Мы должны помнить, что «Евгений Онегин» начат Пушкиным в Одессе осенью 1823 года. Вторая глава была закончена там же 8 декабря 1823 года. Пушкин мог отправить в Петербург с братом обе главы сразу, однако не сделал этого.
Во-первых, он был уверен, что цензура Онегина не пропустит. Во-вторых, это была лишь первая попытка сотрудничества с Плетневым как издателем. В-третьих, Пушкин прекрасно понимал, что для целей маркетинга после первой главы читателя нужно держать в нетерпении в ожидании второй, это подогревало ажиотаж и могло значительно повысить продажи.
Однако (о, чудо! или заступничество А. С. Шишкова, нового Министра народного просвещения) 29 декабря первая глава проходит цензуру и в середине февраля поступает в печать. К 1 марта тираж был уже распродан, и ничто не мешало приступить к изданию второй главы, тем более что автору очень нужны были деньги.
Но Пушкин не отдал вторую главу Дельвигу для передачи Плетневу в апреле 1825 года. Не были использованы и иные оказии, и письма. Пушкин повезет главы «Онегина» в Москву уже сам в 1826 году. Цензурное разрешение на Вторую главу будет получено 26 сентября 1826 года. Почти три года вторая глава пролежит на столе в Михайловском. Третья глава «Онегина» постигнет та же участь трехлетней выдержки – она выйдет в свет 10–11 октября 1827 года.
Если в первой главе можно было писать о чем угодно, вторая уже обязывала более ясно различать «даль свободного романа», а набрасывать третью, не представляя себе конца истории, было и вовсе затруднительно. Все последующее здание должно было держаться на фундаменте второй и третьей главы. Нельзя выпускать в свет бесконечный полуфабрикат.
38
Третья глава Онегина (содержит «Письмо Татьяны») была закончена 2 октября 1824 года, и в значительной степени – уже в Михайловском. Роман писался весьма резво, пока Пушкин находился в Одессе. Но в Михайловском, где натура была намного ближе к тексту романа, темп значительно замедлился.
Четвертая глава (объяснение Онегина с Татьяной и далее) давалась с трудом и была завершена к январю 1826 года.
Пятая глава (зима, сон Татьяны, именины и вызов) приходится на время пребывания в Михайловском. Шестая глава (дуэль) завершена в черновом варианте к 10 августа 1826 года. Это самая мрачная глава, и она совпадает с самым тяжелым периодом пребывания в ссылке.
Остальное ко времени пребывания Пушкина в Михайловском в 1824–1826 гг. уже не относится.
Однако мы знаем, что Пушкин писал обрывочно, иногда переставляя строфы местами. Сочинение не было гладким и последовательным процессом.
39
Перед Пушкиным стояла непростая задача построения нетривиального сюжета романа. Тривиальных вариантов было три.
В первом из них молодые люди влюблялись друг в друга, затем проходили через комедию ошибок, череду недопониманий, обманов и даже предательств, но повествование завершалось их взаимным признанием в чувствах и счастливым свадебным венцом.
Во втором сюжетном варианте речь шла о несчастливом мезальянсе, когда состоятельный молодой человек испытывал склонность к девушке весьма скромного положения, добивался её взаимности, однако под давлением обстоятельств, родственников и окружения был вынужден жениться на некрасивой и возрастной княжне, дабы упрочить финансовое положение. Избраннице оставалось уйти в монастырь, утопиться в пруду, стать гувернанткой или выйти замуж за станционного смотрителя.
Третий сюжет повторял второй с точностью до наоборот, то есть девушка из родовитого семейства отдавала сердце безродному или нищему юноше, но была вынуждена стать женой старого именитого и влиятельного аристократа, при этом отверженному молодому человеку оставались лавры Дубровского или Желткова.
Пушкин искал способа отказаться от вышеупомянутых сюжетных линий.
Первым отклонением было признание со стороны женщины, что само по себе было неслыханным. Пол устоявшейся литературной традиции признания писали мужчины.
Вторым отклонением от привычной медианы было то, что герой не только не влюбляется в девушку, но и отвергает мысль о женитьбе на ней, как поступил бы всякий порядочный кавалер того времени.
