– Безотказная, – облизнул пухлые губы грузин и в его зеленых глазах мелькнула похоть. – Если хуй стоит, только свистни. Галке похуй, где и как. Она готова и в кладовке, и в раздевалке, и в сортире. Пока ты кончишь, она кончит раз десять, да и то ей мало будет.
– Разве у нее мужа нет? – нахмурился я.
– Есть. Да и то, не муж это, а игрушка, – отмахнулся Георгий. – Он на севере себе ноги отморозил, ну и яйца до кучи. Теперь дома сидит и водку глушит. А у Галки сын-лоботряс, которого тоже тянуть надо. Вот и вкалывает на трех работах, чтобы долбоебов этих хоть чем-то обеспечить. Сынишку её я видел. Косил он тут после школы. Посмотришь на него и сразу понятно, кто Галку объедает. Жирный, наглый, Артур ему пизды дал в первый же день, когда он сигарет себе потребовал. Да не «Приму» ему, блядь, а с фильтром.
– Разве это проблема для своих?
– Не, дорогой. Никаких проблем. Но ты по-человечески попроси. А он грудь надул, зенки вылупил и на Артура попёр. Орет мол: «Слышь, бля, сиг мне притарань». А Артурчик ему леща прописал. Думаешь, охладил? Куда там. Жирный юшку утер, кулаки сжал и давай на Артура гнать: «Ты за Кота у любого спроси. Да я тебя то, да я тебя сё»… После вязки угомонился. Но нервы потрепал, пока не выписали. Спросили, конечно, за Кота этого. Так, мелочь. Шантрапа районная. Галка рассказывала, что как муж её с зоны откинулся, сын к нему прилип, как репей к жопе. Так и сидит с папашей дома, шабашками мутными промышляя. А Галка пашет, как проклятая.
Однажды я разговорился с Галей на прогулке больных и спросил про её семью. Она скрывать ничего не стала, только тихонько вздохнула.
– Тут секретов никаких нет, Вань. Лучше уж я расскажу, чем другие, – ответила она на мой вопрос и закурила сигарету. – За Лешку я вышла сразу после школы. Любила его безумно, а он после свадьбы изменился. Влез в мутную историю, вынес какую-то квартиру, а дружки все на него спихнули. Я сыном беременна, а его этапом на зону. Тяжело было. Девяностые, работы нет, дома шаром покати. Ребенок еще… Я же музыкальную школу закончила…
– Галь, если тебе тяжело, давай сменим тему, – неловко вставил я, когда она неожиданно замолчала. Но Галя мотнула головой и нервно улыбнулась.
– Нормально все. Не переживай. Сейчас-то что убиваться… Лешка, как вернулся, дома и осел. Поначалу хорошо все было. С сыном время проводил, а потом, как подменили, – тихо сказала Галя. – Котенок мой все ему в рот смотрел. Пока матерым котом не стал. Она даже на имя свое отзываться перестал, представляешь? Телефон звонит, я трубку снимаю, а там голос прокуренный: «Кота позови». Мои слова для него перестали существовать. Все отцу в рот заглядывал, а тот и рад. Я поначалу тоже радовалась, когда Лешка работу на севере нашел. Деньги обещал большие. Сказал, что квартиру поменяем, в центре жить будем. А потом все псу под хвост покатилось. Семенов! Хватит жрать землю!
– Да, да, да…
– Тогда он ноги отморозил? Несчастный случай?
– Куда там, – усмехнулась Галя, но смех вышел грустным. – Несчастный… Водку они глушили в конце смены. Лешка перепил, на улицу отлить пошел и в сугроб свалился. Когда его нашли, он себе все отморозил. С работы за пьянку погнали ссанными тряпками, еще и ноги отрезали. Ну а как вернулся, сам не свой стал. Знаю, что ты скажешь. Жора тоже спрашивал, чего я не уйду. А куда я уйду? Лешка иногда подъедет на коляске своей и прощения просит за то, что руку вчера поднял…
Она не договорила. Снова мотнула головой, словно отгоняя дурацкие мысли, и замолчала. Я не стал настаивать. Вздохнул, закурил сигарету и поплелся отгонять Семенова от забора.
У каждого в больнице была своя история, но не каждый был готов поделиться ей. Кто-то, как Жора отшучивался. Кто-то, как Артур попросту посылал нахуй при первых же намеках на вопрос. А кто-то молчал, как Милованова или Мякиш. Но истории были. У врачей, у медсестер, у санитаров и у больных. Просто кому-то нужно время, чтобы поделиться ими с другим человеком, а кому-то особый случай.
