Олег Окин "Тень Исаака"

Никто никогда не купался в этом море. Не потому, что оно было очень холодным, если не сказать – ледяным в любое время года, нет. Просто это было не принято. Не понятно, к каким берегам оно тебя принесет и на какие глубины опустит. Никаких морских обитателей там отродясь не было, птицы над ним не летали, судна не бороздили холодную синюю гладь. Ровный плоский берег был засыпан мелкой серой галькой. Перед зданием, между морем и дорогой были поставлены куцые деревянные лавочки на расстоянии друг от друга в метрах десяти, как будто было чем любоваться, сидя на них холодным осенним утром. Но Исааку нравилось там сидеть. Отчасти из-за того, что на них редко кто сидел, и никто ему не мешал, проходя мимо – отчасти, потому что вид Тихого моря вблизи действительно оказывал умиротворяющий эффект, прогонял дурные мысли, освобождал разум от тревог и волнений.

«Пойду выйду к морю», – решил Исаак, на ходу переодеваясь в выцветшие от старости джинсы и накинув черную, чуть продолговатую куртку с практически незаметной маленькой белой надписью на груди – «ИИМЭиТ». Оглядев комнату, он захватил полуоткрытый рюкзак, валявшийся в углу комнаты между стеной и кроватью, сгреб туда с миниатюрной тумбы пару карандашных огрызков, один блок с листами, и, чуть помедлив, набрал воды из-под крана в небольшую емкость (хотя здесь не было принято пить такую воду). Закончив такой скромный сбор, Исаак направился к выходу, оставив окно открытым, чтобы предоставить свою скромную обитель морскому бризу. Солнце уже вышло на свою ежедневную утреннюю смену. Начинался новый семестр в научно-исследовательском институте по изучению М-энергии и технологий, иными словами – просто ИИМЭиТ.

***

Нельзя было сказать, что Институт был плохим учебным заведением. Нельзя было сказать и обратное. Можно было сказать с уверенностью только одно: это был единственный Институт, где исследовали природу М-энергии, изучали ее свойства и способы применения, практиковали М-синтез и предоставляли доступ к уникальному высокоточному оборудованию для достижения вышеперечисленных целей. Получается, это был самый элитный и самый престижный институт из всех когда-либо существовавших до него. Сюда было тяжело попасть – для многих талантов и амбициозных молодых людей это была цель номер один на ближайшие несколько лет своей юности. Конкурс на поступление каждый год стоит безумный: сотни тысяч хорошо подготовленных специалистов после окончания лучших учебных заведений тут же подают заявки в ИИМЭиТ. Кто-то, не пройдя отбор, тут же заканчивал свою научную деятельность, уходя в другие отрасли. Кто-то, целенаправленно готовясь с ранних лет к поступлению в это престижное место, из-за неудачи сходил с ума и уходил в отшельники на луга и поля пасти овец. Ничего не скажешь – мир жесток. А кто-то, поступив, сразу строил карьеру в других местах, полагаясь на имидж и статус института в реализации своих амбиций.

Были и те, кто поступал, пройдя конкурс Фортуны, который осуществлялся следующим образом:

1. Желающие подают запрос в Ведомство на предрасположенность к обучению в ИИМЭиТ.

2. При положительном ответе отправляется заявка на Фортуну (принимается только один раз в год в раннюю весну). Заявке присваивается конкретный номер.

3. Из всех собранных заявок специальный вычислительный центр целую неделю генерирует случайным образом посредством трех алгоритмов числовую последовательность случайной длины из случайных чисел, которая разделяется на случайные отрезки посредством еще двух алгоритмов, и, таким образом, формируются случайные числа Фортуны.

4. Заявки с совпадающими номерами Фортуны принимаются на поступление в ИИМЭиТ.

Как правило, абитуриенты, поступившие с помощью Фортуны, считались «темными»: у них зачастую были низкие результаты на экзаменах, им тяжело давалась практическая и исследовательская деятельность, и самое главное – их презирали и над ними нередко издевались остальные учащиеся с молчаливого одобрения профессоров. Никто не понимал, зачем сделали такую систему, однако, в последствии, люди просто свыклись, пожимали плечами и говорили: «Видимо, Совету института виднее».

Так сюда и поступил Исаак. Он не хотел поступать – на отправку заявки настояла его бедная мать, работающая библиотекарем при ближайшей к их дому школе. По сути, когда пришел роскошно оформленный конверт с красивой красной печатью, на которой был вытеснен символ института, не было предела радости именно у матери Исаака – он же сидел на грубо сбитом деревянном стуле в маленькой кухне, рассеянно рассматривая направление, и все никак не мог трезво осмыслить происходящее. Было ясно только то, что его жизнь уже не станет прежней.

К тому моменту Исааку шел восемнадцатый год. Он посещал стандартное техническое училище по квоте от Города. Посещал, может, пару раз за месяц, чередуя учебу с подработками чистильщиком берега и уборщиком мелкого мусора. Работал он не от праздной жизни: зарплаты библиотекаря матери едва хватало на погашение жилищных потребностей, поэтому срочно требовался хоть какой-то заработок со стороны. Мать Исаака звали Реной. Она была низкой, худой, тихой и робкой женщиной. Постоянно вздрагивала от резких и быстрых движений со стороны и до жути боялась громких звуков – вероятно, это и сподвигло ее в конечном итоге занять должность в библиотеке.

