Эльвира Смелик "Ледяное сердце"

Нет, Света не могла воспринять увиденное по-другому, только как обман и предательство. И когда Эдик развернулся и типа обиженно, но гордо зашагал прочь, опять в аудиторию или сразу в преподавательскую, очень захотелось бросить ему вслед что-то издевательски-колкое, типа «Надеюсь, она ещё не сбежала, унеся подальше свои прекрасные ягодицы. А я больше не стану вам мешать, так что не расстраивайся, сможете продолжить. С того самого места, на котором закончили». Но ведь это будет выглядеть глупо и бессмысленно, словно злобное, но беспомощное тявканье в спину. И не факт, что получится договорить до конца, и голос не дрогнет, не истончится до визгливых истеричных ноток, не откроет дорогу слезам.

Не хватало ещё разрыдаться на весь университет. Не дождётся. Хотя сдерживаться с трудом хватало сил, а взгляд невольно выискивал укромное место, куда можно спрятаться.

В туалет? Ну это вообще полный треш – лить слёзы, сидя на общественном толчке. Аудитория? Тоже наверняка услышат и полезут выяснять, что происходит, ещё и начнут успокаивать. Но тогда ни слёзы, ни рыдания точно не удержать, ведь чем активней тебя успокаивают, тем становится горше и жальче саму себя. А объяснять, что случилось…

Ну уж нет! Разве такое расскажешь? Да Свете уже не просто казалось, она была уверена, что окружающие давно обо всём знали и наверняка уже не раз обсуждали. Те же коллеги из отдела кадров.

Стоило ей войти, почти все оторвались от бумаг и экранов, посмотрели, кто коротко, кто чуть дольше, с каким-то особым насторожённым вниманием, или даже сочувствием.

– Светочка, чаю не хочешь? – едва Света опустилась на стул, аккуратно поинтересовалась сидящая за соседним столом Тамара Дмитриевна. – Или лучше кофе?

С чего вдруг? Откуда эта внезапная забота? Особенно с учётом, что она и так позволила себе перерыв, во время которого могла и кофе выпить, и перекусить. Но с другой стороны…

– А вы будете? – спросила Света у собеседницы и, поймав утвердительный кивок, опять поднялась с места. – Тогда пойду чайник поставлю.

Для чаепитий и обедов у них в подразделении имелось отдельное помещение со столом, кулером, чайником, кофеваркой и микроволновкой, и в нём действительно, пока кипятилась вода, можно укрыться от чужих глаз. Вот только и тут не задалось – приблизившись к нужной, чуть приоткрытой, словно специально приглашающей зайти двери Света внезапно услышала долетевшее изнутри:

– Ну что тут поделаешь? Мужики полигамны.

Она, даже не успев взяться за ручку, напряжённо застыла, обессиленно привалившись плечом к стене.

Господи! Да они все спали, что ли, на уроках зоологии в школе? Не бывает подобного, чтобы только самцы или только самки. Если и полигамен, то весь вид в целом. Но почему-то, когда дело касалось женщин, никто не использовал это объяснение, а сразу вешал ярлык «шлюхи». И никакого понимания и снисхождения.

Так удобней что ли? Женщинам успокаивать себя, мужчинам оправдываться.

– Есть у меня одна знакомая, – между тем продолжила говорившая. – У неё муж всю жизнь погуливал. Не постоянно, но частенько. Зато в остальном практически идеальный. И заботливый, и зарабатывает хорошо, и не пьёт. Она сначала, конечно, возмущалась, и скандалила, и выгоняла. Правда потом всё равно прощала и пускала назад. Когда он приходил с подарками, прощения просил, обещания давал. Даже рыдал и на коленях ползал. Но надолго его всё равно не хватало.

– И что? – раздался второй голос.

– Как что? До сих пор вместе, не разошлись.

– И её устраивает?

– Вполне. Говорит, что всё у них отлично, живут душа в душу. Тем более с возрастом он поуспокоился. Чисто физически возможности уже не те.

Жесть какая. Неужели у большинства так же? И это о подобном женщины мечтают, когда идут под венец – просто довольствоваться наличием мужа? Закрывают глаза на измены, смиряются и терпят, радуясь тому, что после других он всё равно возвращается к ним. Или в отместку тоже погуливают?

Но зачем тогда вообще выходить замуж, жить вместе с кем-то, если между вами нет ни искренности, ни доверия, ни любви?

Ради «хорошо зарабатывает»? Так Света и сама в состоянии себя обеспечивать. Из-за ребёнка? Но сейчас многие воспитывают детей в одиночку и прекрасно справляются. Чтобы было с кем спать? На этот случай тоже можно найти человека, которого устраивал вариант «просто секс и ничего более». Подобных предостаточно, не желающих брать на себя дополнительную ответственность. Те же женатики, которые не собирались бросать своих «понимающих» всепрощающих жён.