Я отработал месяц, но до сих пор продолжал ходить с сопровождающим. Чаще всего это был Георгий или Степа. Реже другие санитары и совсем уж редко Артур. Артуру на меня чаще всего было плевать. Он коротко отдавал указания и погружался в привычное, угрюмое молчание, прерываемое лишь злобным криком, если кто-то из больных начинал шалить. С такими Артур не церемонился. Ветерка, раскапризничавшегося из-за обеда, он привязал к кровати и оставил связанным на шесть часов. Если паренек начинал кричать, Артур подходил и отвешивал лежащему подзатыльник. Остальные больные в этот момент сидели тихо, как мышки, на своих кроватях. Я тоже молчал, и не гордился этим. Однажды, правда, пошел наперекор собственным правилам и вступился за одного из больных, которого прессовал Артур. Армянин отвел меня в туалет, выгнал оттуда срущего Аристарха и вдавил меня в грязную стену.
– Еще раз пасть на меня откроешь, я тебе кадык вырву, нахуй, – прошипел он. – Вот отработаешь здесь с мое, тогда и будешь права качать. Понял?
– Понял, – еле слышно ответил я. Жесткое предплечье Артура передавило мне шею так, что говорить удавалось с трудом. После того, как он отпустил меня, горло еще долго саднило.
– Чего с Артуром не поделили? – спросил меня Георгий, когда мы пересеклись в курилке на улице.
– Он Пирожка так связал, что у него руки и ноги посинели, – буркнул я, потирая шею. – Я хотел попросить чуть ослабить, а Артуру это не понравилось.
– Он с буйными чаще всего работает, Вано. А там слабым не место. Да и не принято молодняку голос подавать, пока опыта не наберутся. Тебе до Пирожка какое дело? Он бузить начал, за это пизды получил.
– Жор, но он же, как ребенок, – вздохнул я. – Отчет себе не отдает. И он не кидался говном. Просто ведро с грязной водой в туалете перевернул случайно. Артур его ударил и Пирожок заплакал. Вот и все.
– Не лезь, Вано, – поморщился грузин. – Занимайся своими делами и в чужие не лезь. Да, дураки, что дети. Но и Пирожка может так перемкнуть, что он кого-нибудь на тот свет отправит. Сам скоро убедишься, как бывает.
Георгий не обманул. На следующую смену случился мой первый выезд и грузин, ожидаемо, взял меня с собой.
– Кого вяжем, Илья Степаныч? – буднично спросил он, когда из главного входа вышел Мякиш и сопровождавшая его Рая.
– На Хлопанцева вызов поступил, – пробормотал Мякиш, хлопая себя по карманам.
– О, – повеселел Георгий и повернулся ко мне. – Вот и крещение, Вано.
– Пошли, – поторопил нас Крячко. Грузин стрельнул окурком в сторону урны и подмигнул Рае. Девушка покраснела, опустила глаза и побежала за Мякишем.
– Пошли, – вздохнул я.
Ехать пришлось на старенькой «буханке». По бокам тянулась красная линия и надпись «скорая помощь». Водитель, незнакомый мне мужик, пропахший сигаретами, кивнул Мякишу, улыбнулся Рае и пожал руку Жоры. Меня он внимательно осмотрел, прищурился, как и все обитатели психбольницы, после чего тоже протянул широкую, шершавую ладонь.
– Кирилл, – представился он.
– Ваня, – тихо ответил я, вызвав у мужика улыбку. – Рад знакомству.
– Кирыч, водила наш, – пояснил Георгий, открывая дверь «буханки» и пропуская Раю. Он кивнул мне и широко осклабился. – Давай, Вано. Полезай в карету.
Внутри машины пахло машинным маслом, лекарствами, сигаретами и, еле уловимо, мочой. Мякиш занял место рядом с водителем, Рая уселась на небольшое сиденье спиной к Кирычу, а мы с Георгием синхронно опустились на жесткую скамью вдоль левого борта. Вторая скамья, оснащенная металлической трубой, была покрыта странными пятнами и трещинами. Скоро мне предстояло узнать, почему.
– Психкарета наша, – усмехнулся Георгий, смотря на порозовевшую Раю. – Иногда нормальную машину дают, но чаще всего на этой ездим, да, солнышко?
– Да, – тихо ответила Рая, не отрывая взгляда от папки, которую держала в руках.
