Гуси, гуси – лебеди
Татьяна Немшанова
«Гуси, гуси – лебеди» – иллюстрированный сборник современных произведений малой прозы: охотничий рассказ, очерк, таёжный дневник – эссе. Написан не прожжённым ветрами мужем, а хрупкой женщиной – геологом, краеведом, учителем географии, журналистом в прошлом и опытным охотником, таёжником в настоящем. Иллюстрирована авторскими фотоснимками, полученными во время странствий по сибирским лесам. Ориентирована на обширную аудиторию охотников и любителей экстремальных путешествий, таёжников, сибиряков и уральцев – людей разных «северных» профессий, чья жизнь связана с природой: работников лесоохраны, пожарников и спасателей, рыбаков и географов, экологов и геологов, туристов и фотографов – людей, не понаслышке ведающих о красоте и суровости огромных территорий именуемых: «Север», «тайга», «Сибирь», «Урал». Книга представляет интерес и для тех кто, не желая сидеть в духоте городов, однажды решается отправиться в неизвестность.
Татьяна Немшанова
Гуси, гуси – лебеди
Гуси, гуси – лебеди.
Дневник таёжницы
2.10.2020. Вечер.
Пришли с Дымком под вечер с села. Ветер раскачивает тайгу. Холодно. Обрадовало, что палатка цела и в ней – порядок, будто ушла отсюда вчера, а меня здесь не было с весны. Ощущение такое, словно кто-то тут пребывал без меня, только прибрался, не наглел, – всё чисто! – Постельное сложено, посуда помыта, аккуратно расставлена по местам.
Стемнело после шести. День световой стремительно уменьшается, а ночь растягивается. Дошли в аккурат к темноте – точив -точь! Повезло! – в чаще не затемнали. Тропинка густо подсыпана опавшей листвой, позарастала травами и плохо видна. Шла и непрерывно искала старые зАтеси на деревьях, чтобы точнее выйти и не крутить круги по оврагам в кромешной темноте, блуждая. Дымка заметно беспокоится, – лает. Показалось, будто в ответ выла собака. – Лишь бы ни волк! – Волчья семья много лет, как обосновалась недалече и сельских собак непрерывно таскает с цепи, – во дворах и хороших охотников. Ко мне тоже приходил в огород ночью волчара, хорошо, – мои хвостатые подняли такой лай, что проснулась и вышла в огород. Общими усилиями прогнали наглеца, так бы с Пулькой пришлось расстаться. А живу в центре села! – в окружении больших домов, машин, техники и прочего!..
Продукты за год не испортились, медведь и мыши не поели, – обрадовалась. Бежала за нами до озера собака – дворняжка, соседи её кормят, а своей не считают, – так говорят, – не хотят взваливать на себя ответственности за псину. И хозяева существуют, только из националов, а у них не принято самим собак кормить. О прививках речи и не идёт, приплод щенков тем более не контролируют. Сука щениться, когда приспичит, пополняя двор проблемами и щенками, которые никому не нужны, но все хотят есть, требуют заботы и внимания. С озера чужая собака развернулась и убежала обратно в село, чему несказанно рада. – Хуже нет, чем чужие голодные собаки, приблудившиеся в тайге: испортят и настроение, и охоту, да ещё и обворуют.
Принесла радио, а оно не ловит волну. Жаль! – не послушать Югру, – новости, музыку. В тайге, ночью, испытывается особое блаженство, когда поёт печь, ветер гудит и льётся хорошая мелодия. Здесь, вдали от телефонов, котелен, телевизоров звук особенный – он – чистый! Без помех и искажений.
Неизменно перед входом в палатку развожу костёр. Сжигаю опад, мусор, сухостой подчищаю вокруг. Приятно и посидеть у огня. А дым разгоняет гнус. Поели, сидя у костра. Угостила Дымка, – дала псу вкусный кусок филе щуки. Он выголодался. Нам здесь жить несколько суток, поэтому делимся едой поровну. Так поступаю всегда. От собаки зависит моя и его жизнь напрямую. Собака – и кормилец, и защитник от зверя, от человека чужака. Дымка не подпускает к хозяйке ни тех, ни других.
Позвонила своим, сообщила: «Нахожусь в лесу – не дома, позвоню по возвращению, – необходимо батарейку экономить». Дымка взлаял сильнее и убежал на мыс сосновой гривы. – Лишь бы не волки!.. – Боюсь за пса. – Волки – хитрые, отвлекут, заманят к стае и порешат. С медведем проще сладить, тот идёт на «Вы», напрямую таранит, не хитрит. От него собака вполне способна убежать при необходимости, а вот от лютых врагов – соплеменников, собаке не отбиться. Они ловко отжимают лаек даже от опытных звероловов мужиков.
