Алексей Иванов "Сиринга"

– Уникальным! – усмехнулся Амелес, подмигнув жене. – А не кальным.

– А это уже опыт. Становления Прекрасным! – подчеркнул Аполлон. – Мысль является выражением восприятия субъекта. Поэтому чем сложнее субъект, его видение, тем сложнее и выражаемые им мысли. И соответственно, богаче его жизненный опыт.

– По крайней мере, по началу нам так кажется, – улыбнулась Сиринга.

– А потом мы в этом только всё больше и больше убеждаемся, – подхватил Амелес.

– Пока не разубедимся окончательно! – усмехнулся над ним Аполлон. – Поняв, что мы нечто большее, чем есть.

– Весь из себя и не в себе? – усмехнулся Амелес.

– Наоборот, придем в себя. Став кем-то, а не кем-нибудь. Всё что мы можем – делать правильней, чем предлагают. Так становясь действительней других.

– Так как же нам начать прямо сейчас как можно быстрее развиваться? – не поняла Ахлис.

– Столь же ускоренными темпами, как в детстве? Так нужно снова впасть в детство.

– В наивность?

– В недоверчивость! Когда мы ещё толком-то не умели управлять своим телом и вынуждены были его постоянно контролировать. Всё время наблюдая за своими телодвижениями и корректируя точность выполнения необходимых в данный момент действий. А не пускать всё на самотек, как сейчас. Действуя, так сказать, на автомате. Ведь в детстве мы падали только когда так чем-то увлекались, что начинали бежать к этому «сломя голову».

– И поэтому не особо-то и смотря под ноги, – поняла Ахлис.

– На всевозможные камни и корни. Которые через боль от падения снова заставляли нас быть внимательными. Нужно постоянно контролировать свою самость. Чтобы твои страсти и эмоции не тащили тебя за собой, как на прицепе, по ухабам жизни.

– Так вроде бы надо же развивать свой ум, а не тело и эмоции? – озадачилась Сиринга.

– Так дело в том, что и ум у нас уже давно молотит «на автомате». Мы усвоили необходимый алгоритм мыслей и действий, научились выходить из типичных для нас в быту и на работе сложных ситуаций и теперь просто действуем, как автомат. Лишь изредка «выходя из себя», когда вдруг сталкивается с чем-то неожиданным. А затем снова погружаемся в анабиоз бессознательной псевдожизни.

– В переживания о том, какой ты прекрасный и замечательный! – усмехнулся Амелес.

– Не замечая очевидных вещей. Сталкиваясь с которыми мы и выходим из себя, что они тыкают нас носом в невнимательность. Заставляющую нас «проглатывать» те или иные факторы, приводящие к ошибкам. Думая, что в этом виновата не наша рассеянность, а другие люди, внесшие коррективы в трудовой или бытовой процесс.

– Разбудившие тебя ото сна установки на самовосхваление, – усмехнулась Лето.

– Где ты главный и чуть ли не единственный герой исторических событий, – понимающе усмехнулся Амелес. – А все остальные – так, шелупонь, на которую не стоит и обращать внимания.

– Которые поэтому и становятся для нас теми самыми камнями и корнями, – поняла Ахлис.

– Тем более что логика обстоятельств постоянно меняется. Буквально заставляя нас через боль и обиды поспевать за ней.

– Так, а если я просто не успеваешь постоянно отслеживать логику обстоятельств? – озадачилась Ахлис. – Это говорит о том, что я ещё не зрелая?

– Так для этого её надо не столько постоянно отслеживать, сколько предугадывать тенденции её будущего развития, – возразил Аполлон. – Прогнозируя и заранее готовясь к тому, что тебя ждет. Хотя бы – в недалеком и самом ближайшем будущем.

– Если мы не изменим своё поведение, – поняла Сиринга.

– Для чего и нужны мозги! – усмехнулся Амелес.

– Задействуя для этого свой предыдущий жизненный опыт управления умом и телом – свою виртуозность! – улыбнулся Аполлон.

– А не просто плывя по воле волн текущих обстоятельств, – усмехнулся Амелес.

– А ещё лучше – постоянно сглаживая и направляя их поток в русло всеобщих, постоянно актуальных для всех ценностей. Именно это и превращает тебя в постоянного, так сказать – Вечного. В отличии от сиюминутных обывателей. Ожидающих от реальности лишь очередного подвоха. И негативно реагируя на любое вмешательство в ваше личное пространство. Которое тут же будит нас ото сна.

– Мешая нам нежиться в комфорте, – согласилась Сиринга.

