Марина Александрова "Соль. Время любить"

На несколько секунд воцарилась тишина. За это время в вестибюль вошли и остальные, и видимо, этого было достаточно, чтобы Лил очнулась.

– Ч-что эт-то было? – почти заикаясь, прошептала она. – К-кто это был и г-дде мы?

Старый паршивец даже рта мне не дал открыть, когда на последней ступеньке лестницы возник пожилой мужчина, которого я совершенно не помнила, но, судя по его форме, он работал тут кем-то вроде церемониймейстера.

– Его Величество древнейшего из родов божественной крови Эйлирии, Ирий Арт Соррен, – церемонно объявил мужик, с силой долбанув внушительной палкой по полу, и был таков.

– Ну, началось, – тяжело вздохнув, сказала я, набирая побольше воздуха в грудь. – Ты что тут устраиваешь, а?! – зло крикнула я, и тут же в самом центре зала, где мы находились, возник большой деревянный кухонный стол, за которым сидела девица в простом коричневом платье. Стоит ли говорить, что это была известная мне кухарка? Тогда девушка была невероятно хороша собой. Сочные алые губки, светлые волосы, аппетитные формы. Так вот, в данный момент девица имела весьма потрепанный вид: волосы распущены, корсаж лишь наполовину зашнурован. Она рукой подпирала голову и тягостно вздыхала.

– Как жаль, – вновь вздохнула юная обольстительница, – что балы заканчиваются и наступают серые будни, не находишь, Аритта? – обратилась она к кому-то за спиной. – Так скучно… – вновь тяжело вздохнула девица, исчезая в воздухе.

– Раз скучно, иди пожрать приготовь! Я неделю верхом! У меня тяжело больной на руках! Оборотни так и вовсе голодали с неделю! Ещё и младенец имеется, и его мамашу чем попало, как ты любишь, кормить нельзя!

На это ответом мне стала и вовсе сцена из ночного сада, когда какая-то кумушка, задорно хихикая, пыталась разыграть смущение, убирая руки кавалера со своих весьма податливых груди и попы.

– Ну, не надо, – хихикал тётка, тем временем подставляя то, что «не надо», к ощупыванию, – нас же могут увидеть! Ну, не здесь, – вновь хихикая, просила она. – Ведь наверняка кто-то смотрит… Я же совсем не такая…

– Я те дам не такая! – не выдержала уже я. – И не вздумай показывать им что-то подобное! Особенно этим двоим, – ткнула пальцем я на Кита и младенца.

На этот раз появилась уже женщина, которую я очень хорошо знала и даже побаивалась. То была экономка Дорис. Во время нашего знакомства ей уже было за пятьдесят. Женщина строгих правил и устоев. Сухая, точно палка, сморщенная, как изюм, и вредная сверх всякой меры. Но по части ведения дел, знания этикета ей равных не было.

– Как прикажете, ваше величество, – чопорно ответствовала она мне и была такова.

Стоило очередному воплощению прошлого развеяться, как я тут же обернулась к своим спутникам. Ну, что сказать, выглядели мои гости точно группа бродячих хористов, что решили сделать групповой портрет. Точно изображая друг друга, они стояли с раскрытыми ртами и смотрели в никуда.

– Лично я, – решила я первой нарушить молчание, – собираюсь сейчас отдыхать. И это будет долго. И я не встану, даже если вы с голоду начнете жевать свои сандалии, потому я вам предлагаю закрыть рты и настроиться на краткую экскурсию. И ещё, – вскинула я указательный палец, – с тропы, что я для вас сегодня протопчу, – не сходить. Закончиться может печально. Это вам не я, – кивнула я куда-то в пространство, – этот может реально вас, – провела я указательным пальцем по шее, – если будете делать то, что ему не понравится. Идем, – более не дожидаясь от «хористов» внятной реакции, сказала я. – Кудрявый, оставь Терезу уже в покое, она не пойдет, – заметив, что оборотень продолжает дергать мою лежачую пациентку за руку, не выдержала я.

