Дмитрий Ромов "Цеховик. Книга 4. Подпольная империя"

– Мы столько ещё и не заработали наверное.

– Неважно, говорю же верну.

– Ну, смотри, Бро. Рискуешь.

– Знаю.

– Мля, ты в натуре отчаянный кент, – хмурится он. – От Айгуль есть чё?

Я отрицательно мотаю головой. Отчаянный, да. Не отчаянный, а слетевший с катушек. Чёт как-то всё в тумане, ёлки-палки. Пойду с Платонычем поболтаю.

– Дядя Юра, ну как ты тут? – приобнимаю я его за плечо.

– Ничего, Егор, а ты?

– Да, так как-то.

Я вкратце рассказываю ему последние события и он огорчённо качает головой.

– Туда пройти-то можно будет, чтоб моральную поддержку оказать? – спрашивает он.

– Можно, конечно. Ты же дядька родной. И спасибо, что мозги мне не выносишь.

– Так чего выносить-то? Делу не поможешь.

И то верно.

Примерно через час мы проходим в отдельный зал. Я, Платоныч, Цвет, Печёнкин и двое чуваков с постными рожами со стороны генерала. Играть будем вдвоём. Фишка дилера будет переходить по очереди от меня к нему. Это, по сути, означает лишь, кто первый будет делать ставку, а кто отвечать в каждой раздаче.

Блайндов не будет. Минимальная ставка – тысяча рублей. Ну, вот, собственно и всё. Мы садимся напротив друг друга, а дилер усаживается сбоку между нами. Зрители встают за дилером.

Перед нами лежат пачки денег. По десять пачек десятирублёвых у каждого.

– Ну что, понеслась? – говорит Печёнкин и кивает своим парням. – Колода будет наша. Надеюсь возражать не станете.

– Конечно, – отвечаю я и киваю дилеру, невзрачному мужичку с усами подковой и волосами расчёсанными на прямой пробор.

Дилер берёт колоду у спутника генерала, тщательно тасует и с независимым видом выдаёт две карты мне и столько же Печёнкину. Чувствую себя Джеймсом Бондом. Правда без технической поддержки и сухого мартини, зато с несгибаемой волей.

Мы смотрим полученные карты, отгибая уголки, чтобы никто не смог подглядеть

Печёнкин крякает и двигает на центр стола две тысячи. Я делаю то же самое. Дилер выкладывает на стол первые три карты. Это червовый валет, пиковый король и трефовый туз.

– Ваше слово, – говорит дилер, обращаясь к моему визави.

Генерал хмурится, соображая, и пялится на выложенные карты. Потом отсчитывает четыре пачки и выдвигает на центр. После этого поднимает глаза и безо всяких эмоций смотрит на меня. А я смотрю на него и тоже стараюсь выглядеть совершенно бесстрастно.

Это напоминает вестерн Серджио Леоне, когда на экране идут очень долгие крупные планы. Там только глаза. Только глаза. Но в нашем случае ещё и губы. Сердце замирает. Краешек губы под миниатюрным шрамом, самый верх арки купидона едва заметно дёргается. Есть! Лишь бы не среагировать, чтобы он не понял, что я заметил.

Но у меня каменное лицо. Это точно. Только по спине бежит маленькая холодная струйка…

– Уравниваю, – спокойно говорю я и тоже отодвигаю от себя четыре тысячи.

Дилер выкладывает четвёртую карту, это бубновый валет.

В этот момент в зал заходит Лида. Она идёт, покачивая бёдрами и, подойдя ко мне, низко наклоняется. Я смотрю на генерала, а он пожирает её глазами. Ему сейчас явно не до карт. Лида тихо, чтобы никто не слышал говорит:

– Сейчас заканчивают повторную операцию. Медсестра пока ничего не знает, как поговорит с доктором, сразу позвонит. Я сообщу.

Я киваю. Какая ещё повторная операция. Блин…

Лида выпрямляется и, стуча каблучками выходит из зала. Печёнкин облизывает губы и провожает её глазами до самого выхода. Потом проводит рукой по сальным волосам и задумчиво смотрит на выложенные перед дилером карты.

– Поднимаю, – наконец заявляет он и отодвигает от себя пять тысяч.