Глава 14

Так, вяло-по-вялу трепыхаясь в словах и в шагах, они проходили мимо ресторана «Горизонт». Куда и решили заглянуть. Чтобы продолжить общение, повысив его градус. И оживив интерес.

На что молодая чета отреагировала полнейшей нерешительностью и пассивной замкнутостью в четырех стенах своей усадьбы. Найдя это прямым противоречием с контекстом:

– Фу-у, «Гарик»… – отреагировала Лето и многозначительно посмотрела на мужа.

– Мы не ходим по таким местам! – поймал Амелес её взгляд и понимающе улыбнулся.

Таким образом Ганеша, Сиринга и Ахлис оказались перед фактом набитого до отказа молодой четы бара, который Сиринга тут же охарактеризовала, как вечер встреч её бывших одноклассников. Который совершенно вылетел у неё из головы и теперь воткнулся. Естественно, менее совершенно.

Свободными от плотного общения экс-школьников с трёх параллельных классов были лишь круглые плюшки табуретов у стойки. И Ганеша, укрепляя под стойкой слабый дух заказного пива нелегальным «Маккормиком», накануне купленным им для празднования успеха экспансии по обретению счастья, отвлечённо наблюдал за тем, как вокруг Сиринги, полилогом входящей в рефлексию школьных воспоминаний, постепенно собралось десятка полтора восхищённых школьных поклонников. Что выдавало в ней «Синдром Королевы» с её неуёмной жаждой покорять. И его парадоксальной фазой – быть покорённой, основанной на эффекте «Троянского коня». Но быстро поняв, что все они для неё – пройденный этап, Ганеша закрыл чувство ревности в погреб небытия и вербально предоставил Сиринге свободу самой форматировать программу действа. Осознавая, что тем только выиграет, подчеркнув доверие к ней и отличием от её возможных «бывших», вынужденных из-за тирании ревности постоянно навязывать ей диктат поведения.

Заметив краем глаза, что Сиринге хочется танцевать, и опасаясь выделений огорчения по поводу того, что сам он давно уже был чужд подобного рода культмассовых мероприятий, Ганеша попросил исполнить этот обряд Леона. С которым пару минут назад его познакомил один из друзей Сиринги, официально представив того, как своего лучшего друга.

Визуально Леон почти не уступал ему, и Ганеша решил, что ей будет приятно с ним пообщаться.

– Леон, потанцуй с Сирингой. – попросил Ганеша, пока Сиринга общалась с группой окруживших её восхищением одноклассников. – А то я не умею.

– Что? Правда, можно? – обрадовался тот, не веря, что сможет дотронуться до святыни.

И войдя в сферу её сияния, Леон галантно пригласил Сирингу на танцевальное слияние.

Если бы у него был не «Галант», а «Делика», он, конечно же, был бы более деликатен.

– Можно, я потанцую? – подошла Сиринга к Ганеше.

– Конечно, танцуй, – милостиво отпустил он ей грех.

Леон танцевал очень даже неплохо. И за парящей в пируэтах парой приятно было наблюдать, вкрадчиво потягивая «ерш» с искрой воображения, высверкивающей, как бы он сам, должно быть, корчился б на месте Леона, не окажись того под рукой провидения.

Расстались они опрятно улыбаясь друг дружке. Так что Ганеша даже позавидовал в этот момент Леону. Но зависть частично была погашена улыбкой Сиринги, в которой просвечивала и таяла воском благодарность за оргию (сокр. от – «организацию»).

Но чтобы добить ся об зависть, он спросил Сирингу:

– Ты научишь меня танцевать?

– Конечно, научу! – подлетела та на волне эйфории. Но упала в любопытство. И улыбка не сходила с пораженного эдакой проказницей лица, а напротив – заходилось смехом. – Ты на меня смотришь так загадочно, будто бы знаешь обо мне что-то, чего я и сама о себе не знаю.

– Я знаю о тебе абсолютно всё! – самодовольно заявил Ганеша.

– Уже? И кто же меня сдал? – и избирательно огляделась вокруг, подозрительно сканируя тех, с кем он общался, пока она танцевала.

– Я вижу тебя всю целиком, – усмехнулся Ганеша над её бытовым контекстом, – а не только твою заднюю часть.

– Заднюю? – ещё сильней удивилась Сиринга, поправив короткую шерстяную юбку.

– Твоё прошлое, – усмехнулся Ганеша над тем, как низко для неё это прозвучало. – Да и ты знаешь из этого только то, кем ты всё это время хотела бы себя видеть. Корчась ради этого перед другими, как Чарли Чаплин. А не то цветное кино, которое действительно с тобой происходило.