Глава 3

Привычно отворив дверь, я вошла в комнату, которая много веков назад принадлежала Кирану, а потом уже и нам двоим. Каждая вещь в убранстве этого помещения говорила со мной. Истории давно минувших дней, которые я не могла забыть, как бы сильно ни старалась. Шепот перевернутых страниц моей жизни иногда становился невыносимым, а иногда я молилась, лишь бы услышать его так же ярко, как прежде. Привычный запах… он не меняется вот уже несколько тысяч лет. Всё так же пахнут наволочки на наших подушках. Почему-то мне кажется, что это аромат солнца и свежескошенной травы, легкого дождя в начале лета, радости, счастья, дома. Наверное, это только мне кажется. Но всякий раз, когда я ложусь на нашу с Кираном кровать, закрываю глаза, я чувствую это. Сердце в моей груди сжимается так, словно готово пропустить последний удар. Но именно эта боль там, где уже ничего не должно быть, позволяет мне глубоко вздохнуть. И я дышу. Дышу, как в последний раз… Распахнутыми глазами я вглядываюсь в полумрак нашей спальни, где уже очень давно царит Эйлирская ночь. В открытом настежь окне я вижу звезды и небо, огни уснувшего тысячелетия назад города. Теплый летний ветер касается моего лица. Он доносит ароматы ночных цветов – яркие и в то же время нежные. Это место хранит даже их.

Его образ возникает точно сотканный из лунного света. Киран смотрит на ночной город, и в его багряных волосах отражаются звезды. В этом свете он кажется слишком бледным. Точно призрачное видение.

– Никогда не думал, что скажу это, – произносит он чуть слышно, а я уже знаю, что именно он хочет сказать. Я помню. – Но, кажется, я впервые чувствую себя дома, – усмехается он.

– Это и есть твой дом, – говорю одними губами, потому что помню каждый наш разговор.

– М, – поджимает он губы и качает головой, – нет, теперь мой дом там, где ты.

Очередной порыв южного ветра – и его образ развеется по комнате мириадами несуществующих песчинок.

Мои щеки горят, а в груди пусто и больно. Я не помню, как тьма накрывает меня с головой. Я просто проваливаюсь в эту дыру, где нет ничего и никого. Лишь тьма, которая, как обычно, спасет меня в эту ночь.

– Долго же ты шла, – сказано точно усмешка или упрек. Голос хриплый, низкий и в то же время звонкий – как такое может быть? Он точно резонирует с каждой клеточкой моего тела… Тела? Почему на мне нет одежды? Не то, чтобы меня это сильно волновало, но хотелось бы знать. Я стою в центре пятна света, а вокруг лишь тьма. Ничего не могу рассмотреть вокруг. Лишь понимаю, что пол – из теплого камня, и мне совсем не холодно стоять на нем.

– Ну же, – очередная усмешка, похожая на упрек, но в то же время не могу сказать, что говорящий несет в себе жестокость или злость, – ты не разговариваешь со мной всего-то несколько жалких столетий, а уже забыла мой голос.

Я всё ещё не вижу говорящего, но понимаю, кто это. И правда, как я могла так легко забыть Отца?

– Не будь я старше, готов бы был обидеться на такие мысли.

Он делает шаг по направлению ко мне, и часть его лица выхватывается светом. Лик божества…моего Бога можно было бы назвать юношей, если бы не глаза, принадлежащие старику. И стоит подумать о них, как он кажется древним старцем, лицо которого испещрено морщинами, но стоит в них заглянуть, как ты понимаешь, что это всего лишь свет падает на лицо взрослого мужчины. Кажется, под плащом, что скрывает его фигуру, искусный воин, он силен и мускулист. Но стоит подметить эту черту, как ты понимаешь, что мужчина вовсе не такой: разве не видно, сколь велик ему этот плащ? Я стараюсь больше не пытаться рассмотреть стоящего передо мной. Разглядывать божество опасно для целостности ума.

