ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 05.03.2024
Побледневшего юнца сменил полный человек, страдающий одышкой. Всем своим видом она напоминал купца, утомлённого в лавке за целый день. Усталый толстяк прочёл:
Вот беда! Я с другом своим ветерком разругался!
Пока я в разлуке с любимой вином утешался,
Он, негодник, тёмных кудрей, рубиновых губ
И белой груди моей милой шаловливо касался!
– Прекрасно, мой друг! – заключил хан, выслушав четверостишие. – Просто прекрасно! – Да, сдаётся мне, слишком ты тяжёл для дружбы с ветерком! Может быть, потому он и упорхнул от тебя…. Впрочем, я слышал, и жена твоя уже года два живёт с торговцем сандаловым деревом, – едва раздвинул губы в усмешке хан, не отрывая взгляд от тяжело дышавшего стихотворца. – Ну, а мы перейдём к чему-нибудь более серьёзному, – добавил владыка Бухары, и улыбка тотчас же исчезла с его лица. – Почему бы нам не послушать теперь газели? И, – чуть прищурился великий хан – думаю, это было бы слишком просто для вас сложить газель о розоликих красавицах или о мальчиках-виночерпиях. А вы попробуйте-ка сложить газель о чём-нибудь будничном, повседневном… Ну, же, кто прочтёт нам такую газель? Бухари, ты не хочешь попробовать?
– Я готов, повелитель, – отозвался старик в залатанном халате, утирая пот со лба. – Готов усладить твой слух чтением газели, о мой владыка! Я прочту тебе газель о халве.
– Ну, что ж, мой возлюбленный соловей, – приободрил того хан. – Начинай!
Бухари подошёл поближе к трону и прочёл нараспев:
Льстецам у трона одна награда – халва.
Бродяге-поэту из рук владыки горше яда халва.
В кругу друзей – иное дело! Там ждут его
Душистый чай, гроздь винограда, халва!
Жаль, только розы нет на том пиру бедняцком,
Без неё ж горька услада – халва.
В тоске жду казни, палач уж меч заносит,
А ты и смерти моей рада, халва!
В разлуке с милой же, о Бухари, бери калам, пиши газели!
Да будет стих страдальцам, будто сладкая отрада – халва!
Читая газель, Али Ахмад принялся легонько кружиться на месте, притопывая ногами, словно дервиш, совершающий зикр[9 - Зикр – обрядовая практика суфиев, включающая в себя и элементы танца.], и глаза его загорелись огоньком безумия. Когда он окончил, в тронном зале воцарилась напряжённая тишина. Все ждали, что скажет владыка Бухары. А тот, пожевав губами, произнёс тоном знатока:
– Какой необычный редиф[10 - Редиф (от арабского «идущий во след») – слово, либо же группа слов, идущая после рифмы в таких формах восточного стихосложения, как газель или рубаи. Редиф служит для эмоционального подчёркивания смысла стихотворения.] – «халва»! Никогда нам не доводилось слышать газель с таким необычным редифом!
По залу прошёл ропот, в котором смешивались, и зависть, и облегчение, – казалось, ханский гнев миновал голову поэта.
– Что ж, – немного задумчиво проговорил хан. – Почтенный Али Ахмад, подойди к столику с угощениями и возьми себе халвы, сколько пожелаешь!
Чуть пошатываясь и облизывая пересохшие губы, старик сделал так, как повелел хан, набив себе полный рот халвой.
– Ну, вот, ты видишь, – наставительно молвил тот. – В моём доме халва не горчит, подобно яду, стало быть, я – мудр и справедлив, и ты без боязни берешь из моих рук угощение! Твоя газель хороша, поэт Бухари! Скажи нам, только, что значит предпоследний бейт в газели, там, где сказано о казни и палаче?
Тут повелитель запнулся и пристально, с удивлением взглянул на Али Ахмада, а тот, разинув рот и схватившись за горло, медленно осел на пол.
– В чём дело? – недовольно перевёл взгляд на визиря Ибрагим-бека владыка Бухары. – Наш поэт переутомился и лишился чувств, упоённый великой милостью? Вели немедленно позвать моего врача…этого, который принадлежит к племени яхуди[11 - Яхуди – так называли проживающих в Средней Азии евреев.] … доктора Иакова бен Захарию.
– Несомненно, великий хан, солнце вашего милосердия затмило взор этому безумному рифмоплёту Али Ахмаду, – поспешно согласился визирь. – Сейчас сюда придёт врач, а вы пока может продолжать празднество, – закончил он зычно, взглянув на остальных присутствующих.