Дымок вернулся, – успокоилась. Угостились, обрадовавшись, сообща печеньем и жаренной рыбкой, которую принесла в рюкзаке с дома. Перед уходом в лес, напекла, нажарила – печенюшек, рыбки. Идти оказалось крайне сложно: топи переполнены водой, мох разросся, кругом завалы поваленных деревьев. Шла медленно. Думала, – от палатки ничего не осталось, – раздавило упавшими соснами. Пришла и удивилась: всё в порядке, не разорено даже медведями. Сейчас сижу в тепле, – вокруг ночь, гудит ветер в сосняке; уютно. Устала сильно: путь выдался крайне непростым и физически, и психологически. Утомилась! Ягод нигде нет, – ни брусники, ни черники, ни голубики, а планировала набрать на зиму. Встретились только белки. – Пусто! Тайга пуста.
Дымка заскочил в палатку, запрыгнул ко мне на спальник, ластится, клянчит вкусненького, а я прислонилась к стенке спиной и пишу огрызком карандаша в тетрадке. С детства выработана привычка вести дневниковые записи, переняла отчасти у отца. Он постоянно записывал всевозможные расходы, сколько земли на тачке привёз в сад, засыпая топь. А ещё, изучая родословную, выяснила, что Прапрапрадед вёл записи, дневники. И они до сих пор служат историей жизни старинной Уфы времён крестьянской смуты Пугачёва. Вероятно, тяга к писательству ежедневному пошла по генам, и сравнима с чашечкой кофе по утрам.
Дымка заскочил ко мне на постель, прижался, положив лохматую голову на ноги хозяйке; блаженно прикрыл глаза и дремлет. Высоко в небе прокричал лебедь. Они останавливаются при пролёте на соседнем болоте подкормиться до рассвета, отдохнуть.
3.10.2020. Утро.
Ветер пробегает по макушкам кедров, гудит. Взошло солнце, – поднялось над логом. Единственное живое существо – первое, которое здесь увидела, – кедровка. Пила кофе в палатке и услышала шум крыла птицы, вышла посмотреть, – не рябчик ли?.. – Оказалось, – кедровка. Кедровка прилетела в поисках еды и из любопытства – посмотреть, – кто тут поселился?.. – Села на сосну, глядя сверху вниз на меня, удивлённо просвистела: «Фью – ю-ю-ю!..», – и улетела. Подумалось: «Чем она питается?.. – лес гол и пуст; ягод нет, шишки – нет…».
С утра поразила тишина, – маленьких птах и тех нет. – Нет копалух, рябчиков, косачей. Шла сюда, – сплошные кругом завалы из деревьев! За тридцать с лишним лет, что брожу тут, – лес пребывал в чистоте, а тут… – за год, понавалило дровИн! Тропу во многих местах завалило. Приходилось подлазить под деревья, обходить кругами. Кедры, сосны поломало, многие вывернуло с корнями. Последние годы Север лихорадит, – то заливает ливнями, то тайга засыхает, – то сушь, то потоп, оттого и птицы нет. Выводки гибнут.
Ночью непрестанно топила печь. – Нельзя лишнее полено подбросить, – разгорятся дрова, можно погореть. И не получается обходиться малым: потухнет, – придётся растапливать, что канительно, – хочется спать. Легла почивать рано, – с семи вечера, как пришли с Дымком. Вчера не выспалась. Утром позавтракали сообща с Дымком щучкой и домашними печенками.
Сегодня с раннего утра клин за клином летят гуси. Видно, – на Севере, в тундре, сильно прижало, – завьюжило. Каждую осень вижу улетающие стаи гусей. За ними летят на югА, последними, лебеди. Не могу привыкнуть к отлёту лебедей, всегда, провожая, охватывает тоска и ощущение одиночества, брошенности, будто сама принадлежу миру перелётных стай, и мои родные улетают, а я остаюсь посреди холода, теряя близких. Неизменно возникают мысли о предстоящей многомесячной стыне. В довершении… – завывает совсем по-зимнему ветер. Чёрные облака мчатся, как и гуси, с севера, с Ледовитого океана. Тоскливо скрипит сосна, точно старец с больными костями. Дома… – полный разлад! Пьянство! В село и до нас дошла наркомания. Соседство поголовно пьёт, курит, дебоширит, – жуть! И ничего не изменить! – Нереально противостоять всеобщему хаосу. Вымотаны нервы, здоровье на нуле из-за непрерывного противостояния людским порокам. Никаких сил на противоборство с тёмными силами зла не хватает.
