Руслан Георгиевич Илаев "Хмурый Ленинград"

А через два года я с трудом перевелся в Ленинградскую военно- морскую базу в Кронштадт, где прослужил еще двадцать лет.

За пять лет службы на Черноморском флоте трижды был участником боевых походов в пятой средиземноморской эскадре в Средиземном море, всего в общем исчислении восемнадцать месяцев. Теперь о съемном жилье. Жить на корабле можно, у тебя каюта, и никто тебя из нее не гонит, однако металл корабля гнетет, хочется домашнего уюта и периодически телевизор и женщину. Квартиры сдаются в Севастополе недорого, однако со смыслом. Если квартиру или комнату сдает молодая женщина в разводе, значит ей стало невтерпеж одиноко, и она надеется на время или навсегда сковать тебя узами дружбы, а затем и любви. Только за первые полгода я сменил девять квартир и комнат в частных домах на окраинах Севастополя. И везде одно и то же: «А Вы не женаты?», «Женщин сюда не водить!», «Я тут душ приняла!», «Не думала, что Вы так быстро вернетесь, и еще одеться не успела!» И везде расставлены сети и капканы на молодых неженатых офицеров.

И дело тут не только в жилье.

С Галей Духовой я познакомился на улице Большая Морская, она шла с подругой и обернулась раза три, пока мы с ней взглядами не встретились. Глаза у Гали были наивные и доброты полные до краев. Четыре года я с ней встречался, как говорится, души не чаял. Я служил тогда на эскадренном миноносце «Сознательный», и стояли мы на причале на Северной стенке, напротив корабельной бухты.

Дежурный по кораблю приглашает меня по громкой связи на корму, и когда я подошел, таинственным голосом сообщает, что на КПП у ворот меня ждет жена, хотя, мерзавец, отлично знает, что я не женат. Не скрою, меня охватила легкая тревога, когда я направился в сторону ворот, теряясь в догадках. На КПП стоял младший офицер с моего корабля и странно ухмылялся, видно было, что он с кем- то общается на улице, но мне- то не было видно, пока я не вошел в помещение дежурной. Через распахнутую боковую дверь рассмотрел Галю Духовую. Выйдя из контрольно- пропускного пункта, я увлек ее за собой в сторону, легонько подтолкнув за талию:

– И когда мы с тобой расписались, что ты стала зваться официально моей женой?

И тут Галя показала себя со стороны, о существовании которой я даже не представлял и не предполагал:

– Я в положении уже второй месяц, аборт делать не буду. Даю тебе две недели, потом вызываю родителей из Новороссийска. А если ты на мне не женишься, я обращусь в политический отдел и особый отдел флота и сломаю тебе дальнейшую карьеру.

Галя Духовая родом из Новороссийска, окончила музыкальную школу по классу пианино и аккордеон, и ведет уроки со школьниками в музыкальных классах при Доме офицеров. Но нелегально, после обеда, там же дает частные уроки. Частников у нее обучается шесть- семь человек. То есть, без денег Галя не бывает. Она хваткая и продуманная хохлушка. Попросила у начальника Дома офицеров отдать ей подсобную комнату, забитую всяким хламом, и преобразовала себе под жилье. Прошло много лет с разговора на КПП Северной стенки, и, если Галя не стала моей женой, значит я смог придумать такое, что все осталось в прежнем раскладе без изменений.

…Последний раз я снял комнату в Севастополе у Некрасовой Маши, она работала в РайПо, и, наверное, ей было скучно одной в четырехкомнатной квартире. Мы быстро оговорили ее условия сдачи жилья, на которые я сразу же согласился. Единственным препятствием была ее кошка. Я вообще противник содержания в квартире собак и кошек. Это негигиенично – шерсть на всех предметах быта, и вообще чувства любви к домашним животным у меня никогда не было, скорее чувство брезгливости к ним. Приходил я со службы, чаще всего, вечером и постоянно обнаруживал ее рыжую кошку у себя в комнате, почивавшую обязательно на покрывале моей кровати. Я ясно помнил: утром уходя, всегда закрывал двери на автоматическую защелку. Откуда же мне было знать, что эта кошка могла сама открывать двери, давя передней лапкой на ручку моей двери.

