Роберт Чамберс "Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо"

– Тысяча восемьсот девяносто шестой, – ответил мэр.

– Вот именно! А вы, точно два деревенских олуха, боитесь какой-то бабочки!

– Не просто какой-то бабочки, – заметил Фортен. – Это же Вестник Смерти! Если он влетит в окно, жди беды.

– Одному Богу известно, почему Он пометил одно из Своих созданий желтой мертвой головой на спине, – произнес Ле Бьян, возведя очи горе, – но полагаю, это было предупреждение, и считаю неправильным от него отмахиваться.

– Послушайте, Ле Бьян, – сказал я, – допустим, если дать волю воображению, то на грудной клетке некоторых крупных бражников можно разглядеть череп. Но и что с того?

– А то, что его лучше не трогать, – сказал мэр, покачивая головой.

– Если взять его в руки, он пищит, – добавил Макс Фортен.

– Некоторые животные все время пищат, – заметил я, пристально глядя на Ле Бьяна. – А кое-кто и визжит.

– Свиньи, – подхватил мэр.

– Ага, и ослы, – добавил я. – Послушайте, Ле Бьян, вы хотите сказать, что и правда видели вчера, будто этот череп выкатился наверх из ямы?

Мэр поджал губы и молча взялся за молоток.

– Не упрямьтесь, – сказал я, – я задал вам вопрос.

– А я отказываюсь отвечать, – огрызнулся Ле Бьян. – Фортен видел то же, что и я, пусть он рассказывает.

Я испытующе посмотрел на маленького химика.

– Я не стану утверждать, что видел, как он подымается из ямы сам по себе, – сказал Фортен, не скрывая дрожи, – но… но тогда как он оказался снова на краю?

– Да это вообще был не он! Просто какой-то желтый булыжник, который вы приняли за череп, – ответил я. – У вас сдали нервы, Макс.

– Очень уж… э-э-э… необычный булыжник, месье Даррел, – сказал Фортен.

– Я стал жертвой той же галлюцинации, – продолжал я, – и с сожалением должен признать, что дал себе труд столкнуть в яму два безобидных булыжника, каждый раз воображая, будто я сбрасываю череп.

– Это и был череп, – заметил Ле Бьян, угрюмо пожав плечами.

– Это говорит лишь о том, – продолжал я, не обращая внимания на мэра, – как легко принять цепочку совпадений за сверхъестественное вмешательство. Вот, например, вчера вечером моей жене показалось, будто в окно ее спальни заглянул какой-то священник в маске…

Фортен и Ле Бьян разом вскочили, бросив молотки и гвозди.

– ЧТО? Что вы сказали? – воскликнул мэр.

Я повторил. Макс Фортен побледнел, как мел.

– Боже мой, – пробормотал Ле Бьян, – Черный Монах в Сен-Жильда!

– Р-р-аз… разве вы не слыхали старое пророчество? – заикаясь, выдавил Фортен. – Фруассар цитирует его из «Хроники» Жака Сорга: «Когда Черный Монах восстанет из мертвых, люди из Сен-Жильда будут кричать в постелях. Когда Черный Монах восстанет из могилы, да помилует Бог Сен-Жильда!».

Я рассердился не на шутку:

– Аристид Ле Бьян! И вы, Макс Фортен! Хватит с меня этого вздора! Какой-то придурок из Банналека побывал в Сен-Жильда, чтобы подшутить над такими старыми дураками, как вы. Если вам не о чем поговорить, кроме детских сказок, я подожду, пока вы придете в себя. Доброго утра.

И я вышел вон, не желая признаться себе, что все это тревожит меня больше, чем хотелось бы.

День выдался туманным и пасмурным. Тяжелые, налитые влагой тучи висели на востоке. Я слышал, как прибой гремит о скалы, а высоко в небе кричат серые чайки. Прилив наползал на речные пески, подымаясь все выше и выше, пляж уже затопило, в воде колыхались водоросли и мелькали серебристые песчанки.

То и дело над рекой пролетали кроншнепы, по двое и по трое, – все они стремились прочь от моря. Робкие крачки скользили над краем пустоши в поисках какого-нибудь тихого, уединенного озерца, где можно было бы переждать надвигающуюся бурю. Другие птицы сбивались стаями на полях, оглашая округу беспокойным щебетом.