– И чего же, по-твоему, я в себе не замечала? – озадачилась она.

– Из этих попыток узнать о себе ты сможешь понять только то, что не знала себя раньше так, как на момент узнавания.

– Тогда что же ты знаешь? – улыбнулась Сиринга, решив, что все его слова это лишь каламбуры для заигрывания с ней и включилась в игру. – И как я смогу себя познать?

– Мне нельзя тебе этого говорить, – улыбнулся Ганеша ещё более загадочно, – ведь атрибутом познания является сомнение. А потому, пытаясь оправдаться, ты сразу же начнёшь себе противоречить. А затем – и мне. А я не хочу тебя менять. Ведь ты нужна мне такой, какая ты есть сейчас. А не той, какой ты являешься на самом деле.

– И какая же я на самом деле? – невольно удивилась Сиринга.

– Этого мне тем более нельзя тебе рассказывать, – усмехнулся он. – Потому что вначале это направит твой познавательный рефлекс не в сторону твоей сущности, а в противоположную ей и постоянно пытающуюся тебя изуродовать действительность. Разочаровав тебя не только в твоих поступках, но и в данной тебе действительности вообще. Повергнув тебя в глубокий внутренний шок и отстраненность. А я хочу всегда видеть тебя только веселой и жизнерадужной!

– Всегда? – улыбнулась Сиринга, засияв глазами. – Ты уже согласен на всегда?

– Ангел мой, боги – это ангелы, достигшие светозарного состояния. А они всегда Всегда.

Ну, разве мог он сообщить ей (во время всеобщей кутерьмы пьяного угара и куража), что подобно тому, как Аполлон является воплощением Истины, она является воплощением Чистоты? Тем более что Пан-Банан собирался… напоить её и попытаться сегодня же ею и овладеть.

И пока Банан собирался и разбирался, подливая водки в её пластиковый стакан с пивом, Сирингу вслед за Ахлис вновь оторвал от него кружащий по зале пары смерч эмоций.

Чтобы вышвырнуть их к нему лишь за новой порцией коктейля.

– Почему ты всё время так хитро улыбаешься? – спросила Сиринга, вслед за Ахлис незаметно для бармена протягивая ему снизу стакан с пивом.

– Просто, у меня такое ощущение, – улыбнулся он ещё более хит’ро, подливая в него водки, – что я люблю тебя!

– Но ещё рано! – погрозила она пальчиком и сделала несколько маленьких глотков.

Ведь признание в любви ассоциировалось у Сиринги с постелью. И как Снегурочка из одноимённой сказки, она всё не решалась растаять в огне его пылких признаний. Опасаясь, что мечта выйти замуж тогда снова превратится в пар, как и с прошлогодним парнем (снегом). Быть может, опасаясь его разочаровать? Ведь актуализация мечты ведет к её десакрализации.

Да и откуда ему было знать, когда уже надо влюбляться и до каких пор это скрывать? Ведь его прежние попытки освоения околоземного пространства неземной любви питались исключительно идеями Платона. А потому и получили строгое название «платонических».

– Знаю, – признался Ганеша. – Я всё знаю. Но что я могу с собой поделать? Знание – лишь предпосылка опыта, а не его следствие.

– Надо себя сдерживать. Ради нас.

А чего он действительно не умел, так это себя сдерживать. Хотя и понимал уже, что именно упрямое сдерживание своих побуждений низшего толка и позволяет нам обретать жизненный опыт. Делая наши мысли для нас же всё более актуальными и конкретными. Позволяя нам с барской руки предыдущего опыта овладения телом всё менее строго и сложно, но всё более играючи их применять. В своем обиходе.

Ганеша всё понимал, но не всё умел. Хотя и замечал, что именно недо-сдержанность постепенно снова и снова и превращает его в дурака – Банана. Транжиря его позитивную энергию понимания на негативные эмоции, пытаясь оправдаться. Лишний раз доказывая ему, что слово «ум» происходит от слова «уметь», а не от слова «умничать». И становиться и для других не умником, а умничкой! В этом-то и была коренная проблема его экзистенции. Искренне недоумевая от того, что как только возникает необходимость действовать, тело то и дело пренебрегает его предостережениями и советами, пуская всё на самотёк. Подобно нерадивому ученику – задорному Банану! Что он мог осознать лишь вспоминая о совершённых им ошибках и о том, как именно он мог бы их избежать, будь он не столь одержим деланием. И поступками других, подражая им. Невольно отделяя себя от тела. Так сказать, не находя с ним общий язык. Который Банан то и дело задорно ему показывал!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70478707&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

И. Крылов, «Ворона и лисица».