Именно эти девиации обеспечили успех роману Пушкина, которого он и добивался. Не стоит удивляться некоторой искусственности поведения Онегина и его характера в целом. Они обусловлены желанием Пушкина добиться максимальной алогичности и нетривиальности. Сюжет вовсе не определяется характером персонажей, он живет своей жизнью, этим характерам с точки зрения психологии не соответствующей. Перевалив за вторую половину романа, Пушкин очевидно почувствовал некоторую усталость, т. к. замужняя Татьяна, как и положено по устоявшимся канонам, отвергает ухаживания Онегина, оставаясь примерной супругой. К этому моменту роман изрядно надоел Пушкину, и это был наилучший способ избавиться от него.
40
Сосланный в деревню, Пушкин лишился государственной службы и жалованья. Много ли он получал на службе? Смотрим черновую редакцию его письма к А. И. Казначееву, Одесса, 22 мая 1824 года: «…Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить. Правительству угодно вознаграждать, некоторым образом, мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паёк ссылочного невольника. Я готов от них отказаться, если не могу быть властен в моём времени и занятиях».
700 рублей в год – много это или мало?
Купчие 1820-х годов указывают, что уровень цен был примерно нижеследующим:
1) Дворовая девка с малолетним её сыном – 50 руб. серебром + 10 руб. ассигнациями.
2) Мальчик-подросток – 100 руб. серебром + 10 руб. ассигнациями.
3) Дворовая девка – 130 руб. серебром + 10 руб. ассигнациями.
Таким образом, на годовое жалованье Пушкин мог приобрести примерно 6–7 человек крепостных. Несколько позже: Аренда на шесть месяцев арбатского двухэтажного каменного дома в Москве с людскими службами, кухней, конюшней, каретным сараем и прачечной стоила А. С. Пушкину в 1831 году 2000 рублей ассигнациями (в год выходило бы 4000 рублей!). В том же году поэт перебрался в Петербург, где квартира в бельэтаже из 9 комнат на Галерной улице обошлась ему в 2500 рублей ассигнациями в год.
В 1832 году петербургская фирма де Колла, более 20 лет осуществлявшая рассылку различных товаров иногородним заказчикам, опубликовала в газете «Московские ведомости» свой прейскурант, в котором, правда, учтена стоимость пересылки. Итак, соболий палантин стоил 400 рублей и более, французские дамские платки и полушали – 135 рублей за штуку, платки «на манер французских» – 50 рублей, драдедамо-вый платок – 25 рублей. Небольшие шелковые – газовые или барежевые – платки обходились от 15 до 25 рублей. За дамскую блондовую косынку просили 120 рублей, за кружевную – 250. Английская шаль выходила в 250 рублей и более, французский шалевый платок – в 150 или 175 рублей. Газовая пелеринка стоила 18 рублей, модный дамский шарф – 60 рублей. Цена на вуаль зависела от материала и размера, блондовый большой стоил 350 рублей, средний – 250 рублей, малый – 150 рублей, тюлевый соответственно 90, 60 или 40 рублей, вышитый кисейный – 70, 45 или 25 рублей, газовый – 25, 15 или 10 рублей. Дамский передник «новейшей моды» из буфмуслина с бордюрами и карманчиками выходил по 20 рублей, из ситца с бордюрами – 15 рублей.
Мужские шейные кисейные платки предлагались по 4 рубля за штуку или дюжину за 40 рублей. Мужская косынка из шелка продавалась за 10 рублей, кисейная – за 5 рублей. Галстук из цветного шелка на подгалстучнике из щетины стоил 12 рублей, черный гроденаплевый – 10 рублей. Батистовая манишка обходилась в 25 рублей, полотняная – в 15 рублей, черная шелковая – от 10 до 15 рублей. Модная батистовая мужская рубашка стоила 50 рублей, рубашка из голландского полотна – 40 рублей. За пару шелковых чулок платили 15 рублей.
