С подошел ближе, прижался к ней со спины и захватил обеими руками ее груди. Директор выгнулась мне навстречу своими ягодицами, но… Член не хотел пробуждаться.
– Это Мэри? – спросила Директор, сильнее вдавливаясь в меня ягодицами.
– Да, Мэри. Если честно, то с тобой я даже забыл, что она осталась в душе. Увлекся, так сказать.
– Увлекся? Это хорошо. Я чего же сейчас перестал увлекаться?
– Ты же должна понимать, что без завтрака и не выспавшийся я только что почти без перерыва и отдыха удовлетворил двух женщин. Мне нужен завтрак и небольшой отдых. А еще лучше отдельный день или ночь для приятной встречи.
Директор повернулась ко мне лицом и обеими руками обняла меня за шею. Поцелуй по душем как-то меня не вдохновил. Но я тоже обнял ее за талию. Мы постояли так некоторое время и пошли собираться.
– Это тебе моя визитка. Звони заранее, как соберешься встретиться. Скажешь, что ты… – она вопросительно посмотрела на меня.
– Гусар, – ответил я.
– Хорошо, Гусар. Звони. Договоримся о времени встречи и месте, – и пошла к дверям.
В дверях она столкнулась с двумя чешками, которые пришли отвести подругу на завтрак…
– Да!.. Тебе еще работать и работать, – улыбнулась Директор, мельком глянув на входящих, и пошла по коридору.
Книжный червь
– Привет, Гусар, – Надя подняла голову от книги на меня. – Проходи, садись. Я сейчас дочитаю главу, и присоединюсь к тебе.
Положение Нади напомнило мне картину "Книжный червь", 1906 года художника Феннер Герман Бехмер (Hermann Fenner-Behmer). Как скопировала это положение и ситуацию у известного художника. Только я могу заверить, что ни о картине, ни об этом художнике она никогда не слышала.
Такая же голенькая она лежала на животе на расстеленной постели и читала учебник.
Я поставил цветы в вазу, предварительно налив в нее воды. Поставил чайник на кухне и, дождавшись его кипения, заварил чай. Надя органически не переносила кофе, – даже запах, – потому моего любимого напитка в этом доме не было. И сел пить чай у стола около ее кровати.
– Господи, как же меня задолбал этот предмет, – наконец-то потянулась всем телом Надя и уткнулась лицом в подушку. Потом приподняла голову и перелистала несколько еще страниц. – Ты представляешь, мне надо выучить еще несколько глав.
Я поставил чашку на стол и пересел на край кровати. Погладил ее между лопаток, – она замурлыкала и накрыла голову открытой книгой. Потом мягко помассировал ее ягодицы.
– Хватит меня мучить, – простонала она из-под книги.
Я быстро разделся, покидав вещи на стул и уселся верхом на ее бедра. Надя не любила ложиться лицом к партнеру, потому я не стал ее поворачивать к себе. Просто еще активнее стал гладить по спине, лопаткам, ягодицам. Дамочка интенсивно задышала…
Обнаженный стоящий член распирало чуть ли не до боли. Я прижал головку к ее половым губам и обнаружил, что они мокрые. Да, она всегда так быстро заводится. Направляя член двумя пальцами, я стал погружать его в партнершу. Когда головка погрузилась полностью, Надя как-то так вздрогнула и еще больше расслабилась.
Все ее тело лежало абсолютно без движения, ни одна мышца не была напряжена, – только грудная клетка поднималась от дыхания в частом ритме.
Больше я терпеть не мог, потому буквально вбуравился в нее на всю глубину. Надя обхватила подушку и, втиснув лицо в эту подушку, тоненько застонала. Головка не достигла дна влагалища, потому я еще и еще стал продираться сильными напористыми движениями. Дна я так и не достиг. Но женщина стала стонать почти непрерывно, заглушая эти звуки подушкой.
Продолжая лежать так же «киселем» на постели, не делая никаких движений, не двигая ни руками, ни ногами или тазов, она стонала и стонала нарастающим звуком под моим напором. В тот момент, когда я начал кончать, Надя уже не стонала. А просто рычала в подушку.
– Мне всегда так приятно, когда ты после соития сидишь на мне, – произнесла она уже не в подушку спустя несколько минут покоя. – И не менее приятно чувствовать, как остывает от напряжения член внутри меня.
Я сидел молча в прежней позе и медленно утихомиривал дыхание. Мне тоже было хорошо после этой непродолжительной скачки. Утро началось хорошо. Заскочил к даме по дороге по своим делам… Правда, пришлось выйти пораньше. За то, я знал, что это посещение не продлится ни непредсказуемо длительными ласками, ни длительным расставание. Что называется «сунул-вынул-побежал».
– Так, всё! Харе! Мне надо готовиться к экзаменам. Выходные и так слишком короткие. Слезай, – и Надя, спихнув меня на кровать, пошлепала босиком в душ.
