Глеб Пудов "Муромские рассказы"

Соседи, имеющие предрассудки по поводу места работы Марковны, старались с ней меньше общаться. У них даже была фраза, понятная только местным людям: «пойти в гости к Марковне» означало «умереть»; если же кто-то говорил, что он «чуть не попал к Марковне», то это означало, что он был на волосок от гибели. Такова была репутация пожилой женщины, слегка потусторонняя и потому пугающая.

Между тем, человек она была хороший: зимой кормила птиц, лечила подравшихся собак, отогревала кошек. Пусть от одиночества разговаривала с покойниками, разве она в том была виновата?

Но однажды всё переменилось.

Одним ненастным вечером Марковна купила в киоске газету с телепрограммой. Газета не только взахлёб повествовала о богатых и знаменитых, но и предлагала выкройки уютных мишек и легкомысленных кукол. Марковна решила сшить маленького плюшевого мишку – она надеялась расширить круг общения кота, явно скучавшего в её отсутствие.

Она купила ткань, нитки, поролон и с жаром принялась за работу. Через три дня мишка был готов. Это было неуклюжее создание с ироничной улыбкой. Несмотря на забавные особенности «первенца», Марковна испытала доселе незнакомое ей чувство наполненности жизни. Поэтому через месяц мишка обрёл многочисленных родственников, а Харон – объекты для своих кошачьих игр, порой превращавшихся в откровенное членовредительство.

Дальше – больше.

В старых журналах Марковна отыскала выкройки игрушек и начала их производство чуть ли не в промышленных масштабах, подключив к нему немногочисленных знакомых. Теперь её квартира напоминала кустарную мастерскую: работницы приходили с раннего утра, пили чай и принимались за шитьё; сбытом занималась сама хозяйка (она продавала игрушки у детского магазина, а потом внук одной из работниц приобщил её к интернету); она же распределяла «добычу».

Через три месяца Марковна с торжеством уволилась из похоронного бюро и зарегистрировала своё частное предприятие. Потом, стыдясь, записалась в фитнес-клуб. Через полгода купила машину и вышла замуж за седовласого джентльмена, которого встретила среди турников и гантелей.

Человек может обрести себя очень поздно.

И причиной положительных изменений могут быть события, которые, на первый взгляд, кажутся очень незначительными, например, встреча с другом, разговор с незнакомцем, прочитанная книга, тяжёлая болезнь или изготовление плюшевых мишек.

Санкт-Петербург

Родные тени

Что я не люблю в древних городах? Кладбища. Они повсюду: справа, слева, впереди, сзади, за рекой, в монастыре, на окраине, в центре. Хуже всего – они под ногами. Люди ходят и ездят по костям своих предков; люди пьют кофе, покупают продукты, выгуливают собак на костях своих предков. И с этим ничего не поделаешь – жизнь движется вперёд. Потомки будут пить кофе на наших костях. Такова участь жителя любого древнего города.

Муром – не исключение. Есть в нём улица Советская. Старожилы говорят, что раньше на этой улице было большое кладбище и дома строили прямо на нём, особо не смущаясь наличием захоронений. Более того, даже использовали надгробные камни при сооружении фундаментов и первых этажей домов.

До сих пор на этой улице стоит ветхий зелёный дом с тремя окнами на фасаде. Сверху – красивые резные наличники, снизу – грязные окна подвального помещения. Дом – длинный, в нём когда-то жило несколько семей. Позади располагался небольшой садик, в котором под ветвями яблонь прятались сараи и помещения для кроликов. Зимой в этом садике родители строили для нас горку.

Мои детство и юность прошли в этом доме. Восхитительное было время.

Помню, нашей соседкой была одинокая женщина по имени Мария, вернее, Мария Фёдоровна, но все звали её Машкой. Почему? Потому что её никто не любил. Она ни с кем не общалась. Работала на фабрике «Красный луч». Рано утром уходила на автобусную остановку, а вечером быстро исчезала в своей комнате и запиралась на ключ. Выходила разве что за водой к колонке да в туалет, который располагался в саду, на заднем дворе. Ни с кем, никогда – ни полслова. Из живых существ она разговаривала только со своим котом Михаилом – ленивым толстым созданием чёрного цвета. Однако соседи – и это тоже отбивало у них всякую охоту общаться с Машкой – слышали, как она, находясь в комнате, называла кого-то «моя милая» и «мои дорогие». Некоторые, признаться, считали её колдуньей, другие – умалишённой. Дети прятались от неё по углам, а взрослые предпочитали обходить стороной.

