Герман Чернышёв "Свет Неутешенных"

– Не одобрит. И скоро загнётся, если мы не найдём новых. Я этого не хочу, полагаю, и ты – нет. Мы обязаны ему. Нам нужны все.

Смягчившись, Коричневая покивала и двинулась прочь. Джасли Ройге смотрел ей вслед до тех пор, пока её низенькая фигурка не исчезла в дверном проёме.

– Джасли…

Он обернулся, встретившись с багровыми колечками, мерцающими в глубоко-бурых белках. От выродочьего взгляда его внутренне передёрнуло.

– Папаша… – Джасли нервно усмехнулся.

– Как продвигается работа? – Оддо болезненно сгорбился, отчего Ройге с трудом удавалось глядеть ему в лицо с высоты своих без малого двух метров.

– Сыростных всё больше. Кажется, нам опять нужна ваша помощь. Или, как я говорил, мы можем…

– Нет, – Оддо опёрся о ящики в приливе слабости. – Даже не думай, Джасли…

Стук в дверь

– Менестрель… вот же ж, – ухмыльнулся Калеб, заросший седыми космами и неопрятной жиденькой бородёнкой, после чего сделал порядочный глоток. Этим вечером он намеревался уйти до темноты.

Дребезжащая мелодия привнесла в угрюмую обстановку «Закрытого кошелька» несвойственный уют.

– Да… – довольно протянул худощавый и глуповатый Фаддак, сидевший напротив. Жил он тоже, кстати, напротив Калеба, в одноэтажной хибарке. – С тех пор, как нас отправили в Дервар, я музыки, кажется, и не слышал. Уже семь лет. Красота… Так послушаешь и забудешь, что снаружи творится.

– О Ворье нельзя забывать. Ввиду недавних нападений, особенно. Страшно спать, Фаддак. Теперь и в собственном доме небезопасно.

Хмельная улыбочка покинула Фаддакову рожу.

– Как же это… Почему они… как думаешь? Почему стали заходить в дома? Они ведь не грабители. Им неважна нажива. Лишь… охота.

– Поди пойми, – Калеб уставился на черноволосого музыканта, примостившегося на стульчике в дальнем углу, справа от стойки. Звуки железной лютни оказывали на него непривычно успокаивающее действие.

– Откуда в них это? Они ведь простые люди, как мы. Не все из них были убийцами, сюда ссылают и мелких преступников. Взять хоть нас. Мы попались на воровстве. И, думаю, таких большинство. Это место странно сказывается на рассудке… Даже я иногда чувствую. Ни владыки, ни законов – заманчиво… Но чтобы выйти из дома и начать резать всех подряд, слоняясь в ночи… А это ведь только то, что на поверхности. Ты задумывался… что ещё происходит? Что скрыто от глаз, о чём люди и упомянуть боятся. Страх берёт.

– Не все Ночные убивают, вроде как. Допустим, висельники. Они раскапывают могилы под деревьями и вешают гниющие останки на ветвях.

Впалые щёки Фаддака заметно поблекли.

– Безумцы… все они. И ведь у каких-то полудурков хватает смелости разгуливать по темени. Я с неделю назад слышал свист сквозь сон.

Калеб посмотрел на собутыльника с опаской.

– Свист?..

– Да, – Фаддак безразлично пожал плечами. – Какая-то дурацкая песенка… Чёрт, вроде как, даже слова были, – вдруг он улыбнулся. – Кажись, так… «В Дерваре тень… Ночка темна…» Дальше не припомню.

– И не надо, – Калеб резко перешёл на шёпот. – Не произноси это. А лучше забудь совсем.

Фаддак недоверчиво усмехнулся.

– Ты что это?.. Просто детская песня. Чего так пугаться?

– Не просто, – Калеб склонился над столом. – Только Они поют эту песенку.

Фаддак снисходительно вздохнул.

– Кто Они, Калеб?

– Тепьюки.

– Не слышал ни о каких Тепьюках.

Калеб отстранился и припал к кружке, но вкус тёмного эля не смог подавить закравшееся опасение.