– Это ты однажды замолчал, – говорить почему-то очень тяжело, точно мой голос мне не принадлежит.

Он улыбается мне, и против воли я чувствую радость, что рождается от одного его взгляда. Сколько бы я ни говорила, что я – это я, это ведь не правда. Я все же остаюсь частью Его.

– Просто кто-то перестал слушать, – тяжело вздохнул он, и тут же его открытая ладонь оказалась на моей щеке. Это прикосновение подарило мне тепло, радость, надежду. Захотелось прильнуть к этой ладони точно кошка. – А ведь больно было и мне, – печально вздыхает он, на моих глазах превращаясь в сгорбленного старика. – Больше не делай так, – его дребезжащий старческий голос точно волной проходит по моему телу, напоминая о том, что произошло.

– Почему же ты допустил это?! – хочется закричать, но выходит лишь жалкое сипение.

Он улыбается мне. То ли печально, то ли тепло, то ли снисходительно.

– Мне жаль, что у тебя никак не получается увидеть больше того, к чему можешь прикоснуться… Но ты сможешь, и тогда твое сердце успокоится.

– Киран…

Стоит с моих губ слететь этому имени, как старец превращается в высокого мужчину. Он невероятно худой, его кожа напоминает прозрачную луковую чешуйку. Я могу видеть каждую венку сквозь неё, под глазами синяки, щеки впалые. Его пальцы всё так же касаются моей щеки, вот только сейчас они невероятно длинные и узловатые. От них больше не исходит тепло. Лишь холод.

– Он мой сын, – твердо говорит мужчина. – Это ничто не изменит, но я подарил вам право выбирать, хотя вы почему-то считаете, что это не так.

– Но…

– Любила бы – не ушла, – сказано это так холодно и резко, точно пощечина, которая заставила меня тут же разомкнуть веки.

Эта фраза, брошенная в лицо, оказалась отрезвляющей. Я не могла обуздать бурю обрушившихся на меня чувств, эмоций, мыслей, но в то же самое время я испытывала сильнейшую растерянность. Как я могла позволить себе усомниться? Сомневалась ли я? Или же всё произошедшее так сильно впечатлило и шокировало меня, что отбило мне напрочь старческий мозг?!

– Ты просто старая маразматичка, смирись уже, – растерянно проведя открытой ладонью по лицу, смахивая остатки сна и приводя себя в чувство, я легла на спину, широко раскинув руки и ноги, вперив взгляд в высокий потолок. – А ты старый пердун, – хмыкнула я в никуда, надеясь, что мои слова дойдут до адресата.

Триста лет тому назад я просто перестала говорить с Ним. Я не ругала Его, не бросалась проклятьями, просто вдруг поняла, что, будь он и правда нашим Отцом, он нашел бы способ нам помочь. Он не захотел или не счел нужным. Не знаю. Но тогда я перестала обращаться к нему в своих снах, молитвах, мыслях. Я больше не искала утешения у его ног. Мне стало наплевать.

– Поверь, я сдерживалась триста лет, и это самое приличное из того, что могла бы тебе сказать. Решил меня повоспитывать? Поздновато спохватился, – фыркнула я, поднимаясь с постели.

