Тук обернулся. Маня стояла у окна и махала ему ручкой. Что-то трудно описуемое шевельнулось внутри похитителя горшков со вкуснятиной и, бережно обнимая драгоценный трофей, он вернулся к дому, чтобы, подойдя ближе, прошептать:
– Расти хорошей девочкой и тогда белочки н-никогда тебя н-не обидят…
– Замётано… – улыбнулась Маня.
Шуршик довольно хмыкнул, но, увидев, что малышка потянулась к нему маленькой ладошкой, растерялся во второй раз. Однако решив, что соплеменников поблизости нет и осудить его суровым покачиванием головы некому, осторожно подставил мордаху под детские пальчики. Незнакомое, но очень щемящее чувство вновь накрыло его волной приятных мурашек, отчего любитель жарко?го смутился совершенно и заторопился тут же исчезнуть, причём на этот раз с концами.
* * *
– Марго уехала, – склонившись к уху их величества, прошептал Будраш.
Ольга беспокойно обернулась в их сторону.
– Ну, и славно, – кивнул Владислав с облегчением, взял бокал и поднялся перед тут же притихшими гостями. – Я хотел бы сказать несколько слов о своей жене!
Но ему не суждено было продолжить звучную речь, потому что в следующую секунду, откуда ни возьмись, на лужайку перед дворцом налетел шквальный ветер, поднял пыль, сорвал с юной королевы белоснежную фату и, унося её прочь, заодно перевернул скатерти вместе с угощениями. Небо потемнело, послышался нарастающий гул, и вскоре на гостей обрушилась стена дождя. Прострой люд и великосветский с визгами и криками кинулся под навесы и в палатки. Только Владислав стоял перед Ольгой и, глядя в её пронзительно-красивые глаза цвета морской волны, говорил трогательно:
– Значит, я скажу эти слова тебе. Я очень, очень тебя люблю…
Стоя под проливным дождём средь опрокинутых столов и стульев, король и королева целовались, позабыв о том, что в мире существуют дожди, ураганы, землетрясения и прочие напасти. Они были счастливы и верили, что любовь их будет вечной.
Растроганный увиденным, юный скрипач, спрятавшийся под раскидистым каштаном, заиграл весёлый мотив. Тему скрипки подхватили остальные музыканты. И тогда народ, съёжившийся в укрытиях, вновь высыпал на луг перед королевским дворцом и принялся скакать по лужам, оглашая окрестности криками и смехом.
Канцлер стоял в тени старого дуба и, сложив руки на груди, мрачно наблюдал, как вместе со всеми в хороводе скачут счастливые Анна и Даниил. Он был вторым после Марго, кому в этот вечер было нестерпимо больно.
И чем больше становилось музыки и смеха, тем настойчивее сердце тайного советника наполнялось жаждой мщения. Однако пакостить по мелочи – не солидно, дуэль тоже не обещала безусловной победы, расстраивать отношения путём наветов и сплетен – не соответствовало статусу! Да и, что греха таить, канцлер всё-таки был неплохо воспитан, умом не обделён, а потому разуму его, требовалась месть изощрённая, дабы никто и помыслить не смел, что он приложил к этому руку. Стало быть, играть предстояло в долгую, а в таком деле без помощников не обойтись! В ближнем окружении искать – дело ненадёжное, следовательно, необходим человек со стороны… Только где ж его взять?
Размышляя подобным образом, Будраш вышел к воротам замка, где совсем недавно королева Померании ждала своей участи, и заметил подозрительное: возле лошади белой масти крутился человек. Детали одежды незнакомца выдавали в нём птицу залётную, промышляющую делами отнюдь не богоугодными, и его интерес к запряжённой в телегу лошадке был далеко не праздным. Среди огромного количества выстроившихся вереницей телег, прибывших на торжества, он положил глаз на скотину породистую, явно чистокровных кровей, за которую, при желании, можно было получить более чем приличное вознаграждение.
Канцлер подозвал к себе гвардейца и, знаком показав, чтоб вёл себя тихо, указал на подозрительную личность:
– Видишь его?
– Вижу! – кивнул гвардеец.
– Проследи… Аккуратно! В общение не вступай, в дела не вмешивайся, что бы ни учинил. Превратись в его тень. Потом доложишь, где, что, как и почему… Понял?
– Так точно, ваша честь!
– Ступай…
Гвардеец щёлкнул каблуками и покинул тайного советника.