Исаак был одновременно и похож, и не похож на Рену: он был худым и достаточно высоким; тихим, но довольно вспыльчивым; с врожденным чувством справедливости; не любил резкие перемены вокруг и редко лез на рожон, но если решался, то ясно осознавал, что бед не оберется – в драках у него было мало шансов в силу его не слишком спортивного телосложения. Исаак имел темно-каштановые, вечно не причесанные, постоянно находящиеся в хаосе волосы. Взгляд часто рассеянно блуждал по сторонам, а пепельно-серые глаза вкупе с острыми скулами и тонким прямым носом придавали лицу тревожно-мрачные оттенки, из-за чего Исаака во многих случаях обходили стороной, будто встречали черную кошку посреди улицы.

– Понимаешь, что это значит? – мягко проговорила мать, сняв очки и подняв сияющие глаза от приглашения на поступление. – Это значит, что ты достоин.

– Нет, это значит, что мне просто повезло. Я даже не рассчитывал на все это, – нервно махнул рукой Исаак.

– Нет, ты не прав. Им виднее. Я думаю, там не дураки сидят, и они распознали в тебе скрытый талант. Иначе зачем еще организовывать такой непонятный многим конкурс? Именно для отсеивания алмазов среди грубых камней…но делая это весьма своеобразным способом.

– Но у меня нет никаких талантов и предпосылок к обучению! Я работаю на нескольких работах, с трудом посещаю училище и даже толком не слышал про эту М-энергию. Я же ничего не умею…

– Не говори так! Ты просто не веришь в себя, – зашептала лихорадочно Рена. – Я знаю это, потому что такая же. Однако, в отличие от меня, тебе предоставили уникальный шанс изменить свою жизнь и покинуть это несчастное место. Ты можешь стать достойным членом общества, и у тебя при этом все впереди – это ли не благословение фортуны???

– Но послушай, мама. Допустим, я поеду. Я не смогу уже работать. Это сильный удар по домашнему бюджету. Я так понял, институт не дает никаких выплат, сам факт обучения там – это уже роскошь. Лучше бы делали какие-нибудь дотации…

– Не переживай. Я выкарабкаюсь. Тем более, это и некоторый шанс для меня. Возможно, узнав о том, где учится мой сын, руководство поднимет мне ставку. Не будут же они экономить на матери будущего представителя нашего района? – размышляла Рена с мечтательным взором, устремленном в одни лишь ей известные дали.

Исаак не хотел сильно спорить. В глубине души он и сам надеялся на счастливое будущее, которое ему только что приоткрылось. Ему осточертело работать уборщиком и жить в затхлой маленькой квартире на окраине города. Осточертели мысли лишь о том, что он так и останется здесь до конца своих дней – без социального лифта, без квот на переезд в другой, более благополучный район, без перспектив на достойную жизнь. Осточертело не быть «нормальным».

***

Открыв дверь, Исаак тут же очутился в коридоре, по которому уже сновали ранние жаворонки-учащиеся. Кто-то держал в руках стопки исписанных черно-синими цветами бумаг. Кто-то аккуратно нес в лаборатории хрупкие измерительные приборы в чехлах и старинного вида футлярах. Были и те, кто с невозмутимым видом направлялся на кафедру, не спеша попивая кофе в пластиковых одноразовых стаканчиках. Исаак пошел спешным шагом, стараясь опускать голову как можно ниже.

Сама планировка коридоров, кабинетов, аудиторий, лабораторий, жилых апартаментов в институте была очень своеобразной. С правой стороны (от выхода из жилой комнаты) по соседству с Исааком располагались пару таких же жилых комнат. Затем шла аудитория, где чаще всего читались лекции по методам синтеза М-энергии; после – тут же еще одна студенческая жилая комната; следом за ней располагалась лаборатория, в которой в абсолютной темноте рассматривали состав М-энергии. Говорили, что студент, которому досталась та жилая комната, постоянно и во всеуслышание жаловался о странных гудящих звуках по соседству из лаборатории, после чего, спустя половину семестра, его перевели в другое жилое помещение на последний седьмой этаж в самую отдаленную часть здания, и вообще он стал очень замкнутым и появлялся только на практиках и лекциях.

Далее шла столовая, где можно было либо купить простой еды быстрого приготовления и убежать поскорее к себе в комнату или пустую аудиторию для легкого перекуса, либо же отстоять огромную очередь, но зато получить бесплатный плотный обед или ужин, где периодически попадались свои скрытые «алмазы» вроде бесподобного горячего тыквенного супа, холодного масляного картофеля с трюфелями и очень мягких, прямо тающих во рту плюшек с корицей. Не удивительно, что столовая всегда считалась самым популярным местом института: здесь постоянно происходят столпотворения и стычки за свободные места, которых почти никогда не бывает, а ушлые студенты за плату занимают места в очереди к булочкам с корицей.

Практически напротив комнаты Исаака располагался кабинет единственного сертифицированного специалиста по настройке и отладки М-установок, который слыл своим лютым нравом, и довольно часто у его дверей толпилась куча студентов в попытках договориться о приеме к нему на практику либо же для получения технических спецификаций, так необходимых для работы с драгоценным оборудованием.

Комната Исаака была самой крайней жилой комнатой на юго-западной стороне этажа, и слева от нее располагалась площадка, в центре которой пересекались пять коридоров. Один коридор уходил на запад и был достаточно протяженным и пустынным: по нему редко кто ходил из-за малого количества помещений на том направлении. Несколько коридоров витиевато уходили на север для того, чтобы развестись с другими, образуя сплетения проходов в другие части здания.