Я не знаю, сколько я проспала, но чувствовала я себя сейчас на порядок лучше. Что ни говори, но любую гадость можно пережить во сне. Вот и сейчас все произошедшее воспринималось мной несколько в ином свете. Во-первых, стоило вспомнить ситуацию, в которой я и Киран встретились. Чего я ожидала? Что при этих… ЭТИХ…он подойдет ко мне скажет нечто настоящее? В какой ситуации оказался он эти триста лет назад? Что я о том знаю? Моя жизнь напоминала айдскую смесь, граничившую с безумием, отчаяньем, абсолютным безразличием ко всему и всем! Я перестала быть собой! Я – Соль, которая всегда истово верила, что рождена, чтобы созидать жизнь, – превратилась в блеклую тень себя настоящей. Жила в страхе, боясь собственной тени, скрываясь от своей сущности, помогала лишь тем, кто случайно встретился на моём пути. Опасаясь, что изменения во мне захватят всю меня. Боясь стать той, кем была изначально. Как бы там ни было, мы те, кем были рождены. Искать иной доли глупо. Даже если однажды мне будет суждено найти её, это будет всё равно, что понарошку. Грядет война, и мой страх перед грядущим заставляет меня съёживаться в жалкий комочек из страхов, сомнений и ужаса перед будущем. Это не я. Я никогда не была такой. Через любой страх можно переступить. Любое горе не отнимет у тебя возможности бороться. Любая скорбь, оставаясь в сердце, не лишит тебя собственного я. Всё зависит от тебя самой, найдешь ли ты в себе стержень, который позволит тебе устоять на ногах, или превратишься в жалкую тень. Вариантов немного, всего-то два: выстоять или сломаться . Ради Кирана, ради Дорина, ради тех, кто был сломлен, ради самой себя, я должна подниматься с колен и идти вперед, иначе это буду уже не я. Даже если в конце моего пути к нему он вновь скажет мне, что может жить и без меня, он сделает это стоя под чистым небом, когда ветер будет играть с его волосами, а на ладонь ляжет весь мир. Он и я – мы дети бога, который способен даже в тупике найти путь. Мы дети, рожденные следовать пути нашего предназначения, но никак не той дороге, что укажут нам. Хозяев среди живых для нас ещё не рождено.

И лишь на этой мысли я увидела своё отражение в зеркале. На голове воронье гнездо, на теле ночная рубашка до пят, в руках посох, непостижимым образом оказавшийся в них, взгляд горит ярко-голубым светом.

– Хороша, – подытожила я, – так и иди, – усмехнулась я самой себе. Вот только от намерений своих не отказалась.

Отворить створки шкафа, достать свежий мужской костюм песочной расцветки, привычно заплести волосы в тугую косу, облачиться и лишь мимолетно бросить взгляд на наряды, некогда сшитые для изысканной девы Эйлирии. Из летящих воздушных тканей, расшитые золотыми и серебряными нитями. Тогда мы носили просто скроенные платья. Климат был таким, что особенно не помудришь со слоями ткани на себе, однако каждое мое платье было особенным. Конечно, ведь шили их для принцессы и для жрицы Двуликого Бога. В Алании сейчас такое не носят, но мне всё равно. Я храню свои сокровища, точно водяной дракон из детской сказки. Просто потому, что мне надо и выкинуть жалко. Просто вот так вот погляжу немножко и вновь закрою шкаф. Сегодня я не стану мудрить и особенно тщательно завешивать лицо, просто потому что больше не стану его скрывать. Но боюсь, что оборотни меня просто сожрут, если появлюсь перед ними в непривычном виде. Стоило мне прикрыть волосы и уже задуматься над тем, как бы поудачней разместить занавеску на носу, как в моей комнате открылась воображаемая дверь из прошлого и в комнату ворвалась запыхавшаяся служанка.

– Пэри, пэри, – вопила она, обращаясь, судя по всему, к кому-то значительно старше себя, так как «пэри» по-эйлирски означало что-то типа «многоуважаемый дед», – там это, это, – тыкала рыжая девушка пальцем в сторону двери.

Полагаю, кто-то вместо меня в прошлом попросил говорить понятней, потому девчушка глубоко вздохнула и заговорила уже медленнее:

– Вся партия поросят, кажись, вот-вот издохнет!

Должно быть, пэри резонно заметил, откуда такие сведения?

– Припадки у них, пэри! Должно быть, Моли хворых нам решил подсунуть!