И что, вариантов только два? Либо любовницей, чисто для секса, либо такой вот удобной женой, в которые Свету уже даже записали.

Ну уж нет! Она не согласна ни на то, ни на другое. Не желает она жить, постоянно задаваясь вопросом, а почему муж задерживается на этот раз: потому что у него действительно учебные пары или очередная студенточка, которой за счастье, когда её лапают чужие мужчины? А если не только лапают? Если Эдик и спит с ними?

Ну а чего такого?

А потом эта горячая милашка-наивняшка делится с подругами, как всё прошло и какая она крутая, что соблазнила красавчика-препода или без лишних усилий заработала «зачёт». Но даже, если не делится, они же и сами не слепые, как и коллеги на кафедре.

Рано или поздно правда вылезает в любом случае. И совсем скоро Свету тоже станут обсуждать за бокалом пиваса в общаге, или за чашкой чая, приводить в качестве примера. Жалеть, сочувствовать или посмеиваться. Спрашивать «И её устраивает?» и отвечать «Вполне. Говорит, что всё у них отлично» с такими интонациями, что сразу понятно, никто в это не верит, а не возражает только из жалости: зачем разоблачать человека, из последних сил пытающего себя убедить, будто у него всё хорошо? Он и без того достаточно несчастен.

К чёрту!

Так и не дотронувшись до двери, Света развернулась и решительно двинулась назад, на своё рабочее место.

Глава 3

– Уже вскипел? – поинтересовалась Тамара Дмитриевна, но Света, даже не посмотрела в её сторону.

Она уселась за стол, отработанным автоматическим движением вытащив из лотка для бумаг чистый лист, накатала заявление на увольнение. Уж ей-то прекрасно известно, как его писать, без подсказок обойдётся. Поставила текущее число, размашистую подпись и опять поднялась, направилась в кабинет начальницы.

Та, торопливо пробежав взглядом по написанным на листке словам, вскинулась, недоумённо сведя брови, пристально уставилась в лицо, спросила:

– Света, в чём дело? – Но тут же сама начала предполагать: – Что-то случилось? Дома? Тебя кто-то обидел?

Обидел? Вот к чему это «обидел»? Почему начальница именно так решила? Да неужели реально половина университета в курсе похождений Эдуарда Валентиновича? И только сама Света – ни о чём не подозревающая наивная дурочка. А если все такие сочувствующие и жалостливые, так почему было не сказать?

Хотя она всё равно не поверила бы, пока не увидела сама, собственными глазами. Потому что для неё взаимное доверие – одна из естественных составляющих любви. Вот реальности и пришлось, как неразумного котёнка, ткнуть её мордочкой в очевидное. Но достаточно! Ей хватит и одного раза, нет надобности постоянно напоминать предположениями и намёками от окружающих. И сейчас опять главное – не сорваться, не разреветься.

– Мне предложили другую работу, – сглотнув распирающий горло комок, уверенно соврала Света. – Там зарплата гораздо больше. – На мгновение стиснула губы, чтобы они не выдали предательским подрагиванием, затем продолжила: – И можно мне две недели не отрабатывать? Просто меня там уже завтра ждут. – И закончила, якобы с виноватым раскаянием: – Так вот получилось.

Начальница откликнулась не сразу, несколько секунд молча сверлила въедливым взглядом, потом напомнила:

– Ты ведь отпуск в этом году ещё не отгуляла. Может, вначале в отпуск, а уже потом заявление?

Похоже, ничуть не поверила в названную причину. Но оттого только обидней стало. Они все, что, решили, что это предел Светиных стремлений и возможностей – специалист отдела кадров обычного вуза и неприхотливая жена?

– Но я же тогда не смогу официально устроиться, пока здесь числиться буду, – упрямо возразила она.

Но начальница опять посмотрела с недоверием.

– Но ты же знаешь, в любом случае придётся подписать у всех обходной лист.

Если бы она не сомневалась настолько явственно, Света, возможно, и прислушалась бы, отложила на потом, взвесила тщательно. Ведь действительно глупо бросать хорошую работу из-за каких-то личных загонов, а уж тем более из-за одного блудливого козла. Но в памяти сразу всплыли любопытная мордашка выглядывающей из-за Эдикова плеча студентки, и случайно подслушанный разговор в комнате отдыха, и какой-то особый тон Тамары Дмитриевны, будто та обращалась к тяжело больной.

