Михаил Волков (Мотузка) "Изнанка"

Затем он закрыл дверцу и фургон, неторопливо развернувшись, двинулся от Речного вокзала в сторону Заволжского ОВД.

…Остановившись возле огромного ржавого якоря, олигарх уставился на облупившийся фасад и разрисованные всяким непотребством колонны исторического здания.

«Кто бы мог подумать! Под сталинским ампиром…. или как там этот архитектурный стиль называется?… замуровано настоящее сокровище!», – он посмотрел на спешащего к нему Линцевича, нахмурился.

«Вопрос в другом. Веришь ли ты этому, мягко говоря, не вполне адекватному ботанику? Хм! Скорее да, чем нет. Тем более, с Ивлечевским скитом наш уважаемый Игорь Семёнович оказался прав. Та икона, одна из первых православных икон Древней Руси…. М-да. Это было нечто! И дело даже не в её стоимости, дело в другом».

Петелин усмехнулся, вспомнив историю пятилетней давности. Как же, как же! Добровольная передача уникального артефакта государству, средства массовой информации рыдают от умиления, общественность писает кипятком, сам Президент в Кремле пожимает «уважаемому Михаилу Олеговичу» руку. Многочисленные интервью, ток-шоу, документальный фильм на телеканале Россия 24! Ещё бы! Как выяснилось через пару месяцев, после многочисленных экспертиз, подаренная олигархом «народу», почерневшая от времени доска, с едва различимым изображением Мадонны с младенцем, оказалась воистину уникальной – древнее её ничего ещё не находили!

«Оно того стоило? Ну, разумеется! И налоговики притихли, и деятели из Народного Фронта сбавили обороты, и слишком уж ретивые, купленные конкурентами с потрохами блогеры, заткнулись. Хотя нет… не заткнулись. Просто к их мнению перестали прислушиваться».

– Ну, что? – поинтересовался Петелин. – Господ художников увезли?

– Да, – Линцевич кивнул. – Хотя, конечно, болезнь проще предотвратить, нежели бороться с её последствиями.

Он проводил взглядом очередной грузовик с грунтом, выехавший из-за забора, огораживающего раскопки со стороны набережной, покачал головой.

– Никогда я этому полковнику не доверял!

– Мансурову?

– Да.

– Мансуров – человек губернатора, – наставительно произнёс олигарх. – И Москву боится, как чёрт ладана. Знает, что в случае чего – федералы за него не заступятся. С потрохами сожрут.

Линцевич расплылся в некрасивой улыбке.

– Так может и надо было его сожрать?!

Петелин пожал плечами.

– А зачем нам с местной властью ссорится? Пока они хранят нейтралитет, и особо не мешают, глупо трогать их людей. Хотя, конечно, ваша правда, полицейский из Мансурова никакой.

Он ковырнул носком дорогого ботинка кусок осыпавшейся со здания штукатурки.

– Вы мне лучше вот что скажите….

– Да? – его помощник подобрался.

– С чем мы всё-таки будем иметь дело, если вы, конечно, правильно поняли перевод? Вернее – правильно его осуществили?

Линцевич насупился.

– Я ничего не переводил. Я просто прочёл. Что же до того, с чем нам предстоит столкнуться…. Понимаете, Михаил Олегович, в сущности, все древние тексты, – он вдруг хмыкнул, – … в том числе и молитвы, – стихотворные, если хотите, произведения, иносказания. Символы. Но уж никак не инструкции.

– Да, – неожиданно легко согласился олигарх, – не инструкции. К сожалению.

Он прищурился.

– Однако, вы помните наш разговор полугодичной давности? Я тогда довольно ясно выразился: мне нужна именно инструкция! Адаптированный текст, из которого убраны все красивости, все иносказания и метафоры. Чистая информация.

– Ну-да, – вяло кивнул учёный, – помню. И я сделал всё, от меня зависящее….

– Очень на это надеюсь, – Петелин отвернулся от помощника и уставился тяжёлым взглядом куда-то за деревья небольшого парка, располагавшегося слева от Речного Вокзала, вдоль берега Волги.

«Поэма, говоришь?… Иносказание? Будет тебе и иносказание, и поэмы! Нет человека, которого невозможно купить! Ну, не существует таковых в природе! Просто у каждого своя цена».

Он оскалился.

