– Вот и прекрасно. Рад сообщить, что уже во втором полугодии в нашем институте появятся такие вычислительные мощности, которые и не снились другим провинциальным вузам!
– Здорово, – согласился Антон.
– Еще как здорово, Громов! – широко улыбнулся ректор. Но тут же, глубоко вздохнув, принял озабоченный вид:
– Но, есть одна проблема: мы вынуждены закрыть нашу библиотеку, – у нас нет лишних помещений.
– Значит, это правда?
– Вы уже слышали? – удивился ректор. – Что ж, тогда нам не о чем больше говорить.
– Подождите, но библиотеку нельзя закрыть, – вспыхнул Антон, – в ней хранятся уникальные книги. Некоторые из них написаны профессорами института. Компьютер никогда не заменит книги. Да и как вы себе это представляете: институт и без библиотеки?
– Вот-вот, то же самое я слышал от преподавателей. Но вопрос решен – мы должны идти в ногу со временем, иначе…
– Рейтинги, – язвительно закончил фразу Антон.
Ректор с любопытством посмотрел на Антона:
– Мне говорили о вас, что вы умный человек. А вы не в состоянии сложить два и два.
– Невелика задачка, – повысил голос Антон. – Вам приказали закрыть библиотеку, чтобы моя мать лишилась работы.
Ректор медленно опустился в кресло и, сложив руки на груди, зло посмотрел на Антона:
– Не смею задерживать!
Не попрощавшись, Антон вышел из кабинета, хлопнув дверью так, что чашка в руках секретарши дрогнула и кофе пролилось прямо на глубокое декольте, заставив бедняжку вскрикнуть от боли. Вне себя от ярости, он схватил пальто и, не извинившись перед секретаршей, покинул приемную.
То, что касалось его, Антон готов был принять со стоическим спокойствием: ну, выгонят из института, что такого? Все, что могла дать ему программа, он уже знал, и только тянул время, чтобы получить диплом и уйти в свободный полет. Но вымещать обиду на матери вместо сына, это было за гранью. «Нет, никакие они не воры. Подонки, у которых нет ничего святого», – думал Антон, широкими шагами пересекая коридор. В голове у него крутились самые невероятные планы: от дискредитации научной степени ректора, до обнуления счетов мэра. Причем действовать он был готов здесь и сейчас.
Антон уже вытащил из кармана смартфон и открыл поисковик, как вдруг увидел Жанну: она стояла среди подруг в боковой рекреации третьего этажа. Как всегда, раскованная и – красивая: с перламутром прямых каштановых волос, едва касающихся плеч, в черной толстовке с мордашкой Микки Мауса на слегка выступающем бюсте, со стройными, плотно облегающими джинсовой тканью, ногами, обутыми в черные полусапожки со множеством блестящих металлических заклепок и цепочек. Но, как ни хотелось Антону услышать ее радостное «Хай, лавли!», видеть ее сейчас было ему тяжело. Злость на тех, кто обидел мать, заслоняла собой все, распространяясь даже на нее – дочь первого зама мэра. Дальше – больше. Мелькнула мысль: а что, если это действительно она сдала его копам?
Сидя в камере, Антон не раз думал об этом, но всякий раз отгонял от себя эти мысли. Жанна нравилась ему не только как девчонка, но и как друг. Несмотря на статус, она была проста и доступна в общении. Но, самое главное, она была предана идее: видя несправедливость, она была готова идти на баррикады, даже если по другую их сторону окажется ее родной отец.
А еще она могла расшевелить парней, когда они вдруг начинали ссориться или тянуть резину. Тогда она придумывала им разные обидные клички: Соломон, неуклюжий очкарик с черными кудряшками волос и широкими бедрами, был у нее братцем Кроликом; двойняшки Николай и Борис, высокие светловолосые атлеты, будто сошедшие со страниц журнала «Советский спорт», – Чипом и Дейлом; а круглолицый увалень Глеб – Винни Пухом. Она не раз принимала участие в их акциях, но тогда все проходило без последствий. Сейчас же, после разговора с ректором, в душе Антона все перевернулось: все его подозрения вдруг повылазили наружу, как змеи из нор, и он готов был сказать ей в глаза все, что думает.