Дальше я уже не слушала, а со всех ног неслась на нижние этажи дворца. Туда, где, зная характер этого существа, селить чужаков было относительно безопасно. Для кого-то всё сказанное показалось бы бредом, но я живу тут достаточно давно, чтобы научиться понимать этот язык образов из прошлого.

Давненько я так не бегала, перепрыгивая сразу через несколько ступеней и чувствуя себя лесной ланью. Но раз «поросята вот-вот издохнут», то следовало и впрямь поторопиться. Вариантов было два: что-то либо с Терезой, либо со всеми вместе. Следует понимать, что это место не было заурядным домом с пятью комнатами, и добраться из одного конца дворца в другой было выматывающим путешествием. Я бежала изо всех сил, но дыхание моё вскоре сбилось, и начало предательски колоть в боку. Кто бы что ни говорил о том, как здорово жить вечно, но, наверное, было бы ещё лучше, не будь я по сути заурядным человеком. Имей я такие качества, как выносливость, крепкие кости, а не те, что легко сломать и которые всё одно срастутся уже через пару часов. Или силу в мышцах, как у десяти мужчин. Был один учитель в Медицинской Академии Эйлирии, что любил рассуждать о том, что именно то, что мы такие же люди, как и все, позволяет нам быть настоящими целителями. Мол, мы знаем, что такое боль. На мой взгляд, может оно конечно и так, но только от этого не легче…

Запыхавшаяся, злая, точно демон из истоков Айда, уже подбегая к нужному мне залу, чтобы перейти в крыло для прислуги, я услышала лязг метала, крики, звуки борьбы, рычание оборотней и ругань Кита, что, казалось, пытался перекричать всех разом, раскладывая родню оборотней на все лады.

И, кажется, я уже знала, с чем мне предстоит столкнуться. Тут стоит отметить два весьма важных момента. Во-первых, где-то за сто лет до моего рождения, группа повстанцев пыталась захватить дворец, а вместе с ним королевскую чету и власть. Это не было следствием долгой осады дворца – скорее, хорошо спланированной диверсией. Естественно, нападавшие были не простыми крестьянами, а хорошо подготовленными магами. Уж не знаю, что там и как было в действительности, но восстание подавили, магов казнили, магическую защиту дворца ещё раз усовершенствовали, и все зажили мирно и счастливо. А теперь представьте себе, что вы всю жизнь провели в месте, где кругом красота и услужливость, изысканные танцы, любовные страсти, хитроумные многоходовые интриги, но все чинно, мирно и спокойно. И тут вы такое увидали, что страсть как вас впечатлило. Ну, вот примерно то же самое произошло и с дворцом. Этот гад просто обожает этот момент! Точно мальчишка, дорвавшийся до приключенческого романа, он готов перечитывать его, воскрешая в реальности вновь и вновь. Во-вторых, судя по всему, оборотни впечатлились тоже, а стало быть, вступили в игру, которую я про себя называла «будь другом, поддержи мой бред»! А как только ты начинаешь принимать участие в оживленном фрагменте прошлого, Малыш берет тебя в игру и развивает события согласно и твоим представлениям тоже. Одним словом, происходящий вокруг бред вы рождаете уже вдвоем, благодаря усилиям вашего воображения.

С трудом переведя дыхание, я уже неспешно побрела к нужной мне зале. Стоило мне оказаться у входа, как масштабы происходящего стали вырисовываться. Ну, первым бросился в глаза Кит. Как он оказался под самым потолком, оседлав огромную люстру, и мерно покачивался на ней, извергая самые грязные ругательства на тех, кто уже полностью перекинувшись, вел оборону замка, я понятия не имела. Но парень выглядел целым и невредимым, что уже радовало. Как его потом снимать оттуда, я тоже не имела представления. Внизу же творилось нечто невообразимое. Вся мебель была расколочена, на стенах следы от когтей и крови, которая, судя по всему, должна была появиться у нападавших от причиненных им увечий. По всей видимости, то, что трупы просто таяли в воздухе, оборотней уже не смущало. В центре зала шло самое настоящее сражение, где, кто бы сомневался, оборотни ловко уклонялись от бросаемых в них заклятий и заговоренных мечей и так же споро рвали глотки врагам, которые, исчезая после столь незамысловатой смерти, тут же воскресали. И так, один «поросенок» залез под потолок, двое изображали из себя грозных волков, где ещё две с половиной «свиньи» – я не знала.