Но никто не двинулся с места и не заговорил, – все в молчании смотрели на безучастно лежавшего на полу Али Ахмада. Вскоре появился и доктор Иаков-бен-Захариа, ещё не старый, красивый яхуди, чей безупречный внешний вид, правда несколько портила начавшаяся расти на голове лысина. Врач потрогал пульс лежавшего поэта и обернулся к хану с искажённым лицом:
– Он мёртв!
Глава третья, в которой великий хан грозит построить башню из отрубленных голов
– Мёртв? – севшим голосом переспросил владыка Бухары, скрывая изумление и досаду. Хан бросил долгий, прощальный взгляд на тело умершего поэта. Он словно хотел сказать: «Вот взгляните, правоверные, как он посмел умереть, когда я осыпал его милостями и похвалил его строки!»
– А, отчего он умер? – задал следующий вопрос владыка, мотнув головой, будто прогоняя тяжёлое видение.
– Как отчего? Стар был – вот и пришёл за ним Азраил, – капризно проронила доселе хранившая молчание Гюльбахар-ханым.
Всем своим видом ханская тётушка давала понять, что раздосадована случившимся не меньше своего державного племянника. – Ведь так, о почтенный Иаков бен Захария? – настаивала она.
– Пусть он скажет сам! – одёрнул резко свою тётушку хан. – Говори, яхуди, не бойся…
– С вашего позволения… да, – замямлил врач. – То, есть, нет… Узкие зрачки, неожиданная остановка дыхания, всё это говорит о том, что ваш любимый поэт был отравлен, а в качестве яда служил порошок из джунгарского корня[12 - Джунгарский корень (аконит джунгарский; джунгарский борец; Acon?tum soongаricum) – растение, произрастающее в Китае, Казахстане, Киргизии; содержит яд – аконитин.] … – врач испуганно замолчал.
– Что! – взревел хан. – Измена! Отравители во дворце! Измена! Никого не выпускать из дворца! Это меня хотели отравить, извести как отца и брата, все вы – подлые изменники! Всех немедленно обыскать!
– Стража, стража! Перекрыть все ворота, во дворце убийца, никого не впускать и не выпускать без приказа великого хана! – вторил своему повелителю визирь Ибрагим-бек.
– Ну, ну, успокойся, мой ягнёночек, – ласково сказала владыке Бухары его тётушка Гюльбахар-ханым, поглаживая того по руке.
Гневные распоряжения хана и визиря вызвали лишь сутолоку и разноголосицу во дворце. Стражники бестолково сновали по комнатам дворца, при этом они зачем-то зажгли факелы и принялись бить в барабаны и колотушки. Стихотворцы, испуганные и потрясённые смертью своего собрата, боязливо жались друг к другу. Спустя некоторое время, порядок был восстановлен, и присутствующих начали, как следует, обыскивать. Не избежали этой участи, и мы вместе с моим хозяином. Украдкой я заметил, как двое стражников потащили к визирю того самого коротышку в тюбетейке, с которым всего час назад столь яростно спорил отошедший к Аллаху Бухари.
– Погодите! Куда вы меня тащите, славные воины! – взмолился тот. – Я не убивал Али Ахмада, клянусь Аллахом!
– Мы слышали, как ты угрожал ему, сказав, что его сегодняшний глоток щербета будет последним! – напомнил коротышке женоподобный юноша, читавший рубаи о жемчужинах в бездне вод – Мы все слышали, ты угрожал ему!
– Да, мы все слышали! – подхватили ещё несколько человек.
– Но…послушайте…– оправдывался коротышка. – Послушайте, правоверные, я – не убийца. Я не угрожал почтенному Али Ахмаду! Мы с ним просто спорили о том, какой язык лучше подходит для стихосложения, фарси, либо же тюркский, или, как его у нас называют, чагатайский…Только и всего! Я просто привёл досточтимому Али Ахмаду, да напоит его душу архангел Джабраил водой райских источников…, я просто осмелился напомнить ему один пример из истории джихада нашего мусульманского воинства против франков-крестоносцев… Послушайте, ведь он был отравлен халвой, а не щербетом! – вскричал подозреваемый, цепляясь за свои слова, точно Синдбад-мореход за обрубок мачты в бушующих волнах.
Но коротышку не слушали, и стражники потащили его прочь.
– А ведь и верно, – точно опомнившись, проговорил визирь Ибрагим-бек, когда коротышка уже исчез. – Нужно выяснить, нет ли яда в халве. Эй, кто-нибудь швырните халву с этого столика дворовым собакам! Эти твари, проклятые Аллахом, сожрут всё! – распорядился визирь. – И мы поглядим, околеют они или нет. Так мы быстрее узнаем, существует ли заговор против хана и нашей державы…
Тем временем, обыск продолжался. К трону, на котором по-прежнему безмолвно, вцепившись рукой в локоть своей тётушки, восседал повелитель Бухары, подобрался китайский посол, господин Чжан по прозвищу Лао.
