Кем и как любима Тамара Зотова
Алексей Владимирович Июнин
Молодой юноша, едва закончивший школу, решает возглавить страну. Он знает, что нужно делать, он способен продумывать каждое действие, и благодаря воли высших сил он лишен возможности ошибки. Он лишен сострадания и жалости, он уникально расчетлив и безжалостен. Он действует самыми радикальными методами, беря ношу смертельных грехов только на себя. Он не боится ответственности, он готов к всеохватывающей власти, ведь волею судеб он является прямым наследником императорского рода и идет на самые страшные шаги, чтобы возродить великую Российскую Империю. Он считает, что власть в стране и мире должна принадлежать только ему одному, а он, как было упомянуто выше, всегда все делает правильно.
Алексей Июнин
Кем и как любима Тамара Зотова
В комнате было душно и царил полумрак, но сгорбленно сидящий за письменным столом паренек Иван Спасибов о качестве вдыхаемого воздуха думал в последнюю очередь, а солнечный свет с успехом заменяла ему настольная лампа и мерцание монитора ноутбука. На секунду оторвав взгляд от монитора, он взглянул на часы и принялся тереть воспаленные глаза.
В комнату опять постучалась мама, Иван отозвался резко и грубо. Он спросил, что ей надо, на что она как можно мягче напомнила, что завтра у него вступительный экзамен. Не забыл ли он?
– Что значит – я забыл? – раздраженно ответил Иван, не отрываясь от монитора.
– Ты хотя бы готовишься? – мама осмелилась войти в комнату.
– К экзамену? – казалось Иван услышал самый нелепый вопрос за последний месяц.
– Мне кажется, что ты занимаешься совсем не тем, – опасаясь очередной вспышки гнева со стороны сына Евгения Сергеевна аккуратно подбирала слова и интоннацию. – Пойми, от этого вступительного экзамена в МГУ зависит твоя судьба. Я же тебе сто раз объясняла. Выключи ноутбук, сын, займись учебой.
Иван сделал глубокий вдох и опять помассировал глаза. Быть может мама права и ему стоит отдохнуть, сейчас даже ему стало казаться, что следует хотя бы на короткое время сменить вид деятельности. Он начал замечать за собой, что все чаще стал ошибаться в анализе получаемой информации, что мысли запутываются и, долго шевеля мозгами он стал поддаваться несвойственной ему потери логики в суждениях. Отъехав на офисном стуле от стола, он встал и дозволил маме приблизиться. Женщина обняла сына, сделала замечание по поводу запаха от одежды и, убирая грязную посуда со стола, бросила взгляд на монитор. Сканированная версия очень старого пожелтевшего документа с таблицей. В таблице в первом столбике – десятки фамилий с инициалами, а в других – различные цифры, какие-то аббревиатуры, прочерки и галочки. Среди фамилий в первом столбике Иван выделил фамилию «Спейсер Р.А».
– Ваня, Ваня… – заговорила она. – Ты все об этом… Другие дети вместо подготовки к экзаменам режутся в игры, в киберспорт, смотрят кое-что… аморальное, а ты… Ты зациклился на этом, Ваня, это плохо.
– Мам, во-первых я не «дети». – Иван отстранился и отвернулся, – Во-вторых – не начинай.
– Готовься к поступлению, – женщина добавила в голос ноту приказного характера, хотя знала, что её сын не терпит ни малейшей власти над собой даже со стороны родной мамы. Больше всего в своей жизни Иван Спасибов ценил собственную независимость.
– Я готов, – ответил Иван, – мам, я давным-давно готов. Ты же знаешь сколько я занимался.
– Повторяй, – настаивала мама. – прогоняй все темы экзаменов…
– Мам, я знаю все вопросы! – решительно ответил Иван. – Я знаю, все что надо, мне не требуются никакие повторы!
Евгения Сергеевна хотела было возразить и еще раз заговорить об учёбе, но со вздохом сдалась. Её единственный сын был прав, когда говорил, что много занимался. Это так и было, готовясь к поступлению в Московский Государственный Университет Иван Спасибов набросился на подготовку к вступительным экзаменам с такой же маниакальной остервенелостью как сейчас углублялся в историю начала двадцатого века. Много месяцев он сидел за учебниками, много часов в день штудировал и зубрил материал, добиваясь от себя безупречно чистых и ровных ответов, фактически выучивая учебники наизусть.