– Что, вы идиоты?! Хватит уже! – тем временем орал Кит. – Вы полные … – далее шло что-то совсем уж непристойное, – я не могу больше терпеть! Я вас предупреждаю! Прямо отсюда на вас наделаю! Вы слышите меня?! Они же ненастоящие!!!

Надо было это прекращать, только ещё нагадить с люстры не хватало, чтобы диверсия оказалась успешной хотя бы спустя тысячи лет.

Бедный Кит был под защитой крови. Как наш с Кираном потомок, он был устойчив к магии дворца и ясно понимал, что все происходящее – лишь иллюзия. Для нас с ним это и впрямь казалось бредом. Мы видели разницу между реальностью и вымыслом. Но вот для любого другого… Магия Эйлирии умела влиять на разум, настраиваться на любого человека и не человека, сводя его с ума своими образами и видениями так, что совсем скоро кто угодно просто терялся в этом.

– Угомонись уже, – тихо сказала я, прекрасно понимая, что меня услышат, – иначе я их выгоню, соберу вещи и больше сюда не вернусь ближайшие лет пятьдесят точно, понял? Ты меня знаешь, и надеюсь, еще помнишь, как я умею исчезать из твоей реальности…

В этот момент Лил как раз прыгнула, чтобы вцепиться в горло нападавшему – и каково же было её удивление, когда мужчина просто растаял в воздухе, а она на всей скорости влетела в стену и как-то нелепо завалилась на бок. В тот же миг комната преобразилась. Исчезли следы драки, изломанная мебель вновь стала целой и невредимой, в воздухе запахло выпечкой, как это бывало в те времена, когда работали повара на королевской кухне. Даже на полу не осталось ни единой щепки от разгромленной мебели. Возникшую тишину разрушало лишь мерное поскрипывание люстры, на которой все ещё болтался Кит, да растерянное злое рычание бурого волка и цокот его когтей о мраморный пол.

– Ити вашу мать, – выходя в зал, обозначила я свое отношение к происходящему, – как так-то, идиоты? Вы зачем дитё под потолок засунули?

Джарред вскинул на меня растерянный взгляд своих волчьих глаз и протяжно заскулил, виляя хвостом, точно маленький щенок.

– Да, иди уж, – махнула я рукой, – я все равно не понимаю. Приведи себя в порядок, а потом поговорим.

Вместо этого молодой волк подбежал к своей подруге и стал толкать её своей лобастой головой, помогая прийти в себя. Уже вдвоем, на трясущихся лапах, шатаясь и нервно оглядываясь по сторонам, они поплелись в сторону жилого крыла.

– М-да… – провожая их взглядом, буркнула я.

– Вот тебе и да, – раздалось у меня над головойэ – Сними меня, Соль, ведь угроза остается в силе… – чуть ли не со слезами в голосе бормотал внучек, продолжая раскачиваться на люстре.

– Как ты туда залез, лучше скажи? Чтобы тебя снять, мне следует понять механизм…

– Я не знаю! – вскрикнул парень. – Как-то так, – развел он руками, – получилось…

– А, – махнула я рукой, – совсем не интересно, придется снимать по старинке…

Я прошла на противоположный конец залы, отодвинула одну из гардин, за которой скрывался механизм, позволявший некогда опускать люстру, чтобы слуги могли её помыть, и повернула рычаг. Люстра со скрипом начала опускаться.