«И не только цена …. У каждого СВОЯ ВАЛЮТА! А моё дело – её конвертировать. Заплатить по счетам. Вы хочете чудес? Их есть у меня! Там, внизу. Надо только чуть-чуть подождать. Совсем чуть-чуть. Сутки, может быть двое…. Если, конечно, этот хрен в мятой шляпе не ошибается. А он не ошибается. Никогда. Ни в чём».

3.

С утра, как всегда, жутко хотелось спать.

Ольга Сергеева приоткрыла один глаз и злобно посмотрела на продолжающий надрываться будильник. Он был ещё совковый, тяжёлый, как утюг и громкий, как….

«…как школьный звонок» – решила женщина и вновь начала уплывать куда-то, где было хорошо, спокойно, ничего не болело и ничто не тревожило.

Через полминуты у будильника кончился завод, он заткнулся, и это, совершенно неожиданно, заставило Ольгу придти в себя.

«Стоп! Надо вставать! Не то Митька опять в школу опоздает! А у него двойка в четверти маячит, да и вообще….».

Она перевернулась на левый бок.

«Ещё пять минут полежу и встану. Две минутки… одну….».

За окном, по Комсомольскому проспекту прогрохотало что-то тяжёлое и противное. Судя по звуку – мусоровоз местного Спецавтохозяйства – их база располагалась неподалёку. Да и вообще – на улице гудело, шумело и завывало.

Понятно. Семь часов утра. Перед Новым мостом через Волгу уже успела образоваться огромная пробка – чадящая и воняющая.

«Всё, как всегда» – Ольга вздохнула. «Дым, вонь и копоть на подоконнике. …Но сегодня хоть не особо дёргает».

Она откинула одеяло, резким движением подтянула под себя плохо слушающуюся руку, преодолевая сопротивление собственного тела, поднялась с кровати.

В прихожей тут же застучал хвостом и заскулил Пандус – годовалый пёс, получившийся в результате, если можно так выразиться, неправильного собачьего секса – мамы -породистой «далматинки» и сомнительного папаши.

– Сейчас, – буркнула Ольга, натягивая халат и выходя в коридор.

Дверь в комнату сына была распахнута настежь, в самой комнате царил дикий бардак. Опять же, как всегда.

– Митька, подъём! – завопила женщина. – Вставай давай!

Пандус слегка присел от громкости и тут же, на всякий случай, залез под трюмо. Никакой вины он за собой не чувствовал, но мало ли….

– Дмитрий! – снова рявкнула Ольга. – Я кому сказала?!

В прихожую, недовольно щурясь, выбрался Беня – рыжий полосатый кот с наглой мордой. Вообще-то, полное имя у него было – Бенджамин Франклин, как у мужика на стодолларовой купюре, но каждый раз называть эту усатую сволочь полным именем – не жирно ли будет?!

– Встаю, – послышался недовольный голос сына, а через минуту появился и он сам – пятнадцатилетний акселерат на две головы выше матери, такой же недовольный и заторможенный со сна, как и тёзка американского мужика с купюры.

– В школу опоздаешь! – добавила Ольга, но уже тоном ниже и двинулась на кухню – готовить сыну завтрак.

Кухня была стандартно – маленькой, как все кухни в пресловутых «брежневках», зато, обставленная и, главное – обустроенная с умом. Ничего лишнего, всё строго функционально, всё под рукой.

Вообще в квартире делался ремонт. Как всякий ремонт – вялотекущий и бесконечный. Навроде хронического насморка. Единственное, что удалось за последние два года привести в более или менее приличный вид – это комнату сына и собственно – кухню. Всё остальное выглядело жутко. Как картинки с сайта «Заброшенные города России».

Ольга поступила радикально – выкинула всю старую, ещё совковую мебель, ободрала в гостиной обои до бетона, затем, с помощью друзей, сделала выгородку, размером с крохотную комнатку, устроив «гардеробную», и полностью поменяла проводку во всей квартире. На этом деньги кончились.

Вообще-то когда-то она являлась руководителем фирмы, занимающейся строительством, весьма круто на нём поднялась, затем партнёр, которому «бизнес-вумен» верила, как себе, её кинул и исчез вместе с баблом.

Как пришлось выбираться из очень глубокой и очень вонючей финансовой ямы Ольга вспоминать не любила. Каждый, кто из подобной ямы, хоть раз в жизни выбирался, её поймёт.

