– Над твоей реакцией, а не над сюжетом!
– Сюжет превосходен. Хотя, на мой взгляд, в некоторых местах… Короче, я уж точно так не выражаю свои мысли, как мой герой.
– Ты не можешь диктовать произведению, как тебе говорить, – вдруг вмешался Гавриил. – Автор не обязан ухватывать твои слова, он должен следовать за создаваемым характером. Это и есть искусство!
– Но ты же сам тайно организовал спектакль именно про меня, – попытался возразить старший брат.
– Во-первых, не тайно, а сюрпризно!.. А затем, искусство не про кого! Оно про характер!..
Габри встряхнул украшением из бисера так, что все птички в радиусе семи метров подлетели вместе с ним.
– Ладно, согласен.
– Искусство не требует согласия.
– Тогда не согласен, – Агнесс покатилась со смеху, понимая, что Михаил готов подыграть каждому слову Главной Музы.
– И несогласия тоже. Искусство нетребовательно. Оно говорит само за себя. И внимание к нему идет само собой. Его привлекать не имеется нужды. Также.
Габри встал. Украшение заструилось вокруг поляны, обернулось о единственную массивную ножку стола, оплело скамейки, пробежало по траве.
– Да ты творец! – изумилась Агнесс получившейся вещи.
– Лишь один Бог – Творец, – ответил Габри. – Что у вас? – живо поинтересовался он, подходя к столу и хватая ватман. – Молодцы. Лучше ничего не видел.
– Серьезно? И ничего не предложишь переделать? – Михаил удивленно поднял брови. Это тоже никак не было похоже на его Габри.
– Нет. Мне надо к сочинителям од заскочить, а потом к художникам. Я буду завтра к вечеру!
На вечер следующего дня было запланировано совещание архистратигов, которое должно было состояться прямо здесь.
Архангел вдохновения наижарчайше расцеловал своих ближних и исчез.
– Не забывай, что в нашем интерьере все равно будет «десятикилометровая» бисерная штука, – голос Агнесс вновь зазвенел колокольчиком.
– Я же не всемогущ – стереть собственную память, – Михаил оглядел витиеватые загогулинки. Но счастье его оставалось абсолютным.
Прошло полчаса. Первый архангел и его помощница не спеша создавали в своем обновленном уголке мраморные чаши, превращая их в живописные бассейнчики с разноцветными рыбками. В середине каждой чаши была сделана фигурка цветка, из которой выбегали струи фонтанов.
Потом они вдвоем раскинули пять неогороженных клумб, где полевые цветы соседствовали с шикарным розами, и придвинули близстоящий широколиственный лес к краю образовавшейся «поляны чудес». Стало намного уютнее.
– Что мы еще хотели? – Михаил приподнял с земли творение Габри.
– Может быть, все-таки отодвинем лес обратно? Раз мы решили создать пространство для всех, кто приходит, а не просто место для себя.
– Согласен. Смотри, уже новые птички прилетели, – Михаил указал на шныряющих в клумбе трясогузок.
– Мне всегда нравились кусты, усыпанные воробьями, – улыбнулась Агнесс.
– Давай сделаем, – Михаил сосредоточенно взгромоздил украшение из бисера себе на плечи, опустив его сзади наподобие королевской мантии. Получилось длинно и странно.
Зеленый кустарник с воробьями, еще лавочки и побольше неподстриженной травы, чтобы в ней хотелось посидеть.
– Хорошо, а с украшением-то что?.. Не хочу обидеть Габри, – вернулась к теме Агнесс.
– Но оно сюда совершенно не подходит. Как бейджик средневековому проповеднику, – Михаил, с гордостью державший свою «мантию» на прямой спине, с небольшим вздохом снял ее.
– Но мы же не можем…
– Нет, конечно. Он о ней не забудет.
– Как приделать странно не подходящую нам штуку к интерьеру… к которому она не подходит?.. – Агнесс остановилась. – Я чудно? выражаю свои мысли, ты не находишь? Как я вообще командую небесным легионом?