Я заметил это однажды, когда пришел раньше обычного. Она, открыв двери комнаты, не обращая никакого внимания на меня, спокойно улеглась на мою подушку. Этот случай игнорирования моего присутствия тотчас вывел меня из себя, страшно обозленный я стал стыдить и выгонять ее со своей постели. Но кошка была убеждена в силе своей хозяйки и своей хамской безнаказанности, поэтому не обращала на мои сердитые реплики никакого внимания. Переполненный чувством негодования и презрения к самому себе из- за невозможности как- то повлиять на поведение животного, неожиданно для себя ухватил кошку за хвост у основания его и коротким взмахом выбросил в форточку, прекрасно осознавая, что действие развивалось на девятом этаже. Бедняга от удивления даже мяукнуть не успела. А я с удовлетворенным чувством выполненного долга и с удовольствием моим принял приглашение хозяйки попить с ней чаю, что ранее ею никогда не предлагалось. И вот обольщенный ее предложением по поводу чая, вдруг начинаю понимать, что хозяйка–то моя пьяна в дугу. Это я понял по тому, как она без обиняков пригласила меня к себе в комнату. Кто же откажется от предложения молодой и только что разведенной женщины? Я согласился душой и телом.

И именно в тот момент, когда мысль должна была материализоваться, мы оба услышали страшное мяуканье ее любимицы на лестничной площадке. Когда Маша на руках занесла свою любимицу с перебитым хребтом и парализованными задними ногами, я понял, что сейчас лишусь и жилья, и хозяйки. Это же надо было так меня ненавидеть, чтобы с перебитыми ногами доползти до девятого этажа! Кошка не могла говорить, но по ее ненавидящему взгляду, с которым она, не отрываясь, смотрела на меня, хозяйка догадалась обо всем. Пришлось ночевать на корабле в каюте.

…С приемом пищи тоже возникали проблемы. Кормят на корабле четыре раза в день, это очень хорошо и высококалорийно, однако, когда вместо натуральных жиров и сливочного масла, коки на камбузе запускали маргарин или какой- ни будь другой эрзац в проекции желудка у меня появлялись рези. А это в конечном итоге мешало качественному выполнению работы. Но выход все же был найден. За полгода моей службы я познакомился более чем с десятью осетинскими семьями, постоянно проживавшими в Севастополе. Вроде как–то само собой получались эти знакомства или же меня знакомили, сейчас и не вспомню, но я всегда был сторонником общения со своими земляками и охотно встречался с ними.

Первая фамилия, с которой я познакомился в Севастополе были Колиевы, жили они в частном доме, практически рядом с набережной, где стоит памятник затонувшим кораблям. Хозяин дома Канико Колиев работал в органах МГБ и умер рано, еще в шестидесятых годах. У него было два сына и дочь, со всеми я был знаком и часто посещал их. Жива была еще их мама, звали ее Деменка, ей было далеко за восемьдесят. Что меня удивило: столько прожить среди русских и не уметь разговаривать по- русски – это надо суметь. Старшего сына Канико звали Сергей, он жил в Ленинграде вместе со своим сыном и в чине капитана первого ранга преподавал в академии Кузнецова. Младший сын Канико Валерий, он работал дерматовенерологом в гражданской поликлинике Севастополя. Самой младшей была дочь Канико Света, она работала в городском ЗАГСе. Сергей был в разводе, Валера не был женат вообще, Света была замужем за капитаном третьего ранга Жариковым- армянином.

Вторая осетинская семья, с которой я имел счастье познакомиться, была семья Цара Бабуевича Гайтова, командира плавбазы «Волга» капитана первого ранга. Жену его звали Валя, их дети, дочь Света и сын Олег, были еще несовершеннолетними.

Семья командира полка морской пехоты, дислоцирующегося в Каче (Северная сторона) полковника Гаглоева Николая Петровича проживала в Камышовой Бухте на проспекте Октябрьской Революции, его оба сына- морские офицеры – окончили Севастопольское высшее военно- морское инженерное училище «Голландия».Но лихие девяностые внесли свои жестокие коррективы. После того, как Николай Петрович уволился по выслуге лет в звании полковника, оба капитана третьего ранга Володя и Вадим Гаглоевы, приняли решение приостановить службу в военно- морском флоте и перейти на работу в народное хозяйство. В конечном итоге вся семья выехала в начале девяностых домой в Республику Северная Осетия –Алания. Супругу Николая Петровича звали Рая, она мастерски пекла осетинские пироги.

Вместе со мной в тридцатой дивизии служил флагманским врачом майор медицинской службы Славик Корнаев, он был женат и имел двух малолетних детей. На проспекте Острякова жила молодая семья Калоевых Аслана и Заремы, Аслан- инженер севастопольского морского завода, а Зарема – продавец магазина, где директором была осетинка Галина Абаева. У них было двое детей – школьников дочь- Света и сын Заур. Зарема также великолепно пекла осетинские пироги. Директором военторгов в Севастополе была Зоя Зангиева.

