Лолита Волкова "Сказки в подарок"

Полдня котята плутали по лесу, но так и не нашли ни маму, ни дом. Вдруг перед ними прокатился колобок.

– Ой, смотри, какой колючий мяч.

– Да ты что, Рысь, ёжика не узнаёшь? – рассмеялся Бантик.

– Сам ты мячик! – пробурчал ёжик. – Гуляете по лесу без дела, а мама ваша расстраивается, вас ищет.

– Ёжик, проводи нас, пожалуйста! Мы со вчерашнего дня не можем выбраться отсюда.

– Некогда мне, дел полно! – ёжик свернулся и покатился дальше, но через пару метров остановился. Вспомнил, что не раз оставляла кошка молочка в миске для его ежат. – Постойте, так и быть провожу вас.

Ёжик покатился по направлению к их дому, котята за ним еле поспевали. Устали за два дня. Но вот впереди показался их домик и послышался голос кошки.

– Мама! Мы здесь!

Они бросились навстречу к матери.

– Где же вы пропадали? Я совсем отчаялась.

– Мы хотели тебя встретить и заблудились. А ёжик нам помог.

Поблагодарила кошка ёжика, пригласила в гости и угостила его от души.

С тех пор котята играли только возле дома, далеко без мамы не уходили.

Как Кактус вернул Насте хорошее настроение

Татьяна Лебедева

Цветы на подоконнике тихонько перешептывались.

– Вы не знаете, почему наша хозяйка такая грустная? – окинул всех с высоты своим взглядом большелистый Фикус.

– Я слышала, что магнитные бури на солнце, – задрожала Бегония и осыпалась белыми лепесточками.

– Может, Настя экзамены провалила? – пробасил развесистый Алоэ.

– Какие экзамены? – пискнула Фиалочка. – Сессия в январе, а сейчас конец ноября.

– А, ну все ясно. Осенняя хандра, она же депрессия, – подытожила Диффенбахия, расправляя пестрое платье.

– Надо срочно что-то делать, – вновь пискнула Фиалочка. – Надо чем-то удивить, воодушевить, растормошить.

Цветы принялись обсуждать варианты помощи хозяйке. Один Кактус молчал. Чем он мог помочь? Об его иголки Настя постоянно задевала, ойкала от боли и грозилась выкинуть. Потому что от него никакой красоты, одни больнючие уколы. Настя все ждала, когда же Кактус зацветет. Он все сидел и обрастал новыми иголками.

В разговорах цветы не заметили, как наступил вечер, а за ним ночь. Все заснули. Только Кактус с грустью смотрел в окно.

Вдруг он почувствовал, как неведомая сила закружилась внутри и вырвалась на макушку розовым бутоном. Наутро макушку Кактуса украшал необыкновенной красоты цветок.

Настя раздвинула шторы и замерла в восхищении. Схватила горшочек с цветком и закружилась по комнате. Ее смех разбудил остальных обитателей подоконника.

– Вот так Кактус. Вот так удивил, – Фикус захлопал листами.

Все восхищались цветком и радовались, что у хозяйки хорошее настроение.

Травинки и капельки

Наталья Натальина

Как только весеннее тепло растопило снега, и долину наполнили талые воды, из земли проклюнулась молодая травка.

– Ах, как чудесно жить на свете! – шептали юные побеги, радуясь каждому солнечному дню и каждой новой удивительной истории, рассказанной журчащими ручейками.

Шли дни, и солнце, словно рассердившись на кого-то, перестало ласкать землю. Оно жгло её, будто мстило за что-то.

Ручейки бежали всё тише и тише, засыпая, и перестали разговаривать с травинками. А потом и совсем исчезли. Пересохшая земля начала трескаться, рвать нежные корни растений. Травы поникли, ожидая ужасного конца.

Но вот на небе появились большие белые пуховики, словно тысячи одуванчиков собрались в вышине. Их становилось всё больше и больше. Солнца вовсе не стало видно. Землю накрыла глубокая тень. Травка облегченно вздохнула. А когда на неё хлынули знакомые ручейки, обрадованно потянулась к старым друзьям, зашептала:

– Где же вы были? Мне было так плохо без вас.

Весёлые капли наперебой рассказывали, как в поисках прохлады улетели высоко на небо, туда, где не бывает зноя, собрались в большие облака, а когда заскучали по лугу, пролились дождем.

Так, встречаясь и расставаясь, травинки и ручейки провели всё лето и осень.

Наступила зима. Холод губил травы. Только возле самых корней теплилась жизнь.

– Мы не выдержим, не переживём, – тревожно перешептывались сухие стебельки холодными ночами.