– А Хлопанцев этот? Он опасный? – осторожно спросил я. Грузин гоготнул и кивнул в ответ.
– Все они опасные, когда шизу ловят. Так, смотри, Вано. Я первым захожу в квартиру. Ты за мной. Понял?
– Да.
– По сторонам смотри. Любят они засаду устраивать. Заходишь, а тебе раз! И по спине арматурой. Артура однажды так приложили, что кровью ссал две недели. Могут с ножом быть, могут со стеклом. Главное повалить и укол сделать. Потом вяжем и в машину.
– Бинтами вяжем?
– Не. Этим, – ехидно улыбнулся Георгий, вытаскивая из кармана наручники. – Дядька подарил. Илья Степаныч поначалу против был, но как его буйный чуть не задушил, передумал. Есть такие, что бинты рвут, словно бумагу, мамой клянусь. Но в основном все нормально проходит.
– Посмотрим, – вздохнул я. Ладони вспотели от волнения, и я их то и дело вытирал об штаны. Рая, заметив это, улыбнулась, но снова встретившись со мной взглядом смущено хмыкнула и уткнулась в папку.
Ехали мы недолго, по ощущениям примерно полчаса. Машина, скрипнув тормозами, остановилась возле темной хрущевки. Фонарей во дворе было мало, да и тот свет, который они давали, был тусклым и холодным. Он освещал лишь небольшие пятачки рядом с собой, а вот лавочки и вход в подъезды оставались еле видимыми.
У одного из подъездов слышался громкий смех, сменившийся подозрительным молчанием, когда мы выбрались из машины. В воздухе пахло сигаретами, пивом и носками, как всегда пахли сухарики «Клинские» со вкусом сыра. Подойдя ближе к подъезду, я увидел компанию длинноволосых парней, рядом с которыми стояли две девушки.
– О, за Аркашей явились, – хохотнул один из них. На черной майке еле угадывается принт с альбома Nile. – Сейчас пеленать будут. А я думал, что Дьяк брешет, когда о нем рассказывал.
– Когда-нибудь и тебя заберут, Соленый, – проворчала крепкая девушка с короткой стрижкой.
– Ирка дело говорит, – усмехнулся второй, чуть ниже ростом и посимпатичнее. – То соседей избиваешь, то до бомжей доебываешься, чо они слушают…
– Ребят. Пятьдесят восьмая квартира тут? – уточнил Мякиш.
– Тут, – кивнула короткостриженая. – Четвертый этаж. Битый час орут уже.
– Спасибо, – мягко ответил Крячко и, махнув нам, вошел в подъезд. Закрывая дверь, я услышал голос того, кого назвали Соленым.
– Видал, какой амбал? Я б с ним сошелся раз на раз… – тут же грянул общий смех.
Поднявшись на четвертый этаж, Георгий трижды бухнул кулаком по деревянной двери. Из квартиры тут же донесся чей-то рык и металлический грохот. Закричала женщина. Но не жалобно, а злобно. Я переглянулся с удивленной Раей и поджал губы.
– Заебал ты меня! Когда ты уже успокоишься?
– Когда враги мои падут! – ответил ей могучий, низкий голос. В квартире снова что-то упало, а потом послышался звук лязгающего в замке ключа. Георгий паскудно улыбнулся и пихнул дверь ладонью.
– Вызывали? – ворчливо спросил он. Стоящая в коридоре пожилая женщина кивнула и потерла лиловый синяк под глазом. Сам глаз заплыл и не открывался. Георгий оттеснил её в сторону и поманил меня за собой.
В квартире удушливо пахло сигаретами и гороховым супом. Пожелтевшие обои кое-где свисали лохмотьями, в углу коридора валялась стопка грязных, отсыревших газет. Но Георгий, не обратив на это внимания, осторожно приблизился ко входу в гостиную и вытащил из кармана наручники.
– Аркадий! – участливо позвал Мякиш больного. – Ты снова прячешься?
– Воины не прячутся. Они смеются в лицо опасности, – прогрохотал из гостиной мрачный голос.
– Аркадий. Ты же меня знаешь, да?
– Знаю. Ты славный муж, хоть и не лишенный лицемерия.
– Тогда давай обойдемся без сюрпризов? – мягко спросил врач. Но я видел по глазам, что он, хоть и трусит, но собран и готов к любому исходу.
– Мышцы мои одрябли от недостатка практики, а зубы хотят вкусить печени. Давай же скорее подеремся! – я выглянул из-за плеча Георгия и удивленно приоткрыл рот.