– Не переживай. Они всё умеют читать по твоей микромимике. Так как образованны разносторонне, – отозвался первый архангел. – Не подходит, говоришь?.. Это же замечательная возможность.
К наступлению сумерек по местному времени Михаил и Агнесс, довольные своими трудами, прилегли прямо в траву, любуясь проделанной работой. Ближе к лесу, в каких-то метрах от них, красовалось большое переливающееся сооружение. Оба улыбались, глядя на него.
– А это не плагиат? – Агнесс взглянула на архангела.
– Это репродукция. Ну, я попрошу Габри зайти к Гюставу и утрясти вопросы авторских прав. Но, по-моему, наша башня в сто раз лучше: у нее огоньки разноцветные. Давай проверим.
Михаил открыл в воздухе овальное окошко, в котором красовалась запись вида на центр Парижа. В полутьме всемирно известная башня сверкала знаменитой мерцающей подсветкой.
– Да, наша лучше, – заключил он, а Агнесс в который раз засмеялась.
– Завтра будем говорить о том, о чем договорились? – в ее глазах появился вопрос.
– Да. И посмотрим, что думают остальные.
– Спасибо, что пришли, – Михаил не уставал обниматься с прибывающими на совещание братьями, хотя они почти что и не расставались в последнее время. Пережившие столько всего из-за битвы с сатаной, они постоянно тянулись друг к другу, желая не просто чувствовать, но и видеть присутствие.
И вот все в сборе. Рыжеволосый Уриил, четвертый из небесных архангелов, начальник ангелов Божественной любви и богопознания, покровитель науки и исследователей, одетый в красную рубашку и темные брюки и в буквальном смысле этого слова пылающий огнем, язычками бегущим у него из кожи. Эта отличительная черта была присуща и всем его служителям, в том числе ближайшему ангелу Зари?не – эффектной девушке с алыми волосами в великолепном платье, облегающем ее мягкую красивую фигуру.
Улыбающийся архистратиг молитвы, покровитель храмов и монастырей Салафиил – пятый из райских братьев, со светло-голубыми глазами и лучистыми локонами, ниспадающими на плечи. Такими все обычно и представляли ангелов. Оживленный Гавриил в безразмерной футболке, на которой значилась зеленая галочка, и несколько счастливых воздушных муз – парней и девушек. Рядом его любимый почти двухметровый младший братик, которого он до сих пор ласково именовал Карапузом, – седьмой небесный архангел Варахиил, или просто Варх, податель даров, охранитель любящих пар и младенцев в утробе, вид которого являл образец крепости и здоровья.
Глава целителей, третий светлый архистратиг Рафаил, для краткости Ральф, был, как всегда, в белом и дарил всем свои теплые, будто незаконченные, улыбки. Его сопровождали сестры милосердия, скромные девушки с лепестками белой розы на блузках – символами ангелов покаяния и врачевания. Шестой архангел Иегудиил – оплот подвижничества, помощник в преодолении трудностей – изменил недавно обычной для него молитвенной рясе. Лишь длинные деревянные четки привычным спутником бегали у него в руке. На левой щеке у него виднелся удивительный для ангелов шрам, оставленный в незапамятные времена перстнем возгордившегося брата и с тех пор не заживающий до конца.
Самый младший из братьев – служитель милосердия Божьего Иеремиил, лицо которого несмотря на все треволнения на планете сохранило юные черты подростка – примостился на газоне недалеко от скамейки, которая предназначалась для Агнесс и Михаила, и был очень задумчив, хотя на его щеках более не лежала бледность.
Семеро генералов-близнецов небесного легиона, светя синими глазами, а также несколько девушек-легионерок выстроились немного позади.
Все обращали внимание на башню. Михаил переадресовывал их внимание к исходному материалу – бисерному полотну, которое так долго делал Габри. Архангел вдохновения хранил таинственно удовлетворенный вид, а окружающие изумлялись проявленной выдумке старшего из братьев. Новый интерьер был предметом не менее живого обсуждения.