Он сразу задирает планку очень высоко. Если сейчас я сброшу, то в следующей раздаче у меня останется слишком мало денег и я не смогу ответить на высокую ставку… Мда… Значит, придётся снова залезать в кассу. Цвет может заартачиться… Ладно, карта у него херовая, если верить дрожащей губе…

Чуйка, где ты? Ведь была же она у меня и ни раз спасала за столом… Был в моей жизни период, когда я играл. Хорошо играл, удачливо, дерзко. Как месье Ле Шифр… И кончил примерно как он, правда в отличие от него ещё несколько лет выплачивал долг… А сейчас у меня будет только год и минус двадцать тысяч, если что… Или докуда мы там дойдём…

– Поддерживаю.

Я двигаю пять тысяч на середину стола.

Дилер выкладывает последнюю пятую карту. Это бубновый король.

Печёнкин дважды поворачивает голову, разминая шею, как борец перед схваткой. Потом достаёт из кармана пачку «Мальборо» и зажигалку «Зиппо». Прям заправский америкос, поглядите на него…

Он откидывает крышку у зажигалки и тут же захлопывает. Открывает и закрывает. Делает так раз двадцать, методично и монотонно. Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк… При этом на лице его не двигается ни один мускул.

Лицо его выглядит несвежим и обрюзгшим. У него влажная кожа, мешки под глазами, на носу проступают бордовые прожилки сосудов. Но всё это совершенно неподвижно, и только глаза шарят по выложенным на столе картам. И вдруг, губа… Она дёргается! Дважды! Он блефует!

Сердце заводится, как мотор мотоцикла, моментально набирая немыслимые обороты. Блефует! У него ничего нет, он хочет, чтобы я сбросил карты.

– Ставлю всё, – говорит он и двигает оставшиеся деньги вперёд.

Матёрый… И рисковый… Тук-тук-тук, стучит сердце.

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца – пламенный мотор…

Пламенный мотор, да…

– Отвечаю, – говорю я и двигаю пачки вперёд.

В банке сорок тысяч. Неплохие деньжата, что ни говори… Отработать двадцатку будет не так просто. Несмертельно, но потребует времени и усилий… А вот с моим обещанием генералу будет посложнее…

– Ставку сравняли, – говорит дилер. – Прошу открыться.

На лице Печёнкина появляется гаденькая усмешка. Он двигает вперёд свои карты, но не торопится их открыть.

– Прошу открыться, – повторяет дилер.

Я беру свои карты и начинаю переворачивать, но в этот момент в зал вбегает Лида. Я пытаюсь понять, что за весть она несёт по глазам, но она смотрит вниз.

Она подбегает ко мне и наклоняется, и генерал, глядя на неё, облизывает жирные губы

– Ну что, позвонила медсестра? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает она и коротко кивает.

3. Только дело и ничего, кроме дела

Я киваю, ожидая продолжения и, дразня Печёнкина, поворачиваюсь к Лиде, отчего наши губы практически соприкасаются. От неожиданности она замолкает и какое-то время просто хлопает глазами.

– Так что? – спрашиваю я.

– Всё то же самое. Операция прошла успешно, но Айгуль в реанимации. Состояние по-прежнему тяжёлое. Подключили к аппарату искусственного дыхания.

И в чём успех этой операции, если к лучшему ничего не изменилось, а, кажется, даже наоборот?

– Ну что, голубки, – недовольно бросает генерал. – Вы нам тут язык любви будете демонстрировать или мы вернёмся к делу?

Я с невозмутимым видом поворачиваюсь и, не говоря ни слова, переворачиваю свои карты. Это червовые король и туз.

– Фулл хауз, – объявляет дилер. – Короли и тузы.

С картами дилера у меня получается три короля и два туза. Такую комбинацию переплюнуть крайне трудно, но я пока остаюсь непроницаемым, не выказывая никаких чувств.

– Пожалуйста, – говорит дилер, глядя на прикусившего губу Печёнкина.

Он с явным усилием прогоняет со своего лица грусть и, едва заметно пожимает плечами, мол, что ж поделать, раз так вышло. Переворачивает две свои сложенные карты, но видно пока только верхнюю. И это трефовый валет. Он снова чуть пожимает плечами и чуть мотнув головой и прищурив один глаз, аккуратно, указательным пальцем сдвигает карту. И из-под неё появляется валет пик.