Ну да, скорее всего, Света себя накручивала, додумывала, преувеличивала. Но и дальше ничего не изменится, она так и продолжит принимать любые похожие упоминания и фразы на свой счёт, и сходить с ума, и накручивать себя ещё сильнее. А если Эдик решит выяснять отношения прямо на работе? Ведь по-прежнему жить с ним в одной квартире как ни в чём не бывало, Света не собиралась. Тогда уж точно все поймут, что случилось, и её надуманные загоны станут реальностью.

– Я прямо сейчас… всех обойду, – заявила она. – Это же недолго.

– Ну да, конечно, – неохотно подтвердила начальница, но больше уговаривать не стала.

Потом, решив все формальные бумажные проблемы, Света прямиком поехала на съёмную квартиру, про которую ещё утром сказала бы «Пошла домой». Подойдя к двери, она застыла в нерешительности, теребя связку ключей.

А что, если Эдик тоже уже там? Видеть его совсем не хотелось, тем более разговаривать. Но – обошлось.

Квартира встретила тишиной, пустотой, покоем, и жалко стало, что придётся её покидать. Света к ней уже привыкла, и даже немножко считала своей.

Нет, к чёрту эти сентиментальные мысли. Не станет она тут прохаживаться, предаваясь воспоминаниям о проведённых здесь счастливых деньках. Так как счастье это оказалось мнимым, просто видимостью и самообманом. Миражом. А если она ещё и присядет, то уже точно потом не скоро поднимется – случившееся навалится всей тяжестью, придавит, и захочется не просто сесть, а лечь, распластаться, утонуть в обиде и отчаянии. Поэтому Света без малейшего промедления принялась за дело – собрала свои вещи, затем вызвала такси.

Эдик за это время так и не появился. Видимо, всё ещё зачёт принимал, или жаловался юной подружке на плохую «жену», а та ему старательно поддакивала и жалела, как могла.

Ещё одна наивная недотёпа, которую водили за нос.

Когда Света прибыла домой – вот теперь уже по-настоящему домой – с огромной сумкой и чемоданом, незамеченной проскочить не удалось, как и сделать вид, что просто соскучилась и заявилась в гости. Только папа ещё не вернулся с работы, а мама уже находилась дома, как и младшая сестра Анфиса.

У той, между прочим, сессия в колледже, могла бы остаться в комнате, лишний раз перечитать учебник или конспект, но нет же, тоже сразу нарисовалась в прихожей, тоже, как и мама, удивлённо выпялилась. И, хотя объясняться совершенно не хотелось, Света решила, что лучше, не дожидаясь расспросов, доложить самой.

– Я ушла от Эдика, – переводя взгляд с сумки на чемодан и обратно, сообщила она. – И с работы тоже. Поживу у вас, пока не сниму что-нибудь подходящее. Пустите?

– Не-а, выгоним, – первой откликнулась Анфиса, но Света понимала, что несерьёзно, просто прикололась.

Характер у сестрёнки такой. И возраст – бунтарский. Точнее, поперечный и неоправданно саркастичный. Но это временно, с годами проходит.

Мама с упрёком посмотрела на неё, затем на старшенькую, заверила убеждённо:

– Пустим, конечно. Это же по-прежнему твой дом. Даже спрашивать не стоило и про съём думать.

Света прекрасно видела, насколько ей хотелось узнать поподробнее и насколько трудно не задавать лишних вопросов, но мама стойко держалась, тоже прекрасно осознавала, что дочь не готова всё это обсуждать прямо сейчас, что ей слишком тяжело.

– Суп будешь? – предложила она. – Рассольник.

Словно специально с ним подгадала – один из Светиных любимых. Из-за стрессов аппетит у неё не пропадал, а обычно только усиливался, ещё неудержимей тянуло на вкусненькое, видимо, в качестве моральной компенсации. Отсюда и лишние килограммы. И, естественно, она согласилась, кивнула:

– Ага.

– Тогда давайте на кухню, – распорядилась мама. – И ты, Анфис, тоже. Наверняка ведь не обедала.

И минут через пять они втроём уже сидели за столом перед полными тарелками рассольника. Сначала молчали, а потом Анфиса, взмахнув ложкой, заявила, глянув на старшую сестру:

– А ты прям вовремя. Как раз комната скоро освободится, будешь в ней одна.

– А ты куда? – озадачилась Света.

– В больницу. Как только сессию досдам.

– Зачем?

– Так пора уже, – вмешалась мама. – Последняя операция.

– Ой, точно же, – опомнилась Света.

Она и сама давно замечала, что Анфиса опять стала слишком сильно хромать, даже специальная стелька не помогала, целиком не убирала разницу. Просто последние полтора года, когда Света жила отдельно, они не так часто виделись, вот она и позабыла, хотя прекрасно знала, что сестрёнку ожидала последняя коррекция. Ей же шестнадцать, а в таком возрасте девочки прекращают расти, значит длину уже можно окончательно выровнять, и больше к этому не возвращаться.