С северо-западного коридора осуществлялся проход на лестницу, ведущую вниз, при этом другая лестничная площадка, ведущая уже вверх, была чуть ли не на другом конце здания, и так с каждыми лестницами на каждом этаже, поэтому Исааку пришлось спуститься сначала на второй этаж, пройти там несколько коридоров и пролетов, найти другую лестничную клетку, уже с нее спуститься на первый этаж, и наконец, пройдя еще половину коридора, добраться до парадного входа, представляющего собой две обычные деревянные двери без всяких опознавательных знаков, с простыми продолговатыми латунными ручками.

Оказавшись на воздухе, Исаак вздохнул полной грудью: до заветной лавочки оставалось только перейти дорогу, да пройти пару шагов по серой насыпи. Дорога была покрыта необычным, черным как смоль, асфальтом. Никаких разделительных полос на ней не было – просто темная лента, растянувшаяся через весь полуостров, на юге которого был расположен институт. Исаак никогда не видел, чтобы по этой дороге проезжали автомобили. Рассказывали, правда, что только редкими рейсами, точное расписание которых никто не знал, подъезжал к невзрачной квадратной остановке, расположенной чуть поодаль от главного входа, маленький, смахивающий издалека своей формой на серого толстого кота автобус, который останавливался не более чем на 5 секунд, и тут же трогался с места, не закрывая свои миниатюрные скрипящие дверцы.

Перейдя дорогу и на всякий случай осмотревшись по сторонам, Исаак наконец достиг своей незамысловатой цели: пройдя несколько метров, распихав несколько крупных камней синими, повидавшими виды кроссовками, он приземлился на старенькую лавочку, разместил на ней свой потрепанный рюкзак и закрыл на несколько мгновений глаза, предоставив ветру окутать себя прозрачной пеленою.

Когда все пошло не так? Он не знал. Наверное, когда прошел конкурс Фортуны и понял, что отказаться нельзя: ведь его ждут вполне осязаемые перспективы выбиться в люди, что не удалось ни его матери, ни так рано покинувшему их отцу. Нет. Наверное, когда настал первый семестр, и эти осязаемые перспективы быстро превратились в далеко не осязаемые, как только у Исаака обнаружились посредственные способности к изучению М-энергии, и начались нападки со стороны других студентов. Нет, навряд ли. Сам факт обучения в институте – уже престиж, а к агрессивной среде и неприязни Исаак был приучен с детства, и к началу второго курса он уже был облачен в толстую непроницаемую броню равнодушия к окружающим, словно они были для него просто бледными бликами на воде. Все пошло не так после размолвки с Петром. Да, верно.

***

Петр был, пожалуй, единственным другом и близким Исааку человеком во всем институте. Не потому, что Петр точно так же прошел конкурс Фортуны и слыл абсолютно посредственным студентом, нет. Он – тот человек, кем Исаак всегда хотел быть, но быть боялся. Он был любознательным бунтарем и провоцировал всех вокруг на гнев и раздражение своими саркастическими замечаниями. Петр вечно задавал неудобные вопросы профессорам. Он постоянно выводил из себя элитных студентов и вот-вот состоявшихся специалистов своей несуразностью и поистине ученой невежественностью, за что постоянно расплачивался расправами в коридорах после занятий. Самое удивительное было в том, с какой легкостью Петр переносил удары и произвол остальных. Казалось, в этом и состоялась его задача – раззадорить общество и раскрыть истинные лица окружающих его учащихся, дав выплеснуть на себя накопившуюся в них злобу, накипевшее напряжение, наросшую агрессию, и чувство удовлетворения от эффекта брошенных масок пересиливало в нем любые нанесенные побои и полученную физическую боль от расправ местных задир. Петр часто шутил, но в его шутках сквозила едва уловимая скрытая тоска и печаль, которую Исаак мог прочувствовать и на себе. Возможно, поэтому они так сдружились.

Познакомился Исаак с Петром в одной из случившихся стычек после занятия по М-расщеплению. Шел третий месяц первого семестра обучения в ИИМЭиТ. Исаак уже полностью освоился в роли изгоя фортуны и понял, что у него нет никаких способностей и расположенности ни к одному предмету. Его уже бесчисленное количество раз толкали, пару раз выпускали на нем пар в коридоре и один раз даже заперли в кладовой с микроизлучателями на несколько часов, пока лаборант с удивлением и негодованием не обнаружил там дремлющего Исаака, обхватившего руками дорогостоящее оборудование.

На практическом занятии следовало показать расщепление М-ядра первого уровня на более мелкие, второго и третьего, посредством использования альфа-М-излучателя, красным мелом на белоснежной доске нарисовать этот процесс, затем тут же с помощью старого проектора, установленного в аудитории, вывести код расщепления, рассчитать, сколько М-энергии выделится, и на каком расстоянии и в каких условиях надо совершать расщепление, чтобы не превратиться в труху от возникшего в процессе энергетического коллапса.

В этот раз вызвали Исаака: отвечающего выбирали случайным образом посредством программы на приборном столе у профессора, и здесь не было важно, горел ли ты желанием ответить и показать свои знания, либо же готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не выходить – программе Совета было все равно. Очевидно, что Исаак склонялся ко второму варианту. Это было полное фиаско. Мало того, что он никак не успел подготовиться к этому занятию, потому что был заперт в кладовке, так еще и сами термины, определения, формулы постоянно плавали перед глазами, никак не выдавая своего сакрального смысла, норовили убежать, ускользнуть, показать полнейшую неприязнь и равнодушие к пытающемуся их понять и постичь Исааку.