Незнакомец между тем ловко расстегнул упряжку и, спокойно взяв белокурую лошадку под уздцы, как ни в чём не бывало, пошёл прочь. За ним же отправился и соглядатай. Чем конокрад мог быть полезен, канцлер наверняка не знал, потому решил положиться исключительно на ощущения, которые, возможно, развеет в скорости посланный им гвардеец.
И тут, как это ни странно, чувство, отравлявшее ему жизнь последнее время, внезапно улетучилось. Прислушавшись к тому, что с ним происходит, советник впервые за? день улыбнулся. На лужайке перед дворцом всё так же гремела музыка, однако, на нервы уже не действовала! Напротив, Будрашу захотелось танцевать! Вернувшись к промокшим гостям, что, шлёпая по лужам, водили хороводы, он буквально ворвался в сомкнутые ряды, и вскоре заплясал с такой доселе невиданной удалью и остервенением, что даже король Владислав, увидев, как его подданный заходится в ритме, с улыбкой развёл руками: молодец-де чертяка, так, мол, и надо, нечего, стоять в стороне, да о делах государственных печься! Иногда просто необходимо дать себе волю, а уж в такой-то день – сам бог велел!
Подобное преображение не осталось не замеченным и Анной. Замерев средь танцующей толпы, она нахмурилась, предчувствуя недоброе. Даниила тоже насторожила перемена, приключившаяся с бывшим соперником. Решив, однако, что не стоит придавать этому никакого сакрального значения, он увлёк барышню в хоровод, и вскоре влюблённые затерялись среди гостей.
Канцлер же топтал лужи, пачкая камзол грязью. Намокшие волосы взлетали, отправляя брызги в разные стороны. И в это самое мгновение, ему было плевать и на Анну, и на Даниила, да и на весь мир, пожалуй. Он растворялся в звуках бешеного танца, пока вскорости не рухнул без сил…
* * *
Чернушка уверенно шла по следу двух шуршиков, пока её не настиг дождь. Спрятавшись под лопухом, она решила переждать непогоду, дабы не выглядеть потом облезшей провинциалкой. Настоящая курочка просто обязана выглядеть безупречно! Ибо что при встрече мог подумать о ней хозяин?! Лопух был крупный, капли глухо разбивались о его шероховатую поверхность, заглушая посторонние звуки. Если б не они, пернатая авантюристка вполне могла бы различить, как неподалёку на раскисшей дороге остановилась карета с гербом Померании, в которой, не сводя глаз друг с друга, пытались найти общий язык шуршик и человек!
Из-за тряски королеве Марго заметно поплохело – езда по ухабам чересчур разбередила её истерзанное последними событиями нутро, и она упросила незваного гостя остановить бешеную скачку. На просьбу расклеившейся барышни шуршик только хитро улыбнулся, и лошади тут же покорно встали! Несмотря на затуманенность сознания, Маргошу данный факт немало впечатлил, обнаружились даже искренние завитки! Королеве захотелось здесь же, прямо на раскисшей от потоков воды дороге поднапрячь мозг и так же силой мысли заставить всё сущее подчиниться её царственной воле. Однако, несмотря на сурово сдвинутые бровки, ничего путного из этой затеи не вышло. Даже тут жизнь оказалась к ней несправедлива! Несмотря на все таланты, она – баба, обыкновенная померанская баба, беспардонно отвергнутая и никому не нужная! От запутанного клубка всех этих треволнений расстроенная женщина мрачно испепеляла взглядом ушастого возницу. Источая искреннюю неприязнь, она в негодовании размахивала пальчиком перед влажной носярой черно-бурого грызуна и бубнила:
– Я, наверное, несколько навеселе, но не настолько, чтобы верить во всякую чушь!
Маленький Бло всеми правдами и неправдами пытался втолковать королевишне, что после случившегося на свадьбе откровенного хамства, ныне им крайне необходимо стать союзниками в исключительно важном предприятии! По всем предсказаниям и знамениям события грядут прескверные и теперь только от их совместных усилий будет зависеть жизнь столь ненавистного ей нынче короля Владислава, а возможно и будущее широкоросского королевства в целом! Маргоша силилась вникнуть в смысл произносимого нахальным зверьком, но получалось это неказисто, мысль угадывалась невнятно, да и вообще мечталось скорее добраться до любимой кроватки, дабы завернуться в одеяло и, нарыдавшись всласть, забыться наконец сном, в котором, быть может, восторжествовала бы вселенская справедливость, и счастье супружества не заставило бы себя ждать. Поэтому она ворчала, как обожают ворчать все женщины, невзирая на происхождение и сословную иерархию:
– Убирайся, чудовище! – отмахивалась она от Маленького Бло вялой ладошкой. – Даже если Владислав поступил, как подлец, я всё равно люблю этого негодяя! И делать ему гадости не намерена!