Дымка с утра облаивает соболя. Тот сидит в дупле на самой старой сосне. Дупло многие годы неизменно кем-то занято: то белками, то соболюшками. Мастерили квартирку дятлы. Белки, дятлы, соболюшки, совки – все – свои! Живут возле балагана, и мною по мере сил оберегаются от пришлых наглых браконьеров. Такие редко, да захаживают. Приятно просыпаться под пересвист семейки рябчиков и засыпать под мелодичное бубнение сов сплюшек – плюшевых совят. Белки – веселят, прыгая деловито по соснам, а юные соболята, котятами, вращаются в вершинках сосенок, шипят с верхотуры на лаек.
Соболь надёжно спрятался от пса в дупле. Сидит и чуть изредка фырчит, точно кот, загнанный на дерево. Дымка – юнец, впервые осознанно лает, как и положено охотничьему псу. Пёс возмужал, понял своё предназначение; дома же, – изображал малолетнего кутёнком. Собака, взрослея, меняется на глазах, подобно человеку, расстающемуся с детскими забавами. Из смешного подростка формируется промысловая лайка, – мой защитник и напарник. Замечаю: целенаправленно берёт власть в свои окрепшие лапы, чему только рада. – Собака должна сознательно защищать хозяйку. Нынешнюю ночь Дымок охранял мой сон от хищников. И с ночи лёг на улице сбоку от палатки. В жильё, прячась, не полез. Свернулся калачиком на опавшей листве и время от времени, как положено, лаял, оповещая тайгу: «Мы тут! И он стоит на защите, – отпугивает волков, медведей, да нежелательный иной люд от хозяюшки.
С вечера задувало, гудело, а в полночь – враз стихло! Вышла на юге Луна – круглая, жёлтая, с маленьким огрызком сбоку – меткой начавшегося убывания. Рядом, необычно близко, словно вторая луна, лампой горит жёлтая планета, – то ли Сатурн, то ли Юпитер. Взаполночь, чуть-чуть передохнув, с новой силой загудел тоскливо ветер, – вот-вот завьюжит! А вчера ещё утром царило настоящее лето! – Верно гуси – лебеди на крыльях принесли зиму с ледовитого острова, или та – гонится за птицами, злится, что не удаётся догнать. Вот и вымещает зло.
Дымка куда-то убежал, – похоже, исчез по охотничьим делам. В лесу наплодилось множество мышиных. Пёс успешно мышкует, – развлекается. Иногда поедает грызунов, – свежатинкой питается. Лайки, подобно диким животным тайги, неплохо жируют на полёвках, особенно на ондатре, водных крысах, леммингах. Те – жирны, мясистые; одного-двух достаточно, чтобы накормить пса досыта. Часто, когда хозяйской еды маловато, лайки самостоятельно переходят на подножный корм. От мышиной заразы прививаю ежегодно, – обходимся пока без болезненных последствий. Дымка мышкует успешно. Мышковать сынка обучила мамашка – Пулька. Та ловит полёвок и прочих грызунов лучше любой кошки, может часами, днями копать норки, добывая еду для себя и для сынули великовозрастного, иногда приносят и хозяйке – угощают! Только я не ем, но говорю: «Спасибо!».
Увидела сейчас, как пёс словил большого жирненького «хомяка» грамм на сто в мясном измерении, – приличный завтрак! Поймал, и довольный бухнулся на бок, – изо всех сил принялся втирать мышиный мускус в шерсть спины, боков, морды. – Так принято у охотничьих псов. Нередко собаки с ушей до хвоста вымазываются в лосином, медвежьем помёте, в падали, перебивая запах людей, села.– Не отучить! – Ругаюсь, а те – хитрят!
Ночью слышала мотор лодочный на реке Ляпин, подумала: «Неводят сырка.». Ночной холодный воздух доносит звуки за десятки километров по низинам болот. Позже догадалась: «Это звук дизеля в селе». – Низкочастотные волны за пятнадцать километров будят меня в тайге! – Чувствуются спиной, когда спишь, а дома сводят с ума всё живое. Гул порой невыносим! Часто он слышен и у гор Урала в сорока километрах напрямую от села! Что же происходит с нашими телами, мозгом под непрерывным их воздействием?!.. Невольно вспомнились опыты над людьми в годы ВОВ по воздействию низкочастотного звука. Он сводит с ума! Удивляется столь высокой криминальной обстановке в северных селениях не приходится.
