Потом бросил взгляд на часы. Сейчас.
– Команду подашь. – приказал я Бортникову-Минаеву.
Дверь отъехала в стену и первое, что услышал Дед, войдя внутрь, было:
– Товарищи офицеры!
Я встал и принял строевую стойку.
– Так… – вздохнул Дед. – Сели все. Светлов, что на этот раз?
Дед с кейсом. Действительно, что на этот раз?
– Товарищ генерал! – доложил я, держа руки по швам. – За время вашего отсутствия происшествий не случилось.
– А вот это, что? – он указал подбородком на Бортникова-Минаева.
– Это, товарищ генерал, майор Бортников. Он занимается изучением Уставов Вооруженных Сил Российской Федерации.
– Хорош паясничать, Геннадьич. – обратился дед ко мне по имени, а потом повернулся к майору-профессору. – Сели оба! Что не ясно?
Ну мы сели, только Бортников не снял фуражку… С Минаева. На всякий случай. Забавно все это.
Дед придвинул еще один стул. Я встал с кресла, пытаясь уступить ему место:
– Сиди! – приказал он и занял стул. – Значит не поверил?
– Никак нет. – я демонстративно придерживался субординации.
– Да и хер с тобой.
Дед водрузил на стол кейс, открыл его и выложил на стол три папки. Из первой он достал несколько листов бумаги с, набранным на компе текстом, подписями и печатями:
– Приказ о твоем переводе обратно в Восьмое Управление (Спецназ) и Приказ о командировке в ЮВО. Распишись, что ознакомлен. – Дед подал мне шариковую ручку.
Я расписался в приказах и отдал их обратно. Дед положил бумаги в папку, и она исчезла в недрах черного кейса.
– Теперь слушай. – Дед закрыл кейс и поставил его на пол. – Наши потомки умудрились очень сильно начудить со своими экспериментами. Поправить они ничего там у себя, в будущем, не могут по одной простой причине. Будущего больше нет.
Вот так вот? А где многозначительная интригующая пауза? Почему ее нет?
Ну так я ее устрою:
– Разрешите? – перебил я генерала. – Типа бабочку задавили?
– Какую, нахер, бабочку? – не понял он.
– Фильм такой был. Американский. – объяснил я. – Там хрононавты бабочку задавили и будущее изменилось.
– «И грянул гром» по Брэдбери. – встрял в наш диалог Бортников-Минаев. – Боюсь, что все гораздо хуже. Время, в отличие от представлений ваших фантастов, строго линейно. Если в прошлом что-нибудь кардинально изменить, будущее не изменится. Оно просто исчезнет.
– Офигенная, значит, вам там, бабочка попалась. – отметил я. – Мне, следовательно, нужно эту бабочку спасти от ног супостатов?
– И не одну. – заговорил опять Дед. – Чуть больше, чем через сутки тебя не будет – Это, к сожалению, факт, почти свершившийся. Что с тобой случится, и как именно, мы тоже не знаем, но это и не важно.
Херассе не важно. Так мелочи. Кому есть дело до одного из многочисленных полковников Восьмого Управления ГУ в России? Бабы еще нарожают, если чо. Верно.
– Теперь основное. – продолжал Дед. – Ты, Геннадьич, отправишься в 12 августа 1941 года в Ленинград. Найдешь там профессора Вебера – директора НИИ-34 и его лаборантку, а на самом деле, ассистентку Жанну Гальперн. Задача – любыми способами добыть у профессора документацию по проекту «Буга». Всю. Учти, что профессор четвертого сентября будет арестован НКВД, а потом погибнет во время этапа на Урал. До этого времени все документы по проекту должны быть у тебя. Следующее. Жанна Гальперн – это реципиент Александры Гуревич – руководителя проекта «Тот» …
Александра Гуревич. Та самая тетка из будущего, одержимая одержимостью?
Нет. Все равно это какой-то дурацкий тест. Вроде того, где нужно в соляной ванне лежать неподвижно, а потом определить сколько времени ты в ней лежишь (тест проводится при подготовке разведчиков на умение контролировать свой темперамент). Никогда правильно не угадывал.