– Да нет же, это никуда не годится! – вспылил в конце концов профессор Окам, снимая и потирая свои запотевшие круглые очки-совы после того, как Исаак перепутал все мыслимые и немыслимые виды М-расщепления. – Поймите, господа и дамы, вы изучаете М-энергию не просто так. Это священный долг каждого добропорядочного члена нашего общества будущего! М-энергия дает нам практически все: тепло, электричество, крышу над головой, одежду. Вот-вот мы найдем новые методы ее синтеза для использования во всех регионах, новые применения, новые возможности! Будущее! А ты! – он резко повернулся к Исааку. – Ты не можешь даже понять, что деление М-ядра на ядра второго уровня возможно лишь с М-энергией, превышающей пороговое значение, равное 4.2МЭЭЭ, где МЭЭЭ вычисляется по следующей формуле! – профессор выхватил у Исаака такой бесполезный для него красный мел и начал лихорадочно выводить истину. Возникшие формулы на доске вконец начали издеваться над Исааком, и у того заболела голова.

– А дальше, – продолжал вспотевший от возбуждения профессор, – ядра второго уровня становятся четными быстро делящимися, и для расщепления достаточно сколь угодно малой М-энергии. Как можно не знать таких фундаментальных вещей?!? Это же просто неуважение, это дерзость и невежество! – в этот момент у Исаака перед глазами начали плыть корабликами по волнам разные мелкие М-ядра десятых, двадцатых, сотых уровней с различными степенями МЭЭЭ, которые еще и отдавали жалобным блеянием в ушах так, что Исаак с некоторым сожалением вспомнил о его тихих часах в кладовке с приборами, у которых, скорее всего, не было никаких проблем с этими значениями.

– Уйди с глаз моих долой! – рявкнул Исааку вконец раздосадованный профессор Окам. – Я хочу, чтобы вы все уяснили одну простую вещь. Без М-энергии нашу цивилизацию постигнет крах. Она для нас как вода, как воздух, и чем скорее мы все поймем ее, изучим ее, познаем все ее тайны, тем быстрее мы достигнем наивысшего пика развития человечества! Преодолеем грани времени, пространства и выйдем на новый предел! Но если вы будете такими же безответственными, как этот…студент, – он махнул рукой на Исаака, готового буквально испариться сквозь грани пространства, – то вы никогда не сможете нормально взаимодействовать с М-энергией, и это будет полнейшей катастрофой для всех. Наш мир погрузится в пепел, во тьму. Без ее синтеза мы не сможем существовать как вид. Помните об этом! Совет это видел и пережил, и ему лучше всех об этом знать. А в качестве напоминания и предостережения к следующему занятию я дам вам дополнительные задания по расщеплению. Так, а пока – кого мне дальше выберут решать эту задачу?…Прекрасно! Алиса, выходи к доске, уж в тебе я не буду сомневаться…

Естественно, после занятия группа учащихся, неравнодушных за будущее человечества, а также за дополнительные задания, быстро отвела Исаака в сторону мужского туалета и устроила ему взбучку. Сначала Исаак получил резкий и короткий удар в солнечное сплетение, от которого у него тут же перехватило дыхание, и он сжался вдвое. Затем ему подножкой скосили ноги так, что он тут же упал, ударившись затылком об дверцу туалетной кабинки, распахнув ее (благо, там не было справляющего свою нужду профессора). После Исаака выволокли за синие, чуть потрепанные кроссовки и начали методично пинать по бокам.

Исаак не был какой-то там регулярной грушей для битья. Он мог дать и давал отпор в разных ситуациях в разное время: и один на один, и против нескольких, и в коридорах, и в пустых аудиториях. Он понимал свое положение в этом обществе и осознавал, что ни профессорам, ни специалистам, ни уж тем более Совету, кто бы там не состоял, нет ни малейшего дела до разборок студентов, тем более, когда дело казалось таких никчемных учащихся, как Исаак. Для них было главное, чтобы большинство приносило результат, совершались исследования, делались открытия, проводились синтезы и расщепления, и система работала. А она работала. На психологические проблемы и ментальное здоровье мало кто обращал внимание. Тем более, что до действительно фатальных моментов почти никто не доходил. Исаак впоследствии под конец первого курса смутно слышал лишь про один несчастный случай, который Совет быстро замял и принял меры, чтобы такого больше не повторялось.

Свернувшись и абстрагируясь в себя, Исаак стоически сносил боль, терпеливо считая пинки за пинками, давая настояться синякам и шишкам, чтобы потом, после того как группа задир успокоится (Исаак даже не старался запоминать имена своих сокурсников, для него это была мусорная информация), он мог в своем темпе доковылять до университетского лазарета, где за пять минут с помощью М-регенератора ему восстановят его прежнюю повседневную физическую форму. У регенератора был несколько побочных эффектов: после него каменело все тело, ноги наливались несоразмерной тяжестью, на некоторое время парализовались части лица, изо рта начинала течь слюна, а глаза могли начать краснеть и норовить вылезти из орбит. На этот случай следовало переждать в палате до спада эффектов.

«Девять…десять…одиннадцать…» – вспоминал счет Исаак, когда дверь в мужской туалет резко открылась, и в проеме появился коварно улыбающийся светловолосый парень в очках, держа в руках очистительную пушку, которая применялась в лабораториях для смывания остатков от биовеществ и субстанций, используемых для опытов. В самой очистительной пушке размещался баллон вместимостью в несколько литров, в котором был налит безопасный для человека, но опасный для определенных материй раствор. Очень вонючий, если попасть на одежду – липкий, желто-фиолетового цвета.