У сестрёнки врождённые проблемы с правой ногой: она росла медленней, чем левая. Намного. Поэтому её уже два раза искусственно вытягивали с помощью операции и металлического внешнего фиксатора – аппарата Илизарова. И если сама операция – дело недолгое, носить аппарат приходилось обычно полгода, а иногда и больше, пока разделённая кость не срасталась. А ещё такое лечение требовало немалых материальных затрат.

Ох, и правда Света вовремя – только в кавычках – им на голову свалилась, ещё и безработная. Правда её должны рассчитать за уже прошедшие дни месяца и выплатить компенсацию за неиспользованный отпуск, но…

– А с деньгами как? – спросила Света у мамы. – Хватит?

– Да ты не волнуйся, – успокоила та. – Мы же знали и специально откладывали. И на операцию есть, и на реабилитацию.

– Да можно и без реабилитации, – недовольно пробурчала Анфиса. – Я эту вашу лечебную физкультуру уже наизусть знаю. Могу и дома. Да хоть сама занятия проводить.

– Анфис, не чуди, – оборвала её мама. – Там и условия более подходящие, и физиотерапия, и врачи всегда рядом.

– И цены офигеть, – вскинув брови и помотав головой, упрямо продолжила сестрёнка, хмыкнула. – Лучше честно скажите, что просто хотите от меня на время избавиться. И готовы за это заплатить любые деньги.

И теперь уже не совсем понятно, прикалывалась она опять или серьёзно. А возможно, и то и другое. Вроде, как и пыталась перевести в шутку, но не слишком-то смешно получилось, даже возникла какая-то неловкая пауза.

Света решила, что надо бы ещё раз, но уже наедине с мамой об этом переговорить. А ещё лучше, побыстрее найти новую работу, чтобы на шее у родителей не сидеть, когда им деньги на другое очень нужны. В совсем уж крайнем случае, если другого выхода не найдётся, можно и в отдел кадров вернуться. Наверняка охотней её назад возьмут, чем станут искать человека со стороны. Пусть возвращаться и не особо хотелось.

Вот почему нельзя усилием воли взять и забыть? Желательно не только случившееся сегодня, но и последние полтора года. Света хоть и держалась, не позволяла себе сорваться и раскиснуть, но с каждой минутой это давалось ей всё сложнее. Не помогали даже любимый рассольник и мысли, что не только у неё здесь проблемы: и у родителей, и у сестрёнки.

Та тоже, хоть и делала вид, что всё у неё пучком, ничего серьёзного, и даже шутила, всё равно из-за хромоты всю жизнь комплексовала и переживала. А операция – это всегда страшно, даже когда просто зуб лечить. Поэтому Светины истерики и стенания тут тем более не к месту, хотя безумно тянуло отпустить себя, уткнуться в мамино плечо и разрыдаться.

Пусть даже жалеют и успокаивают, отчего рыдается только сильнее. Зато со слезами отчасти уходят и боль, и обида.

В дверь позвонили.

– Я открою, – успела первой Света, поднялась с места, но, пока шла в прихожую, пока отпирала замок, в голове возникло предположение, что, скорее всего, зря она вызвалась.

У папы есть ключи, он бы звонить не стал. Тогда кто там? Соседи? Вполне возможно. Но куда более вероятное – Эдик.

Глава 4

Света не ошиблась – действительно он самый. Стоял на пороге с виноватым и несчастным выражением на лице. Но она тоже так умела, если надо. Хотя сердце и дрогнуло по-настоящему, и, даже вопреки тому, что не желала Эдика видеть, Света всё-таки ждала его появления, именно такого: с извинениями, с раскаянием, с объяснениями.

Зачем? Да кто ж разберётся, зачем? Просто люди так устроены. Не нравится им что-то терять, даже если оно больше не нужно или причиняет неудобство и боль. Это как выбрасывать старую вещь или испорченные продукты из холодильника. Жалко. Вдруг ещё пригодится.

Ага. Чтобы отравиться и сдохнуть. Ведь стоило ей представить увиденное днём, к горлу опять подступила волна тошноты. Вот Света, ничего не говоря, и попыталась захлопнуть дверь, но Эдик ловко вцепился в край, потянул назад, на себя, произнёс с обидой и упрёком:

– Свет! Ну что ты на самом деле?

– А что я? – Она не отпустила ручку, но перестала перетягивать, шагнула через порог на лестничную площадку, загораживая проём. – Хотя… какая разница? – И вывела, насколько получилось твёрдо и сухо: – Ты зря пришёл.

– Не зря, – с уверенным напором возразил он, заглянул вглубь квартиры. – Может, впустишь всё-таки?

– Зачем?

– Ну не прямо же здесь разговаривать.