– …Тебе нужно выяснить, что с ней случилось. Почему она не создала прибор? Исходя из того, что о ней нам известно, реальная Жанна Гальперн под эвакуацию не попала и погибла в первую блокадную зиму. От голода. Место захоронения, как и в случае с Вебером, неизвестно.
– Ну вот видите, – перебил я Деда – а вы говорите билет в один конец. – я улыбнулся. – Найду эту Жанну-Александру, смастерим мы с ней вашу «Алису» и домой за орденами.
Дед посмотрел на меня.
– Геннадьич, ты сможешь только ее отправить. – он немного помолчал. – После этого ты должен уничтожить прибор.
Какой-то очень грустный тест. На самопожертвование что ли?
– Тебе лучше поверить мне. – продолжал генерал. – Иначе могут быть проблемы с внедрением после переноса.
– Что это за «один человек – один корабль»? (девиз японских камикадзе) – возмутился я. – Где-то в моем личном деле написано, что я склонен к суициду?
– Не склонен. – Дед положил мне руку на плечо и посмотрел в глаза. – Выбора у нас нет. Я бы с удовольствием…
– …пошел вместо меня. – закончил я фразу. – Знаю.
Хрен с ним. Может и вправду какой-то тест на самопожертвование? С них станется.
В конце концов, на что и как меня только не проверяли за время моей длинной и скучной службы.
Я должен согласиться или отказаться? Соглашусь. Иначе эта волынка будет звучать вечно, и я так никогда и не узнаю прошел полковник Светлов очередной тест или нет.
Хотя… Половить деда на несостыковках? Можно.
– Так ведь материальные предметы передать невозможно. Как я передам вам тогда документы Вебера? – спросил я.
– Никак. – ответил Дед. – Там, – он похлопал ладонью по папкам, разложенным на столе. – инструкции и карта, где ты должен оставить всю документацию по проекту Вебера.
– С собой взять разрешите? – съязвил я.
– Запомнить разрешу. – парировал генерал. – Там информация по Веберу, Гальперн и НИИ-34. Короче все, что у нас есть. Сколько времени нужно, чтобы заучить?
Я прикинул размеры папок на глаз.
– По нормативу на прочтение и запоминание полтора часа. Я управлюсь за час. – я прикинул хер к носу и добавил. – Может меньше.
– Отлично. – сказал Дед. – Вопросы есть? – и тут же добавил – По существу.
Ну что ж, поймаю старого волка на несостыковках или нет? Попробую. Дьявол где у нас всегда прячется? Правильно. В деталях. Вот с них и начнем.
– Покажите мне реципиента.
Генерал открыл папку и пододвинул мне. К пожелтевшей регистрационной карточке пересыльного пункта была пришпилена скрепкой старая фотография. С нее на меня смотрел стриженый под ноль пацан лет двадцати с двумя кубарями на петлицах гимнастерки.
– Лейтенант Мальцев Василий Васильевич, 1921-го года рождения. – сказал Дед.
– Комсомолец, наверное. – отметил я.
– Так точно. – согласился генерал.
– И мне достанется его память?
– Обе. – встрял Бортников-Минаев. – Обе памяти. Долговременная и быстрая, на момент внедрения.
– А, как я отличу, где его, а где моя? – вот они-детальки-то, вот. – Для меня, к примеру, Сталин кровавый тиран, а для него – Бог. Крышу не сорвет от таких внутричерепных противоречий?
– У вас не сорвет. – опять ответил майор-профессор – У вас очень высокие, я бы даже сказал, сверхвысокие внутренние резервы мозга. Настолько высокие, что даже сверхпороговое раздражение коры и подкорковых структур в результате психотравмирующих событий высокой интенсивности, не вызывало у вас нарушений психики. Собственно, – это главная причина, по которой мы выбрали для переноса, именно, вас. Ваше сознание без труда вытеснит сознание реципиента, а его память будет для вас выглядеть… – он на секунду задумался, подбирая слова. – как некая дополнительная информация, вроде той, которую вы могли где-то прочитать или увидеть.
Понятно. В медицинской карте уже покопались. Кто б сомневался?
– Сколько времени у меня будет акклиматизацию?