«М-да, – сокрушённо размышлял шуршик, осознавая всю тупиковость ситуации, – разговаривать с королевой сейчас бессмысленно. Придётся обождать…»
Он поднял коготок, останавливая поток негатива в свой адрес, и произнёс крайне деликатно:
– Хорошо! Но это не последняя наша встреча, Марго, вот увидишь…
И зверь, нарочито не спеша покинув карету, тут же исчез, причём исчез категорически не вовремя, ибо их величеству до зарезу захотелось отсыпать вслед интригану ещё пару тройку обидных замечаний, приправив их для солидности веером крепких выражений. Однако высунувшись в окно, она к великому своему разочарованию поняла: мохнатыша и след простыл!
– Ишь, ты! – королевишна в сердцах взмахнула ручкой. – Пророчествами он пугать вздумал! И кого?! Меня – дочь колдуньи! Да плевала я на твои пророчества с высокой колокольни! Вот тьфу на них! Вот прям… Тьфу, и растереть! Так я тебе и поверила, мерзкая чёрная белка! Прям бегу, спотыкаюсь и верю!
Тут королева замолчала и угрюмо насупилась. Чувство нешуточного беспокойства достучалось до расхристанного сознания: кто же теперь будет править лошадьми? Открыв дверцу, ведьмочка вконец раскисла: на козлах никого не было! Шуршика же она прогнала лично! Ну, не дура ли?!
– Ёлки-метёлки! – простонала бедняжка. – Ну, что за день за такой! Что ж мне не везёт-то так?!
Она вновь дала волю чувствам, но, поревев с минуту, пришла к заключению: слезами горю не поможешь! Потому, собрав остатки воли в кулак, несчастная решительно вышла под дождь и неуклюже вскарабкалась на ко?злы.
– Господи, как же это делается? – задумчиво почесав подбородок, пробормотала королева Померании, беря поводья в руки и глядя на лошадиные крупы с нескрываемым скепсисом.
Дождь поливал вовсю, превращая причёску наездницы в нечто невообразимое. Марго попробовала присвистнуть, как делал обычно кучер, и только руками развела:
– Это фиаско, сестра!
Тогда неумело, но, как водится, со всей дури, она щёлкнула хлыстом, отчего вороная четвёрка пронзительно заржала, сорвалась с места и стремительно понеслась по лесной дороге к родным пенатам. Королевишна даже взвизгнула от неожиданности, но только крепче вцепилась в поводья, дабы не улететь в канаву, и вскорости лицо её обрело счастливое выражение залихватского наездника. Хмель в голове, ливень и бешеная скачка на некоторое время затмили боль и горечь потери, но – увы! – только на некоторое время…
Удобно устроившись на суку мокрого дуба, Маленький Бло проводил карету задумчивым взглядом и глубоко вздохнул. Запах чего-то очень знакомого иголочкой кольнул мозг, и зверь принюхался.
Потоки дождя убаюкивали Чернушку. Она даже подумывала вздремнуть, пока не распогодится, дабы опосля продолжить тернистый путь, но тут лист лопуха приподнялся, и перед нею нарисовалась такая знакомая, и такая неприятная морда шуршика, с которым давеча ей пришлось столкнуться в библиотеке нос к носу, отчего бедолага едва не снесла яичко, ибо перепугалась не на шутку. Теперь же история повторялась!
– А что это мы тут делаем? – поинтересовалась ушастая моська.
Если б несушка умела изъясняться, то высказала бы зверюге всё, чем пылала её отважная душа, однако чувство, что тогда она может не совладать с собой и всё-таки разродиться внезапным яичком, заставила прикрыть клюв на замок и беспокойно оглянуться. Бежать не имело смысла – она была б настигнута в два счёта! Оставалось надеяться на снисходительность соплеменника хозяина, да, пожалуй, на собственную харизму. Она ведь курочка обаятельная!