Однажды мы играли в прятки.

Не зная, куда спрятаться, я решилась на отчаянный шаг: увидев, что дверь в Машкину комнату открыта (вероятно, хозяйка вышла за водой), я вбежала туда и спряталась среди одежды. Я знала, что меня здесь точно никто не найдёт – кто решится заходить к Машке? Я тихо встала за старым полушубком и начала сквозь прореху осматривать комнату. Вполне аккуратно и чисто, никаких черепов под потолком, никаких засушенных куриных лапок, никаких кипящих котлов в печке. На полу – разноцветные дорожки. В верхнем углу, на полочке, темнела икона Спасителя, около которой стояло блюдечко со свечкой. Я совсем успокоилась.

Через некоторое время в комнату вернулась Машка. Она принесла канистру с водой и поставила её у печки. Затем неспешно сняла пальто, повесила на вешалку и закрыла дверь на ключ.

– Скоро ужинать будем, мои дорогие, – сказала она. «С кем это она разговаривает? – встревожилась я, и на всякий случай ещё раз оглядела комнату. Никого, кроме меня, Машки и чёрного кота, лежавшего на кровати. – Странно».

Машка налила воды в кастрюлю, поставила её на огонь. Вытащила из сумки овощи и принялась их резать на деревянной дощечке. Вскоре в комнате запахло овощным супом. «Надо как-то выбираться», – подумала я. – Но как?» Машка вдруг сказала:

– Что же ты прячешься? Выходи, гостьей будешь.

Это явно относилось ко мне. Я вылезла из-под полушубка и боязливо подошла к хозяйке.

– Как вы меня заметили?

– Я видела, как ты вбегала в комнату. Ты можешь меня не бояться – не знаю, что тебе про меня наговорили. Сейчас будем пить чай, садись за стол.

Вскоре я уже знала, что Мария Фёдоровна родом из маленькой деревни, которая располагалась недалеко от Мурома; что была в эвакуации в Иваново, а муж и дочка оставались здесь; что они погибли в конце войны и похоронены на кладбище, находившемся на нашей улице.

– Видела надгробные камни на первом этаже? – спросила Мария Фёдоровна.

Конечно, видела – каждый день мимо них прохожу.

– Так вот, это они, на их могилах стоит наш дом. Я когда-то ходила в архив, чтоб выяснить, где они похоронены, а потом и камни нашла. Думаешь, почему я живу в этом доме?

– Они теперь всегда с вами, – сказала я. – Верно?

– Верно. Вы здесь, дорогие? – вдруг спросила Мария Фёдоровна.

И тут я заметила, что в свете от зелёного абажура, висевшего над столом, виднелось не две тени, а четыре! Я взвизгнула и выбежала из комнаты. Весь вечер я бродила по городу: сидела на лавочках, заходила в магазины, купалась в реке. На некоторых домах по нашей улице видела старинные надгробные камни.

Я никому не рассказала об этом случае. С того дня мы ещё часто виделись с Марией Фёдоровной, иногда я приходила к ней на чай. Тени перестали меня пугать, ведь даже кот их не боялся. «В самом деле, что в этом плохого и страшного? – думала я. – Это же её родные люди».

Вскоре мы переехали из этого дома в другой, более современный. Теперь в нашем старом доме никто не живёт. Мария Фёдоровна давно умерла и, наверное, встретилась со своими дорогими тенями.

Санкт-Петербург

Аркадий

Эта история произошла в 90-е годы прошлого века, когда на улицах грохотали бои местного значения, в магазинах царило запустение, заводы умирали один за другим, – очередная эпоха русской смуты. Всё это напоминало джунгли: благоденствовали сильнейшие и хитрейшие. Очень сложно было в ту пору сохранить человеческий облик, не всем это удавалось.

В нашем доме жил одинокий старый профессор. Звали его Александр Иванович. Несколько лет назад он переехал из Москвы – вернулся на Родину. Жена его давно умерла, а сын, тоже учёный, работал за границей и появлялся в жизни отца только в виде редких телефонных звонков.

Александр Иванович был ботаником и довольно известным – по его книгам до сих пор учатся муромские студенты, а в далёком городе в честь него названа улица. Но времена блестящей научной деятельности и московское преподавание остались позади. Сноски на его работы теперь появлялись разве что в качестве поклона, не более. По утрам профессор приходил в качестве консультанта в то учреждение, где почти полвека назад начинал учёную карьеру. Входя, Александр Иванович торжественно провозглашал тихим голосом: «Я вас приветствую!». Затем усаживался за скрипучий стол и рисовал по памяти редкие растения.

