишь знаем, что должны предполагать его. Мы представляем себе, что под оболочкой явлений существуют такие неведомые силы, но это не делает их действительными. По крайней мере, мы никак не можем доказать их бытие: для нас они существуют так же, как если бы их не было вовсе, потому что они не проявляются во времени и пространстве, потому что, следовательно, к ним нельзя применить ни одной категории или понятия. Таким образом, то, что мы должны предполагать наличие этих нечувственных причин явлений в силу данного нам субъективного правила разума, ни в коей мере не доказывает их действительного бытия».

(Адам Вейшаупт).

«Метафизическая версия проблемы познания, если она направляет на нее свой актуальный вопрос, исходит из вопроса о том, как нашей познавательной деятельности удается выйти из сферы нашей субъективности и проникнуть в сами вещи, которые тем не менее всегда остаются отдельными от нас».

(Юлиус Гуттманн).

«Если бы суждения восприятия были единственным видом наших суждений, то все наше знание должно было бы исчерпываться простым собранием отдельных наблюдений. Мы никогда не сможем вынести суждение, которое было бы чем-то большим, чем просто суммой таких индивидуальных наблюдений. Суждения, претендующие на достоверность с вневременной общностью, никогда не могут быть результатом накопления перцептивных суждений. Поэтому, если существуют суждения, которые не ограничивают свою силу одним или несколькими найденными индивидуальными содержаниями, но претендуют на то, чтобы применяться ко всем случаям, в которых происходит определенное явление, они не могут иметь своей основой восприятие.»

(Юлиус Гуттманн)

АДАМ ВЕЙШАУПТ

О кантовском созерцании и явлениях

§1 Введение

В своей работе «Основание и достоверность человеческого знания» я обосновал невозможность тотальной субъективности, как мне кажется, вполне правдоподобно. Я показал, что любая система, ведущая к тотальной субъективности, должна быть отвергнута по той самой причине, что полностью субъективное познание ничем не лучше познания, которое вообще не имеет основания. Теперь я перехожу к вопросу, который сопряжен с еще большими трудностями, поскольку непоследовательность в таком вопросе менее заметна. Вопрос заключается в следующем: не являются ли по крайней мере некоторые части нашего познания просто субъективными? Такими частями нашего познания являются

1) созерцания

2) понятия,

3) суждения и умозаключения.

Какие из этих частей нашего познания полностью субъективны? В настоящем трактате я начинаю свое исследование с основы всех возможных познаний, с воззрений. Здесь можно спросить: все ли взгляды или только некоторые из них субъективны?

То, что все взгляды не являются полностью субъективными, вскоре становится ясно. Поскольку взгляды являются основой всех наших знаний; поскольку, согласно некоторым системам, все понятия и суждения основаны на них или, по крайней мере, чтобы иметь значение, должны ссылаться на них: таким образом, все наше знание было бы субъективным, если бы его основа, взгляды, не имела другого основания. Итак, в предыдущем трактате я по достаточным основаниям отрицал полную субъективность; поэтому, самое большее, только некоторые взгляды могут быть полностью субъективными по своей природе. Последнее также является фактической кантовской доктриной. Это допускает некую объективную реальность для всех взглядов. Предполагается, что только взгляды на время и пространство имеют субъективную природу.

Далее я докажу, что идеи времени и пространства столь же мало субъективны. Перед этим я постараюсь показать то, что отрицают все приверженцы кантовской системы, – что, согласно ей, все остальные взгляды без исключения полностью субъективны по своей природе. Для этого мой трактат делится на три части.

1) Я рассматриваю и доказываю, что, согласно кантовской системе, все взгляды полностью субъективны по своей природе.

2) Я объясняю основание и природу всех взглядов и доказываю, что в их основе лежит нечто объективное.

3) Исследую, являются ли время и пространство полностью субъективными по своей природе.

I. Кантианская система приводит к полной субъективности всех взглядов.

§2 Что такое созерцание согласно кантовской системе?