Широкие французские блонды обходились от 30 до 40 рублей за аршин, средние – от 15 до 20, узкие – 3, 5—10 рублей. Лучшие бусы, которые «трудно распознать с жемчугом», состояли из дюжины ниток и стоили 25 рублей. За золотую дамскую пряжку для пояса с бирюзою и другими камнями платили от 85 рублей, она могла стоить 200 или 300 рублей и более. Французская бронзовая пряжка для пояса с камнями обходилась от 200 до 350 рублей. Веера предлагались по цене от 20 до 50 рублей, модные ридикюли – от 15 до 30 рублей. Шелковый зонтик от дождя или дамский парасоль с костяными ручками оценивали в 60 рублей. Пара модных в ту пору перчаток «митенки» стоила 4 рубля. (Объявления // Московские ведомости. 1832. № 97. 3 декабря). – Татьяна Руденко. Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия. В то же время ссыльный декабрист П. Муханов пишет 11 июня 1830 года:
«Я прошу вас не баловать меня. Я говорю откровенно – мне нужно 360 рублей в год, чтобы есть, в том я благодарен вам. Сверх стало мне надобно сто рублей на разные расходы». – ЬНр$://1а-да^е-1826.11уе1оигпа1. сот/88788.Ыт!
В мемуарах декабриста Н. В. Басаргина читаем о князе Грабе-Горском, которого он встречал в 1840-х годах (учитываем некоторую инфляцию): «В Омске он жил скромно, даже бедно. Получал от правительства 1200 руб. сер. в год, и, кажется, не имел других способов». – Мемуары декабристов. Москва, 1982, с. 131.
Как сообщают нам письма Белинского, самая дешевая квартира внаём в Москве стоила 25 ассигнаций в месяц с дурным столом, то есть 300 рублей в год. Дрова – 8 асс. в месяц на небольшую квартиру. То есть на дешевую квартиру с дровами уходило бы ок. 340–350 рублей, то есть половина годового жалования. Чемодан стоил 10 ассигнаций, тюфяк (матрас) и одеяло – 10 рублей. Сапоги обходились от 12 ассигнаций, хорошие опойковые полусапожки – от 6–8 до 18 рублей, панталоны – примерно от 8 ассигнаций, сукно – 5 рублей за аршин. Бритва стоила 4 асс., картуз – 3 асс., нож – 2 асс. Бритвенный ларчик с зеркалом, мыльницей, чернильницей, песочницей и ящиками для денег – 4 асс. Средняя книга в книжной лавке 3–4 рубля. Сочинения Жуковского при этом стоили 20 асс.
Делаем вывод: По петербургским и московским меркам 700 рублей жалованья в год – это чудовищно мало, это небольшая добавка к доходам от имения. Иначе – это жалованье канцеляриста.
Для Петровского завода в Сибири это уже роскошь. По омским или одесским провинциальным меркам это вполне сносно, прожиточный минимум. Добавим, что Пушкин не был обременен семьей, не отсылал денег родителям, то есть мог оставить все жалованье в своем полном распоряжении. Он жил холостяком, мог позволить себе проиграть в карты 500 рублей сряду. Однако Пушкин вращался в кругу, где такая сумма ежегодного дохода должна была казаться нищенской, и при этом был о себе весьма высокого мнения. Мы должны помнить сказанное Пушкиным: 700 рублей – это для Пушкина не жалование чиновника, но паёк ссылочного невольника. Он считал эту сумму 700 р. смехотворной, поэтому уделял службе пропорциональное внимание. Пушкин не будет сидеть за 700 рублей в год в канцелярии, не будет писать донесения, служебные записки, отчеты, не будет бороться с саранчой. Для дворянина, который кичится своим 600-летним дворянством (и даже куда более древним – «Мой предок Рача мышцей бранной Святому Невскому служил) – это ниже дворянского достоинства. Поэтому он пишет издевательские отчеты, пропускает службу, изучая жизнь цыганского табора и пр. Пушкины никогда не были богаты, ни в Москве, ни в Петербурге у них никогда не было собственного дома, они всю жизнь скитались по съемным квартирам. Однако каждую зиму они проводили в столице, на что требовались определенные средства. Достаточного дохода имения никогда не приносили, поэтому в 1824 году Лев Сергеевич Пушкин перестает быть нахлебником и устраивается на службу. Ситуация облегчается тем, что в 1824 Ольга Сергеевна получает наследство от скончавшейся тетушки Анны Львовны, любимой сестры Василия Львовича и Сергея Львовича Пушкиных. Старший сын, Александр Пушкин, остается единственным нахлебником, расходы которого не так уж малы: ему нужны бумага, перья, чернила, он любит устриц, шампанское, хорошее вино, он привык щегольски одеваться. Жить на два дома Пушкины не собираются, поэтому Александру оставляют денег «на орехи».