– Я-то думал,а мы с воображением подойдем к твоему спуску, но ты умеешь ставить ультиматумы, – усмехнулась я.

– Что бы это ни было, я рад, что умею их ставить, – нервно ерзая, бурчал парень, – твое воображение меня пугает… А побыстрее нельзя?

– Уверен? – прищурившись, поинтересовалась я.

– Я потерплю, – тут же пошел на попятную Кит.

***

Киран смотрел в окно, наблюдая за огнями ночного города. Со стороны казалось, что мужчина совершенно спокоен. Точно его пленила сумеречная красота Аланис. Но самому Кирану казалось, что все внутри него горит огнем, в то время как тело оцепенело. Казалось, что он не в силах пошевелиться, вздохнуть, сделать шаг, отвести взгляд. Это всё было невозможно сейчас. Единственная мысль крутилась в его голове:

«Она жива! Она ушла! Я отпустил! Я отрекся!»

И даже понимая, что иначе не мог, он все одно продолжал думать, сгорая в огне собственных упреков. Спустя триста лет он наивно полагал, что его сердце сгорело в ту самую ночь, когда он узнал, что она мертва. Его дар перевернулся, следуя за этой мыслью. Но сейчас он просто не мог дышать, так больно ему было. Именно то, что горело у него в груди, молило последовать за ней. Оно выло, кричало и вновь стучало с бешеной силой. Но он стоял недвижимо, продолжая рассматривать огни ночного города. Его разум говорил ему иное. Если он хочет защитить её, то просто обязан пойти до конца, даже если это и впрямь станет концом для них двоих.

Дверь за его спиной бесшумно отворилась, но он всё равно почувствовал, что теперь в комнате не один. Некоторое время он продолжал стоять в полной тишине, думая о своем, хотя прекрасно знал, кто вошел.

– Как всё же перевоспитать тебя? – раздался ненавистный голос, который когда-то раньше он так любил слушать, ощущая в это время себя хотя бы частично живым.

Киран не удостоил вошедшего даже взглядом. Теперь тот надоел ему.

– Даже так, – усмехнулся Элтрайс. – теперь ты даже не смотришь на меня, хотя бы изображая покорность.

– Ты более не интересен мне, – холодно ответил Киран.

– Как жаль, что ты все ещё интересен мне, – не скрывая раздражения в голосе, ответил маг. – Похоже, мне стоит тебе напомнить, кто здесь хозяин?

– Хозяин… хозяин… – тяжело и безразлично вздохнул Киран, поворачиваясь лицом к Элтрайсу. Раньше его глаза светились голубым, как у любого целителя, теперь же это была глянцево-черная бездна, столь холодная и глубокая, что ее невозможно постичь, не потеряв себя на её дне.

Трайс испуганно отшатнулся, но тут же взял себя в руки, не позволив себе запаниковать и закричать .

– Когда-то ты попытался стать бессмертным, – тем временем заговорил Киран, – но в результате стал никем, – усмехнулся мужчина, – паразитом. Решил поиграть с Богом и остался у разбитого корыта? Ни тебе бессмертия, ни собственной магии, как прозаично…

– Что ты несешь?! Я маг Императора! – вдруг зло воскликнул мужчина.

– Ты всего лишь пиявка, сосущая чужие жизни и силу, – не скрывая презрения, бросил Киран.

– И что? – спросил Трайс, когда вокруг него стала сгущаться энергия, чтобы обрушиться на Кирана по воле своего господина. – Я стольким пожертвовал, столько лет изысканий, столько сил и моих стараний, чтобы завершить то, что не смогли сделать вы!

– Пожертвовал?! – искренне изумился мужчина.