– Там климат от нашего ничем не отличается. – заверил генерал. – Будешь на месте в 02.00 часов 12.08.1941 года. Внедрение произойдет во сне. Так безопаснее.
– Климат может и не отличается. – согласился я. – а вот за чужой хер руками браться это… – я задумался на пару секунд. – Сука, еще и чужую жопу вытирать от чужого говна.
– Руки тоже будут не твои. – успокоил меня Дед. – Не парься.
– Конечно, не мои. – согласился я. – Все не мое.
– Справишься. Не впервой.
– Как сказать. – что-то мне не видать было дьявола в деталях. – Чужую шкуру, в буквальном смысле этого слова, натягиваю впервые.
Стоп. Вон она мелькнула. Кисточка на хвосте дьявола.
– А что будет с моим бренным телом здесь, пока я буду мир будущего спасать от неминуемой гибели? – вежливо поинтересовался я.
– Собственно ничего. – опять подключился к разговору Бортников-Минаев. – время здесь для вас остановится.
– То есть, если я вернусь, здесь для меня пройдет… – вопросительная пауза.
– Пара секунд. Не больше. – ответил профессор-майор. – Вы просто проснетесь на столе.
– Так я буду спать?
– Да. – просто сообщил он мне. – Мы перед переносом сделаем вам инъекцию наркоза. Перенос, как и возвращение, всегда проходят во сне.
Мне все предельно ясно. Вколют новую хрень какую-то, в качестве эксперимента, и я под ней во сне буду немцев мочить. Потом расскажу насколько для меня все это реально выглядело.
Хер с ним. Перевод обратно в Восьмерку того стоит.
Маленький аспект осталось уточнить.
– А если меня там убьют? – еще более вежливо поинтересовался я снова.
Профессор-майор развел руками:
– Мы не знаем, что произойдет в этом случае. Подобные эксперименты на людях не проводились.
– А не на людях? – не отставал я.
– Не на людях они вообще не проводились. – честно ответил он.
Не поймал. Юркий дьявол оказался.
– Прощальный ужин будет? – спросил я генерала.
– В смысле, как последний в американской тюрьме? – улыбнулся генерал. – а зачем? Ты ж все равно выпендришься как-нибудь. Одну оливку хочешь заказать?
– Нет. Оливку уже Фегер заказал. (Виктор Фегер был наркоманом и серийным убийцей, последним стало убийство врача. На свой последний ужин он попросил одну оливку с косточкой – надеялся, что после смерти из его могилы вырастет оливковое дерево) Вопросов и предложений больше не имею.
– Отлично. – сказал дед и показал рукой на комнату с медотсеком Чужого. – Бери бумаги и иди изучай.
Документов было много, но они либо дублировали друг друга, либо никакой практической ценности не имели. Выучил я их быстро. Меня этому хорошо в свое время научили.
Я выкурил сигарету, запихал окурок под стол и вернулся к Деду с напарником.
– Ваше приказание выполнено, Павел Александрович. – я протянул Деду папки.
Он открыл одну из них наугад, заглянул в нее и спросил:
– Когда родился Вебер?
– 8 мая 1898 года по старому стилю. В Царском Селе Петербургской губернии, в дворянской семье. Отец Александр Филиппович Вебер был чиновником Министерства юстиции и доцентом Санкт-Петербургского университета, впоследствии стал профессором Ленинградского университета. Мать Юлия Семеновна Вебер – домохозяйка. – я улыбнулся. – Обижаете, товарищ генерал.
– И в мыслях не было. – ответил он. – Постоянно тебе поражаюсь. Про подводную лодку помнишь?
– Это когда немецкие диверсанты на подлодке приплыли к Манхеттену? – уточнил я. – Конечно помню. Они были настолько поражены огнями мирного Нью-Йорка, что забили на боевую задачу и все сдались в плен ближайшему полицейскому. Устали, видать, пацаны от войны. После войны никто из них в Германию не вернулся. Все в США остались.
– А ты не устал? – спросил меня Дед.
– Ленинград сорок первого – это, далеко, не Нью-Йорк сорок первого. – рассмеялся в ответ я. – И задачу выполню и обратно вернусь.