Молодая семья Габараевых Алексей и Залина проживала на улице Вострякова, супруг работал на гидрографических кораблях разведки, и у них была маленькая голубоглазая девочка. Последний раз я случайно встретился с ними на проспекте Мира во Владикавказе, они рассказали, что вернулись в Северную Осетию, когда дочь закончила среднюю школу в Севастополе. Но основной причиной своего отъезда считали начало территориальных претензий Украины к России. В Октябрьском районе Севастополя работал следователем Ревазов Таймураз. Помню, что у него было два малолетних сына. Много лет спустя я узнал, что он с сыновьями выехал во Францию на постоянное место жительства.

В военно- морском госпитале работали врачами- терапевтами в терапевтическом отделении, дочь героя Советского Союза Астана Кесаева Светлана Астановна и ее подруга Ирина Гуцунаева. Самого Астана Георгиевича я видел всего один раз, нас познакомил Валера Колиев в 1976 году, когда я был на практике в Севастополе. В этом же году он скончается, и его похоронят в Севастополе, по желанию его супруги и дочери. Гуцунаеву Ирину я встретил в 2003 году в поликлинике города Беслана в Северной Осетии, она работает врачом- лаборантом в поликлинике. У нее два взрослых сына. Рядом с Севастопольским военно- морским госпиталем 1472 на Корабельной стороне в частном секторе проживал мичман Валера Гацалов с семьей, он и сейчас там проживает и у него трое внуков.

Когда через двадцать пять лет службы на военно- морском флоте я вернулся домой в Пригородный район Северной Осетии и начал работать в районной больнице, я и предположить не мог, что встречу матроса с эскадренного миноносца «Сознательный» Зелима Карсанова, ныне прокурора одного из районов республики. По долгу службы мне приходилось длительное время находиться за пределами нашего государства и быть свидетелем, как, по воле случая и судьбы, многие из моих земляков –осетин заканчивали свой век на чужбине и там же в чужой земле были захоронены не по обычаям нашим.

Однажды в портовом городе Сплит Хорватии я обнаружил надпись на таблице у дверей национального музея, из которой следовало, что директором его с 1922г. по 1934г. был царский генерал Цаликов. И похоронили его на католическом кладбище, хотя по вероисповеданию он был, скорее всего, магометанин. Но хорватам это было неведомо и, наверное, глубоко безразлично, кто он был и откуда. Я лично уверен, где бы не находился осетин, сердцем он всегда среди своего народа и его последним скрытым желанием является быть захороненным рядом с представителями своей фамилии.

На боевой службе

Приказом Командующего Черноморским флотом № 0363 от 08.08.1977 года я был назначен врачом- хирургом плавучей базы подводных лодок «Виктор Котельников» 63- бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей, входящей в состав 30- дивизии противолодочных кораблей. Корабль стоял на Угольной стенке рядом с Килен бухтой, что на Корабельной стороне. Попасть на судно можно было и морем, и по суше. От Минной стенки, что рядом с Графской пристанью, рано утром до подъема флага отходил баркас до «угольной». Второй вариант – на троллейбусе на Корабельную сторону, а там – пешком до Килен бухты, что было, однако по времени гораздо длительнее. Оптимальным был первый вариант, и я им воспользовался.

На баркас я взобрался со своим чемоданом, чем привлек внимание всех попутчиков. Ответил на вопрос одного старшего офицера, но так, чтобы слышали все присутствующие, что назначен на «Виктор Котельников» врачом- хирургом. По взглядам окружающих офицеров и мичманов понял, что врачей на кораблях уважают и любят. Через пятнадцать минут подошли к причалу под названием «Угольная стенка». К пирсу кормой стояло около десятка кораблей бригады. На носу кораблей приварены красные звезды, ближе к корме- выпуклые буквы названия корабля, также приваренных к бортам с обеих сторон. Поэтому легко нашел свой конечный пункт назначения по его выпуклому названию. И еще одна характерная деталь: все боевые корабли выкрашены в серый цвет шаровой краской. Прибывшие поднимались по довольно широкому трапу на ют, где стояли вахтенный матрос с автоматом и дежурный офицер с пистолетом в морской кобуре.