Шуршик между тем выпрямился и призадумался. Он был убеждённым сторонником теории: всё, что происходит в этой жизни – не случайно! И то, что птичка сейчас не в замке Большого Бло – тоже неспроста!
– Ну-ка, признавайся, в какую авантюру ввязался твой обожаемый книгочей? – нахмурился он, угрожающе наклонив морду к аппетитно пахнущей тушке.
– Ко-ок… – ответила Чернушка, всё-таки снесла яичко и, смутившись, втянула голову в перья.
– Вовремя! – довольно рявкнул Бло, подхватил трофей и тут же употребил его в пищу.
Проведя без еды целый день, черно-бурого вполне можно было понять. Но Чернушка не оценила очевидного изуверства. Недовольно покосившись на обжору, она приняла окончательное решение: профсоюзу работниц яйценосного производства быть!
глава седьмая
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ ТЁТУШКИ ПРИСЦИЛЛЫ
Вечерело. Ливень помог затушить горящий сарай, но хозяев это всё равно не обрадовало. Обгоревший остов – слабое утешение для того, кто во что-то однажды вложил душу. Не стану утверждать, что это именно наш случай, но хозяйка в отчаянии всплёскивала руками, негодовала и посыпала проклятиями головы тех, кто мог быть причастен к пожарищу. Соседи, сбежавшиеся на крики, всячески сочувствовали горю… но как-то издалека и не до конца искренне. Когда же прозвучала фраза: «Что смотрите?! Радуетесь?! Ничего! Бог не Тимошка, видит немножко!» – сельчане и вовсе разошлись, посмеиваясь и перешёптываясь. Рискну предположить, что погорельцев и прежде не жаловали, а стало быть, сам того не ведая, Тук вполне мог быть ниспослан проведением в назидание. За что семейство угодило в немилость, распространяться не стану, ибо наша история не об этом… Между тем девчушка с косичками, то и дело, твердила про «бевочку», однако никто не воспринимал слова ребёнка всерьёз. Ибо как может какая-то белочка спалить сарай?! Немыслимо! Наконец отчаявшаяся домохозяйка вспомнила о жарко?м и хотела было расстроиться, что и оно превратилось в угольки, но, когда, заглянув в печь, не нашла там аппетитную стряпню, окончательно впала в замешательство: куда она-то могла запропаститься?!
– Что вообще происходит в этом доме?! – в негодовании воскликнула она. – У нас что, шишок завёлся?!
Маня в очередной раз напомнила про «бевочку», но и тут от неё упрямо отмахнулись. Мифический шишок куда убедительнее, нежели какой-то грызун!
Тук тем временем вернулся к месту, где они расстались с Пэком, и приятеля не обнаружил. Прикопав горшочек со снедью в дебрях ковыля, он отправился по следу товарища и нашёл бузотёра висящим в конюшне одного из дворов. Его задняя лапа, застрявшая в капкане для охоты на шуршиков, отказывалась высвобождаться, и бедолаге ничего не оставалось, как смириться с мыслью, что жизнь кончена. Он мог ловко передвигаться по воздуху, вырывать у мерзавцев сердца, бить в барабаны, укрощать лошадей, но по части капканов дилетантом был редкостным! А потому последние полчаса разочарованно болтался вниз тумкой, и лёгкое помутнение рассудка уже давало себя знать.
«Когда хозяин вернётся, – с тоской думал ушастый разоритель конюшен, – ему непременно выстрелят точно в глаз, освежуют, а шкурку, столь любимую, снимут, и пойдёт она на шубу какой-нибудь неприглядной бабе! Ещё бы ничего, кабы досталась красотке, но – лярвики мерзопакостные[18 - «Лярвики мерзопакостные» – излюбленное идиоматическое выражение Крошки Пэка. В древние времена имело обширное хождение в среде шуршиков. Ля?рва (лат. larva – привидение, в древнеримской мифологии душа умершего злого человека, приносящая живым несчастья и смерть. (Прим. автора.)]! – несправедливость этого мира слишком очевидна!» Пэк взирал на перевёрнутую вверх ногами действительность, и возмущённая мысль в нём крепла и упрямо ширилась. Возможно, в скором времени градус отчаяния, достигнув придела, растерзал бы мозг шуршика окончательно, но тут откуда-то сверху раздался спасительно заикающийся голос собрата:
– И чего это мы тут п-прохлаждаемся? – поинтересовался он, разглядывая сквозь щель в крыше филейную часть самого маленького из самых маленьких.