Но он не был лишь украшением института – к нему часто обращались за советом. Втайне гордясь этим, старый профессор с энтузиазмом обрушивал на собеседников потоки своей осведомлённости. Память его до сих пор была молода и всесильна. Поражённые коллеги очень неохотно отходили от этой живой энциклопедии. Такие дни были праздником для Александра Ивановича.

Он жил в памятнике архитектуры эпохи классицизма, в квартире с очень высокими потолками. В одной из комнат был большой камин, перед которым стояли кресло и чайный столик. Здесь профессор отдыхал по вечерам. Другую комнату почти полностью занимал огромный письменный стол, достойный стать украшением любого музейного собрания. В нём было множество полочек и различных уютных углублений, в прошлой жизни служивших тайниками. Стол был украшен бронзовыми фигурными накладками и, кажется, раньше на нём даже виднелись остатки росписи. Теперь он был завален книгами и рукописями. Вдоль стен стояли высокие полки, плотно забитые журналами на нескольких европейских языках.

В ту пору Александр Иванович занимался приятным делом: отбирал статьи для публикации собрания своих сочинений. Читая одни работы, он удовлетворённо хмыкал, иногда улыбался. Читая другие, что-то перечёркивал и с гневом выбрасывал в мусорную корзину.

Но стол и книги были не главным украшением этой комнаты – здесь находились десятки растений из разных уголков земного шара. Они вились по потолку, стояли в углах, выглядывали из-за книг.

Царём всех зелёных и красивых был большой тюльпан, привезённый Александром Ивановичем ещё в молодости откуда-то из Малой Азии. Он был любимцем старого ботаника. Аркадий – так учёный называл своего питомца – был весьма привередлив. Его надо было поливать строго в определённые дни и часы, при этом вода должна была быть особой, настоявшейся и обогащённой питательными веществами. Профессор обожал Аркадия, иногда он даже среди ночи вставал, чтобы проверить, всё ли у него в порядке. А в то время, когда тюльпан цвёл, ботаник был вне себя от счастья: напевал песни своей столичной молодости, танцевал вальсы и, говорят, даже декламировал Пушкина. Богатые и нахальные предлагали учёному астрономические суммы за Аркадия, но Александр Иванович строго отвечал, что друзей не продаёт, и с презрением отворачивался.

Не только тюльпан носил имя – у некоторых цветов из квартиры профессора тоже были имена. Дело в том, что старый учёный был беспросветно одинок, хотя и не любил признаваться в этом.

Но Александр Иванович страдал не только от одиночества.

Он был человеком старой закалки, и зрелище чудовищного унижения страны болью отдавалось в его интеллигентском сердце. Картины всеобщего падения нравов действовали угнетающе. Профессор специально поставил Аркадия на подоконник: не столько для обеспечения капризного цветка солнечным светом, сколько для того, чтоб не видеть происходившего на улице.

Всё течет, всё меняется.

Однажды Александр Иванович понял, что жить ему осталось недолго. Старые болезни оживились, во сне всё чаще приходила умершая жена и звала за собой. Уже большим усилием воли престарелый учёный соблюдал прежний распорядок дня. Он очень боялся, что не успеет завершить труд жизни, над которым работал уже несколько лет. Поэтому пришлось договориться, чтоб приходить на службу один раз в неделю. Поскольку начальник был его бывшим студентом, это не стоило большого труда. И вот однажды, в один из прекрасных дней, рукопись была сдана в издательство. Гора спала с плеч старого учёного. Жизнь выходила на финишную прямую. Казалось, что даже уличные одуванчики были солнечнее в тот день.

Вечером Александр Иванович сидел перед камином, на столе остывало какао. Большая и плодотворная жизнь была позади. Можно было бы, конечно, ещё суетиться, напоминать о себе повтором уже написанного, набиваться в советчики, играть в мэтра.

Но оставим это другим. Мы сделаем вот что.

На следующее утро профессор выкопал своих питомцев и пересадил их в грядку около подъезда. Это стало потрясающим зрелищем. Диковинные цветы на фоне загаженного двора смотрелись как кусочек рая в одичавшем городе. Толпы людей стояли перед цветами и молча смотрели на хрупкие стебли и листья.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/gleb-pudov-24185436/muromskie-rasskazy-70454281/chitat-onlayn/?lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.