Дойдя до скал, я сел и оперся подбородком на стиснутые руки. Остров Груа уже скрылся за гигантской завесой дождя, которая неслась через океан за много миль отсюда. На востоке, за белым семафором на холмах, сгрудились над горизонтом черные тучи. Вскоре прогремел гром – и гребень грозы озарился первыми нитями молний, все еще тонкими и далекими. Под обрывом у моих ног ярился прибой, над ним метались дрожащие крачки.

Я посмотрел на восток. Дождь шел над Груа и Сен-Барбом, да уже и над семафором. Высоко в штормовом вихре пронеслось несколько чаек; туча поближе волочила за собой пелену дождя; небо полыхало молниями; грохотал гром.

Когда я поднялся, собираясь идти, на тыльную сторону моей руки упала холодная капля, затем еще одна, и еще – на лицо. Я бросил последний взгляд на море, где волны разбивались на странные белые фигуры, казалось, тянувшие ко мне руки, чтобы схватить. Затем что-то шевельнулось на скале… что-то черное, как сама скала, за которую оно держалось, – мерзкий баклан, запрокинувший к небу свою безобразную голову.

Я медленно побрел домой через мрачную пустошь, где стебли дрока мерцали тусклой металлической зеленью, а вереск, уже не фиолетовый и не пурпурный, поник мокрыми, бурыми стеблями среди серых камней. Влажный торф скрипел под моими тяжелыми сапогами, терновник царапал колени и локти. И все было залито странным светом, бледным и призрачным, а долетавшие с моря брызги секли мне лицо, пока оно не онемело от холода.

Широкими полотнищами, шеренга за шеренгой, волна за волной дождь захлестывал бескрайние болота, хотя ветра, который гнал бы его с такой скоростью, я не чувствовал.

Когда я вошел в сад, Лис стояла в дверях и махала мне, чтобы я поторопился. Только теперь я осознал, что промок до нитки.

– Как тебе вообще взбрело в голову гулять, когда собралась такая гроза? – спросила она. – Да с тебя ручьями течет! Живо иди в дом и переоденься! Я положила тебе на кровать теплое белье.

Я поцеловал жену, поднялся на второй этаж и переоделся в сухое.

Спустившись в столовую, я увидел, что в камине пылает плавник, а Лис сидит в кресле за вышивкой.

– Катрин говорит, что рыбаки из Лорьяна вышли в море. Как ты думаешь, милый, с ними ничего не случится? – спросила Лис, подняв на меня свои голубые глаза.

– Ветра нет, а значит, и шторма не будет, – сказал я, глядя в окно.

Далеко за болотами проступали сквозь туман черные скалы.

– Ну и ливень! – ужаснулась Лис. – Иди к огню, Дик.

Я уселся на меховой ковер перед камином, сунул руки в карманы и положил голову на колени Лис.

– Расскажи мне сказку, – попросил я. – Я чувствую себя так, будто мне лет десять.

Лис поднесла палец к алым губам. Мне всегда нравилось, как она это делает.

– А ты будешь сидеть тихо-тихо? – спросила она.

– Тихо, как смерть, – пообещал я.

«Смерть», – отозвался эхом чуть слышный голос.

– Это ты сейчас сказала, Лис? – Я обернулся, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Нет! Я думала, это ты, Дик!

– Кто же сказал «смерть»? – спросил я в испуге.

– Смерть, – прошелестел тот же голос.

Я вскочил и огляделся. Лис тоже поднялась, уронив на пол иглы и вышивку, и тяжело оперлась мне на руку. Казалось, она вот-вот лишится чувств. Я подвел ее к окну и приоткрыл его, чтобы дать ей воздуха. Но в то же мгновение цепная молния расколола небеса, громыхнул гром, и в комнату ворвался дождь, увлекая за собой что-то живое и трепещущее. Оно издавало странные звуки: то ли скрип, то ли писк и билось о ковер мягкими влажными крыльями.

Мы вместе склонились над ним – Лис крепко держалась за мою руку – и увидели, что это бабочка «мертвая голова», насквозь промокшая.

Хмурый день медленно клонился к вечеру, пока мы сидели у камина, взявшись за руки, и говорили о печали, смерти и тайне. Ибо Лис верила, что есть на земле такие тайны, которые невозможно понять, и они должны оставаться безымянными во веки веков, пока Бог не свернет свиток жизни и всему не придет конец. Мы говорили о надежде и страхе, о вере и тайне святых, о начале и конце, о смертной тени греха, о знамениях и о любви. Бражник так и лежал на полу, трепеща своими мрачными крыльями в тепле камина, и на его спине отчетливо проступал зловещий рисунок – череп и скрещенные кости.