Я не стал противиться таким действиям и последовал тоже в душ. Там мы оба быстренько ополоснулись. И я начал собираться, а Надя опять пристроилась на кровати в прежней позе с книжкой, словно ничего и не было.
– Дверь не забудь захлопнуть, – лениво сказала она мне в спину.
Распределение
Она заходила и выходила, заходила-выходила, заходила и выходила… Я думал, что меня стошнит от ее мельканий. Второй секретарь ректора по имени Ариадна. Обычно ее не гоняли так плотно, но вот теперь эта Ариадна просто протерла мои глаза до дыр свои мельканием туда-сюда, туда-сюда. Она же своим певучим голосом приглашала выпускающихся студентов в кабинет с заседающей комиссией… Словно глашатай вызывал на судебное заседание перед назначением награды или каторги. А для кого-то и плахи, – кому как это видится.
Заседала комиссия по распределению, и, как мне сказали, в комнату, где они заседали, документы вносились по каким-то там порядку и очереди. Чтобы не перепутать. Чтобы не отправить не того не туда, куда надо было или наоборот не надо. Кого в райцентр, кого в столицу или областной центр, а кто-то в деревню или за границу.
Собственно, до моего распределения еще пара лет осталась, но вот что-то мне подсказывало (и знающие люди присоветовали), что с этой Ариадной надо подружиться заранее. Да так глубоко подружиться, чтобы она согласилась поехать со мной в столицу. По окончании мной вуза.
А сегодня я стоял в коридоре с потными от нервозности товарищами и подругами со старшего курса. Кто-то нервно хихикал, кто-то бледнел или краснел при каждом появлении Ариадны. Кто-то… Все типы проявлений сильного нервного напряжения были в этой толпе.
– Подскажите мне пожалуйста, Ариадна, – подошел я к ней по пути к кабинету ректора. – Есть здесь где-то на этаже какая-то комната или кабинет, где можно было бы избавиться хоть на короткое время от этой толпы?
Ариадна удивленно коротко взглянула на меня.
– А ты кто? Распределен уже? Что-то я тебя в комиссии не видела.
– Не, Ариадна, мне предстоит распределение только через два года. Друзья распределяются сегодня, – ответил я, не отставая от быстро идущей дамочки.
– Ясно. Бездельник. Пошли со мной, поможешь немного, – и еще быстрее зашагала впереди меня.
Худосочная, быстрая, резкая, небольшого роста. Сзади она выглядела, словно мальчишка, – без зада. Спереди груди вообще почти не контурировались под блузкой и пиджачком. Только и выдавало в ней женский пол длинные волосы, короткая юбочка и чулки с рисунком.
Оказывается, что из секретарской есть проход еще в одну небольшую комнатку. «Рабочая комната секретарей», – пояснила Ариадна. – «И небольшой текущий архив». Здесь стоял небольшой письменный столик с настольной лампой, стулья около него, длинный стеллаж с большим количеством папок и бумаг, передвижная лестница, чтобы облегчить доступ к верхним полкам стеллажа.
– Чего тебе не сидится в коридоре с друзьями? – спросила Ариадна, роясь на стеллаже.
– Так они уже ушли пьянствовать. Кто от радости, кто от огорчения…
– Домой чего не идешь?
– Так не к кому и незачем. Я же один живу.
– Звать-то как?
– Гусаром кличут.
– Гуса-аром? – Ариадна удивленно и как-будто заинтересованно посмотрела на меня, оглянувшись через плечо, и снова принялась за папки. – А за мной почему пошел?
– Да как тебе сказать, – я сознательно перешел на «ты». – Думал, может быть помочь что-то смогу.
– Хорошо, поможешь тогда. Когда я уйду, включи вон тот электрический чайник минут через пять-семь. И никуда не уходи, и никого не пускай сюда.
Я услышал в замке двери поворот ключа и усмехнулся. Теперь-то я точно никуда уйти не смогу.
Чайник я включил, и даже время засек. Когда он закипел, прошло чуть более шести минут.
Еще через пару минут снова звук ключа в замке, потом звук того же ключа изнутри.
Ариадна положила кучку папок на пустующую полку стеллажа и через стол потянулась к подоконнику за какими-то бумагами там, улегшись на столик животом. Ее и без того короткая юбка вообще задралась высоко, пости полностью обнажив кружевные трусики.
– Что-то помочь достать? – спросил я, прижавшись сзади к этим кружевным трусикам.
– Ну, если только быстро, – рассмеялась она.
Быстро сдернув с нее трусики, я выпростал из брюк член и направил в нее. Головка почти сразу преодолела границу между «снаружи» и «внутри», состоящую из половых губ. Мягкое окружение обхватило член, пропуская всё глубже.
– Да быстрее же ты, – прошептала Ариадна. – А то скоро чайник закипит и мне надо будет уже бежать.
Стало понятно, почему она попросила меня нагреть чайник. Ну и хорошо.
