Сергей Тамбовский "Империя сосредотачивается. Книга 3"

– Выпьешь? – вместо ответа сказал я.

– Что там у тебя? Ааа, арзамасская… ну налей на два пальца, – и он пододвинул мне второй стакан. – За что пить будем?

– Чтоб не последняя, – буркнул я сквозь зубы. – Курить будешь? – и я протянул ему уполовиненную пачку Беломора. – Курить он отказался.

– Ты как сюда попал-то? И зовут тебя как? И что тебе вообще от меня надо?

Товарищ в галстуке лихо вылил содержимое стакана в рот, от закуски в виде кильки в томате отказался и ответил мне следующее:

– Видишь ли, Сережа, я это и есть ты, только немного альтернативный. Ты же здесь, насколько я понимаю, пытаешься выстроить альтернативную историю, да?

– Ну как бы хотелось бы…

– Вот, а я, получается, Сергуня Сорокалет из той ветки, которую ты похерил.

– Че ты гонишь, чепушило? – окончательно перешел я на блатной жаргон. – Ты ж старше меня нынешнего лет на 20 и рожа у тебя не моя, в зеркало вон хотя бы посмотри, найдите, как говорится 10 различий, в смысле сходств.

Встал ведь товарищ и пошел в ванную смотреться в зеркало. Потом вернулся и сказал:

– Да, рожа подгуляла, согласен, можешь конечно не верить, но все равно я это ты и наоборот.

– Ну ладно, допустим на минутку, и дальше что? – отвечал я, разливая по стаканам остатки из бутылки.

– А дальше, Сергуня, то, что надо стойко держать удары судьбы, а ты тут раскис как баба, у которой козел капусту на огороде съел. Сам же говорил не раз – кому сейчас легко?

– Ладно, проехали, – ответил я, – лучше расскажи, как там у вас в реальной альтернативности… или как уж там.

– Да все так же, как и в учебниках по новейшей истории, учил ведь поди в школе-то? А вот у тебя тут в альтернативщине что-то не очень, заигрался ты, Сергуня, со своими женщинами, а надо ведь кому-то и дела делать.

– Слушай, альтернативный я, иди нахер, я ж понимаю, что ты эманация моего воспаленного сознания.

Товарищ поморгал несколько раз и испарился без слов, однако уровень водки в бутылке остался прежним – явно я столько не выпил… долго размышлял над этим удивительным фактом, потом взял баян в руки и заиграл на нем, подбирая ноты к самым тоскливым песням, кои мне вспоминались в пьяном своем угаре. Потом в дверь забарабанили особенно сильно. Я поначалу собрался игнорировать это дело, ну постучат и уйдут, не будут же они замок выламывать в самом деле, но вдруг понял, что стучание складывается в определенный такой и очень знакомый мне ритм… да, точняк это оно, «Одиночество сволочь». Ну хорошо, ребята, вы меня уговорили, иду открывать, ну кто там это еще ломится.

Замок подался с большим трудом, дверь распахнулась, а на пороге, значит, двери… вот если б мне сказали написать список из ста возможных посетителей меня в текущих обстоятельствах, то человек на пороге в этот топ-100 точно не вошел бы, да…

Анют так много на земле…

А стояла там Анечка Пак, которая дочь хирурга из 40-й больницы и знаток восточных боевых искусств, вся из себя тихая и спокойная, как глубокая бухта в бурную погоду.

– Привет, – с места в карьер начала она, – как жизнь, как семья, как здоровье?

– Жизнь сплошное спортлото, – автоматически вылетело у меня.

– В смысле?

– Где ни поставишь крестик, все не то, – продолжил я, – ну заходи, раз пришла.

Аня зашла, озираясь по сторонам, я помог ей снять куртку, повесил на вешалку, нашел какие-то тапочки, от Усиковых по-моему остались.

– Ну пойдем, если не боишься, – и мы зашли в мою комнату.

– Мда… – протянула она, – давно квасишь-то?

– Второй день заканчивается, – ответил я, – послушай вот, что я тут сочинил в ходе этого увлекательного процесса.

И я вытянул из-под стула баян. Сначала проиграл «Гранитный камушек»:

– Ну как? – спросил я, закончив.

– Волшебно, – ответила она, – не останавливайся, давай жги дальше.

Ну ОК, дальше, значит дальше. Забабахал, не останавливаясь, Ляписа-Трубецкого:

– Еще лучше, – немного подумав, сказала Аня. – А кроме этого что-нибудь есть?

– А то как же, у меня еще много чего есть, – ответил я и продолжил песенкой Ингрид под названием «Будь ты проклят, гад», пришлось, правда, немного ее адаптировать к российским реалиям:

Ты обещал мне рай на земле и любовь в небесах,

Но я осталась просто ни с чем и в дырявых трусах,

Ты говорил, что я буду принцессой твоей,

Но мне досталась лишь стирка носков и варка щей.

Да будь ты про-про-про-клят, гнида,

Да будь ты про-про-про-клят, гад.

– Идеально, не забудь слова с нотами записать, – ответила Аня, изучая завалы бутылок под столом. – Давно она тебя кинула-то?

– Да вот позавчера, – автоматом вырвалось у меня. – А ты откуда знаешь?