Если в армии классическая кобура петлями приторочена к ремню намертво, то морская свисает до колена, свободно болтаясь на двух кожаных шнурах. Также свободно висит кортик, но уже с левой стороны. Это сделано с целью, чтобы они не цеплялись за выступающие на корабле предметы такелажа – проверено временем и утверждено. Докладываю дежурному о цели своего визита и показываю мандат на назначение в должность. Командира и старпома еще нет, придется подождать. Отхожу с чемоданом к левому борту под вертолетной площадкой, осматриваюсь. Корма «Виктора Котельникова» весьма широкая, вровень с бортами, значит качка меньше будет ощущаться в шторм …

Три пронзительных звонка по кораблю возвестили о прибытии командира корабля. По трапу поднимается капитан второго ранга. Дежурный производит доклад о происшествиях за ночь. Матросы замирают, руки по швам и лицом в сторону командира. Офицеры, вытянувшись во фронт, отдают честь и ждут окончания доклада. Командир здоровенный мужчина с усами, а- ля Радж Капур, после доклада дежурного направился к себе в каюту в сопровождении старшего помощника. А я остался стоять вместе с вахтенным матросом на трапе. Прошло еще минут пять, пока меня не спросил подошедший офицер:

– Товарищ лейтенант, это Вы назначены к нам врачом- хирургом?

– Да, товарищ капитан, вот мое предписание от Андреева, – протягиваю ему вдвое сложенный пергамент, данный мне вчера Николай Николаевичем.

Незнакомец представляется:

– Начальник медицинской службы этого корабля, а с сегодняшнего дня и Ваш непосредственный командир Владимир Леонидович Сигалевич. Ну что же, берите свой чемодан и следуйте за мной. Сразу за пристройкой спускаемся по трапу на вторую палубу, здесь располагается медицинский блок или помещения медсанчасти: кабинет начальника медицинской службы, затем амбулатория для приема пациентов и одновременно мой постоянный кабинет, изолятор на двух больных, лазарет на шесть коек и помещение для хранения дезинфицирующих средств. Третий представитель нашей медицинской семьи санинструктор Никитин Виктор. Родом из Смоленска и полностью предан Владимиру Леонидовичу и душой, и телом. Ростом невелик, но широк в плечах, глаза мутные, бесцветные. С Владимиром Леонидовичем продолжили беседу у него в каюте. Он напомнил, что мне дается три месяца для изучения корабля и допуску к самостоятельному обслуживанию своего заведования:

– Через три месяца Вы будете сдавать командиру зачет по знанию расположений помещений, предназначению механизмов и оборудования, а также по знанию своих обязанностей. А этот зачет буду принимать я сам…

Затем Владимир Леонидович продиктовал мне имена, отчества и фамилии всех офицеров их звания и должности, все сказанное им я аккуратно записывал и старался с первого раза что- то запомнить. Командиром плавбазы был капитан второго ранга Куприй Андрей Степанович. Старшим помощником – капитан третьего ранга Курочкин Николай Павлович. Заместителем по политической части числился капитан третьего ранга Плисс Владимир Андреевич. Сигалевич подсказал, что командир обязательно спросит, кто такой был Виктор Котельников, основные технические параметры и историю корабля, а также положения морского устава в части касающейся.

Но самое главное он припас на конец разговора, когда объявил мне, что через четыре месяца корабль выходит на боевую службу на восемь месяцев, и что я буду ему активно помогать в подготовке медицинской службы. Я сразу же инициативно поддержал эту идею. Затем санинструктор Никитин проводил меня в мою каюту, постельное белье и остальные принадлежности были уже аккуратно уложены на столике. Я открыл чемодан и разложил содержимое по полкам платяного шкафа, развесил на вешалках военные и гражданские костюмы. К двенадцати часам вернулся в медицинский блок, как мне приказал Сигалевич, а спустя полчаса мы поднялись в кают- компанию, где Владимир Леонидович представил меня офицерскому составу. Показал мое постоянное место за столом. Персонально представил меня старшему помощнику командира и замполиту. Все ждали командира, без него за стол никто не садился. Когда вошел командир, старший помощник громко и четко скомандовал:

– Товарищи офицеры!

Все автоматически развернулись лицом к командиру. Командир окинул взглядом всех неторопливым взглядом и затем негромко произнес:

– Товарищи офицеры, прошу к столу.

Трапеза началась и через пятнадцать минут закончилась. А спустя два часа вестовой пригласил меня в каюту командира, где я подробно ответил на все интересующие вопросы Андрея Степановича. Так началась моя корабельная жизнь.

Тем временем началась подготовка к боевой службе: корабль пополнял запасы, осуществлялась полная комплектация личным составом. В подразделениях проводились ежедневные тренировки- отрабатывалась слаженность в действиях личного состава при аварийных ситуациях и при ведении боевых действий, а также сокращение времени выполнения нормативов. Все движения и действия на корабле доводились до автоматизма, вот почему на флоте высочайшая дисциплина и взаимоподержка. Матросы три года живут в одном кубрике, естественно, что знают друг о друге практически все, и флотская дружба порой длится всю жизнь.