Впереди – день! Дел – прорва! Допиваю кофе и… – вперёд!..
День в тайге.
3 октября 2020.
Кручусь весь день. Хозяйственные дела в тайге непрерывны. Их ровно столько, на сколько хватает сил, дневного и ночного света. Готовлю жилище к зиме. – Никогда не знаешь, когда и как в следующий раз сюда придёшь. Случается, – доползаешь по снегам на пределе сил, редко добираешься к вечеру в сносном физическом состоянии. Лесное прибежище многие годы дарило приют для отдыха, помогало восстановить истраченные силы, переждать тёмные времена очередного «профессионального экспедиционного застолья» бесчисленных нескончаемых чьих-то именин, «обмывки» покупок новых «штанов», какие традиционно чествовалось бурными многодневными общественными возлияниями геологов. Неоднократно приходилось экстренно уходить (сбегать!) в тайгу глубокой ночью, в лютые морозы, метели, в распутицу от шизофрении запоя «соседей». Лес неизменно успокаивал, врачевал уставшие тело и душу.
Дошла сюда вчера. Нужно подлатать, прибраться на зиму. Завтра планирую возвращаться обратно. – Это день пути. По привычному маршруту решила не ходить: болота переполнены водой, открылись глубокие топи. Решила обходить низины кругами по сосновым гривам. – Удастся ли сэкономить время и силы?.. – лес завалило упавшими деревьями, – узнаю в пути. – Климат меняется и безжалостно рушит тайгу. Пройти предстоит более десяти километром по глухому урману, ориентируясь по солнцу, – без троп и привычных ориентиров. Необходимо выйти в намеченную точку предельно точно, не промахнуться и на сотню метров в сторону, а с неё идти дальше через лес, на зимник. Ошибусь на метры, – свалюсь в болотА, ручьи, буераки. Они описанию словесному не поддаются. В этом случае к ночи до села не пробиться! В палатку шла привычным маршрутом: по низовым болотам. Их залило прошлый год несусветными дождями. В итоге открылись бездонные окна. Ноги повЫдергала. Ползла медленнее черепахи. – Опасно! – Местами двигаешься мелкими шажками, приступками, рискуя уйти в топь там, где прежде шагала, не замочив коротких сапог.
***
Дымка опять поймал крупного мышА, – с коротким хвостиком. Пёс увлёкся «охотой» и непрерывно копает норы грызунов. Благодаря охотнику спала спокойно! Он повылавливал полёвок в палатке и разогнал на подступам к нашей еде! Мыши в балаган этой ночью не рисковали бегать, и не пришлось среди ночи гонять их со стола, с постели – стряхивать наглецов со своего спящего тела.
***
С утра и до самого вечера летят гуси. Гусиные стаи непривычно огромные – сформированные. Гуси разных видов летят издали, – с самой тундры, оттого и клинья стай организованы. «Крылья» клина состоят из десятков, а то и в пару сотен птиц каждое. Одно крыло неизменно длиннее второго, – порой во много раз. Последними в стае летят гуси, живущие ближе к нам и, присоединившиеся к косяку по пути. В центре клина мчатся одиночные гусаки, – два или три. Они держатся ближе к вожаку, возглавляющему перелёт. Думаю, – временами меняют того в полёте. Первому лететь труднее всего. Он грудью рассекает воздух. Вожак… – самый сильный, самый опытный и знает, куда лететь, – не первый раз идёт данным маршрутом. Рядом с огромной стаей пристраивается по пути несколько мелких семейных клинышек из десятка птиц. Они ещё не успели влиться в общую стаю, оттого летят рядом, но обособленно, и также клином. Иногда гуси-лебеди летят единой кучей: одновременно несколько самостоятельных клиньев, поднявшихся по пути с одного озера, с одной местности. Они ещё не влились в общий организм. Гуси идут на юг разных видов, летят и казарки. Иногда вместе собирается несколько сотен пернатых. – Не часто увидишь столь огромные стаи гусей и лебедей! Случается, что вместе с лебедем кликуном в единой стае летят пара гусей. Им самим сложно, оттого и присоединяются к лебедю, а те не прогоняют.
Впереди – вечер. Солнце спускается к горизонту. Подлатала палатку, заготовила дров.