Слово Anschauung, насколько мне известно, характерно только для кантовской школы. Оно предназначено для обозначения эффекта, который воздействие внешних предметов производит в душе до того, как интеллект начинает действовать, до того, как он обрабатывает и распознает эти новые образы, привносимые в нашу душу. В других школах вместо этого слова используется слово «ощущение». В системе кантовского учения представления и ощущения отличаются друг от друга, предположительно по той причине, что, согласно этой системе, в основе нашего познания должно лежать нечто, не зависящее от всякого опыта, нечто, что уже находится в душе и является априорным. С ощущениями это не так хорошо работает, потому что чистое ощущение, ощущение a priori, не может быть предположено так же, как и чистое восприятие, поскольку каждое ощущение, по самой своей природе и названию, предполагает влияние, своего рода опыт, что-то приобретенное. Поэтому ощущения нельзя разделить на чистые и эмпирические так же легко, как это можно сделать с восприятиями, смысл и значение которых в меньшей степени определяются использованием языка. На самом деле, восприятие – это не что иное, как представление об отдельном человеке или отдельной вещи. Ибо смотреть можно только на индивиды, да и то лишь до тех пор, пока они не отнесены к тому или иному виду. Если между восприятием и ощущением должно быть различие, при котором меньше внимания уделяется последствиям, ожидаемым для пользы системы; тогда, возможно, ощущение будет относиться скорее к тому, что происходит в теле, тогда как восприятие призвано указать на изменения, происходящие в душе.

Согласно кантовской системе, эти восприятия не являются познанием, так же как и образ, отраженный зеркалом. Восприятие – это простое впечатление. Душа ведет себя совершенно страдательным образом, пока не действует интеллект. Но хотя восприятие не является познанием, тем не менее восприятия лежат в его основе: без них невозможна никакая деятельность рассудка, никакое мышление, никакое познание: ведь объект, которым занимается рассудок, – это понятия. Но сами по себе они пусты, лишены смысла и значения. Чтобы получить их, необходимо дать им объект, который нельзя найти нигде, кроме как в восприятии. Поэтому всякое мышление и познание должно прямо или косвенно относиться к представлениям. Ведь мыслить – значит судить, что данное восприятие должно быть подведено под ту или иную концепцию. Теперь, согласно этой системе, существуют чистые и эмпирические взгляды. Эмпирические относятся к объекту через ощущения, а объект эмпирического восприятия называется внешним видом. Поэтому основой нашего познания являются внешние проявления.

Но давайте лучше послушаем самого мирского мудреца. Я полагаю, что нам будет легче избежать недоразумений, если мы услышим его учение его собственными словами. Он начинает свою трансцендентальную эстетику следующими словами:

«Каким бы образом и с помощью каких бы средств познание ни обращалось к объектам, единственное, с помощью чего оно непосредственно обращается к ним и к чему стремится все мышление как к средству, – это созерцание. Оно, однако, имеет место лишь постольку, поскольку объект дан нам; но это, в свою очередь, возможно лишь при условии, что он определенным образом воздействует на разум. Способность (восприимчивость) получать идеи благодаря тому, как на нас воздействуют предметы, называется чувственностью. Итак, посредством чувственности нам даются предметы, и только она снабжает нас представлениями; но посредством рассудка они мыслятся, и из них возникают понятия. Всякое мышление, однако, должно в конечном счете относиться – прямо (непосредственно) или косвенно (опосредованно) – к представлениям, а значит, для нас – к чувственности, потому что никакой объект не может быть дан нам каким-либо иным способом».