Когда улеглись приветствия и первые впечатления и все нашли себе место в отреставрированном уголке, Михаил начал собрание с молитвенного обращения к Богу. Затем, так как никто не смог удержаться, гости еще минут пятнадцать обсуждали «меблировку».
– А где теперь бе?лки? – спросил Варх. Его рука откинула со лба прядь темных жестких волос, а серо-зеленые глаза еще разок зорко осмотрели поляну. Он улыбался, отчего на одной только щеке у него играла небольшая ямочка.
Белочки до недавних пор являлись завсегдатаями уголка Михаила и жили на дереве рядом с его рабочим столом. Представлялось логичным, что он их вернет, когда наконец заново обустроится. Впрочем, и Варахиил, и остальные братья хорошо помнили, как милых зверьков напугало охватившее уголок перед битвой пламя огненного архангела. Не только белки были тогда в страхе!..
– Они теперь предпочитают жить в лесу и прибегать время от времени, – пояснил Михаил. – Когда тут Ур, в гости идти не хотят.
– Я их не виню, – вздохнул Уриил, вспоминая, как сжег всё и чуть не сжег всех, выбираясь вместе с братьями из воздушной ловушки Князя тьмы, в которую тот заточил близких Михаила.
– Птички еще пока так близко с ним не знакомы, – подал голос Габри, осматривая снующих в ветках и траве малышей.
– Мы все принесли жертву, – произнес Михаил. – И я спрашивал и себя, и Агнесс раз сто пятьдесят, наверное, имел ли, в частности, я право отдавать потенциал архангела ради того, чтобы не проиграть поединок с Самуилом. Ведь все мы знаем о том, что поставлены не для того, чтобы подменять людские дела или промысел Творца. И я не получал прямого разрешения свыше на этот шаг, да и не было времени этого сделать…
– На узеньком мосту и под градом ударов точно не было, – вымолвил Уриил.
– Так или иначе… Агнесс убедила меня в том, что здесь применима давнишняя истина: это был мой выбор в крайней ситуации, который не противоречил ни одному небесному закону, и я мог его сделать по своему усмотрению. В своих молитвах я почувствовал примерно такой же ответ. По сути, когда чем-то жертвуешь – это именно каждый раз выбор, сознательный, интуитивный… да все вместе. Мил – лик Божьего милосердия, он лучше меня это может объяснить.
– Нет, продолжай ты, – отозвался младший архангел Иеремиил, за которым закрепилось это ласковое краткое имя – Мил. Его служение заключалось в том, что он ежеминутно пропускал через свое бесплотное тело тысячи людских мук и бедствий Земли, тем самым смягчая, очищая, ходатайствуя о прощении и облегчении как для тех, кто страдал сам, так и для тех, кто заставлял страдать других.
– Как вы знаете, – сказал Михаил, – сейчас я имею прямое предписание: больше подобные жертвы с моей стороны или со стороны кого-либо из архангелов и ангелов повториться не должны. Сейчас мы почти с чистого листа начинаем. Даже спустя год с лишним нет ни прежних сил у преисподней, ни запаса энергии в «копилке добрых дел» людей, как мы ее называем. Все обнулилось, все было потрачено на бой. К нашему райскому миру это, слава Богу, не относится. Но наш мир для нас и для душ праведников, а не для тех, кто еще на Земле…
Братья молчали, взгляды были устремлены на лицо Михаила или погружены в недра собственных душ.
– И люди, и мы с вами попались на дьявольский обман. Десятилетия до битвы мы думали, что у нас все хорошо. В той мере, конечно, в которой это может быть на Земле. Духовные ценности многих тысяч людей казались укоренившимися, их стремления – твердыми… Но в один момент все рухнуло. Потому что ключевое слово здесь – «казались». А оказались не более, чем налетом на их жизни, от которого они легко отреклись, лишь начались испытания или прозвучали голоса иных «проповедников», призывающих совсем к другим целям…
– Этому было много причин, – Агнесс повела речь Михаила дальше. – Мы не раз разбирали случившееся по полочкам на предыдущих совещаниях и общаясь один на один. Теперь важно решить, как строить нашу работу дальше.
