25/XI. Встала в 8 час. утра.
Сегодня подали 4 вагона торфа, ну, и пришлось побегать, и перекатывать вагоны, вместе с директором.
Ну, ничего.
В основном день прошёл ничего.
Погода была пасмурная, за день было 3 «В.Т.», почти беспрерывно, с 12:15 до 16:30.
У нас в районе, как будто, спокойно.
Дальнобойкой оборвало руку табельщице Берёзиной, когда она стояла в очереди у “Большевика”.
Анисимову контузило – не слышит.
Сегодня первый раз я задумалась, насколько близко я была от смерти, во время бомбежки цеха.
Ведь какая-то доля секунды, и Шуры, с Матросиком, не было бы, куски мяса.
Ну, пока не судьба – живу.
А жить-то хочется, хотя жить сейчас очень пусто, голодновато, и ноги не ходят.
Ничего, еще поживём.
Вечером получила письмо от Торопова.
Молодцы всё же фронтовики, дерутся по-боевому, и их настроение тоже хорошее.
Ну, мне сегодня повезло, рабочие проклинали кишки, так как я их заставила разгрузить вагоны, которые кончили они в 8:30 вечера.
Ну, ничего, настояла на своём, и баста.
Не надо было болтаться днём, а то ещё ходили за табаком, и т. д.
Вечером долго беседовала с Ив. Анакиным, он сказал, что всё же, наверное, будем восстанавливать цех.
Вот было бы хорошо.
Ну ладно, Шурочка, пора спать.
Уже 12 часов, завтра опять вставать, ведь ты же устала, накроила 36 пар белья для бойцов.
Впереди для тебя ещё работа, и работа.
Завтра, думаю, Серёже послать посылку.
Спокойной ночи, Саша.
Выпей чашку чайку, и спи спокойно.
26/XI/1941
26/ХI. Встала в 8 часов утра.
Выспалась хорошо.
Ой, какое кошмарное сегодня настроение, записывая вот этот дневник.
Днём была «В.Т.», длилась 3,5 ч. и вот в эту тревогу, не знаю, что творилось в городе.
Вечером мне сказали, что 3 бомбы упали на Боровой, и в общежитии побило все окна.
Сижу вот я здесь, а дома, может быть, ничего уже нет, всё вытащили.
Надеюсь только на Ленку.
А ну его, всё равно, не хорошо.
Чувствую сильную слабость, от плохого питания, остались только кости, и висящая кожа.
Сколько ещё это будет – не знаю.
Да, положение с питанием неважное.
Днём, сволочь, кидал листовки, две из них попали в мои руки, но я сразу же передала Попову.
С Ив. Анакиным сейчас дружим.
Сегодня с Ленкой послали посылку Серёже, – не знаю дойдёт или нет.
Доделала салфетку, вышла хорошенькая.
Хочу жрать, как чёрт, главное, сегодня выкупили моё любимое льняное масло.
Да, пишу, а что-то делается дома, может быть, уже пусто.
Сегодня зачитали указ о подоходном налоге с одиночек (*«Налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан» с ноября 1941 года на основании Указов Президиума Верховного Совета СССР от 21 ноября 1941 г.).
Ну ладно, Шурочка, спи, не отчаивайся, переживем всё, поешь опять пресные ватрушки, и оладьи.
Писать письмо Торопову что-то нет настроения.
27/XI/1941
27/ХI. Выходной день, но я дежурила на вышке, ночь спала хорошо, но утром ещё болела душа по дому.
Была на диспетчерском, вдруг является Ленка, и этого-то я никак не ожидала, чёрт знает её, приезжает с пивом, и, оказывается, даже не ночевала дома.
Уж этого я никак не ожидала.
Пошли обедать, где я перенервничала.
Щи – одна вода, ложек нет, хоть пей через край, потом взяли биточки из каши.
С отвращением покушала, и пошла к себе, с горя выпила пол литра пива.
В 12:15 «В.Т.», я пошла на вышку.
Тревога длилась до 17:45.
Я вся перемёрзла, очень хотелось спать.
И вот, в один момент, выйдя на вышку, вдруг вижу, что-то летит в воздухе, сначала не могла разобраться, что такое.
Потом оказались листовки, столько их было, попали на крышу, на нашу территорию, на территорию Мыловаренного Завода.
Одну поймала я на вышке, и сообщила в Штаб, собрали на территории 500–600 штук.
Ну и чёрт с ними, такие уродливые, бессмысленнее, были листовки, чёрт знает что.
Днём получила от Русских письмо, но пока не ответила, просто некогда.
Также не написала письмо ещё и Торопову.
Дома, говорят, спокойно, и комната моя жива.
Свету сегодня нет, сижу со свечкой.
Хочу как чёрт жрать, а жрать нечего, когда же всё это кончится.
Ведь плохо таскаешь ноги, а на своё тело не хочется смотреть, кожа висит, как мешок.
Ну и чёрт с ним, были бы стропила, а мясо наживётся.
Ложусь спать, спокойной ночи.
28/XI/1941
28/ХI. Последняя моя работа дня, это записать вот этот дневник.
Встала в 8 часов утра, спала ночь крепко-крепко, ох, и спится же сейчас.
За день выпила с литр пива, жрать-то нечего, вот и пью пиво.
Да, и откровенно говоря, сегодня я ощутила сильное недоедание.
Так хотелось жрать, и не что-нибудь, не жареную птицу, пельмени, и т. д., а только сухого, чёрного хлеба, с льняным маслом, досыта, больше ничего не надо.
Но нет, ничего не поделаешь.
Надеемся, что в скором времени, всё же улучшится положение.
Так чешутся руки, хочется убить хоть одного фрица.
Днём была 314 «В.Т.», длилась более 5 часов, у нас в районе прошла спокойно.
Чёрт знает, погода что не лётная, а он летает, и летает.
Вечером сшила себе тёплую кофточку.
Ленку отпустила домой пораньше, может быть, что-нибудь достанет.
Ведь жрать то хочется, а нечего есть.
Ещё мясные талоны есть, но в столовой нет ничего.
Сейчас в столовую ходим со своей чашкой, и ложкой.
Да…
Сегодня получила письмо от знакомого, написала ответ Торопову, Русских, и знакомому, но забыла отослать.
Трещит голова, и плохо работают ноги.
Сегодня, почти весь день сидела, и мало ходила по объекту.
Ну его, к чёрту всё.
Берёт злость на дирекцию, хотя бы достали что-нибудь, дуранды (*Дуранда – остатки семян масличных растений после выжимания из них масла; жмых), которой я не знаю вкусу, и то, было бы хорошо.
Вы обращаете внимания, сколько я обращаю внимания питанию, и вспоминаю пресные ватрушки.
Ничего не поделаешь – у кого что болит, тот о том и говорит.
Ходишь сейчас, как чёртик, сам за собой не следишь, хожу в русских сапогах.
Ну, ладно, Саша, пора спать, ведь уже 10:30 вечера, а сил надо накопить.
Хоть бы Ленка что-нибудь привезла пожрать.
29/XI/1941
29/ХI. Встала в 8 часов утра.