«Уборка туалетов!» – крикнул парень в очках и направил пушку на группу задир, оторопело смотрящих на него. Мощная струя, вырвавшись из относительно небольшого дула, пронзила пространство и вмиг достигла своей цели: парни тут же позабыли о лежащем в оборонительной позе Исааке и в панике сбились в беспорядочную кучу (в туалете было не так уж много места), закрывая руками желтые лица и распаленные от раствора глаза. Спустя миг они, бранясь и оплевываясь, уже гнались с дикой ненавистью за Петром, который бросил пушку посреди прохода и убежал прочь сквозь ветвистые коридоры института.

Чуть подождав, чтобы дать настояться образовавшейся тишине вокруг себя, Исаак медленно поднялся, стараясь игнорировать весьма ощутимую боль в спине, животе, по бокам и в отбитых при падении плечах. Немного покалывало в районе затылка. Раствор попал в какой-то степени и на него, однако это ни в какое сравнение не шло с полностью испорченной одеждой у его обидчиков. Прихрамывая и аккуратно обходя пушку, Исаак ухмыльнулся – это был один из его немногих первых радостных моментов на первом курсе: «Выкусите…»

Так или иначе, Исаак успешно посетил лазарет, а Петра не менее успешно догнали, избили, сломали ему несколько ребер и выбросили очки в измельчитель отчетов. Уже на следующий день Исаак нашел его, сидящего в дальнем, плохо освещенном углу столовой и пытающегося читать помятую книжку в бурой неприметной обложке. Петр хмурился, часто моргал своими серо-синими глазами, озадаченно почесывал светло-русую голову и потирал переносицу под ободковыми прямоугольными (новыми?) очками, словно полагал, что от этого прочитанное станет хоть немного понятнее.

На нем была клетчатая желто-красная рубашка, выделяющаяся своей яркостью среди более строгих костюмов остальных студентов. Крепкие размашистые плечи; подвернутые небрежно рукава; средней длины волосы, зачесанные назад; широкий лоб вкупе с немного сплющенным носом – все это выдавало в Петре волевого человека, способного за себя постоять. Несмотря на то что в данный момент он был усиленно занят чтением, выражение его лица таило в себе некоторое «озорство», которое только и ждало, чтобы кто-то отвлек Петра от этого дела, и он тут же все бросит и займется более насущными проблемами.

– Ничего не могу разобрать при таком ужасном свете! – сказал он, раздраженно отложив книжку в сторону, и, прищурено взглянув на Исаака, протянул руку. – Я Петр.

– Исаак, – произошел неловкий, но твердый обмен рукопожатиями. – Я хотел поблагодарить тебя за тот меткий выстрел в туалете.

– А, пустяки, – махнул рукой Петр. – Это была не самая моя креативная затея. Поверь мне, я могу лучше. Если сравнивать этот сброд со стадом баранов, то бараны хотя бы имеют мех, а эти могут только сбиваться в кучи и слепо следовать линии людей, которых они даже в глаза никогда не видели. А может, не людей вовсе.

Впервые Исаак так явственно слышал критику Совета института, которого обычно либо хвалили, либо в крайнем случае высказывались равнодушно.

– Но, вообще-то говоря, для них сбродом считаются такие, как я, – ответил уныло Исаак. – Я попал сюда благодаря Фортуне, и не сказать, что поражаю окружающих своими умениями и знаниями. Хотя нет, поражаю…но не с той стороны.

– Об этом вообще не стоит переживать и загоняться. Я тоже с Фортуны, – бодро сказал Петр, – и я тебе скажу, что эта вся система – полная чушь и абсурд. Сам посуди, если изначально было ясно, что многие абитуриенты, отбираемые случайно, не могут потянуть местную программу, которая вообще непонятно как составлена, то какой смысл нас сюда закидывать? Тут вариантов несколько. Возможно, нас сюда послали с определенной целью разрядки для других, более смышленых и, без всяких сомнений, талантливых будущих специалистов, которым надо выплеснуть скопившееся в них напряжение из-за безмерно тяжелой программы. А, как известно, если обычный досуг в виде спорта, прогулок, чтения отвлеченных книг и прочих маленьких жизненных радостей не помогает, то в ход идет достаточно действенное, но не то чтобы полезное средство высвободить пар и стресс – насилие. Так же, если известно, что регенератор все починит, и здоровью учащихся ничего не угрожает (ну, может, ментальному), то почему бы немного не поиздеваться? Мы же не манекены, мы живые существа, и тем это увлекательнее. Соответственно, чтобы доминантной стороне был более интересен процесс, я вношу в него свои коррективы, заставляя сторону преодолевать различного рода препятствия и трудности в достижении своей благородной цели.

На некоторое время повисла неловкая пауза. Исаак не понимал, шутит ли Петр или серьезно верит в свою миссию. Он просто пытался избегать стычек и воспринимал как должное издевательства со стороны, потому что понимал источник раздражения в качестве собственной тупости при обучении.

– Иными словами, – продолжил Петр, – я просто не даю зазнавшимся отморозкам быть всесильными отморозками, но даю еще им побыть немного на стороне жертвы, таким образом переворачивая всю игру, добавляя некоторый элемент…неожиданности. Так, до тебя, пару дней назад тройка парней с моего потока решила, что я слишком нагло на них смотрю, поэтому вывела меня в пустынную аудиторию, в которой ребята оказались парализованными гидроМрионным спреем, который я предварительно подготовил для них и успел применить до того, как меня начали бить. Чуть осмотревшись, я оттащил тела в дальний угол аудитории, попотев, накинул на них разных бесполезных чертежей установок, задвинул к ним стол так, что их было вообще не видно, а на доске написал «Тройка бакланов». Спрей действует где-то часов 12, поэтому очнулись они где-то на следующее утро с вонью во рту и в тесных объятиях друг друга.