«Воздействие объекта на способность воображения, в той мере, в какой мы подвержены этому воздействию, является ощущением. То восприятие, которое относится к объекту через ощущение, называется эмпирическим. Неопределенный объект эмпирического восприятия называется внешностью». (Кр. д. р. В., 1781, с. 19)

§3. Замечания по поводу кантовского отрывка, процитированного в §2

С одной стороны, заслуживает отдельного замечания, что профессор Кант в этом и других отрывках вместо выражения душа использует выражение разум, вопреки всем обычаям языка, когда речь идет о предмете нашего познания. Вскоре после этого (стр. 21) даже внешнее ощущение называется свойством нашего разума. Это приводит к большой путанице. Ведь согласно языковому употреблению мы понимаем под умом средоточие наших желаний и склонностей. Например, я говорю о добром, хорошо настроенном уме, о мстительном и плохо настроенном уме. Это слово никогда не используется для обозначения нашей когнитивной способности. Я никак не могу понять, почему здесь так явно отказались от использования языка, как кажется, без всякой необходимости; ведь должно быть, выражение душа указывает на слишком многое постоянное и независимое, тогда как, напротив, слово разум лучше подходит для явлений, которые, в силу этой системы, не должны основываться ни на чем постоянном.

И, во-вторых, я отмечаю, что здесь прямо утверждается, что постижение возможно лишь в той мере, в какой нам дан объект: но само оно возможно лишь благодаря тому, что данный объект определенным образом воздействует на разум: чувственность представляет собой способность получать постижения посредством того, как на нас воздействуют объекты. Таким образом, согласно кантовской системе, в силу как этих, так и других положений

1) существование внешних предметов утверждается, и

2) не отрицается даже их влияние на нас.

Таким образом, вне нас существуют действенные объекты, и столь явное утверждение их существования, по-видимому, противоречит системе тотальной субъективности, которую я ей приписал. Защитники этой системы также ни в коем случае не опровергают этими и подобными пассажами тех, кто обвиняет их доктрину в упразднении существования внешних объектов вместе со всем опытом. – Кто же здесь прав?

Не будем обманываться словами; давайте исследуем значение этих слов, а также их связь с другими принципами. Мы сразу же узнаем, что с другой стороны забирается все, что было дано нам с этой стороны.

§4. Каким образом, согласно кантовской доктрине, существуют объекты вне нас?

Согласно кантовской системе, в основе всего нашего знания лежат представления. Объектом эмпирической интуиции (ибо я не хочу говорить здесь о чистых интуициях) является, согласно стр. 20, не что иное, как внешность. Только явления можно рассматривать эмпирически. Только видимость является истинной основой нашего познания. То, что не является видимостью, не может быть объектом эмпирического восприятия. Таким образом, объекты восприятия действительно и объективно присутствуют вне нас только в той мере, в какой вне нас существуют действенные явления, в той мере, в какой сами эти явления являются чем-то реальным, в той мере, в какой эти явления являются чем-то большим, чем наши представления. Кант предполагает, что явления находятся вне нас, что они оказывают на нас воздействие: но на этом дело не заканчивается. Вопрос не просто в том, находится ли что-то вне нас, а скорее в том, насколько то, что кажется вне нас, обладает собственной реальностью. Важно точно знать, насколько реальны те или иные явления. Ведь если они сами по себе не имеют объективно достоверного основания, то это так же, как если бы все наше познание не имело основания. Итак, если кантовская система не утверждает полную субъективность взглядов, то это зависит от ответа на следующие вопросы: действительно ли в основе видимости лежит нечто, что не является видимостью, что есть нечто большее, чем наше представление, что имеет независимое от него существование? существуют ли вещи, которые, сами не будучи видимостями, производят эти видимости? Как следует отвечать на эти вопросы в соответствии с другими кантовскими принципами?