3 октября 2020. Вечер в тайге
Стремительно темнеет, а ещё и нет шести часов. Солнце видится на западе, – огненно красное, оно коснулось маковок гор Урала. На закате стих ветер и резко похолодало. Развела костёр на полянке напротив входа в балаган. За весну, лето и осень скопилось много лишнего, – необходимо сжечь, очистить от опада вокруг балагана. Деревья сильно поломало! Мелкие сосенки погнуло до самой земли и сплело в непроходимые буераки. Тропки позаваливало. Напрямую не пройти, приходится обходить.
Местных птиц нет! От непривычной тишины тревожно и тоскливо. Перетащила разбросанные за зиму дрова ближе к палатке, сложила в поленницу у стены, у входа – на зиму, чтобы не раскапывать в снегах. Брезентовая стена, утёплённая поленницей дров не поддувает, дольше удерживает тепло печное. Собираю ветки, поваленные сосенки, стаскиваю в костровище. Сосновый сухостой разгорелся и трещит. Планирую побольше сжечь, дабы на следующий год от гроз не загорелся лес, не спалил палатку и сосновую гриву.
Сходила за берестой на растопку, – в запас. Заболели от дороги ноги, придётся завтра перед выходом домой пить аспирин. День промчался мгновенно – в работе: подправила полиэтилен, перекрывающий крышу от снега и дождей; подколотила, закрепила каркас; наколола дров, сложила поленницами. И наконец –то присела у костра попить чая.
– Тишь!.. – дерево не шелОхнется! А днём лес ломало, кромсало, валило ураганными порывами ветра. Тайга трещала, гудела, кричала, словно израненный зверь. Ярко-красное закатное солнце горит меж тёмного штакетника сосновых тел, завораживает красотой. Нечасто удаётся смотреть на огненное светило, не щурясь. В осень звезда на севере не слепит, как в пике лета. Им можно любоваться, не обжигая глаз. Всегда поражает огромность размера солнечного диска. В сравнении с ним ночные звёзды – простые точки, а тут – огромный оранжевый шар висит над тайгой!
Дымок, умаявшись за трудовой день, наохотившись вдосталь, лёг на склон лога у ручья, где раньше до него постоянно сидел Серый, потом Бим, Вайта, Дружок… – Может… – души собак переселяются в новых щенков?!.. – И Дымка – то перевоплощение Серого?!.. Беспокоит: очень к нему привязываюсь, и он – ко мне. Не мыслю себя без него, только расставание в нашей жизни неизбежно…
Пёс отвечает теплом, пониманием. И нынче, впервые, осознанно обо мне решил заботиться, – защищать. Не подпускает в селе к хозяйке людей, – чует интуитивно опасность и негатив. Сегодня ночь охранял от зверя, – не спал. – Домой вернёмся, нужно на зиму рыбы заготовить впрок для собак и себе.
В вечерней тишине слышен шёпот ручейка, тончайший перелив воды под кустиками тала. Днём, звуки ручья глушит ветер. Пронзительно печально разносит эхо одинокий клич отставшего от стаи гуся. Бедняга! – взывает к собратьям, надеясь, – те услышат, подождут. Одному страшно, одиноко в опустевшей Сибири даже птице. Улетая, гуси – лебеди непрестанно громко клынкают на все голоса, созывая отставших родичей присоединяться к стаям, не задерживаться, не мешкать. Голоса… – разные! То не просто голоса, а – речь, состоящая из слов, понятных пернатым. Начинаю понимать и я… – глас предзимнего одиночества не спутать с песней весенней радости, с позывом птенца, с командой вожака, с заботой родителя и с боевитостью соперника. С годами научилась различать таёжную речь.
Дымка – красавец! Непрестанно любуюсь им. Пытается поднимать вверх порванное ухо, чтобы лучше слышать звуки тайги. Преобразился в лесу. Он… – в своём мире, – в родной стихии.
Затинькала какая – то мелкая птаха. Ей завтОрила вторая, сидя на макушке сосны. За сегодняшний день – это первые признаки местной жизни; нет сов, нет привычного выводка сплюшек. Без них грустно. За мелкими совками интересно наблюдать, сидя у костра. Семейка жила у меня, тут. Молодняк не боялся, не прятался от человека, наоборот, – собирался компанией поближе к костру, рассаживался на ветках и наблюдал за нами сверху. Случалось, – летали, зачем-то, следом за мной. А теперь… – пусто!