– Что-то мне подсказывает, больше всего их разозлила надпись, – сквозь смех сказал Исаак. – Но тебя по итогу они разве не настигли? Ты не боялся последствий с их стороны? Намного более сильной агрессии?

– Так в этом и смысл. Я их взвинтил еще сильнее. Конечно, они меня достали на следующий день и чуть все кости не перемололи. Но здесь и раскрывается следующая теория, почему сюда послали таких, как мы с тобой. Это такой социальный эксперимент. Мы должны сеять хаос в системе, проверять ее на прочность. Пробовать анархию. Ты когда-нибудь замечал, чтобы кого-то сильно наказывали? Чтобы кто-то помимо небольшого насилия над «изгоями» совершал что-нибудь противозаконное и запрещенное институтом? Никто ничего такого не делает, и никого никак не наказывают. Совет никогда не представал перед обычными смертными. Профессорам и специалистам до лампочки, им главное воспроизводить кадры и закладывать в головы знания и опыт. Все учащиеся, словно стадо интеллектуальных животных, ведомое за пастухом щипать М-траву, даже не оглядывается вокруг. Поэтому, чтобы разнообразить весь этот процесс обучения, полностью осознавая себя, как посредственность, я разбавляю повседневность в меру своих способностей и фантазии.

– Это все звучит как эксперимент ради эксперимента. Конкурс Фортуны, насколько я знаю, проводится достаточно давно. И, разве ты не хотел бы пересилить себя, прыгнуть выше головы, доказать всем и в первую очередь самому себе, что сможешь выбраться с самых низов и стать достойным специалистом?

– Не. Это бесполезно. Смотри, я читаю эту муть каждый день, – небрежно ткнув в лежащую на столе книжку, ответил Петр. – Это пособие для самых чайников. Я специально сходил в библиотеку и попросил наиболее легкую книгу для понимания основ, настолько простую, что даже человек с улицы, который впервые услышал слово «М-энергия», смог понять из нее, о чем тут говорится, и что вообще происходит.

Исаак с воодушевлением подумал, что и ему тоже не помешала бы такая книга, которая все разложит по полочкам с самых низов. «Вполне возможно, у меня была просто слабая база. Если правильно начать и постоянно трудиться, то и море перестанет быть тихим, – он начал усиленно рассуждать. – И как я сам не догадался сходить в библиотеку? Даже не знал о ее существовании в институте».

– И как она? – спросил он, подавшись вперед.

– Полный крах, – как острой саблей обрубил Петр все воодушевление Исаака, – бесполезная трата времени. Я читаю ее каждый день, постоянно учу все имеющиеся там термины, разбираю примеры, пытаюсь вникнуть в формулировки. Честно провожу аналогии, чтобы было проще усвоить материал. Но я не понимаю ничего. Поверь мне, я адекватно оцениваю свои способности, и я отнюдь не глупый парень. Я попал сюда после досрочного окончания второго по престижности института на материке. ИПИХНЭ – Институт по изучению химически-неопознанных элементов. Там я не бил баклуши, а был прилежным студентом на стипендии. А тут что? Я никто. В этой парадигме я тупица. Ты никогда не задумывался, почему не можешь ничего нормально выучить и попробовать понять, сделать, и почему у тебя все здесь валится из рук? Неужели у тебя такая низкая самооценка, друг?

На некоторое время настала пауза. Исаак действительно задумался. Да, он и в прошлом училище был серым парнем, который вечно находился в подвешенном состоянии. Ни там, ни тут. Однако здесь он катастрофически был ни на что не способен.

«В самом деле – если даже такие достаточно сильные студенты, как Петр, попадая сюда, не могут ничего сделать, то разве это не признак того, что присутствует определенный умысел, как будто нас специально отрезали от всего остального пласта общества в извращенных, известным лишь единицам целях, чтобы получить конкретные результаты? Или не получить их вовсе? Нет, это все уже звучит, как конспирология, я не хочу даже об этом думать».

– Это все звучит как бред, если честно, – сказал наконец Исаак. – Как будто в этом нет никакого смысла.

– Именно! – обрадовался Петр. – Это третья теория. Все происходящее здесь бессмысленно. Подумай сам, ты не можешь понять М-энергию, не вникаешь в предметы, хотя мне кажешься смышленым парнем. Непонятное разделение на потоки, непонятное разделение на группы, непонятные профессора, у которых одна религия – обучать и обучать своему предмету. Люди вроде как вместе: они ходят, шутят, общаются, делятся мнениями, однако на самом деле атомизированы, разделены, не стремятся делиться своими наработками, при первых же серьезных успехах начинают друг другу грызть глотки. Я вообще не понимаю, как этот институт еще функционирует, и как в нем поддерживается порядок и систематичность.

– Все же ты меня не до конца убедил. Если бы все обучение здесь не имело смысла, то весь наш мир не имел бы смысла, ведь это самый престижный институт на свете. Возможно, этот кажущийся на первый взгляд абсурд и несет в себе некую непонятную нам системность, которую задает Совет, благодаря чему и готовятся самые высококвалифицированные кадры. И наше присутствие здесь, возможно, не случайно, но не в качестве социального эксперимента по насилию, а в качестве другой, более высокой цели, о которой ни ты, ни я не знаем. По крайней мере, я надеюсь на это.

– Слушай, а помимо меня, ты еще многих студентов Фортуны видел? – быстро добавил Исаак, как бы невзначай закрывая тему.

– Пару человек знаю, – немного нехотя, словно боясь раскрыть какую-то тайну, ответил Петр. – Я думаю, тут пятьдесят на пятьдесят. Либо никто и ничего не имеет смысла, либо же смысл настолько глубокий, что хоть сейчас надевай костюм и ныряй в Тихое море в его поисках.