– Я многого понаслушался. Дервар издавна служит тюрьмой для заключённых. Здесь крайне сложно дожить до старости, не говоря о том, чтобы родить детей и обосноваться. Но Тепьюкам это удалось. По слухам, их семья живёт в Бескоролевстве уже двести лет…

– Похоже на дешёвую байку, приятель, – Фаддак не переставал улыбаться. Разговор начал его веселить. – Двести лет? Тут за порог лишний раз выйдешь – прикончат. А эти Тепьюки, по-твоему, преспокойно расхаживают по ночам, насвистывают себе, и их всех ещё не перебили подчистую? Смешно слушать. Ночные не щадят никого, их тысячи. Уцелел однажды – считай, удача тебе благоволит. Я вот не надеюсь на то, что помру в своей кровати, к тому же, глубоким старикашкой, ну, как полагается. В такой уж дыре мы живём. И это я ещё, заметь, носа не кажу. Гулять по ночам… Таким лядом в Дерваре и неделю не протянуть. Ночью – Ворьё, днём теперь – эти, как их… Коричневые, чтоб они все пропали. Самый завалящий горожанишка – и тот преступник. Кто-нибудь тебя да прирежет в конце концов. Не сегодня, так завтра. Любой из них может внезапно захотеть обзавестись твоими денежками. От всех убийц не убережёшься.

Калеб опять перевёл затуманенные глаза на барда. Ему стало как-то не по себе. Не от разговора – казалось, беспричинно.

– Ты чего это? – невозмутимо осведомился Фаддак.

– Ночь близится, – Калеб отрывисто глянул в окошко и осушил стакан. – Пойду-ка я.

– Да посиди. Здесь-то нечего бояться. Лускас бдит, – Фаддак бросил незаметный взгляд на кряжистого охранника, стоявшего у двери. Выпивалы «Закрытого кошелька» относились к тому с боязливым недоверием.

– Пойду…

– Ну что ж, – Фаддак прощально приподнял бокал. – Тогда доброй ночки, сосед.

К тому времени, как за окном вконец потемнело, в трактире остались одни завсегдатаи. Бернадетта позволила себе пристроиться за одним из незанятых столиков в сопутствии винного бочонка.

Приятельские беседы сливались в вялый гул, под который Фаддаку всегда так чудно отдыхалось. Ночные страхи отступили. Менестрель наигрывал незнакомый, вполне благозвучный мотивчик.

Неожиданно за окном промелькнул слабый отсвет. Потом ещё, поедче. Фаддак в недоумении уставился в толстое запылённое стекло. Музыка незаметно прекратилась, хоть он уже и не слушал. Никто не слушал.

Лускас попятился от запертой на засов двери, положив ладонь на рукоятку охотничьего клинка за поясом. Его острые ноздри раздулись, глаза сузились. Бернадетта допила вино и кивнула музыканту, после чего тот быстренько юркнул к чёрному входу.

Стоящая снаружи тишь медленно закрадывалась и в «Закрытый кошелёк». Всё больше глаз обращалось ко входу.

Дверь дрогнула и замерла. Сразу за этим на неё обрушился град увесистых ударов. Один из них с треском прошёл насквозь. Прямо над засовом среди ощерившихся торчащих щепок показалось навершие колуна, поёрзало и исчезло.

В щель просунулась грязная кисть, нащупала засов и рванула вверх. Некоторые захмелевшие гости вытащили мечи. Фаддак оказался безоружен. Он настолько обалдел, что до сих пор непонятливо потягивал выдохшийся эль, наблюдая за происходящим, будто всё это его не касается.

В сумрак трактира ввалилась по меньшей мере дюжина пыльных фигур. Одни сжимали в руках избитые колуны и потемневшие мечи, другие – компактные арбалеты.

– Ночному Ворью здесь не место, – процедила трактирщица. Чувство сохранности покинуло её впервые за долгие годы. «Закрытый кошелёк» надёжно оберегал её. До этой ночи.

Ей не ответили. Ни один из них и глазом не повёл.

Фаддак, наполовину скрытый сводчатым столбом, всё-таки опомнился и, поднявшись, стал прокрадываться к чёрному ходу, которым только что воспользовался менестрель.

– Убирайтесь, ублюдки полоумные, – услышал он повторный приказ Бернадетты.