– Я думаю, что отныне она должна стать еще более личной, – молвил Михаил. – Направленной на индивида. На пару или родителей и детей. Сегодня прежде всего и как никогда именно личность может ответить Богу взаимностью и упрочить свою духовность, так что буря не снесет дом, построенный на камне[3 - Евангелие от Матфея (Мф. 7:24-27).]. Такова тенденция настоящего времени и всей истории… Полагаю, мы должны выбрать этот путь.
– «Читайте все – мне все равно, я говорю с одним»[4 - Из произведения Анны Ахматовой.], – архангел Уриил процитировал известные стихотворные строки.
– Да. Если у вас есть возражения, дополнения или вы не согласны в корне, мы можем в любой момент отредактировать или пересмотреть этот постулат. Что скажете?..
Но все молчали, обдумывая его слова.
– Я согласен, – наконец произнес Иегудиил. – Для меня это всегда так и было.
– Согласен, – поддержал Уриил, и все остальные подали голоса за.
– Остальное покажет время, – подытожил Михаил, и его глаза остановились где-то в дальних далях. И легче, и труднее, когда что-то уже не в руках у тебя, а лишь касается твоих пальцев.
– Миша, можно вас с Агни на минутку, – Иеремиил подошел к брату, когда совещание закончилось и все шумно переговаривались маленькими непринужденными компаниями, а Габри презентовал достоинства леса на отшибе. Никто не знал, зачем он это делает. Этот лес произрастал тут испокон веков, просто его иногда передвигали. Но теперь-то он служил фоном башне и новому прибежищу, где Михаил собирал всех под свои крылья!..
– Да, Мил. Ты хорошо выглядишь, тебе теперь легче? – Михаил всецело переключился на «маленького» брата, так его называли остальные архангелы.
Со времени начала ангельского служения на Земле первый и последний по рождению архистратиги были связаны особыми узами: Михаил был опорой для Иеремиила, словно своим плечом помогал ему нести самую тяжелую из всех нош. Переживающий немыслимое и потому несколько отстраненный, оберегающий свой внутренний мир, где происходило таинство милосердия, Мил привык чувствовать боль и справляться с ней. Это была глубоко индивидуальная работа восьмого архангела и его ангелов, при которой можно лишь тихо присутствовать, но в которую нельзя проникнуть. Она отражалась почти постоянной болезненной бледностью на щеках Мила и глубиной таких серьезных светло-карих глаз, будто он смотрел туда, докуда не мог дойти взор ни одного из братьев.
– Не могу не признать. Ад пока слаб. Все стало ровнее, – ответил Иеремиил. Агни потянулась и обняла его плечи, а младший из архангелов взял ее руку. – Миша, это же не твое решение – прервать текущее служение на Земле твоего ангела-хранителя Анжелины?..
– Ее, – коротко ответил первый архистратиг.
– А почему ты не удержал ее от этого шага? Она говорила: ты годами не пускал ее в небесный легион. Почему ты решил, что у меня она служить сможет? Она каждый день – а уже к обеду ее работа заканчивается – оказывается у Ральфа в лазарете и там плачет до вечера. И это сейчас, когда наше служение существенно облегчилось. Утром история повторяется заново. Я прошу, чтобы вы с Агнесс забрали Анжелину обратно к себе и дали ей отдых… Девушке очень тяжело приходится.
– Мил, я не могу. Я чувствую, что не вправе ей препятствовать, – покачал головой Михаил. – Легион – нельзя, это не ее. Он просто исковеркает ей жизнь, я это точно знаю. Но она хочет к тебе. Пожалуйста, не отказывай ей.