Внезапно, его выражение лицо резко изменилось с достаточно беспечного на сначала шокированное, а спустя мгновенье – на растерянно-печальное. Слегка побледнев, Петр направил напряженный взгляд в направлении входа в столовую позади Исаака, словно увидел только что вошедшего призрака, махающего ему рукой.

– Что-то случилось?

– Нет, пустяки… – пробормотал Петр. – Слушай, мне надо идти. Я тут увидел одну старую знакомую, с которой мы давно не пересекались. Кстати, – чуть улыбнувшись, добавил он, вставая с места и протягивая мятое пособие по М-энергии Исааку, – держи. Может, все-таки ты разгадаешь эту странную загадку.

Маленькая мятая книжка непривычно уютно поместилась в руках у Исаака. Хоть обложка видала некоторые более приятные времена, было ощущение, что с ней обращались очень бережно, несмотря ни на что, и у владельцев она занимала особое место. Исаак не успел поблагодарить Петра, как тот уже скрылся за новоприбывшей толпой студентов, праздно шагающих перекусить и подкрепиться перед очередной порцией суровых и трудных занятий.

Глава вторая.

Хмурое холодное солнце нехотя поднималось над горизонтом. Тихое море все так же безмолвно выжидало, будто бы приглашая любого желающего к себе в гости, в свои уютные водные покои. Исаак, чуть привстав с лавочки, подобрал небольшой камешек круглой формы и начал его перебрасывать из руки в руку, смотря угрюмо на едва качающиеся волны. Петр был прав. Начинался второй год обучения, а Исаак все так же ничего не понимал, над ним все так же глумились, и вокруг все шло своим привычным чередом, будто бы так и было изначально задумано.

Между тем изменилось несколько вещей. Исаак с Петром практически перестали общаться. После того случая с туалетом они сильно сдружились, вместе придумывали, как дать отпор задирам (идейным лидером в этом плане практически всегда был Петр), часто ходили сидеть и смотреть на море по вечерам, обсуждая теории заговоров и функционирование института. Однако под конец первого семестра что-то произошло. В один день Петр как сквозь землю провалился, и Исаак нигде не мог его отыскать. В ответ на расспросы про Петра окружающие просто игнорировали либо же думали, что Исаак пытается над ними шутить, и от этого раздражались. Спустя две недели Петр появился, однако изменился до неузнаваемости. Он перестал носить очки, постоянно бегал взглядом с одного предмета на другой; появилась щетина; волосы на голове, казалось, выцвели и выгорели, перейдя в едва побледневшие, начинающие седеть заросшие космы. Его поведение стало нервным, двигался он лихорадочно быстрыми шагами, постоянно озирался по сторонам и был очень дерганым и взбаламученным. И самое главное: с Исааком он перекидывался максимум парой фраз, отвечал вечно невпопад, затем тут же убегал по каким-то своим делам, не объясняя ничего. На вопросы, где пропадал, лишь печально качал головой, тут же начинал говорить про неотложные вопросы, которые надо решить, и тотчас скрывался в неизвестном направлении.

Так Исаак снова остался один. Во время отсутствия Петра ему начали сниться кошмары, ни один из которых он не мог вспомнить. Примечательно было то, что Исаак просыпался от них посреди ночи, нервно оглядывался, а потом снова засыпал как убитый, чтобы потом наутро почувствовать себя полностью отдохнувшим. Однако осадок все равно оставался. После кратковременного возвращения Петра кошмары прекратились. В июле закончился первый курс. Исаак съездил домой к матери, а спустя месяц уже начался новый год обучения (на отдых в институте дается только один месяц из-за плотной и нагруженной учебной программы длительностью в шесть лет). И вот Исааку опять приснился кошмар. Но в отличие от прошлых кошмаров этот сон ему запомнился, и нервная дрожь до сих пор немного пробирала Исаака, хотя умиротворяющее море все же дало свой успокаивающий эффект.

«Я не хочу здесь больше оставаться, – думал тоскливо Исаак. – Опять эти бесполезные занятия. Я больше не выдержу. Почему отсюда нельзя никак вылететь? Я был бы первым студентом, который сделал это. Создал бы уникальный прецедент. Приобрел бы известность. Так и представляю себе заголовки новостей со всех уголков – «Человек, который отказался учиться в ИИМЭиТ. Как он решился на такое? Уникальный случай». Возможно бы устроил себе черный пиар, придумал легенду, городской миф и стал бы зарабатывать на этом. Написал бы книгу, в которой рассказывал о том, что система абсурдна, и я первый, кто ее раскусил, и сейчас поведаю об этом всему миру. Хотя, скорее всего, меня бы просто забрали в сумасшедший дом, написав в заключении про шизофрению, а мою мать подвергли остракизму и травле, тем самым загубив ее и без того не простую жизнь. Черт. Мне надо что-то делать, или я сойду с ума, если уже не начал сходить».

– Я не хочу здесь больше оставаться! – яростно прошептал Исаак и, размахнувшись, со всей имеющейся силой бросил круглый камень в сторону Тихого моря. Как и ожидалось, море не обратило на этот наглый и дерзкий поступок абсолютно никакого внимания, и волны расслабленно продемонстрировали Исааку свое презрительное безразличие. Из рюкзака, располагающегося рядом на лавке, неожиданно донесся шаркающий звук. Исаак, немного испугавшись, чуть ткнул его рукой, однако вещь не проявляла никаких признаков жизни. В конце концов, сославшись на нервы и беспокойные мысли, Исаак сделал себе выговор и открыл свой рюкзак. Внутри все было на своих местах: огрызки карандашей, несколько расписанных тетрадей, бутылка с водой, да небольшая таблица с расписанием занятий (расписание было непостоянное и менялось каждую неделю).