Зато она многому научилась. Точнее – научилась главному: всегда вставать на ноги после удара. Несмотря ни на что.

Ольга поставила на огонь сковородку, достала из холодильника два яйца, сосиски, приготовила яичницу.

Окончательно проснувшийся Беня, разумеется уже путался под ногами, громко требуя себе оттяг в виде куска сосиски или, на худой конец, стандартную утреннюю порцию жратвы – сечки со сваренными и перемолотыми почками. Еду для «котопсов», как называла домашнюю «фауну» сама Сергеева, она готовила раз в три дня – сразу огромную кастрюлю.

Ещё через минуту на шум подтянулся Пандус и принялся преданно поедать хозяйку глазами, как опытный прапорщик – интендант поедал бы взглядом генерала.

– Сейчас, – буркнула Ольга, отодвинула ногой с дороги продолжающего завывать Беню, поставила на стол тарелку с завтраком для сына, положила рядом вилку и хлеб. – Дмитрий! – снова повысила голос она. – Ты идёшь?!

Сергеев-младший выбрался из ванной, скептически посмотрел на еду, затем на часы.

– Да я уже опаздываю!

– А нечего было тормозить! – женщина громыхнула чайником, ставя его на плиту. – Кому сказали? – ешь!

Пока сын в скоростном темпе поглощал яичницу, Ольга вытащила из холодильника кастрюлю, положила еду псу и коту.

– Мне деньги нужны, – заявил Дмитрий, поднимаясь из-за стола. Дожидаться чая он не стал. – Триста рублей.

– Зачем?

– Мы на подарок собираем.

– Какой ещё подарок?! – возмутилась женщина. – Опять вашей классной руководительнице?! У неё же месяц назад День Рождения был!

– Не, – сын помотал головой. – Это не Ираиде. Это Илюхе.

Илья Горовой был другом Митьки, ещё с детского сада, он нравился Ольге, поэтому она резко помрачнела и вздохнула.

– Нет пока денег. Сам знаешь, до пенсии ещё жить да жить….

– Да уж знаю, – сын скривился. – Ладно, пойду. А то и вправду опоздаю.

Оставшись одна, женщина машинально выключила закипевший чайник и подойдя к окну, мрачно уставилась на автомобильную пробку.

С деньгами действительно было туго. Нищенская пенсия в одиннадцать тысяч рублей, по нынешним временам, с их запредельными ценами на самое элементарное – это даже не смешно. И даже не грустно. Это вообще – полный сюрреализм! Особенно, по сравнению с зарплатами депутатов, чиновников и прочей шпаны!

«Придётся опять в долги залезать» – Ольга тяжело вздохнула. «Так вот и живём. То занимаем, то отдаём…. И даже в рифму получается».

Она невесело улыбнулась, отвернулась от окна и принялась возиться по хозяйству.

А чего, действительно, впадать в уныние? Тогда уж сразу после рождения надо было заворачиваться в простыню и тихо ползти на кладбище. Поскольку ДЦП ещё никому оптимизма не прибавляло.

Да, именно ДЦП, так называемый Детский Церебральный Паралич, который женщина получила с рождения, благодаря врачам – коновалам. Официально Ольга Сергеева была инвалидом, хотя внутренне (да и внешне, по большому счёту) таковым себя не ощущала. Ибо, для того, что бы чувствовать ту или иную ущербность, надо своё нынешнее некомфортное состояние сравнить с чем-то в прошлом. Здоровье с болезнью, боль с удовольствием, счастье с несчастьем.

Сергеевой сравнивать было не с чем. Тело её всегда плохо слушалось, особенно – руки и шея. И там, где обыкновенный, здоровый ребёнок просто подчинялся самовключающимся механизмам физического развития, ей приходилось преодолевать сопротивление собственных нервов, мышц и суставов.

Подобных людей, хоть раз в жизни, но видел каждый. Все они, в лучшем случае, передвигаются неверным, «ломанным» шагом, будто танцуя некий жуткий танец. В худшем – ездят на колясках.

Одним мешают двигаться нормально собственные ноги, другим – спина и плечи, третьим – вообще всё тело.

Завидев их, кто-то (самый тупой) ухмыляется, кто-то (совсем уже не похожий на человека) брезгливо поджимает губы, а кто-то, кого человеком назвать всё-таки можно, сочувственно вздыхает. И даже помогает при случае. Слава Богу, этих, последних у нас и вправду – немало….