– Тук, – печально пробормотал Пэк, – я, кажется, вляпався! Пьедставляешь?
– Я тебе п-предупреждал? – решительно осудил Тихоня ротозея.
– Ну, пьедупьеждал…
– Я г-говорил, не шляться по сараям?
– Ну, говоил.
– И к-кто ты после этого?
– Йаз-гиль-дя-юшка… – тяжело вздохнув, простонал несчастный обалдуй.
Нужно было вызволять горемыку из западни. Но раз в капкан угодил один шуршик, то и второму было чего опасаться! Невдалеке за крышами поднимался дымок, доносились крики и выразительные ругательства. Тихоня присмотрелся к происходящему во дворе и очевидных препятствий не обнаружил. Однако опыт подсказывал: идти кротчайшим путём – неприятностей не оберёшься! Потому он решил отыскать в конюшню более безопасный лаз. Спрыгнув с крыши, осмотрел стену, проверяя, плотно ли пригнаны друг к другу доски, осторожно обстучал их, на что услышал весёлый голос беспомощно болтающегося:
– Кто тама?
– Я это! – отозвался Тук. – Вход ищу…
– Это я понял. Это я так… Фкучновато тут болтаться вниз тумкой. Язык фтал какой-то бойсой такой… во йту не помессяется…
– Молчи, Пэк! Вдруг кто услышит!
Найдя хлипкую доску, шуршик оторвал её и осторожно заглянул внутрь. Особых опасностей всё ещё не наблюдалось. Тогда, подняв каменюку, он кинул её на освещённый пятачок рядышком с жертвой собственной безалаберности. Но и после этого вокруг продолжала царить подозрительная безмятежность, что только укрепило мысль: соваться в проём не следует! Но как можно не сунуться туда, где твой кукузик стопудово подкарауливают соблазнительные неприятности! Тук ведь не какой-нибудь человечище бесхребетный, он – шуршик! Что будет после записано в личной «книге измен»[19 - «Книга измен» – эквивалент человеческого «дневника», куда шуршик записывает ключевые события и приключения своей жизни. (Прим. автора.)]? Что день прошёл впустую? Что был упущен «соблазн», пусть маленького, но щекочущего нервы «приключения», прошлёпавшего мимо, аки склизкая лягушонка?! Это возмутительно неприемлемо! Потому, протиснувшись внутрь постройки, он аккуратно обогнул лошадку чёрной масти, которая с любопытством принялась его обнюхивать, и только перепрыгнул забор, чтобы оказаться в проходе между загончиками, как, поднимая песок, опилки и прочий мусор, откуда ни возьмись, появилась сеть, обхватила непрошенного гостя и утащила его к самому потолку.
– С-стручок мне в бок! – недовольно пробормотал Тук, пытаясь сообразить, как он мог так опростокукузиться? Второй раз угодить в ловушку, знать, что она может быть, всё проверить и всё равно вляпаться – это откровенный перебор! Шпага выскользнула из ножен и дотянуться до неё было решительно невозможно. Оставалось пустить в ход кусаки, но сеть оказалась на удивление прочной, даже острый коготь отказывался резать её.
– Хе-хе! – донёсся до него саркастический похихик Пэка. – Пьивет, собват по нессястью! А ты ещё спвасывал меня: «Говоил или не говоил?».
Но Тук не стал отвечать на справедливый упрёк, логично расстроенный сложившимся положением, и гнетущая тишина вскоре накрыла друзей безрадужным осмыслением перспектив грядущего возмездия.
– Тук, – Крошка миролюбиво нарушил воцарившееся молчание, – а ведь я пости насол её…
– К-кого нашёл? – не понял Тихоня.
– Лосадку мою…
– К-как это?
– А ты пьинюхайся… Чуешь, сем пахнет?
– Н-нет.
– Ну, конесно! Ты же восол с тыла. А если бы восол, как но-мальный фуйфык в воёта, то усюял бы её запах. Он-то и сыгьял со мной злую сутку…
– З-значит, она жива?
– Этого мне запах не фказал. Но фто она была тута – факт…
Повисла неловкая пауза.
– Вечереет! – нарушил молчание любитель древнего чтива. – Если не выберемся до п-прихода хозяев, наше дело – кукузик…
– Не спорю… Стать сей-нибудь субейкой, осень-но неохота.