– Именно, – кивнул маг, – жертвы, которые и не снились таким, как вы! Какой толк был от вашего существования? Всё равно, что стадо овец, не способное ни на что иное, как блеять о спасении чужих жизней, любви и всепрощении! Этим миром правят волки, и такой дар, как у вас, не мог быть дан таким бездарям, как вы! Первородные целители? Нет, всего лишь стадо безмозглых овец! Я сделал всё для того, чтобы в итоге вы отринули свой дар! В конце даже начал бояться, не получаете ли вы удовольствие от того, в каких условиях приходится выживать… Но что-то пошло не так, раз ты всё ещё передо мной и остаешься бессмертным. Но ведь ты понимаешь, что рано или поздно мы это исправим? – уже ласково закончил мужчина, начиная натягивать поводки заклятий, которыми буквально оплел ауру Кирана.

Мужчина, разумеется, почувствовал, что такое делает называющий себя магом, потому немного театрально поднес ладонь к плечу и, продолжая смотреть в глаза Элтрайсу, легко смахнул несуществующую пылинку, вместе с тем обрывая все подчиняющие поводки заклятий, просто растворяя их в воздухе.

– Я хотел убить тебя в день, когда узнал обо всем, – заговорил Киран, – но первым подвернулся император, – лениво вздохнул он, – это оказалось скучно… убивать очень скучно, – поделился он. – Это не принесло мне ничего, – указал он пальцем на свое сердце. – Видишь ли, вся суть бессмертия в том, что смерть не приходит… эта жизнь…она длится, и длится, и длится… Раньше, до вас, моя жизнь была прекрасна. Я любил её, любил своё предназначение, любил тех, с кем делил эту вечность. Но ты, твоя тупость, – зло сказал он, – отняли у меня всё! Я смотрю на тебя и понимаю, что твоя смерть не утолит моей жажды! И я храню тебя как изысканный десерт. Так что, – взглянув в шокированные глаза мага, сказал Киран, – сиди тихо, Элтрайс Эль Дриэлл, и я приду за тобой в конце. И знай, всё, что будет после, – это твоя вина! Ты породил это, – усмехнулся мужчина, – так найди в себе мужество досмотреть пьесу до конца.

Киран всего лишь поднял руку – и Трайс осознал, что не может дышать. Он смотрел в глянцево-черную гладь этих глаз и понимал, что на самом их дне лишь холод и пустота. Паника сковывала его бесстрастное сердце, когда он осознал, что ему нечего противопоставить этому прикосновению. Он тонул во тьме, задыхался и метался, не понимая, что с ним происходит, пытаясь найти объяснения в реакциях мужчины, что совершенно бесстрастно смотрел на него. Его непроницаемый взгляд, холодность черт его аристократического лица – ничего не говорило о том, что происходящее приносит ему удовлетворение что он в серьёз вознамерился убить его. Никогда прежде Трайс не знал, что бывает настолько страшно, когда не можешь сделать и вдоха. Но в тот момент, когда мужчина почти потерял сознание, Кир неожиданно отпустил его.

– Я же сказал, в конце, – точно сплюнул, произнес он, исчезая прямо в воздухе.

Стоило Кирану исчезнуть, как Элтрайс упал на колени, страшно кашляя и хватая ртом воздух, не в силах надышаться. Что такое сейчас с ним произошло? Он был уверен, что Киран потерял силу триста лет тому назад. Ничто в поведении мужчины не вызывало в этом сомнений! Разве мог нормальный живой человек, обладающий подобной силой, терпеть всё то, что делал с ним Трайс?! Разве такое возможно?!

Киран материализовался в темном коридоре, более всего напоминающем туннель, выбитый в скале. Неровные каменные стены буро-коричневого цвета, блеклый свет от чадящего факела. Дрожащими руками он оперся о стену, пытаясь отдышаться и побороть кашель, что душил его. Что сотворила с ними эта тварь, он уже знал. Но что он сделал конкретно с ним? Почему его обернувшийся дар оказался связан именно с этим аланитом?!