Не забывая в то же время про учёбу в школе, он попутно готовился к школьным выпускным экзаменам, что, впрочем, не вызывало у него особой трудности, так как он изначально учился исключительно на одни пятерки и считался лучшим учеником своего потока. Школьные экзамены были сданы легко и блестяще, в чем Иван Спасибов не сомневался ни минуты и воспринял получения красного диплома как само собою разумеющуюся обыденность. Теперь на очереди вступительные экзамены в МГУ, но Иван вдруг не вовремя нашёл себе отвлекающее занятие, чему мама была в некоторой степени встревожена.
– Ты точно готов? – спросила мама у сына, смотря ему в глаза.
– Разумеется, мам, – ответил он.
– От этого зависит твоё будущее, – предупредила она.
– Моё будущее зависит не от этого… Не только от этого, – поправился Иван. – Но я осознаю всю ответственность, мам. Не переживай, я уверен, что поступлю.
– А если не сможешь?
Иван вздохнул и повернулся к стене, которую Евгения Сергеевна называла «царской». Иван-же никакого обозначительного названия стенам не давал, он просто некоторое время назад развесил на в то время пустой площади хронологический порядок портретов царей и императоров из династии Романовых. Тут-же висело генеалогическое древо этого-же рода, черно-желто-белый флаг с двуглавым орлом и прочая атрибутика императорской власти.
– Если я чего-то хочу добиться, – произнес Иван, сложив руки за спиной и смотря на портрет Анны Иоанновны и Павла I, – я этого добиваюсь. Я поступлю в МГУ и другого варианта я не рассматриваю. – парень с улыбкой вернулся к матери. –Мам, успокойся, я понимаю, что тебе хочется видеть меня за книжками, это логично. Но вспомни, как ещё зимой я не вставал из-за учебников и меня пришлось откармливать через резиновую трубочку, как на протяжении всех десяти лет на первом месте у меня всегда стояла школа с её уроками и домашними заданиями. Разве я не старался? Разве я не окончил школу с красным дипломом и золотой медалью, мам?
– Ты моя гордость, мой мальчик.
– Напомню, также, что я посещал дополнительные курсы подготовки, я самостоятельно изучал материал для поступления в университет. И без сомнения знаю не только все что должен знать, но и гораздо более того. Я уже практически освоил первый курс. И как же мне теперь не поступить? Пусть только попробуют меня не взять!
Иван лёг на кровать, которую он не застилал уже несколько дней и вытянул немытые ноги. Мама поджала губы, но смолчала, она не хотела колоть взрывоопасный характер своего единственного сына. К сожалению, у золотой медали за учёбу Ивана была и обратная сторона – скверный нервический характер, упрямство, граничащее с паранойей, стремление к полной независимости, целеустремленность и безразличие к окружающим.
Погруженный в учёбу и анализ Ваня зачастую мог буквально выпадать из окружающей действительности, никого и ничего не замечать, ходить неопрятный, спать в одежде, есть что попало не пережевывая и даже не глядя на тарелку. В такие дни Евгения Сергеевна задумывалась о квалифицированном психологе, но однажды намекнув о нем, вызвала у своего сына такую вспышку агрессии, что больше эту тему не поднимала.
Женщина посмотрела на своего сына, он лежал трупом на мятом, давно требующей стирки белье, лежал с закрытыми глазами, не двигаясь и она знала, что в это время его лучше не трогать и не отвлекать – он прогоняет полученную из интернета информацию через свой мозговой «внутренний процессор». Между тем такое состояние, которое она часто путала с глубоким сном, выматывало Ивана до полного изнеможения, так как сном-то не являлось, но могло отбирать у мальчика ночное время. Порой он проводил в таком рабочем полусне всю ночь, а утром открывал немного безумные глаза и не понимал какое сейчас время суток, где он находиться, что ему нужно делать.
Как можно тише убрав мусор со стола и пола, мама вышла из комнаты, бесшумно прикрыв дверь. Пора было готовить ужин и Евгения Сергеевна, одним глазом поглядывая комедийный сериал по кухонному телевизору принялась чистить картошку. Солнце садилось медленно, кухонное окно выходило во внутренний двор, огороженный густыми кустами шиповника и черемухи, куда почти не доходили шумы с проезжей части. Можно было даже приоткрыть окно, не боясь внешними шумами заглушить телевизор, как это происходило в других комнатах. Время шло, женщина порезала картошку в сковородку, но пара очищенных клубней оказались лишними и она отложила их в сторону. Зашипело масло, из телевизора раздавались шутки, Евгения Сергеевна укладывала грязную посуду в посудомойку, когда на пороге кухни как призрак появился ее сын Иван с распахнутыми ошалелыми глазами.