– Я надеюсь, – заговорил он, стараясь придать своему голосу обычное высокомерие. – Я надеюсь, действия вашей дворцовой стражи не коснутся меня и моих людей! Сама мысль о том, что кто-то из членов нашего посольства способен отравить вашего многоуважаемого придворного поэта…
Но хан даже не дал китайскому послу возможности закончить:
– Вы что? Если бы в вашем дворце в Пекине произошла попытка убийства Сына неба, я думаю, ваша стража раздевала бы догола и мужчин, и женщин! Почему же я должен делать исключения для вас?! – быстро забормотал хан, едва сдерживая новую вспышку ярости.
– Хорошо, – холодно ответил китайский посол. – Мы подчиняемся вашей воле. – Коли так, я даже попрошу проверить немедленно меня и моих людей, дабы поскорее покончить, – тут господин Чжан запнулся, подбирая нужное выражение, – дабы поскорее покончить с этими неприятными формальностями…
Промолвив так, китайский посол с готовностью отдал свой нарядный халат стражникам. После того, как стражники обыскали господина Чжана, наступил и черёд его товарищей. Свой халат снял и передал стражникам его главный помощник молодой переводчик документов Ли Ши.
– А вот это ещё что! – воскликнул вдруг один из стражников.
Мы с моим господином подобрались поближе и разглядели, что на полу лежит какая-то склянка, выпавшая из халата молодого китайца. Склянку немедленно поднял доктор Иаков бен Захариа.
– Похоже, что это порошок джунгарского корня, – зацокал языком он.
– А ты не лжёшь, яхуди?! – хищно облизал губы визирь Ибрагим-бек. – Ты понимаешь, что значат слова, произнесённые тобой сейчас?! – смерил он врача молниеносным, буравящим взглядом. – Может быть, не все заметили, но я прочёл в глазах Ибрагим-бека откровенное злобное торжество. – Спешу сообщить, вам, великий хан, и всем остальным здесь присутствующим, мне сейчас донесли, что собаки, отведавшие халвы с того столика, где её взял почтенный Али Ахмад, все издохли! А это значит, что умереть мог любой, съевший эту Иблисову халву! В том числе и великий хан или его царственная тётушка Гюльбахар-ханым. Заговор, во дворце заговор! А если у молодого китайского переводчика в халате нашли склянку с остатками яда, то… – тут даже визирь замолк и поёжился, словно перед прыжком в холодную воду, и повторил свой вопрос мягче:
– Не ошибаетесь ли вы, уважаемый доктор бен Захариа? Может быть, вы, всё же, плохо разбираетесь в китайских травах? Вы полностью отдаёте себе отчёт в своих словах?
– Нет, я не ошибаюсь, почтенный визирь Ибрагим-бек, – твёрдо сказал в ответ врач. – И хочу добавить, что джунгарский корень можно найти в изобилии как раз на землях Поднебесной державы…
– В таком случае, – не без удовольствия приказал великий визирь, указывая на Ли Ши – Стража, взять его и бросить в дворцовый зиндан…
– Что это значит, бросить в зиндан?! – вмешался тут посол Чжан. – Вы совсем сошли с ума?! Зачем моему помощнику, который впервые за всю свою жизнь, прибыл в Бухару убивать вашего поэта? Да кто угодно мог подбросить эту склянку в карман его халата в этой суматохе!
– Только посмейте мешать моим людям! – закричал хан, содрогаясь от бешенства. – Да я сейчас прикажу всем вам, проклятым свиноедам, отрубить головы! А из голов этих сложу башню, какие складывал амир Тимур! И с высоты этой башни! – говорил хан, всё больше распаляясь – С высоты этой башни муэдзины завтра вознесут хвалу Аллаху за моё избавление от смерти! А эту мерзкую склянку с остатками отравы я велю отослать вашему так называемому Сыну Неба, потомку нищего простолюдина-побирушки, дабы он принял яд сам… не в силах вынести собственный… собственный…!
Хан не договорил и в изнеможении рухнул на подушки трона.
К послу Чжану, побелевшему от ярости, подошла Гюльбахар-ханым и заговорила с ним спокойно, но её ровный голос был слышен всем:
– Почтенный господин Чжан, покиньте, пожалуйста, сегодня наш дворец. К сожалению, ваш помощник останется у нас. Завтра к утру, мой племянник остынет, и мы обязательно рассмотрим все обстоятельства произошедшего. Я распоряжусь, чтобы его перевели из зиндана в один из дворцовых покоев. И ни один волос не упадёт с его головы, клянусь Аллахом!