Печёнкин со скорбным лицом нависает над своими картами, словно прощается с надеждами. Посидев так несколько секунд, он поднимает голову и смотрит на меня. И я замечаю разительную перемену, происходящую с ним прямо на моих глазах.

Встретившись со мной взглядом, он виновато растягивает свои жирные губы и вдруг начинает хрипло смеяться. Да не смеяться, а просто ржать.

– Оп-ля, – выкрикивает он сквозь смех и колышется всем телом.

– Каре на валетах, – объявляет дилер. – Старшая рука. Вы выиграли.

– А ты, – утирая слёзы и прекращая, наконец, стонать, говорит Печёнкин, – подумал, что я блефую, сынуля? Наверное, смотрел, как у меня губа дёргается, да? Так она как хочет, так и дёргается, совершенно неуправляемая, как трудный подросток. Уф-ф-ф… Давно так не смеялся. Второй раз за сегодня. Вот такие пироги с козлятами. Ну, что? Первого мая тысяча девятьсот восемьдесят первого встретимся, правильно я понимаю? Вы вот с девушкой вдвоём и я со своими псами. Ну… либо ты сделаешь, что обещал.

Он встаёт из-за стола и выходит из зала, а его спутники собирают деньги. Игра окончена. Фанфары, оды, панегирики. Ну, а кому-то наоборот – пепел и проклятья.

Будто кувалдой по голове! В ушах звон, под ложечкой лёд. Неприятное чувство. А последствия пока трудно предсказуемы.

Платоныч качает головой и хлопает меня по плечу.

– Ничего, – тихонько говорит он, – ничего. Отыграемся. Деньги я тебе дам, не переживай. Никаких проблем. Всё буде хорошо.

Я благодарно сжимаю его запястье. Ну что же, по крайней мере, выиграл себе год свободы. А это уже неплохо. Можно и домой возвращаться.

Я подхожу к Цвету.

– Красиво, – улыбается он. – Ничего не скажешь. Ну, и когда ты планируешь компенсировать проигрыш?

– Сразу, как вернёмся домой. Может, даже всё отобьётся за первые несколько дней. Люди вон активно играют.

– Ты, наверное, думаешь, что мы в Лас-Вегасе, городе в пустыне, да? Но нет, это всего лишь Новосиб, и сюда не везут бабки озабоченные игроки со всех концов мира. Просекаешь? Это значит, не так всё будет быстро.

– Ну, как будет, так и будет, – развожу я руками. – Какая разница? Я же сказал, что всё отдам. Сразу, как домой приеду.

– А ты когда ехать-то собрался?

– Да вот хоть бы и прямо сейчас. Дело сделано, всё пучком.

– Торчком-на, – смеётся он и легонько бьёт меня в плечо. – Да дело сделано.

– Ты рад? – спрашиваю я. – По-моему, всё достойно вышло. И даже игра вот эта приватная, она пойдёт в копилку легенд и вожделений. Как часть шоу.

– Какого ещё шоу? – смеётся он.

– Нашего шоу. Бизнес, рассчитанный на людей, а не на госзаказы, к примеру, должен иметь черты шоу. Развлекать и стричь купоны. Понимаешь?

– Это ты типа сейчас сказал, что я клоун?

Я смеюсь:

– Что-ты, такое мне бы и в голову не пришло. Злой клоун убьёт каждого, кто хотя бы улыбнётся.

– Чё? – делает он свирепое лицо и, не сдержавшись, начинает хохотать.

Надо же, все мы люди, все мы человеки. Смеётся. И я смеюсь вместе с ним, до слёз, до колик в животе. Должно быть, это напряжение последних дней вырывается наружу, стравливается, защищая мою дурную головушку от ментальной Хиросимы и Нагасаки.

В зал снова заходит Лида. Но теперь она выглядит по-другому… Что-то изменилось в её облике за последние пятнадцать минут. Осанка теперь не такая прямая, и красота будто утратила силу молодости, а взгляд…

Мы встречаемся с ней глазами, и мне сразу всё становится ясно. И смех застревает в горле, превращаясь в клёкот, в лай шакала. А слёзы, выступившие из глаз, теперь получают приоритет и законное право литься по щекам. Да вот только они мгновенно высыхают… Айгуль…