Однажды, особо холодной ночью, из пасмурного неба просыпались белые хлопья. Они окутывали, обволакивали промёрзшие растения.

Их становилась больше и больше. Под толстым слоем неизвестных гостей травинки согрелись, ожили, заговорили:

– Вы спасли нас. Мы вам так благодарны! Но кто вы? Мы вас не знаем.

– Знаете, знаете. Весной мы были талыми водами, летом дождем, а сейчас мы снежинки. Мы ваши старые друзья – капельки воды.

Упрямый барашек

Фания Амирова

Было у одного хозяина стадо овец. Днём они паслись на лугу, а вечером возвращались в загон.

Однажды один молодой барашек взбунтовался:

– Не пойду я домой, буду в лесу ночевать. Тут травы много, а дома в загоне голая земля да сухое сено.

– Нельзя нам в лесу оставаться, только в загоне мы в безопасности, – как его не увещевали овцы, всё бесполезно. Так и остался в лесу.

До самой ночи он ходил и ел свежую зелень. А когда стемнело лёг спать под деревом, не понимая своих сородичей: «Могли бы тоже, как я, вволю есть траву, да чистым воздухом дышать». Но только начал барашек засыпать, как кто-то закричал:

– Ух, ух, ух!

Испугался барашек, вскочил, прислушался. Тихо. Он снова лёг, но через несколько минут раздался протяжный крик. Опять вскочил барашек, задрожал от страха, побежал бы домой, но побоялся сдвинуться с места.

Но вот наступила тишина, он успокоился и решил лежать, и не обращать внимания ни на что. Однако стоило барашку услышать вой, как он тут же оказался на ногах. Залез он под куст жимолости лесной, зажмурился и так лежал до утра, не сумев уснуть.

Утром встал барашек, пошёл к овцам навстречу. Увидел их, обрадовался.

– Вы были правы. Лучше нашего загона ничего нет. Там и безопасно, и пёс охраняет, и хозяин в любую минуту может помочь. А в лесу всю ночь кто-то кричал на разные голоса. Страха натерпелся.

Старшая овца проблеяла:

– Немногих учи, а всех слушай. Опыт с годами приходит.

Истории Этюдника

Ирена Черри

Палитра чудес

Жили-были в Этюднике две краски: черная и красная.

Нельзя сказать, что они дружили с другими. Иногда кланялись друг другу, когда Художник выдавливал на палитру то от одного, то от другого тюбика.

Однажды Художнику заказали картину за большие деньги. Такую, чтобы за душу брала. Художник решил, что сюжет на картине будет глобальный: война и мир. А для этого ему понадобятся такие цвета, как черный и красный. Красный – это жизнь, любовь, чувства. А черный – разрушение, депрессия, уничтожение всего существующего.

Нарисовал он картину черным. Смотрит, а самого тоска жуткая берет.

– Тьфу, а не полотно! – сказали зрители. Зато для заказа очень подходила. Добавил в картину красную краску.

– Тошнит от вида крови, но для современного искусства подходит. Будешь нашим гением, прославишь себя и эпоху, – комментировали зрители.

Не знал Художник, что для него лучше: разбогатеть или стать бедным гением с горящими глазами.

Пока он думал, краски открыли этюдник, вывалились на страшный холст, и ну кататься. Изобразили то, что каждая хотела.

Прекрасная получилась работа, весенняя такая! Художнику и зрителям очень понравилась.

Как Блэки признания добился

Хорошо жили краски в Этюднике. Их домик был сухой, светлый. Иногда Художник выезжал на пленэр. Тогда краски удивлённо разглядывали облака, синее небо, летающих птиц и кроны деревьев. Их тюбики нагревались на солнце. Они с удовольствием прогревали «свои косточки».

Однажды Художник стал свидетелем удивительного заката. Цвета неба играли всеми оттенками летней палитры.

Этот вид так понравился Маэстро, что, по приезду домой, он немедленно натянул большой холст. Стал рисовать по памяти великолепие заходящего солнца. Каждая краска мечтала оставить след на этой картине. Разноцветные тюбики стремились изо всех сил попасться на глаза мастера. И он, конечно, выдавливал на палитру много цветных туб.

Только черная краска не была востребована. Блэки пытался выбраться наверх и ложился под руку Художника, а тот все время брал оранжевый, голубой, фиолетовый и розовый. Черный убирался с глаз долой.

Расстроился Блэки.

– Я никому не нужен, никто меня не любит, я приношу всем только несчастья, – думал он. Вот-вот, и его тельце скрутится от горя.

Однажды ночью он пробрался в мастерскую и вывалялся на новом холсте. К сожалению, следы от сажи остались везде: на полу, на мольберте, на палитре. Художник даже рассердился.