– Какого чёрта? – выпалил пьяный голос. – Ты из них…

Лускас – единственный, кто крепко держался на ногах. В него вонзилось сразу четыре стальных болта – два в грудь, по одному в шею и в руку. Он грохнулся на бок, захлёбываясь кровью.

Оставшиеся забулдыги не представляли никакой опасности – все они изрядно опьянели и даже убежать толком не могли.

Последующей бойни Фаддак не застал. Ему порядочно свезло, он никого не встретил по пути к дому. Похоже, всё окрестное Ворьё стянулось в «Закрытый кошелёк».

Со страху забыв запереться, он первым делом подбежал к окну. Над черепичными крышами виднелось зарево, взвивались смолянистые клубы дыма. В соседствующих лачугах загорался свет.

Пока Фаддак пялился на расходящийся пожар, входная дверка, сколоченная из хлипких досок, несильно приоткрылась. От неожиданности он дёрнулся и отпрянул назад.

– Калеб… – при виде соседа ему на лицо наползла облегчённая усмешка. – Нельзя так пугать… Там… Ворьё… Я еле ноги унёс.

Калеб безмолвно затворил дверь, щёлкнул расхлябанной щеколдой. Свет пожара, проникший в окно, блеснул на лезвии ножа у него в руке.

Пир

Толкующая

Несмотря на величественную вместимость, гниловато-душный Холл Совещаний Королевского Дома не располагал ровным счётом никакими достоинствами. На строительство пошёл тёмный коггвотский камень с коричневыми проблесками, который добывали в шахтах, легко поддающийся обработке, не крошащийся, хоть и мрачноватый на вид. В стенах зияли высокие окна с толстыми стёклами, света они почти не пропускали, потому к колоннам крепились держатели с факелами. Горели, к слову, далеко не все из них.

– И где же наш владыка? – с сомнением поглядев на длинный одинокий стол, уточнил Эрисард, Представитель дел короля. И не впервые уточнил. Он не питал симпатии к скучным приёмам, а ещё больше – к скромной одежде, в которую ему пришлось вырядиться ради господского приличия. Вино в его серебряном бокале, оставлявшее хоть какие-то причины для терпения, иссякло.

– Понятия не имею, – тихо сообщил глава стражи Оглас Тод, которого также пригласили. Он думал о службе, не о предстоящем знакомстве с королём.

– А ты, Кеалпес, – Эрисард повернул худую, поросшую щетиной, физиономию к придворному учёному. – Тебе что, совсем не любопытно? Да оторвись ты на секунду.

В меру высокий бритый мужчина в пёстром буром халате, стоящий неподалёку, отнял взгляд от записей, закивал, забормотал и опять погрузился в чтение.

– И что ты так возишься с этими тварями? – на лбу Эрисарда выступили складки неприязни. – Перебить их надо… Ходят, воняют, мрут. На них вон и мухи слетаются. Я-то думал, таких мух нет. Белые, вот же мерзость. Белые мухи…

– Сыростные, – поправил Кеалпес и прислонился плечом к колонне. – На них сказалась Сырость.

– Мерзкая болезнь, – Представитель дел короля покривил губы и проверил, не появилось ли в бокале вино. – Говорят, она родом из того же Таргерта. Вся дрянь оттуда. Попомните мои слова, господа, это всё выродки. Собственное королевство разворошили, как корзину с бельём, а теперь и к нам лезут. Вы, Оглас, вообще намерены что-то предпринять? Я вас не так хорошо знаю. От покойного главы Мейнока я ответов не допросился. Может, хоть вы скажете?

Оглас Тод коротко мотнул головой.

– Пока что нет поводов для…

Он не договорил. Двери Холла Совещаний со скрежетом разошлись и впустили молодую прислужницу в подогнанном наряде, стройную, со светлыми волосами.

– Приветствуйте! – мягко возгласила она. – Законный наследник коггвотского престола, король Аренглав.

Прилагая заметные усилия, она под руку подволокла к столу разжиревшего старика, навскидку, лет восьмидесяти, и позволила ему рухнуть в кресло. Потемневшую кожу короля покрывали уродливые жировики. Голова закатилась вбок и назад, будто в судороге вдавленная в неимоверно тучную шею, обвисшую на плечи ошейником плоти. Прислужница заботливо склонила ухо к разомкнутым губам и с каменным выражением выслушала невнятный утробный говор, затем почтительно кивнула и распрямилась.