«Ну вот, я уже начинаю сходить с ума», – мрачно констатировал Исаак, закрывая рюкзак. Застегивая молнию, он чуть замедлился, глядя на тетради и вспомнил, что не стал брать пособие, оставленное ему Петром: «А ведь Петр взял его из библиотеки в прошлом году и до сих пор не вернул. Более того, теперь я «счастливый» обладатель этой вещи. Возможно, мне следует сходить в эту библиотеку и вернуть книжку, я все равно там ничего не понимаю. Как раз поищу что-нибудь более подходящее мне и не выйду оттуда до тех пор, пока не найду, пусть на это потребуются недели и месяцы – меня все равно не хватятся на занятиях».

– Тебе разве не пора на занятия? – произнес знакомый голос позади. – Море никуда не денется, оно здесь надолго.

Исаак резким движением обернулся, боясь, что источник голоса ему просто грезится, и ему уже пора направляться в лазарет. Однако перед ним стояла вполне материальная на первый взгляд девушка, которая неодобрительно смотрела на него, слегка щурясь от поднявшегося в этот момент ветра. Хоть голос и показался знакомым, эту девушку он видел в первый раз в своей жизни.

На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Иссиня-черные, достаточно короткие волосы были покрыты капюшоном, из-под которого на Исаака пристально глядели проницательным взглядом светло-голубые глаза. Одета была девушка прагматично, но с чувством вкуса: длинная коричневая кофта с капюшоном закрывала худое тело, обтягивающие темно-серые спортивные штаны с белыми беговыми кроссовками выделяли крепкие ноги, намекая на активную физическую деятельность. На кофте, так же, как и у Исаака на куртке, только опрятнее и красивее, была вышита надпись «ИИМЭиТ». На кроссовках были вручную выгравированы красным цветом непонятные Исааку узоры. На проколотом левом крыле ее тонкого острого носа блестел переливающимся синим цветом миниатюрный круглый кристаллик. Под глазами едва заметно виднелись небольшие синяки от недосыпа. В целом, внешность ее можно было описать, как симпатичную, если бы не портившие все впечатление вечно щурящийся взгляд и неестественно угрюмое, но между тем и любопытствующее выражение лица.

– Кто ты такая? – обронил Исаак. – Ждешь, пока я зайду в парадную дверь, а там меня схватит твоя шайка?

– Что? – оторопела на секунду девушка, но быстро придя в себя, закатила глаза. – Я смотрю, учтивостью ты не обременен. Я Фрида. С жилых комнат на пятом этаже. Я очень люблю бегать, но так как в этом элитном институте даже толком не потрудились сделать нормальный спортивный стадион или пространство для бега, то приходится заниматься прямо на дороге. В последнее время при пробежке я часто видела тебя здесь по вечерам, но теперь ты, как я поняла, и утром на занятия стал забивать. Впрочем, это дело твое, но так ты навряд ли наберешь достаточно баллов на заключительном экзамене, чтобы стать хорошим специалистом.

Исаак и Фрида выжидательно смотрели друг на друга. «Что она несет?» – подумал Исаак. – «Это мало похоже на ловушку. Вполне возможно, какая-то зазнайка действительно решила начать здесь бегать, а увидев меня, решила наставить на путь истинный»

– Я Исаак, – сказал он, медленно отводя глаза в сторону. – Я действительно часто здесь сижу, а занятия у меня начнутся примерно через полчаса, я в другом потоке. И еще я с конкурса Фортуны. – Исаак резко взглянул на Фриду острым колючим взором. Казалось, эти сведения никакого впечатления на нее не произвели.

– Понятно, – просто ответила Фрида, потирая устало глаза. – Ну ладно, дело твое, как я уже говорила. А что такого в этом море?

– Ну, в принципе, ничего. Оно просто спокойное.

– Понятно. А зачем ты здесь сидишь тогда, если не прогуливаешь занятия?

– Потому что сюда редко кто приходит, – начал раздражаться Исаак. – Здесь тихо и спокойно можно отдохнуть от людской суеты… можно было до недавнего времени. А зачем ты спрашиваешь?

– Да просто интересно. Чем больше спросишь, тем больше информации получишь. Кто знает, где и когда она может пригодиться? – сказала Фрида, немного рассеянно глядя на Тихое море. – Ну ладно, вижу, ты не особо настроен вести диалог. Я пойду тогда. Да вроде бы и тебе уже скоро пора.

Исаака с одной стороны раздражала эта, немного бесцеремонно вмешавшаяся в его личное укромное пространство девица, а с другой стороны она была одним из немногих, не считая стремительно удаляющегося от него Петра, собеседников за последнее время. Нехотя он закинул успокоившийся рюкзак себе на плечо и неторопливым шагом пошел в сторону парадного входа института, чуть поодаль от идущий туда Фриды.

Холодный ветер набирал силу, коварно поддувал в спину. Рукам Исаака становилось зябко, и он неловко укутал их в карманы своей допотопной куртки. Глядя на беспечную и уверенную походку Фриды, Исаак с некоторой завистью подумал о том, что его максимум в спорте – это убегать от хулиганов в коридорах, чтобы потом очень спортивной ходьбой пьяницы ковылять до лазарета.

– Следишь за мной? – вдруг совершенно обыденным тоном спросила Фрида, не оборачиваясь.