41
Проживая в Фернее, Вольтер активно занимался предпринимательством – производством золотых и серебряных карманных часов. Екатерина II купила у Вольтера партию в несколько сот часов, заплатив за них неслыханную сумму в 20 000 талеров.
42
Дополнение относительно денежных вопросов: в первой половине XIX века убогая комната с мебелью, отоплением, самоваром и прислугой стоила в столице пять рублей в месяц, обед обходился в пятнадцать-двадцать копеек. Очевидно, что для основной массы чиновников прожить на одно жалованье было трудно, а содержать семью практически невозможно. «Ты спрашиваешь, как жить 3 500 рублями годового дохода? – писал в 1824 году один петербургский чиновник своему знакомому. – Женатому в Петербурге жить сими деньгами трудно. Но ежели будешь иметь такого умного холопа, как Петрушка, и не иметь лошадей, то он тебе… неусыпною экономией преподаст способ не умереть с голоду…» – процитировано по статье Л. Писарьковой «Чиновник на службе в конце XVII – середине XIX века».
43
По правилам драматургии двух попов в пьесе быть не должно. А у нас их два: игумен Иона и священник церкви Воронича – священник церкви Воскресения Христова в с. Воронич Раевский Илларион Евдокимович по прозвищу «Шкода». А поделать ничего нельзя, ведь в реальности их было двое. Из истории человека не выбросишь.
44
Источники говорят нам, что постановки «Кавказского пленника» (на музыку Катарино Кавоса) и «Руслана и Людмилы» (на музыку Ф. Е. Шольца) осуществлялись в Большом Театре, поэтому автор вначале самонадеянно написал здесь «Московские ведомости». И ошибся. Большой театр, оказывается, располагался вовсе не в Москве, а в Петербурге, по крайне мере в 1784–1886 гг. Затем его здание перестроили, и на его месте появилась Петербургская консерватория (Санкт-Петербург, Театральная площадь, д. 3). Именно в этом Большом театре творили Дидло и Петипа. Катарино Кавос был капельмейстером итальянской и русской оперной труппы. Шарль Дидло руководил балетными постановками. Именно здесь танцевала знаменитая Истомина. Было бы странно, если бы она танцевала в каком-то ином театре, а не в самом что ни на есть столичном и придворном. Именно в этот театр мчался Онегин из ресторана Талона, и здесь он ходил меж кресел по ногам.
45
Опасения по поводу «святочных сказок» взяты из письма Льву Сергеевичу Пушкину от 20 декабря 1824 года. Мы стараемся избегать случайных фраз и выражений.
46
Мы помним, что еще в 1818 г. петербургская гадалка Кирхгоф нагадала Пушкину, что он умрет от белого человека, белой головы или белой лошади. Пророчествам волхвов и прочих гадалок Пушкин верил, в его поэмах они сбывались неоднократно («И холод, и сеча ему ничего… Но примешь ты смерть от коня своего»). Эта фраза в контексте предсказаний самому автору не случайна, оттого и белых лошадей он остерегался.
47
Соблазн представить Александрину барышней, плохо говорящей по-русски, был очень велик. Однако факты говорят нам об обратном: к моменту второго замужества Прасковьи Александровны в 1817 году Александрина почти не владела французским языком, то есть до 12–13 лет её образование было довольно ограниченным по меркам того времени. Впоследствии она делала пометки на многих письмах о том, что писать ей следует по-русски. Можно сказать, что это было редкое исключение для дворянской девушки той эпохи.