– Нетрудно догадаться. В общем так, дорогой Сергуня, ты щас встанешь и пойдешь в ванную отмокать и трезветь, а я пока все тут уберу, согласен?

– А чего это ты тут раскомандовалась? Командирша нашлась, – сказал я, еле ворочая языком.

– А того я тут раскомандовалась, дорогуша, что тебя все ищут и на ушах стоят, дела не делаются, время идет, а он сидит тут, обливаясь горючими слезами и водку лопает. Экая ж невидаль – баба его бросила! Не ты первый, не ты последний, с кем это случилось, баб на земле много еще осталось. А ну быстро собрался, тряпка, а то сидит тут, нюни распустил, и шагом марш в ванную! Еще водка есть? – спросила она в итоге своего спича, взяв в руки недопитую бутылку арзамасской.

– Нет, эта последняя.

– Я ее щас в раковину вылью, а ты дуй в ванную.

Собрался и пошел, чо… через полчаса она пришла проверить, что там у меня и как. Я сказал, что вообще-то я как бы голый тут сижу, на что она ответила в том смысле, что она голых мужиков что ли не видела (интересно, где это, подумал я, в свои 17 лет она много голых мужиков-то видела, но вслух ничего не выдал), так что давай спину что ли тебе помылю, горе ты мое.

А потом она битый час поила меня какими-то своими национальными отварами, на вкус омерзительные они были, но действие на организм оказали ураганное, все перед глазами встало на свои места, перестав крутиться, как каруселька в осеннем парке, и похмелье мигом куда-то испарилось.

А еще потом она привела меня в комнату, уложила на диван и сказала, что сделает мне восточный массаж. И сделала, вполне профессионально причем.

– Слушай, а ты петь умеешь? – неожиданно спросил я ее.

– Да вроде как да, а ты с какой целью это спрашиваешь-то?

Я достал свой баян из-под стула и заиграл «Ромашки спрятались».

– Спой пожалуйста, а я послушаю.

Ну не оперный конечно голос, но очень приличный.

– А теперь «Одиночество сволочь»… откуда ты кстати знаешь эту песню-то?

– Сорока на хвосте принесла.

Одиночество у нее совсем на ура пошло, ну надо же…

– Что еще будет угодно моему господину? – спросила она, сложив ладошки на груди.

– Ну что ты несешь-то, какие у нас нахрен господа на шестидесятом году советской власти… если уж так приперло, можешь называть меня «мой товарищ».

– Хорошо, – покладисто согласилась она, – что еще будет угодно моему товарищу?

– Хм… – задумался я, что ж мне еще надо-то в самом деле? – Слушай, а тебе восемнадцать лет уже есть?

– В прошлом месяце исполнилось, а что?

Ну надо ж, у нас и дни рожденья рядом. Подошел к шкафу, вытащил комплект белья белого цвета.

– Примерь пожалуйста, – протянул я этот пакет Ане.

Она внимательно изучила его содержимое и спросила:

– Зачем?

– Ну считай это дружеской просьбой твоего госп… товарища то есть.

Она повернулась и пошла в ванную, через пять минут вернулась в белье…

– Пройди пожалуйста направо, потом налево… нет, не так, как манекенщицы ходят, видела наверно?… да, так лучше.

Тут наверно надо бы описать Анечку, а то я про всех что-то говорил, а про нее кажется еще нет… так вот – фильм «Морозко» видели? Настеньку в роли падчерицы помните? Ну значит и Аню Пак тогда можете представить… с небольшими ориентальными отклонениями конечно, разрез глаз немного не тот, скулы чуть побольше и не такая безответная, ответку может включить, да так, что мало не покажется. Фигура точеная, осанка правильная, ноги ровные и длинные, грудь второй номер, … ну может полтора… полукровки они почти все такие, хорошо получаются, что тебе еще надо-то, хороняка? – спросил я у себя.

– Все, можешь переодеваться обратно.

– Ой, а можно я это на себе оставлю?

– Что, понравилось? Оставляй конечно, какие вопросы.

Аня опять вышла, вернулась через некоторое время одетая.

– Еще что-нибудь? – спросила она с некоторым вызовом.

– Да, один мелкий вопросик остался – пойдешь за меня замуж?

Она села на стул и молчала не меньше минуты…

– Это ты назло ей что ли?

Тут я немного призадумался…

– Если и да, то совсем немного, – и я показал большим и указательным пальцем, сколько именно этого немного.

– Когда?

– Завтра в 15.00 в Автозаводском дворце бракосочетаний.

– Что-то очень быстро… ты ж меня не знаешь почти? Ошибиться не боишься?

– Я свое уже отбоялся.

– Ну тогда хоть комплимент какой сказал бы что ли, а то уж очень все дежурно у нас выходит.

– Да легко, – ответил я, лихорадочно собирая остатки мыслей в голове. – Ты в этом белье была как ветка сакуры в начале мая в предгорьях Амисан, освещенная лучами восходящего солнца, ага.

– Сакура это у японцев, у нас тсели… но в принципе неплохо, мне понравилось. Давай еще что-нибудь.

– Тебе говорили, что ты похожа на Настеньку из фильма Морозко?

– Нет, ты первый.

– Так вот, я таким болваном, как Иванушка из того же фильма, не буду.

– Как это?

– Пропустим все стадии превращения в медведей и унижения мачехами – перейдем сразу к свадьбе, а?