– Но это абсурд. У нас специфическое служение. Это даже не жертва. Это ежедневная жизнь в таком вот режиме. А ей больно и плохо, и она не может этого терпеть, не говоря уж о том, чтобы жить с этим нормальной жизнью… Я не в силах на это смотреть.
– Попробуй взглянуть по-другому, – сказала Агнесс. – Просто возьми ее под свое покровительство, поговори с ней. Может быть, вы вместе решите, что делать дальше.
– Возможно, она привнесет что-то, чего еще в твоем служении не было, какой-то небольшой, но значимый штрих. Не зря же она так тяготеет именно к нему, – Михаил ответил на сомневающийся взгляд брата. – Я согласен с Агни. Возьми под личную опеку. Там видно будет. В конце концов, милосердие терпением не исчерпывается. Ты самый мужественный из нас. Анжелина – своего рода меч, металл и принципы. Но они не подходят для легиона. Похоже, они созданы для чего-то другого. Конечно, это твое решение, и я не могу тебе приказать, это просто мнение.
– Ладно, я поговорю с ней, – решился Мил. – Спасибо, ребята. Зайду в лазарет. А вы… берегите башню. И друг друга, – добавил он всерьез.
– Мил всегда держался особняком. Даже, когда искал поддержки, – произнесла Агни, когда младший архангел растворился в воздухе.
– Лучше и не опишешь, – согласился Михаил. – Но почему бы и независимости не отдохнуть там, где ее поймут?..
– Это сделает А?нжи?..
– Пути Господни неисповедимы.
Глава 4
Надя подавила вздох, в десятый раз протирая и так чистый бокал. В баре было две основные обязанности: выглядеть красиво и не мешать монологам гостей. Драить посуду и изображать скромность при этом не возбранялось.
– Черт дери, ну и денек, – к ее части стойки плюхнулся очередной удалой вояка. Герой войны, иных в этом баре, кроме еще генералов и их пассий, не обслуживали. – На что эти … тренировки, если воевать в ближайшие столетия никто не собирается? – он задал риторический вопрос, используя непристойное прилагательное, обозначавшее принадлежность к легкомысленным женщинам.
– Желаешь что-то расслабляющее? – Надя взглянула в его лицо и встретила восходящую улыбку.
– От этого не откажусь. А ты свободна сегодня вечером, что ль?.. Или сейчас можешь отлучиться?
Такие вопросы задавали ей не раз. Нет, она не могла уходить со смены. Но теперь Надя и рта раскрыть не успела, как знамя схватила бойкая коллега с кудрявыми волосами янтарного цвета.
– У нее дружок есть. Чай, ревнивый слишком, если действительно есть. А я вот вся в твоем распоряжении, если хочешь. Текилы, мой Геркулес?..
Герой переключился на декольте новой жрицы, перетянувшей его на свою сторону.
Надя не изменилась в лице. Алана ей простить не могли. Но это было и на руку. Она не слишком стремилась к долгим объяснениям и мимолетным связям.
Иные элитники пели примерно те же романсы.
– Ненавижу эту жизнь… Где он, просвет, скажи мне, красотка? Рана в груди ноет до сих пор, а этот орден… Ну не закрывает ее… Бонусы не те… Только между нами, слышишь?
– Клятва барменши, – Надежда приложила руку к груди, напоминая, что ее уста не повторят ни одного пьяного слова, обличающего доблестного воина.
– Вот, – продолжал коренастый представитель войска Булата. Смышленый для демона злобы. – Раньше премии зашкаливали. После этой битвы все развалилось. Только не думай, что у меня энергии нет. Для меня и моих женщин достаточно. Если мне женщина понравится, я не жалею для нее…
Несмотря на свой интерес к барменшам, на деле немногие мужчины умели дождаться окончания их рабочего дня. Девушек бесило такое положение дел, и они, вопреки взаимной неприязни и конкуренции, даже договорились подменять друг друга в случае особо удачного улова. Но Наде никто помогать не собирался.