Что касается меня, то я добросовестно готовился к зачету по самостоятельному обслуживанию своего заведования: изучал параметры корабля, структуру боевых частей и служб, расположение подразделений, предназначение видов оружия. Вскоре я узнал, что плавбаза «Виктор Котельников» имела полное водоизмещение 7150 тонн. Длина корабля – 140 метров, ширина – 18 метров, скорость полного хода 16 узлов (30 км/час). Дальность плавания – 3000 миль (5500 км), автономность – 40 суток. Экипаж состоял из 350 человек, в том числе 28 офицеров. На второй палубе располагалось множество кают по обоим бортам. Поэтому офицеры корабля шикарно проживали по одному человеку в каюте. Но плавбаза являлась кораблем управления 5- й оперативной средиземноморской эскадры, и когда штаб тридцатой дивизии совместно с офицерами эскадры переходили на плавбазу, нам, корабельным офицерам, приходилось убираться на свои боевые посты и находиться там денно и нощно. Наш корабль предназначался также для скрытного обеспечения в Средиземном море дизельных подводных лодок торпедами и аккумуляторами. Оборудование в его мастерских позволяло обеспечить средний навигационный и аварийный ремонт корпуса, механизмов и вооружения подводных лодок.

История корабля меня особенно заинтересовала. «Виктор Котельников» и пять подводных лодок были переданы Сталиным Народной Республике Албания еще в 1952 году, а в бухте Паши- Леман залива Влёра был оборудован пункт постоянного базирования наших подводных лодок и надводных кораблей. Гениальность Сталина выразилась в данном случае в его дальновидности. 6- ой оперативный флот США после войны быстро обустроился в Средиземном море на военно- морских базах Италии и Испании. И как только Турция и Греция вступила в НАТО в 1952 году, Сталин стал искать пункты базирования нашего флота на Средиземном море. Продажный хорват Иосип Броз Тито отказался предоставить СССР пункты базирования на территории Югославии.

Оставалась маленькая Албания с великим вождем Энвером Ходжа. Он- то и предоставил свои пункты базирования нашему военно- морскому флоту. Все бы хорошо, но в 1953 году умер Сталин, а к власти в СССР пришли недобитые троцкисты во главе со своим лидером Никитой Хрущевым. Этот иуда с когда- то «верными сталинистами» типа Маленкова, Булганина, Микояна, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Сабурова весьма решительно и жестоко расправились со своими бывшими соратниками, многих физически уничтожив. Затем на двадцатом съезде обгадили имя великого Сталина в присутствии лидеров вновь образованных стран Социалистического лагеря.

В Венгрии, бывшей союзнице гитлеровской Германии, в том же году разрушили все памятники Сталину и погибшим воинам Советской Армии. Мир пошатнулся от предательства «последователей». Оставшиеся верными сталинскому учению Китай, Северная Корея, Албания и Румыния практически прекратили любое сотрудничество с СССР. Пункты базирования эти бывшие наши союзники отказались предоставлять. Отношения окончательно испортились после выноса тела Сталина из мавзолея и сноса тысяч памятников Сталину в городах и селах Советского Союза. Албания вернула все надводные корабли и подводные лодки Хрущеву и попросила покинуть все пункты базирования. А наши бывшие уже пункты базирования на ее территории были переданы военно- морскому флоту Китайской Народной Республики. Ущерб, нанесенный Хрущевым нашей стране, невозможно оценить. Развал государства и реставрация капитализма, о которых предупреждал Сталин, практически был осуществлен «врагами народа» – последователями Никиты Сергеевича Хрущева- Михаилом Горбачевым, Андреем Козыревым, Эдуардом Шеварднадзе, они, как истинные предатели- инсургенты стали соответственно гражданами Германии, США и Грузии. А после «Хрущевской оттепели» наш военно- морской флот только в 1967 году (через 15 лет) приобрел, наконец, свою первую морскую базу в Тартусе Сирийской Народной Республики. Все это я переоценил гораздо позднее, а тогда в 1977 году, занимался сбором информации и простой констатацией фактов.

Итак, шестого ноября мы вышли из Севастопольской бухты и направились в сторону Босфорского пролива. Владимир Леонидович объяснил, что как только корабль вышел из Севастопольской бухты и прошел боновые заграждения, то есть вышел за пределы Севастопольской базы, экипажу корабля начинают начислять валюту. Начисляемая валюта плюсуется к нашей месячной зарплате, а там еще разные надбавки идут, например, за допуск к оружию и секретность. За восемь месяцев боевой службы набегает весьма приличная сумма. А это уже что- то!