Посол Чжан в ответ сухо кивнул. Молодого Ли Ши увели стражники.
– Мы непременно вызволим тебя, Ли, – сказал ему вслед посол Чжан.
Когда Ли Ши в окружении стражи скрылся во внутренних покоях ханского дворца, посол Чжан невозмутимо взглянул ему вслед и велел своим людям уходить.
Настало время расходиться и всем остальным. Стихотворцы поспешили покинуть дворец, в котором они стали свидетелями убийства. Лишь один из них, не желая идти домой, лил слёзы возле столика с угощениями.
– Простите, – обратился я к нему. – Вы скорбите по своему другу, почтенному Али Ахмаду?
– Нет, – мелко закивал головой тот, утирая слёзы рукавом халата, – Нет! Я опечален, что не смогу прочесть перед ликом светлого хана свои газели. Когда нам всем ещё выпадет возможность осчастливить великого хана своим творениями? Возможно, эта смерть станет для него дурным воспоминанием на всю жизнь, и он никогда больше не устроит нового состязания поэтов у себя во дворце! Послушай, прохожий, – проворно схватил меня за руку незнакомец. – Хочешь, я прочту тебе свои газели! У меня есть ещё рубаи и касыды! Давай, я прочту тебе их! Мне не нужно никакой платы! Если ты станешь внимать мне, это будет уже достаточная награда для меня!
Я вырвал руку и, скрывая ярость, сдержанно поблагодарил стихотворца за оказанную мне честь. Да, поэты подобны шакалам, что выкупались в бадье с радужными красками и возомнили себя павлинами! Хватит на сегодня стихов!
Часть вторая. Книга сомневающихся.
Глава четвёртая, в которой доктор Иаков-бен Захариа остаётся твёрд в своей вере
Размышляя подобным образом, я догнал своего хозяина, купца Рахматулло, и мы вместе вышли за ворота ханского дворца. За дворцовыми воротами мы заметили огромную, яростную толпу, собравшуюся у тела почтенного Али Ахмада, которого следовало придать земле в день смерти по обычаям правоверных. В свете факелов мелькнули лица этих людей, горящие лютой яростью. В эту минуту я осознал, что злоключения сего проклятого дня ещё не окончены.
– Вот, взгляните, рабы Аллаха! – вопил один из собравшихся. – Взгляните, вот лежит наш соловей Бухары, отравленный мерзким ядом, что приготовил для него злобный китайчонок! Взгляните, правоверные, на нашего соловья! Он любил простых людей, и его руки всегда были в мозолях и царапинах! – продолжал говоривший, быстро взглянув на тело, завернутое в саван, на свесившуюся вниз ладонь. – А те, чьи руки изнежены, приготовили для него ядовитое снадобье! Подать сюда, китайчонка!
– Подать китайчонка! – подхватило ещё несколько голосов.
– О великий Аллах! – укоризненно покачал головой мой хозяин. – Как же быстро распространяются в Благородной Бухаре слухи! Особенно, если некто помогает им расползаться, будто змеям и скорпионам! – добавил он тише.
– Сегодня китайцы отравили соловья Бухары, а завтра отравят воду во всех колодцах! – всё звучали голоса на площади.
– А помогут им в этом подлые яхуди! – подлил кто-то масла в огонь.
– Китайцы отравили почтенного Али Ахмада, а подлые яхуди великого амира Тимура!
– Видно мало великий амир Тимур сжёг яхуди в их Иблисовой синагоге в Бурсе![13 - Согласно одному, как указывал французский биограф Тамерлана Жан-Поль Ру, «малонадёжному преданию» войска Тимура, взяв в августе 1402 г. турецкий город Бурса, загнали всех проживавших в городе иудеев в синагогу, которую затем подожгли.]
– Подать сюда врача-яхуди! Он не смог спасти нашего соловья!
И в это время я разглядел в толпе чью-то связанную фигуру в высокой шапке. Такие шапки носили в Благородной Бухаре лишь яхуди, дабы правоверные, завидя их издали, не могли сказать им по ошибке: «Мир вам», поприветствовав, словно единоверцев.
Приглядевшись, я понял, что это доктор Иаков – бен- Захариа. Как он попал сюда! Не настолько же он обезумел, чтобы самому выйти к этим озлобленным людям?
– Скажи, кафир, откуда ты вернулся? – обратился притворным елейным голосом тот самый человек, что твердил о натруженных руках покойного поэта Бухари, бывший, по-видимому, главарём погромщиков.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом