Николь Келлер "Мама на Новый год. Запутанная история"

Тая со всей силы вцепляется в мою сломанную руку, как клешнями. Распахиваю глаза от адской боли. Беззвучно ору, чтобы не напугать ребенка.

Оказывается, я все же задремал рядом с дочерью. А ей снится кошмар. С**а, все из-за этих …правильных, мать их, чиновников!

– Тшшшш, солнышко. Я здесь. Я рядом. Это сон. Просто плохой сон…

Осторожно убираю со лба светлые влажные пряди и подтыкаю одеяло. Целую в пухлую щеку и еще какое-то время сижу рядом, держа дочь за руку. И Тая, кажется, немного успокаивается.

Стиснув зубы, поднимаюсь с узкой кровати. Оборачиваюсь и вглядываюсь в нахмуренное даже во сне личико дочери. Внутри кипят эмоции, толкая меня на то, чтобы поставить на место тех, кто сотворил такое с моим ребенком.

И решение приходит мгновенно.

Я точно так этого не оставлю.

Я слово дал.

Бреду на кухню – принимать очередную порцию медикаментов. По пути достаю мобильный и набираю юриста.

– Да, Егор Максимович, – парень отвечает практически мгновенно и абсолютно бодрым голосом. Как будто только и делает, что ждет моих звонков.

По пути домой я уже с ним созванивался, обрисовал ситуацию и перекинул часть своих обязанностей на него.

– Вениамин, у меня к тебе просьба. Срочная, важная и очень личная.

– Слушаю, – шелестит на заднем плане бумагой, как будто собирается записывать. – Весь во внимании.

– Мне нужно, чтобы ты по своим каналам организовал проверки двух объектов: элитной гимназии и детского дома номер один.

– Понял. Цели?

– Цели…Просто провести тщательную проверку, – плотоядно усмехаюсь, в красках представляя, какой ад будет царить в ближайшее время в двух учреждениях. – Попроси, чтобы отправили самых въедливых и дотошных. Нужно каждую бумажку под лупой разглядеть. В гимназии нарушений вагон и маленькая тележка. Педагог в первом «А» классе равнодушная и жестокая. Нарушает правила. Хотя бы распорядок в школе. Оставляет детей без присмотра. Да полно всего, надо только покопаться. В детском доме директор нечиста на руку, взятки берет. Дети на зверят по поведению похожи. Предполагаю, ими там не особо и занимаются.

– Понял. Дальше что делать с полученными данными?

– Дальше…Да ничего особенного, – улыбаюсь в предвкушении, глядя на ночной город из окна. – В случае со школой нужно все обнародовать. Подключить общественность, блогеров. Нужно будет дать огласку. Фамилию учительницы и завуча должны полоскать все, кому не лень. Из каждого утюга. Страна должна знать своих «героев». Чтобы их даже в Мак и супермаркеты кассирами не взяли. Им не место в образовательной системе. В этой школе, как мне известно, учатся сын мэра, прокурора и, если мне не изменяет память, дочери пары депутатов. Они справятся сами. А результаты по детскому дому просто пусть занесут в контролирующую инстанцию. Мне нужно, чтобы там полностью сменили руководство и воспитателей, которые плюют в потолок. И выдали им также волчий билет. В этом городе для них вакансий больше нет.

– Будет сделано, Егор Максимович.

– Спасибо, Вениамин. Спокойной ночи.

Отбиваю вызов и прикрываю глаза.

Вот теперь я доволен. Вот теперь я спокоен.

Теперь все как и должно быть – каждый получит по заслугам.

Глава 16

Влада

– Ты приедешь сегодня домой?

– Я…не знаю, – бурчит Виктор. Он часто и прерывисто дышит в трубку, как будто куда-то торопится. – Посмотрим. Может, в офисе заночую. Мне теперь разгребать все дерьмо из-за сорванного контракта. Ладно, мне пора. Пока.

Я тяжело вздыхаю и медленно отнимаю трубку от уха. Гляжу в окно на кружащиеся в вихре снежинки.

За те три дня после того, как я не пошла на мероприятие мужа, он домой являлся только для того, чтобы переодеться и сходить в душ.

Да, он и раньше часто и много задерживался в офисе. Было много командировок, потому что у Виктора цель масштабировать бизнес. И я всегда отношусь к подобному с пониманием – работа есть работа.

Но эти два дня мы практически не общаемся. Виктор мне не звонит. Лишь писал два коротеньких сообщения: «Я сегодня не приду ночевать. Много работы.»

Я сама набирала его дважды. Чтобы спросить, как дела на фирме, как он сам. Муж отвечает отрывисто, нехотя. Как будто я его раздражаю, как несмышленый ребенок.

Виктор все еще дуется на ту выходку. Хотя я все объяснила и извинилась. Но почему-то впервые этого моему мужу недостаточно.