Через двое суток мы подошли ко входу в Босфор, я надеялся, что, пролив будем проходить в дневное время. Спросил об этом у Сигалевича. Ответ его меня успокоил, оказывается, все военные корабли проходят Босфорский пролив только в дневное время. По кораблю прозвучала команда: «Задраить все люки, двери и иллюминаторы. Офицерам корабля собраться в кают- компании». Особого значения этой команде я не предал, но как оказалось зря, ибо, в ней был глубокий зловещий смысл. В кают- компании старший помощник приказал всем офицерам получить личное оружие – пистолеты Макарова, без кобуры. Я был несколько в недоумении командой старшего помощника, но лишних вопросов задавать на флоте не принято. Надо без кобуры – значит надо. Все определилось с появлением Гены Гончаренко – особиста корабля. Капитан- лейтенант Гончаренко довел до нашего сведения порядок расположения офицерского состава по обоим бортам корабля, расчет шел от кормы к носу. Затем Гончаренко провел короткий инструктаж присутствующим офицерам:

– Пролив Босфор разделяет Стамбул на европейскую и азиатскую части, соединяя Черное море с Мраморным, это самый узкий пролив между континентами, растянутый в длину до 30 километров. Расстояние между берегами в самом узком месте составляет 700 метров, в самом широком месте – 3500 метров. Всем офицерам стоять на расстоянии двух шагов от леерного ограждения и семи шагов друг от друга. Боковым зрением охватывать соседа справа и слева. В случае, если на верхней палубе появится офицер, мичман или матрос немедленно его блокировать (сбить с ног) и обездвижить, громко оповестив меня голосом. Все остальные стоят на местах, ибо возможно, что это отвлекающий маневр для совершения побега лица или группы лиц. Если изменник родины или изменники бегут в сторону борта для совершения прыжка в воду, стрелять на поражение, хоть всю обойму. Если они все же спрыгнули за борт, стрелять всю обойму в голову, шею и туловище на поражение. Предатель уйти не должен. Сейчас, когда мы начнем движение, за кораблем пристроится американский быстроходный глиссер – катамаран. Он будет стараться прикрыть корпусом спрыгнувшего за борт. По катамарану стрелять нельзя! У кого есть вопросы? Да, еще вот что, рука с пистолетом засунута за пазуху в левый борт шинели, руку все тридцать километров держать на пистолете, вытаскивать руку запрещено, все ясно?! У меня все. Товарищи офицеры, пожалуйста, по местам.

Слева от меня старший лейтенант Канцыреев, справа – старший лейтенант Аксанич. Лица у всех серьезные и несколько ошалелые, ведь не каждый день получаешь такие партийные приказы. Время было такое, и стреляли будьте здоровы, если возникла бы необходимость. Однако на этот раз «измена Родине» обошла нас, и мы благополучно прошли всю дистанцию без приключений. Зато я смог спокойно и внимательно рассмотреть восьмое чудо света со всех сторон- мост через Босфор. Этот великолепный Босфорский мост построили немецкие и английские инженеры, архитекторы и строители в 1973 году. Протяженность конструкции составляет 1560 метров. Когда мы проходили под ним, чувствовалась масштабная мощь этого сооружения. Сейчас, через тридцать лет, я с улыбкой вспоминаю, как восхищался этой махиной и гением немецкой науки. Через пятнадцать лет через Босфор был построен второй мост на севере Стамбула имени султана Мехмеда Фатиха. Того самого, который завоевал Константинополь. Протяженность его простирается на 1510 метров, а строили его уже японцы. Однако в 2016 году был построен третий, самый большой из троицы – мост имени султана Селима Грозного, длинной 2164 метра и шириной 59 метров. И чтобы окончательно закрыть тему о Босфоре, хочу доложить, что под проливом турки проложили два тоннеля. Тоннель Мармарай, железнодорожный, проходит на глубине 60 метров как под землей, так и под водой. Строили его тоже японцы. Второй тоннель, автодорожный, был открыт в 2016 году и называется Евразия… Вот и считай турков тупыми кретинами, пять строек века!

Однако вернемся в 1977 год. Прошли Мраморное море и пролив Дарданеллы, и вот мы в Средиземном море. Сколько же воды на земле! Поверхность земли на семьдесят процентов занята водой. Средиземное море красивейшее из морей и, несомненно, самое чистое и прозрачное. Мы бросали монеты за борт и не меньше трех минут наблюдали, как они опускаются на дно прозрачного моря. Но эта лирика.