– Я понял… – пробормотал он. – Теперь я нашел его… Все совпадает.
– Ты о чем? – поинтересовалась мама, заливая моющее средство в специальный отсек посудомойки.
– Королевский колледж Лондона… Тысяча девятьсот двадцать шестой год. Двадцать шестой. В списке поступивших есть фамилия одного русского. Только один русский. Роман Николаевич Алексеев.
Мама закрыла крышку посудомойки и включила программу.
– Один русский? – кивнула она. – И что?
– Расстрелянного наследника царского престола звали Алексеем Николаевичем Романовым. А поступившего в Королевский колледж Лондона звали Романом Николаевичем Алексеевым. Мам, неужели непонятно, что этот парень не стал заморачиваться с новым именем и просто поменял местами имя и фамилию. Стой, мама, не говори, что этого слишком мало, чтобы проводить аналогию между этими двумя людьми. Разумеется, этого слишком мало, это я и сам понимаю, но… – Иван механически взял с тарелки чищенную сырую картофелину. – Все косвенные признаки говорят о том, что студент и цесаревич вполне могут быть одним и тем же человеком. У меня есть образцы подчерка их обоих, есть портрет Алексеева и он удивительно напоминает цесаревича с разницей в десять лет. Кроме того, манера разговаривать, интерес к определенной литературе, поведение в обществе и прекрасное знание русской истории студента Алексеева наводит на некоторые мысли. Слушай дальше мам. – Иван надкусил сырую картофелину как яблоко и принялся пережевывать. Евгения Сергеевна, занятая уборкой со стола, не замечала этого. – Я сейчас думал-думал, складывал все факты, которые мне удалось добыть, анализировал и пришел к выводу, что один из профессоров Лондонского Королевского колледжа – мистер Оливер Томпсон знал или по крайней мере догадывался об истинной личности, скрывающейся под фамилией «Алексеев», это становится ясно из его писем жене в Гастингс. – Иван прожевал и проглотил сырую картошку. Откусил еще. – И самое главное – студент Алексеев был болен гемофилией, этот факт также отражен в письмах мистера Томпсона.
– Сын, – вздохнула мама и села на табуретку, – Отдохни. Выспись. Я погладила тебе на завтра костюм. Ты какой галстук оденешь?
– Вопрос, который я задаю сам себе и пока не получаю ответа, – продолжал Иван, не отвечая на вопрос, да и не слыша его. – Если студент Алексеев не цесаревич Алексей, то кто тогда он?
– Кто-то, кто цесаревичем Алексеем не является, – пошутила мама и только теперь разинула рот, увидев, как ее сын доедает сырую картофелину.
– Ясное дело! Логично предположить, что Алексеев является сыном того, кто эмигрировал в Великобританию до Октябрьской Революции, но я перерыл все что смог и из тех людей, у кого могли бы быть средства на обучения в престижной академии я нашел только двух Николаев Алексеевых и ни у одного из них не было не только сына Романа, но и вообще детей подходящего возраста. Ну и напоминаю про гемофилию. Ну как, мам? Что теперь скажешь?
Был чудный летний полдень, такой о каком можно было только мечтать. Благоустроенный пляж в Пензе в районе новостроек «Спутник». Четверо ребят проводили досуг на солнцепеке, разложившись на песочке и подставив солнцу спины, бока и животы. Двое парней и двое девчонок, только месяц назад справивших школьный выпускной. Ещё тогда, в июне, они договорились встретиться вновь, но уже не всей классной толпой, а тесной компашкой. Собрались не все – не было Ивана Спасибова, а без него разговор шёл как-то поверхностно, как-то ни о чем. Без Спасибова не было четких тем, жарких споров, обсуждений. Собравшиеся любили разговаривать с начитанным Иваном, они черпали от него мудрость, он мог рассуждать об устройстве мировой политики часами, мог объяснить на пальцах почти любые мировые вопросы, а без него все диалоги казались лишенными смысла и пустыми как щебетание птичек.
– Знаете, – длинноволосый блондин Егор Кошкин, выйдя из воды и роняя капли влаги на горячий песок, схватил полотенце и принялся теперь свои обгоревшие плечи, – жалко, что Спасибова в этот раз нету…
– Да ну его на фиг! – отмахнулся второй парнишка – Филипп Севастьянов, – он зануда! О чем бы с ним не говори – он всегда будет спорить и настаивать на своём. Это бесит! Понимаете, чужое мнение для него ничего не значит, для него существует только его личное мнение. Я с ним за одной партой сидел, я знаю.