– Громов, привет! – радостно крикнула Жанна, увидев, как Антон, замерев у входа на лестничную площадку, уставился на нее. Попрощавшись с подругами, она быстро направилась к нему своей летящей походкой.
– Ну что, проснулся? – весело спросила она, не обращая внимания на его хмурый вид.
– Как видишь, – стараясь быть спокойным, ответил Антон.
– Классно выглядишь, – окинув взглядом костюм друга, усмехнулась Жанна. – На кафедре был? Что сказали?
– Ничего, – посмотрел Антон в сторону, задержав взгляд на застекленной двери в конце коридора, выходящей на пожарную лестницу.
– Эй, ты чего – встревожилась Жанна. – Тебя что, правда выгнали?
– Хуже.
– В смысле?
– Они закрыли библиотеку.
– Не поняла, – пожала плечами Жанна.
– Библиотеку в институте закрыли… закрывают, сотрудников увольняют.
– Хреново, блин… А ты при чем?
Антон испытующе посмотрел на Жанну, но не заметив на лице ни тени лукавства, грустно ответил:
– Мать там работает, пятнадцать лет стажа.
– Точно, – виновато заморгала Жанна. – И кто этот кринж выдумал, ректор?
– Говорит, что мэр: будто бы тот денег ему дал на вычислительный центр. Врет, конечно! Надавили на него: закроешь библиотеку – будет тебе центр. Он и рад стараться.
Жанна глубоко вздохнула и уставилась на Антона с состраданием.
– Пойдем к Чехову, посидим, кофе попьем.
Антон не возражал, и они стали спускаться по лестнице: недалеко от входа в институт стояла небольшая кофейня "Кофе и книги", которую студенты почему-то прозвали "Чехов".
– Гады, б…, – жестко выругалась Жанна сквозь зубы, когда они расположились на барных стульях прямо у окна кофейни.
– Не надо. Ты же знаешь, я не люблю.
– Прости, Антон, но… я их так ненавижу.
– Знаешь, что сказал Хемингуэй о ненависти? Борясь со злом, не увлекайся, чтобы самому не стать злом.
– Ага, "не увлекайся". Легко сказать! У самого-то как, получается?
– Не очень, – признался Антона. – Я даже отца твоего стал подозревать.
– Ты че? – возмутилась Жанна. – Он бы никогда такого не сделал.
– "Какого" не сделал, Жанна? – вспыхнул Антон. – Он что, из какого-то другого теста? Да он работает в администрации, постоянно с мэром тусуется, везде у него на побегушках, и "он бы не сделал"? Такой же, как и они, – вынес Антон приговор и уставился в окно.
Жанна хоть и была с отцом не в ладах, но слова друга ее задели. Она зло посмотрела на Антона и выругалась:
– Хемингуэй хренов. Что ты знаешь о моем отце?
– Ничего, – ровно произнёс Антон, – как и о тебе.
– Ты что, и меня в чем-то подозреваешь? – резко покраснев, усмехнулась Жанна.
Антон молча смотрел пред собой, не желая продолжать разговор и чувствуя, как между ним и Жанной вырастает стена отчуждения.
– Пошел ты, – презрительно кинула Жанна и, запахнув дубленку с меховым воротником, выскочила на обледеневшую улицу. Мимо окна, где сидел Антон, она прошла с гордо поднятой головой и сложенными на груди руками. "Красивая", – вздохнул Антон с сожалением. Может он был и не прав, но ему казалось, что боль за судьбу родного человека давала ему право на жестокость. Даже по отношению к друзьям.
Антон вдруг вспомнил утренний разговор с матерью, сквозившую в ее словах недосказанность, и подумал, что ей сейчас, наверное, очень больно. Он буквально выбежал из кофейни, застегнул на ходу пальто и заскочил в маршрутку, ехавшую в их район.