Я загнал член ей внутрь «по самые помидоры». И даже сам удивился, что в такое маленькое тело так легко и так глубоко удалось протолкнуться. Она только охнула шепотом.
Быстро – так быстро. Я развил скорость, как электрическая швейная машинка, от чего у нее там всё зачавкало. Хорошо, что не закипело. За то «закипела» она сама, – шумно дыша и шепотом что-то шепча. Мне показалось, что она шепотом матерится.
– Всё нормально? – спросил я, не снижая скорости.
– Да, нормально. Даже хорошо. Сделай так, чтобы я быстрее кончила, только одежду не мни. Мне еще работать перед публикой.
Когда она затрепетала на члене, кончил и я, глубже обычного всадив в нее член. Бурно и сладострастно.
– Я смогу прийти сюда снова только через несколько часов, – Сказала Ариадна, берясь за чайник. – Потому иди домой. Свяжись со мной перед выходными, – оговорим место и время встречи.
«Я понимаю участие в будущем в моем распределении и ходатайства парторга и комсорга института, деканов своих и чужих, а также жен, сестер и дочек всевозможных деятелей со стороны. Но такая скорострелка под боком у ректора – дорогого может стоить», – думал я по дороге домой…
Художница и вдохновение
Я проснулся от того, что член оказался плотно обхвачен мягкой горячей ладонью. Учитывая то, что я лежал на спине, то член смотрел прямо в потолок.
– – – – – – – – – – – -
В интересные места я иногда попадаю. В этот раз попал в мастерскую молодой художницы. Она в баре уже под утро постепенно приближалась к состоянию наркоза. Удалось, пока не вырубилась, выяснить ее адрес проживания. Куда и отвез ее уже в почти полубессознательном состоянии. При том, что приставка «полу» была еще слишком слабой в выражении. Сознание в ней было на уровне разве что на уровне пятой или десятой части сознания.
И это оказалось даже не жильем, а студией. Возможно, переработанной из чердака, – или как такое помещение под крышей называется. Или…
Я не стал разбираться в названиях, а выложил это мычащее и мотающее руками женское тело со своего плеча на широкий постамент (подобие сцены или подиума) и начал раздевать, готовя ко сну. А она всё порывалась встать и куда-то пойти. Когда я понял, что она хотела, то помог добраться до туалета и помог снять в нее последнюю одежду – трусы. С облегчением тело уселось на унитаз, пожурчало под собой и вырубилось уже на все сто процентов.
Нашел в комнате какие-то одеяла и покрывала и постелил их на тот подиум. Уложенная на спину дамочка глубоко дышала. До утра оставалось уже немного, и ловить такси среди ночи мне не хотелось. Да и тело в таком виде не вдохновляло «на подвиги» с текущими из угла рта слюнями.
Я разделся и тоже лег рядом. Заснул просто мгновенно. И снились мне отряды пионерских вожатых, стройными рядами идущих на… Словом на мой орган.
– – – – – – – – – – – -
Я проснулся от того, что член оказался плотно обхвачен мягкой горячей ладонью. Учитывая то, что я лежал на спине, то член смотрел прямо в потолок.
Не открывая глаза, – не хотелось вспоминать, где меня застал сон, – внимательно прислушивался к тому, как себя вела та ладошка на моем причинном месте. Но эта мягкая ладонь не могла напомнить мне, где я находился. А глаза открыть было просто лень спросонок. Сначала ладошка просто плотно держала член и не двигалась. Временами обхват то ослабевал, то почти сразу возвращался к прежней плотности.
Я ждал, что же будет дальше.
Обхват не переставал быть плотным, но при этом ладошка стала двигаться вдоль ствола вверх-вниз, вверх-вниз. Сначала медленно, едва заметно. Потом постепенно это движение стало возрастать по амплитуде. И ладонь стала двигаться от корня члена до его головки, сдвигая за собой кожу на члене.
В какой-то момент почувствовал, что полураскрытых краев крайней плоти коснулись чем-то шершавым (языком? – подумалось мне), после чего крайняя плоть стала скользкой и двинулась вслед за ладонью вниз, открывая головку. Значит ее посредством язычка просто смочили слюной. Несколько движений вверх-вниз уже вместе с крайней плотью еще больше утвердил состояние члена, уже осознанно тянущегося к потолку.
Мне становилось все менее и менее комфортно лежать без движений. Хотелось вскочить, уложить под себя раззадорившую меня хозяйку этой шаловливой ладошки и…
… И хозяйка ладошки, словно подслушав мои мысли, вдруг сама села на член, введя его в себя рывком на почти всю длину. В первый проход было несколько коротких болевых ощущений на крайней плоти. По опыту от того, что один участок половой губы был недостаточно влажным. Но уже на втором и третьем выходе/входе у нее всё стало равномерно смазано смазкой. Попадание внутрь уже очередной раз стало просто скольжением, и потому приятным, безболезненным и глубоким.