– Даже если это и впрямь Вестник Смерти, – промолвил я, – чего нам бояться, Лис?

– Те, кто любит Бога, должны приветствовать смерть, – пробормотала Лис и поднесла к губам свой нательный крестик.

– Бабочка может погибнуть, если я выпущу ее в бурю, – немного помолчав, сказал я.

– Пусть остается, – вздохнула Лис.

Поздно вечером, когда она уже уснула, я еще какое-то время сидел у ее кровати и читал «Хронику» Жака Сорга. Свечу я прикрыл колпачком, но Лис стала ворочаться во сне, и в конце концов я спустился с книгой в столовую, где в прогоревшем очаге шуршал белый пепел.

Бабочка по-прежнему лежала на ковре перед камином. Сначала я подумал, что она мертва, но, приглядевшись, увидел в ее янтарных глазах проблески огня. Тень ее, падавшая на пол в свете мерцающей свечи, была снежно-белой.

Я продолжал листать страницы «Хроники», влажные и липкие, синие и золотые инициалы оставляли у меня на руках хлопья позолоты и лазури.

«Это вовсе не бумага – это тонкий пергамент», – сказал я себе.

Я поднес выцветшую страницу к пламени свечи и стал читать, усердно переводя в уме: «Я, Жак Сорг, видел всё это своими глазами. Я видел, как в часовне Святого-Гильдаса-на-Скалах служили черную мессу. Содеял же это настоятель Сорг, мой родич по крови, за каковой смертный грех сей отступник был схвачен благороднейшим маркизом Плугастеля и осужден на казнь, дабы жгли его раскаленным железом, доколе истерзанная душа его не покинет тело и не отлетит к своему господину – диаволу. Но когда Черный Монах лежал в склепе Плугастеля, его господин, Сатана, пришел в ночи, освободил его и перенес через сушу и море к Махмуду – он же Солдан или Саладин. Я же, Жак Сорг, путешествуя после по морю, своими глазами видел этого родича моего, Черного Монаха из Сен-Жильда, летящего по воздуху на огромном черном крыле, и было то крыло Сатаны, его господина. И видели его еще двое матросов с того корабля».

Я перевернул страницу. Крылья бабочки на полу затрепетали. Я читал все дальше и дальше, хотя глаза мои уже слезились в дрожащем свете свечи. Я читал о битвах и святых, я узнал, как великий Солдан заключил договор с Сатаной, а затем добрался и до сьера де Тревека и прочитал, как он схватил Черного Монаха посреди шатров Саладина, и вывел его в поле, и отрубил ему голову, сперва заклеймив лоб. «И прежде чем он принял муку, – говорилось в “Хронике”, – он проклял сьера де Тревека и весь его род, и сказал он, что непременно вернется в Сен-Жильда. За то насилие, которое ты чинишь надо мной, я и над тобою учиню насилие. За то зло, которое я терплю от твоих рук, я сотворю зло над тобой и твоими потомками. Горе твоим детям, сьер де Тревек!». Тут раздался шум сильных крыльев, и моя свеча вспыхнула, как от внезапного сквозняка. Жужжание наполнило комнату, огромный бражник метался туда-сюда, бился о потолок и стены. Я отбросил книгу и вскочил. Теперь мотылек трепетал на подоконнике, я накрыл его рукой, но проклятая тварь и правда пискнула под моей ладонью, и я отпрянул. Внезапно он устремился к пламени свечи, свет снова вспыхнул и погас, и в тот же миг в темноте за окном шевельнулась тень. Я поднял глаза. Лицо в маске таращилось на меня из-за стекла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70373545&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Банналек – город в регионе Бретань, на северо-западе Франции. – Здесь и далее прим. пер.

2

Долгое время бретонский язык оставался исключительно устным. Литературный бретонский был разработан искусственно лишь в XIX веке.

3

Сен-Жильда – город в регионе Бретань, на северо-западе Франции.

4

Имя, под которым во французские легенды вошла Жанна Фландрская (ок. 1295–1374), герцогиня Бретани, возглавившая оборону города Энбон во время войны за Бретонское наследство.

5

Персонаж вымышленного сборника народных легенд, который фигурирует в другом (одноименном) рассказе Чамберса.