В гостиной, на старом кресле с потрескавшимися лакированными боками сидел могучий, мускулистый мужчина. Он был совершенно голым, а мышцами запросто мог посоперничать с любым атлетом золотой эры бодибилдинга. Широкая грудь, блестящая от пота, мерно вздымалась в такт дыханию. Здоровенный член в полной боеготовности угрожающе покачивается. Стеклянные глаза мужчины равнодушно смотрят на Георгия.
– Аркаша. Иди с ними. Ну, хватит. Ну, правда, заебал уже, – простонала женщина, однако Аркадия это не тронуло.
– Уйди, старуха, покуда я не завязал твои увядшие перси узлом на спине… – мужчина неожиданно запнулся, увидев Раю. Он повернулся в сторону Мякиша и довольно улыбнулся. – Привел ты мне рабыню? Что примет мое семя, понесет и родит мне сына, что покроет мой род неувядаемой славой.
– Это не рабыня, Аркадий, а медсестра. Зачем ты ударил маму? – спросил его Илья Степанович. Аркадий скривился.
– Старуха путалась под ногами, когда я хотел вкусить вражьей крови. Оставь рабыню и ступай.
– Аркадий… – снова попытался Мякиш, но мужчина бухнул кулаком по подлокотнику.
– Имя это мне чуждо. Лишь одно есть у меня. Ахиллес, погибель Трои. Таким именем нарекли меня боги.
– Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низрину
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам, – Мякиш приоткрыл рот и удивленно посмотрел на меня. Как и Георгий с Раей. Однако Аркадий неожиданно улыбнулся и встал в полный рост.
– Истину ты говоришь, отрок, – кивнул он и гневно посмотрел на Илью Степановича. – Кто он таков?
– Иван. Мы хотим помочь, Ар… Ахиллес.
– У, сука! – рыкнул мужчина, заставив Раю вздрогнуть. Но я сдержал дрожь и с вызовом посмотрел на него. – Что ж. Телом ты хлипок…
– Аркадий, – продолжил вкрадчиво Мякиш, метнув в мою сторону раздраженный взгляд, явно говорящий о том, что мне следует заткнуться. – Ты же знаешь, что дальше будет.
– Опять повергнет меня черный волк?
– Боюсь, что так, – ответил врач, а в глазах грузина блеснул дьявольский огонек. К моему удивлению, Аркадий вздохнул и неловко переступил с ноги на ногу. Затем подошел к Георгию и протянул руки. Наручники защелкнулись на запястьях с сухим лязгом. Женщина, не обращая внимания на синяк под глазом и Мякиша, который записывал что-то в тетрадь, обернула вокруг бедер Аркадия полотенце. Причем сделала это так ловко, словно только этим и занималась всю свою жизнь.
Аркадий позволил Рае сделать себе укол, покорно забрался в машину и тяжело опустился на скамью. Когда погрузились и все остальные, Кирыч завел двигатель, и мы тронулись в обратный путь. Я кожей чувствовал недовольство Мякиша, но он скоро вернулся к привычному разглядыванию пейзажа за окном. Аркадий же, никого не смущаясь, буравил меня тяжелым взглядом, словно старался что-то вспомнить.
– Напоминаешь ты мне Па… Патрокла, – запнувшись, озвучил он. Георгий хмыкнул в ответ и покачал головой. – Телом слаб, но дух твой силен.
– Эм… спасибо, – неловко улыбнулся я. Аркадий в ответ тоже улыбнулся и наклонился ко мне. Я заметил, как рядом напрягся Георгий, готовый в любую секунду сорваться и скрутить здоровяка. Но нападать Аркадий не спешил. Он задумчиво посмотрел на наручники и в глазах блеснуло веселье.
– Ты не веришь, малодушный, – буркнул Аркадий. Затем усмехнулся и напряг мышцы. Я вздрогнул, когда звенья наручников лопнули и они посыпались на пол, словно выбитые зубы. – Узри силу Ахиллесову.
– Э! – рыкнул Георгий, но я поспешил вмешаться, заметив, как побледнела Рая.
– Аркадий. Ахиллес же герой.
– Герой, – надул грудь тот и почесал толстым пальцем нос.
– А герои слабых не обижают. Так ведь? – уточнил я. Мужчина прищурился и склонил голову, но в итоге кивнул, пусть и нехотя. – Так давай спокойно доедем до места?