Боевая служба 5- ой оперативной эскадры была осложнена полным отсутствием в Средиземном море советских военно- морских баз для защиты от штормов, пополнения запасов провизии и воды, отдыха экипажей или проведения межпоходового ремонта. Эскадра располагала лишь ограниченным числом пунктов базирования, к числу которых относились Александрия, Порт- Саид (Египет), Бизерта (Тунис), Триполи, Джуфра (Ливия), Тартус (Сирия). По этой причине корабли эскадры оставались на якорях и бочках, установленных на отмелях в определенных местах –«точках», предоставленных по милости руководства этих арабских стран. Штаб командующего эскадрой находился у берегов Туниса в «точке 3» Хаммамет, куда скрытно заходили приходившие с Северного флота атомные подводные лодки. В заливе Мерса- Матрух на границе Ливии и Египта находилась «точка 52», где собирались надводные корабли Северного, Балтийского и Черноморского флотов. В «точке 10», расположенной у греческого острова Лемнос, отстаивались советские разведывательные корабли. «Точка 70» располагалась у берегов Франции и Италии.

После поражения Египта, Иордании и Сирии, нанесенного им Израилем в 1967 и 1973 годах, нас «попросили» с территорий Египта, Туниса и Ливии. Единственный руководитель, кто разрешил СССР построить в пункте базирования Тартус военно- морскую базу, был Хафез Асад, президент Сирийской Арабской Республики. Сын Хафеза Асада Башир Асад впоследствии разрешил строительство авиабазы Хмеймим, но более у нас нет ни одной базы в этом регионе. Как правило, в составе оперативной эскадры насчитывалось до 30 надводных боевых кораблей,4- 5 атомных подводных лодок и до 10 дизельных подводных лодок,1- 2 плавмастерские, 3- 4 морских танкера, корабли минно- тральной группы и около 30 кораблей вспомогательного назначения.

А что имел в Средиземном море наш потенциальный противник, представленный 6-ым оперативным флотом США: 2 авианосца, 1 десантный вертолётоносный корабль, 2 ракетных крейсера,18- 20 кораблей охранения, до 6 атомных подводных лодок и корабли обеспечения.

По прибытию в «точку 52» мы ощутили «внимание и заботу» кораблей блока НАТО. Ежедневно вокруг соединения наших кораблей, построенных в боевой ордер, сновали французские, испанские, израильские, итальянские корабли и катера. Они постоянно что- то высматривали и вынюхивали, но, когда они подходили чересчур близко, наши эсминцы отгоняли их, словно отмахиваясь от назойливых мух. На наш корабль управления перебралась часть офицеров штаба оперативной эскадры. Пришлось потесниться, то есть отдать свою каюту вышестоящим начальникам. К нам на корабль перешел флагманский врач 5- ой оперативной эскадры полковник медицинской службы Анатолий Самуилович Марков, его сопровождал заместитель полковник медицинской службы Виктор Маркович Свительский. Они часто устраивали мне различного вида зачеты, обучали меня правильному ведению документации по получению и списанию расходных материалов, операционных наборов и наркотиков; осуществлению контроля за приготовлением пищи на камбузе; соблюдению коками норм меню- закладки продуктов в котлы; соблюдению коками и рабочими по камбузу чистоты на камбузе и в содержании своей формы одежды; способам приготовления осветленных дезинфицирующих растворов. Короче, они меня достали, но потом, много позже, до меня дошло, что полковники натаскивали меня по теории и практике медицинского обеспечения корабельного звена.

Из наших корабельных офицеров ближе всех я сошелся с командиром группы электромеханической боевой части старшим лейтенантом Сашей Канцыреевым и командиром группы ракетно- артиллерийской боевой части Славой Аксаничем, и еще с нами проводил время капитан- лейтенант Николай Руденко – штурман корабля. Разница в возрасте, между нами, не превышала пяти лет, и мы прекрасно ладили друг с другом. Обычно офицеры на кораблях дружат не по смежным специальностям или каким- либо другим интересам, а именно по возрастным. На корабле приходится месяцами общаться друг с другом, конфликтовать не принято, вот и подыскиваешь себе друзей одного возраста для вечерних посиделок. Теперь – о форме одежды на корабле. Выходили из Севастополя в ноябре одетыми в шинели, на голове – пилотки черные. Но когда пришли в Средиземное море – жара тридцать градусов, нас сразу переодели в форму одежды «тропическая»: синяя безрукавка, синие брюки и синее кепи с длинным выдающимся козырьком. У личного состава аналогичная форма, но вместо брюк – шорты. Офицерам шорты носить не разрешалось. На ногах – черные тапочки на толстой подошве с выбитыми дырками на тыльной стороне.