– А что же ты тогда, Филя, с ним все время терся? – весело спросила сидящая с ним в обнимку Дашка Мизинчук.
– Так он же мне списывать давал!
– Говори уж откровенно, Филь, – Кошкин отбросил полотенце и плюхнувшись на песок, открыл бутылку кваса, – без Ванька у тебя бы в дипломе были одни тройки. Он тебя тянул.
– Да он и тебя тянул, – ответил Севастьянов, – и Дашку, и Янку.
– Не говори за всех! – запротестовала обнимаемая им Мизинчук. – Меня он не тянул.
– А кому он помогал с экзаменами по географии?
– Ты че, Филя, офигел? Я географию сдавала сама! Без всякого Спасибова, – Дашка взяла из рук Кошкина квас и налила себе в одноразовый стаканчик. – Это он Янке помогал.
– Да, он мне помогал, – подтвердила её подруга Яна Городцева, захрумкав свежим огурцом.
– Скажу тебе откровенно, и это подтвердят вот эти два влюблённых голубка, – сказал Егор Кошкин кивая на обнимающихся Севастьянова и Мизинчук, – что наш Ваня Спасибов на тебя, Ян, давно глаз положил.
– Да ну тебя!
– Серьёзно! И ни делай такое лицо, как будто для тебя это неожиданность. Только не говори, что не замечала его неровное дыхание. Эти его… Поползновения… А знаешь, о ком он думает в минуты уединения? – улыбаясь Кошкин одел солнцезащитные очки и упал спиной на песок, подставив солнцу стройный торс и впалый живот. Ноги он, как всегда, положил одну на другую. – Понимаешь, о чем я? Поверь мне, Янка, я его знаю с первого класса. Я его сосед по подъезду. У-у-у, ты не поверишь, Янка, как он мычит когда думает о тебе в час досуга. Мне через этаж слышно!
– Дурак! – Городцева швырнула в лежащего Кошкина горсть теплого песка, от чего парень расхохотался. – Ну ты дурак, Егор! Он не такой. Как ты можешь такое говорит о своём друге! Ты гадина, Егор! И правильно тебе училка по химии указкой по пальцам била!
– Это она любя. Ну кто ещё кроме меня ей про титьки сказал-бы. Помнишь, Филь, какие у нее буфера?
– У нее не было буферов.
– Вот! А я намекал, что они у нее есть! Ей было приятно, она краснела, я видел.
Пляж, на котором отдыхали ребята был полон отдыхающих пензенцев. Кто-то с компанией, кто-то с детьми, но всем хватало и места под солнцем. Неподалеку в тени кустарников продавали сахарную вату, мороженое и надувные мячи. Тут же сдавались катамараны, а чуть в стороне работал пункт проката водных лыж. На заднем фоне возвышались новые разноцветные высотки и даже небольшого размера колесо обозрения.
– И все-таки есть в нём что-то такое… – продолжила обсуждать Спасибова уже порядком утомлённая солнцем Дашка Мизинчук.
– В ком? – спросила Городцева, незаметно для друзей поглядывая в сторону туалетоподобной переодевалки, где один накаченный атлет с татуировками менял мокрые плавки.
– Да в Ваньке. Пацан, вроде, толковый, ходячая энциклопедия, – рассуждала Мизинчук, поворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. Ее дружок Севастьянов копался в пакетах, разыскивая чем-бы перекусить. – Но я вот что начала замечать: мне кажется он обладает каким-то даром…
– Каким? – спросила Городцева, провожая взглядом выходящего из переодевалки татуированного атлета.