48
Вернемся ко второй главе «Онегина», где уже присутствуют и Ленский, и Ольга, и Татьяна, поэтому видеть в событиях романа отражение Михайловской жизни совсем неправильно. Нельзя также отрицать того, что, приезжая в Михайловское в 1817 и 1819 годах, Пушкин уже познакомился со своими потенциальными прототипами. Правда, в ту пору значительно моложе. Только Анна Николаевна Вульф могла по возрасту потенциально претендовать на роль Татьяны, т. к. летом 1819 года ей было 19 лет. Они с Пушкиным были ровесниками. Были ли между ними какие-либо отношения и признания в 1819 году? История об этом умалчивает. Во всяком случае, на молодого Пушкина они не произвели заметного впечатления. Да и в тот приезд он еще не был, собственно «Пушкиным». Это был вертлявый молодой человек, острый на язык и дерзкий в разговорах с барышнями. Как можно судить по письмам Анны Николаевны впоследствии, она «разглядела» Пушкина уже в 1824 году, иначе бы в их разговорах и переписке были отсылки к неким прежним отношениям, чего мы не наблюдаем. Евпраксии Николаевне в 1819 году было всего девять, и она вряд ли была замечена. Алексею Николаевичу Вульфу (который считал себя прототипом Ленского) в 1819 году было всего 13. Дни рождений этой поросли семейства Вульф приходились на осень и зиму: Анна Николаевна (10 декабря), Евпраксия Николаевна (12 октября) и Алексей Николаевич (17 декабря). Александра Ивановна, падчерица Прасковьи Александровны (день рожденья приходится на 4 октября), появилась в их семье в 1817 году после второго замужества хозяйки Тригорского. В 1819 году ей было тоже около двенадцати – тринадцати лет. Не исключено, что, ознакомившись с набросками романа, соседи Пушкина волей-неволей примеряли на себя роли, обозначенные в романе, и начинали вести себя в соответствии с прописанными характерами. Такое бывает – персонажи и их мотивация оказываются настолько сильны, что изменяют «под себя» поведение окружающих людей.
49
Пушкин датирует «Признание» 1826 годом, но исследователи сходятся во мнении, что общий контекст, событийная канва и тональность стихотворения гораздо более соответствуют концу 1824 или началу 1825 года. Что касается пушкинской датировки, то мы знаем, что он намеренно искажал её, передвигая даты создания стихов на год-два вперед или назад. «…да нельзя ли еще под «Разговором» поставить число 1823 год?» – пишет Пушкин 4 декабря 1824 г. из Михайловского в Петербург Л. С. Пушкину и О. С. Пушкиной. Напомним, что «Разговор книгопродавца с поэтом» написан в сентябре 1824 года.
50
По свежим следам наводнения в Петербурге в 1824 году Грибоедов пишет записки «Частные случаи петербургского наводнения», которые используются в тексте, чтобы показать наводнение глазами очевидца. Здесь приведен текст его свидетельства.
51
Пушкин вспоминает Большую комету 1811 года, известную как С/1811F1, которую было видно на небе невооруженным глазом 290 дней.
52
20 декабря 1824 года Пушкин пишет брату Льву: «У меня с Тригорскими завязалось дело презабавное – некогда тебе рассказывать, а уморительно смешно».
Увы, мы так и не знаем, что это было за уморительно смешное дело.
53
Автор ничего не придумал, а лишь слегка перефразирован пушкинский «Роман в письмах». Ведь такой роман был задуман, начат, но остался незаконченным… А каков был соблазн написать русское подобие «Юлии, или Новой Элоизы» Руссо! Но жанр оказался сложным и слишком многословным. «Письмо Татьяны» и «Письмо Онегина» – это поэтические осколки несостоявшегося пушкинского романа в письмах.
54
Мы приводим настоящий текст сказок няни в том виде, в каком они были записаны Пушкиным в Михайловском. Его последующие стихотворные вариации представляют собой любопытные компиляции, при анализе которых становятся ясными некоторые нестыкующиеся моменты.