Но большинство остаётся просто – равнодушным. Привычно равнодушным.

….А знаете, интересно сравнивать. Скажем, толстомордого, двухметрового, абсолютно здорового дядьку, который, размазывая сопли, кричит, что жизнь не удалась, что всё плохо и ему бедному некуда деваться; и всю изломанную, передвигающуюся судорожными рывками, женщину, но при этом – всегда полную жизнью и энергией, радующуюся этой жизни, и мало того – поддерживающую других людей, попавших в беду. ЗДОРОВЫХ людей!

В своё время Ольге очень помогла мать – Нина Александровна Зарентинова – сильная, волевая женщина, которая не только не отказалась от дочери – инвалида, но и сумела воспитать её бойцом.

Тогда, более тридцати лет назад, Нине Александровне не повезло. Она рожала дочь (кстати, по всем предварительным анализам – абсолютно здорового ребёнка) на Дальнем Востоке. И не просто на Дальнем Востоке, а на Камчатке, в забытом Богом (да и чёртом тоже!), посёлке городского типа на берегу Авачинского залива. Вернее – Авачинской бухты, пахнущей переработанным дизельным топливом, дымом и солью.

Что из себя представляла провинциальная больница на самой окраине дышащей на ладан коммунистической империи, догадаться несложно. Пятьдесят лет без ремонта, с жуткими чугунными койками, осыпающимся потолком и свернувшимся в трубочку линолеумом. В оконные щели задували морские ветра; в столовой, в супе то и дело находили утопившихся от безнадёги тараканов; в туалетах воняло боевыми химическими веществами, от которых перехватывало дыхание и слезились глаза.

По ночам, на дежурном посту, медсёстры бухали с морячками, врачи втихую приторговывали спиртом, на кухне повара проявляли чудеса изобретательности, подменяя дефицитную жратву примерно подходящими по вкусу и цвету продуктами. Мясо – хлебом, рыбу – перемолотой в пыль требухой с ближайшего комбината, молоко – водой.

Жаловаться на весь это беспредел было некому, поскольку местная, партийно – хозяйственная верхушка напоминала скорее ОПГ, нежели официальную власть. Участковый по утрам ходил похмеляться к подотчётным алкоголикам, председатель поселкового комитета партии на пару с главным комсомольцем крышевали незаконную торговлю левыми (во всех смыслах) машинами с японских автомобильных свалок.

Нина Александровна, тогда ещё просто – Нина, хотя ей и было уже за тридцатник, оказалась в поселковой больнице случайно. Работала по контракту на плавучем рыбоперерабатывающем заводе, собиралась, уж было, ехать рожать на родину – в Тверь (тогда ещё Калинин), да не успела. Знала бы заранее, что всё так обернётся – пешком бы пошла! Пусть не в центральную Россию, но хотя бы до Петропавловско-Камчатского добралась!

Врачи оказались непрофессионалами. Во-первых, не обнаружили вовремя повреждённую плаценту, во-вторых, уронили плод во время родов, прямо на холодный, кафельный пол, в-третьих, начали реанимировать далеко не сразу. Восемь минут ребёнок не дышал, и, по сути, был мёртв.

Ну, и потом, когда девочка, вопреки всему, ожила и даже выжила, дяди-тёти с медицинскими дипломами, решили закрепить «успех». Непонятно с какого бодуна, но ей сделали пункцию, да ещё, до кучи, вкатили несколько прививок, кои, учитывая обстоятельства, младенцу были противопоказаны! И не просто противопоказаны – фатальны!

Но Ольга и тут умудрилась остаться в живых.

Только вот восемь минут смерти, с которых, собственно и началась её быстротекущая, превратили девочку в инвалида.

ДЦП —это ведь не генетическое заболевание, как многие по неграмотности думают, это именно – механическое, если можно так выразиться, повреждение центральной нервной системы. Которое пока, к сожалению, починить невозможно.

Когда у дочки обнаружилась страшная болезнь, врачи, пряча глаза, традиционно предложили матери отказаться от ребёнка. Поставить подпись в соответствующем документе, и обо всём забыть. Однако не на ту напали. Нина Зарентинова стиснула зубы, забрала Ольгу из роддома и уехала в родной город.