– Даром убеждения. – подумав ответила Дашка Мизинчук. – Да, настоящей магией. Когда он о чем-то начинает говорить, мы прямо-таки все смотрим ему в рот, он как какой-нибудь пророк. Филь, вспомни, его речь в актовом зале на нашем выпускном. Ну когда нам выдавали дипломы и награждали медалистов. Спасибов получил красный диплом и сама директриса школы расхвалила его аж до неприличия. Вот, говорит, жених завидный, с такими мозгами далеко пойдет! А он взял диплом как ни в чем не бывало, я так у курьера заказанные роллы беру, и стал спускаться в зал на свое место. Директриса попросила сказать ему несколько слов в микрофон, а он не готовился, он вообще считал получение красного диплома событием неинтересным и не заслуживающим траты времени. Но по просьбе директрисы собрался и выдал такую речь! Он так говорил! О просвещении в современном мире интернета, о преемственности поколений, о будущем у молодых школьников. Он так говорил, что целый зал не дышал. Зал застыл как перед сошествием Христа с небес. Я боялась сиденьем скрипнуть. Все слушали как завороженные, как загипнотизированные, половина зала снимала его на смартфоны, мне даже стало страшновато. А потом его речь выложили на страничке нашей школы в «ВК».
– И в «Одноклассниках», –добавил Кошкин. – Сейчас покажу, там у химички такое платьице. Я вам отвечаю – она от меня краснела. Сейчас покажу.
– Не надо, – остановил его Севастьянов. – Слишком много ему части – пересматривать при каждом удобном случае.
– Вот тогда я подумала, –продолжила Мизинчук, не заметно для себя перейдя на полушопот и дождавшись когда мимо них пройдет семейное трио с большим надувным гусем, – что он может управлять людской массой, понимаете! Он может вести людей за собой, он может управлять отдельным человеком. Я испугалась и до сих пор думаю о Спасибове. Из него может выйти второй Гитлер, я вам клянусь!
– Ну, это уж ты перегнула! – возразил Кошкин. – Какой он Гитлер! Хотя… Доля истины в твоих словах есть, да он может манипулировать людьми, я его знаю, он всю свою сознательную жизнь готовит себя к… Как бы это сказать… Ну, в-общем, он уверен в том, что в его жилах течёт кровь российских императоров Романовых. И он всерьёз считает, что должен соответствовать императорской фамилии. Не смейтесь. Филь, закрой рот, это не так глупо, как может тебе показаться. Подай-ка огурчик. У Ванька действительно есть кое-какие предположения, подтверждающие эту теорию. Он много раз мне о них рассказывал.
– То, что его отец умер от гемофилии? – спросила Янка Городцева.
– Его отец официально считается пропавшим без вести, – уточнил Кошкин. – но гемофилия у него была, это факт. И у Спасибова тоже есть ген этого заболевания, но он пассивен. То-есть, Ванек переносчик болезни, но сам не болеет.
– Его сын может заболеть? – продолжала спрашивать Гороцкая.
– С вероятностью в пятьдесят процентов, – ответил Кошкин, блаженствуя от жары, – Однако помимо гемофилии есть и другие доказательства. Я их уже не помню, но Ванек всерьёз вознамерился докопаться до истины.
– Это поэтому он сегодня не пришёл? – спросил Филипп Севастьянов, разрывая пакет чипсов.
– Ну да, – протянув руку Кошкин извлек из пакета несколько нагретых на солнце чипсов и наполнил ими рот. – Он с головой ушел в копание, ему сейчас вообще ни до кого. – Кошкин, закрыв глаза черными очками лежал на самом сонцепеке, жевал чипсы и впитывал ультрамарин каждой порой своего тела. – На звонки не отвечает, с людьми не общается, из дома не выходит. Кроме того, завтра у него вступительные экзамены в какой-то престижный вуз, вроде даже в МГУ.
– Ты ничего не путаешь? – спросила Гороцкая. – В МГУ?
– В него самый.
– Но это в Москве! –воскликнула Гороцкая, даже уронив широкополую пляжную шапку. – Он, что в столице?
– А! Что это ты всполошлась? – заулыбался Кошкин, сверкая на солнце белизной хороших зубов. – Боишься, уедет твой Ванечка в краснокаменную… в красно… в белокочанную… Блин. В белокаменную? Уедет и будет там без тебя один одинешенек, мыкаться по телочкам да по местам всяким развратным, паршивости набираться?
– Перестань молоть ерундой! – остановила его девушка. – Нормально отвечай, он уехал?
– Да нет, он в Пензе. Он будет на заочном, а экзамены онлайн по сети. Я к нему вчера заходил, но он даже из-за стола не встает. Короче, ему сейчас вообще не до нас.
– Да, это в его стиле, – согласился Севастьянов. – Пойду-ка я еще нырну. Слушайте, а что если Ванек и вправду потомок какого-нибудь неизвестного императорского отпрыска! Кто-нибудь знает, были у императора Николая Второго ещё дети?
– Ещё? – не поняли обе девочки – Гороцкая и Мизинчук.