§5 Согласно кантовской системе, феномены – это ФЕНОМЕНЫ – ЭТО НЕЧТО ПОЛНОСТЬЮ СУБЪЕКТИВНОЕ

Первое доказательство

Явления, к которым относятся все другие явления, без которых они вообще невозможны, от которых все другие явления предполагаются лишь модификациями, состоят в том, что они находятся вне и рядом друг с другом, что они следуют друг за другом и изменяются. Следовательно, все явления состоят в протяженности, фигуре, непроницаемости, последовательности, изменении и движении. Согласно кантовской системе, все это субъективно; у нас нет объективной уверенности в том, что вещи, которые нам кажутся, действительно разделены, что они изменяются: все это, согласно этой системе, не является объективно истинным. Это всего лишь представления нашего разума. Вот доказательства:

1) «Но само пространство, вместе с этим временем, а вместе с тем и все видимости, не есть вещи сами по себе, а лишь представления, и не могут существовать вне нашего ума, и даже внутреннее и чувственное видение нашего ума, (как предмета сознания), детерминация которого представлена последовательностью различных состояний во времени, также не есть само действительное, как оно существует само по себе, или трансцендентальный предмет, а лишь видимость, данная чувственности этого неизвестного нам существа. Существование этой внутренней видимости, как вещи, существующей самой по себе, не может быть признано, потому что ее условием является время, которое не может быть определением вещи-в-себе». (Кр. д. р. В., стр. 492)

2) «Соответственно, предметы опыта никогда не даны сами по себе, а только в опыте, и вне его не существуют. – В действительности нам не дано ничего, кроме восприятия и эмпирического перехода от него к другим подобным восприятиям. Ибо сами по себе видимости как простые идеи реальны только в восприятии, которое на самом деле есть не что иное, как реальность чисто эмпирической идеи, т. е. видимости. Называть видимость реальной вещью до восприятия означает либо то, что мы должны встретить такое восприятие в ходе опыта, либо то, что оно вообще не имеет смысла. То, что она существует сама по себе, безотносительно к нашим органам чувств и возможному опыту, можно было бы сказать, если бы речь шла о вещи-в-себе. Но мы говорим только о видимости, как, например, пространство и время, которые не являются определениями вещей-в-себе, а только нашей чувственности; следовательно, то, что в них (видимостях) есть, не есть нечто само по себе, а просто идеи, которые, если они не даны в нас (в восприятии), нигде не могут быть найдены». (Кр. д. р. В., стр. 493)

3) «Мы достаточно доказали в трансцендентальной эстетике, что все, на что мы смотрим в пространстве или времени, и, следовательно, все объекты возможного для нас опыта, есть не что иное, как видимость, то есть простые идеи, которые, как они представляются, не имеют никакого существования, основанного на них самих как протяженных существ или рядов изменений, вне нашей мысли. Эту доктринальную концепцию я называю трансцендентальным идеализмом». (Кр. д. р. В., стр. 490)

4) «Но именно поэтому пространство и время не являются чем-то, что примыкает к самим объектам, а представляют собой лишь субъективные идеи в нас. Бытие в пространстве и времени, а следовательно, и протяжение, непроницаемость, преемственность, изменение и движение – это, следовательно, не свойства, принадлежащие самим свойствам и в себе, а идеи в наших мыслях, которые лишь примыкают к природе нашей чувственности. Поэтому мы знаем вещи только такими, какими они нам кажутся, то есть знаем только те впечатления, которые они производят на нашу чувственную способность воображения. Что они собой представляют, с другой стороны, или какие представления о них имеют другие разумные существа, нам совершенно неизвестно». (Шульц, Объяснения, стр. 204)

Из этих только что процитированных отрывков неоспоримо следует, что, согласно кантовской системе, все явления – это просто идеи. Что даже сосуществование вещей, последовательность всех изменений, все возможные изменения сами по себе не представляют ничего объективного, а являются лишь представлениями нашего разума: что мы никоим образом не можем утверждать, что помимо видимости существуют вещи-в-себе, которые действительно сосуществуют, которые действительно изменяются. Даже наше собственное существование, в силу первой цитаты, является простой мыслью, не имеющей объективной реальности. – А теперь, если это все, то назовите мне хоть одно восприятие или явление, которое не было бы просто субъективным! Где же реальный объект, скрытый субъект этих явлений, который является исключительным объектом наших взглядов?