– Моё имя Элликот, – она удостоила взглядом каждого члена совета. – Его величество Аренглав даровал мне титул королевской Толкующей, обязав озвучивать свои слова, приказы и пожелания за невозможностью делать это самолично по причине страшного недуга. Отныне я – его Голос, а мои слова – его слова. Прошу вас, почтенные господа. Вы можете говорить, как будто меня здесь нет.

Первым за стол уселся Эрисард. Откуда ни возьмись рядом с ним появился слуга с кувшином, подлил ему вина и столь же внезапно ушмыгнул в тень залы.

– Позвольте выказать вам моё почтение, ваше величество, – Представитель дел короля сдержал неприятное выражение, которое норовило принять его лицо. – Я Эрисард, ваша правая рука, если угодно. Вижу, левой вы уже обзавелись.

Король движением толстой ладони погладил полу курточки Толкующей. Элликот наклонилась к нему и вскоре разогнулась.

– Его величество рады вашей преданности и служению. В ходе сегодняшнего совещания он просит не распространяться излишне долго, он устал и хочет отдохнуть перед пиром. Сообщите лишь о том, что, по вашему мнению, требует немедленного рассмотрения.

Эрисард кивнул.

– Ваше величество, как вы знаете, в нашем королевстве хаос, и это долгоиграющее обстоятельство. Корневой мор разрастается. Следует усилить городскую стражу на случай непредвиденных происшествий. Мы не знаем, чего ждать от этих созданий. Народ в замешательстве. Я также рекомендую пустить наши силы на его успокоение.

Элликот опять выслушала бормотание короля.

– Касаемо успокоения… Его величество слышал о людях, известных как некие проповедники. Он считает, что их молитвы излишне тревожат простой люд и вносят ненужное смятение. Распорядитесь, чтобы это прекратилось. Таковы королевские слова.

Эрисард подавил желание оспорить приказ, которое, к слову, крайне редко испытывал во время королевских совещаний.

– Да, ваше величество. Нельзя не упомянуть о том, что Таргерт, наш южный сосед, пал. О том ходит много слухов, но, вне сомнений, к этому приложили руку тамошние выродки, эти… люди с кровавыми колечками в глазах. Они стали появляться и в наших краях наряду с уцелевшими беженцами. Я бы рекомендовал не выпускать их из виду. Ни тех, ни других.

Король Аренглав проклокотал что-то короткое и невнятное. Представитель вслушался, но так и не разобрал ни слова. По-видимому, ничего важного, потому как Толкующая не стала переводить.

В преддверии празднества

Синтия неохотно сняла домашнее платье – шёлк никогда не прельщал её. В гардеробе отыскались брючки и приталенная короткая куртка с тесёмками на рукавах, идеально подошедшие для предстоящего празднества, которое нисколько не вдохновляло наряжаться. Украсив волосы серебряной заколкой, она спустилась на первый этаж и видом своим, как и предполагалось, никого не поразила. Одна бережная возня Дженнет не давала дому окончательно погрузиться в недружелюбную тишину.

– Госпожа, прошу прощения, – спохватилась она, заметив молодую хозяйку. – Я совсем забыла про ваш чай. Вы… уже оделись?

– Да, Дженнет, – невозмутимо подтвердила Синтия и уселась за стол лицом к очагу, проигнорировав то, с каким недоумением служанка поглядела на её наряд. – Отец уже там?

– Насколько я знаю, госпожа, – Дженнет сняла с раскалённой решётки вскипающий чайник, после чего ненадолго скрылась за дверью кладовки. Повеяло душистым ароматом специй и сушёных трав, росших в саду. – Пир в честь владыки Аренглава обещает быть грандиозным. Так любопытно, госпожа, какой он, наш владыка. Думаю, привлекательный. Короля Гемцека я видела только издали. Я так благодарна вашему отцу за приглашение и не менее благодарна, что пойду в вашей компании. Боги, я же ещё не одета…