Как–то раз один из штабных адмиралов решил искупаться за бортом. Для него повесили штормтрап, чтобы он опускался и взбирался по нему. Мы наблюдали за ним с борта – мокрые и потные от зноя, идущего из пустыни Сахары, а этот адмирал плавал на наших глазах, да еще с кубинской сигарой в зубах. Мы молча стояли и завидовали. Он это заметил, и, вызвав дежурного по кораблю, через него передал командиру корабля свое разрешение – плавать шести офицерам и мичманам вместе с ним. Мне повезло, я в эту шестерку попал. Мгновенно скинув свое синее облачение, я махнул с борта в воду, но нырнул так, чтобы не обрызгать адмирала, он ведь продолжал курить сигару. Тридцать минут мы резвились в соленной воде Средиземного моря. Чтобы размять мышцы, я начал плавать дистанционно, как в бассейне – двадцать пять метров туда и обратно, постепенно наращивая скорость. Адмирал к тому времени поднялся на борт по штормтрапу. И когда я в очередной раз отплыл от корабля, мой слух вдруг уловил тревожный крик с корабля: «Акула!». Я находился в тот момент на большем удалении, чем кто- либо из плавающих. Все ринулись к штормтрапу, активно загребая руками и ногами, ибо страх перед этим хищником очень велик. Мы ведь часто рассматривали их с борта корабля, отмечая, что некоторые экземпляры достигали от трех до четырех метров в длину, а весом могли быть и до трехсот килограмм. Мне повезло меньше, чем остальным, ибо я находился дальше всех от спасительного борта. Но произошло чудо- «и пошел я по воде, аки по суху», но не пошел, а скорее побежал- поплыл. Пришел в себя я только на борту корабля. Под ногтями у меня были чужие волосы, содранные остатки кожи. Не знаю, как, но на корабль по штормтрапу я взобрался первым, не обращая внимание на законы Ньютона о сопротивлении тел, гравитацию и жалобные крики офицеров и мичманов. Вдруг ясно слышу, смеющийся голос этого корабельного офицера:

– Ребята, я ведь пошутил…

До сих пор не пойму, мощный выброс адреналина или обостренный инстинкт самосохранения повлияли на мое следующее действие. Пальцы правой руки намертво сдавили его шею, пальцы левой руки сделали то же самое с его правым бедром. Не знаю, откуда взялись силы, но подняв его тело над головой, через мгновение выбросил его за борт… Этот случай на корабле никем более не обсуждался, его просто приказали забыть. По – разному проходили наши будни.

Каждый вечер, с двадцати до двадцати двух часов, заместителем по политической части капитаном третьего ранга Плисс Владимиром Андреевичем проводилась спевка. Два часа, стоя на юте, мы пели песни морского содержания: «Экипаж одна семья», «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», «Севастополь легендарный», «Последний моряк Севастополь покинул» и.т.д.. Присутствие офицеров обязательно, мало того петь должны все присутствующие. Наличие офицеров на юте и обязательное пение проверялось лично Владимиром Андреевичем. Бывало, пересчитает офицеров, затем станет рядом и слушает, ведь многие слов не знали или надрываться не хотели. Стоит Плисс рядом, в рот офицеру заглядывает и слушает действительно он поет или только рот открывает. А вокруг стояли корабли НАТО и, наверное, их экипажи предполагали, что это вечерняя молитва коммунистов.

От скуки я вдруг начал писать стихи и у меня вроде стало неплохо получаться. Женщин на корабле нет, поэтому слушателями моих первых произведений стали вначале матросы, а затем и корабельные офицеры. Это я к чему говорю, стихи- то у меня были нецензурные, но уж больно всем корабельным нравились. Так в народ ушли мои «Морская баллада», «Скука», «Служил Гаврила в РТСе» и другие стихотворные произведения. Мне много раз предлагали опубликовать их, но я категорически отказывался и отказываюсь. Я был абсолютно уверен, что в Северной Осетии их явно не одобрят, уж больно они морские –матерные. Что касается прозы, то моим первым рассказом, как раз был «Один день из флотской жизни», который я написал на «Викторе Котельникове» в период пребывания на боевой службе.

Как- то утром я застал в медсанчасти Маркова и Свительского, они в два голоса воспитывали моего начальника. Владимир Леонидович вяло от них отбивался. Сделав поворот через левое плечо, я хотел было уже тактично смыться подальше от греха и гнева начальников, как прозвучала команда Анатолия Самуиловича:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70377778&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.