Я понимаю, что это дурные звоночки, но и валяться в ногах, что впервые за десять лет брака пропустила мероприятие по более, чем уважительной причине, не буду.

Но не натянутые до предела отношения с мужем меня беспокоят.

А то, что Тая третий день не появляется в школе.

Телефон Егора Максимовича по-прежнему молчит. Вызовы проходят, но он не берет трубку.

Лариса понятия не имеет, где ее ученица. И даже не беспокоится об этом. На мои неоднократные вопросы лишь отмахивается, как от надоевшей мухи.

А у меня сердце не на месте. Удивительно, но за один вечер и одну ночь эта девочка запала мне в душу. Зацепила. Сильно. До ускоренного сердцебиения и улыбки на все лицо, стоит только вспомнить ее неподдельный восторг блинчикам.

Прикрываю глаза, и мгновенно вырастает Тая. Такая хрупкая, нежная, потерянная и беззащитная. Меня прямо ломает от желания обнять и прижать девочку к себе. А ладони зудят – хочется снова заплести ей косички, от которых Таисия была в восторге.

– Влада…Влада Игоревна! – голос секретаря врывается в сознание, и образ Таи рассеивается.

С неудовольствием смотрю через плечо.

– Да?

– Вас директор вызывает.

Сердце пропускает удар. Внутри зарождается непонятное и необъяснимое чувство тревоги.

– Зачем? – осторожно интересуюсь, поворачиваясь всем корпусом к дверям.

– Не знаю, – девушка пожимает плечами. – Но Светлана Михайловна сказала, что это срочно.

Тяжело вздыхаю. Я догадываюсь, зачем меня вызывают. И практически уверена, что без выговора не обойдется.

Директор вообще меня не любит. Наши отношения испортились после того, как я отказалась за деньги пририсовывать оценки за четверть некоторым ученикам по своему предмету.

Меня упрашивали родители, потому что их чадушкам нужна золотая медаль. Меня упрашивала директор, чтобы угодить этим родителям. Но я стояла твердо на своем. Эти ученики прогуляли более семидесяти процентов уроков, совершенно игнорировали домашнее задание. За что я должна поставить им «отлично»?! Это, как минимум, не справедливо по отношению к тем, кто старательно писал сочинения и эссе.

С того самого момента Светлана Михайловна не упускала возможности отчитать меня за любую, даже самую незначительную, оплошность. Но я старалась не давать поводов.

И мне это удавалось. До событий трехдневной давности.

Незаметно выдохнув, направляюсь за секретарем. Подхожу к двери директора и, провожаемая сочувствующим взглядом секретаря, заношу кулак. Замираю, выдыхаю, мысленно досчитав до трех, и только тогда стучу.

– Войдите! – властно отзывается Светлана Михайловна.

Переступаю порог кабинета, и одновременно с этим директор вскидывает голову. Улыбка на ее лице из доброжелательной перетекает в хищную, глаза сужаются.

– А, Павлова, – небрежно роняет, откидываясь на спинку стула. – Заходите.

Директор не предлагает мне даже сесть. Значит, могу надеяться на то, что долго меня отчитывать за «провинность» не будут.

Но я даже не представляю, что меня ожидает моральная порка.

– Влада Игоревна, подскажите, пожалуйста, насколько хорошо вы знакомы с кодексом этики нашего учреждения? – вскинув подбородок и выпятив губы, надменно интересуется директор.

– На тестировании перед началом учебного года я получила десять баллов из десяти, – сдержанно поясняю, сцепив ладони перед собой. Я уже понимаю, к чему клонит Светлана Михайловна, и готова к обороне. – Вы же знаете.

– А я вот не уверена. Мне кажется, вы за эти несколько месяцев успели его подзабыть.

Молчу, сдерживаясь изо всех сил. Предыдущий опыт показал, что если я буду придерживаться этой тактики, то освобожусь гораздо быстрее.

Директор подается вперед. Сцепляет руки перед собой на столе и смотрит на меня сверху вниз. Даже несмотря на то, что сидит, а я стою перед ней.

– Подскажите, пожалуйста, Влада Игоревна, – шипит, как змея, выделяя каждое слово, – почему вы не сообщили мне, что ученица нашей школы оказалась у вас дома? Почему я узнаю об этом только на утро следующего дня?!

– Я…

Хочу сообщить, что вообще-то это должна была сделать Лариса, моя подруга.

Но следом в голове вспыхивает вопрос: а подруга ли она мне после этого?! Если не потрудилась поставить в известность директора вечером, как и должна была, да еще и не забыв сообщить, что это именно я забрала девочку.

Но Светлана Михайловна не дает мне и слова вставить в собственное оправдание.

– Как вы вообще допустили подобное?! А если бы с девочкой что-нибудь случилось?! Вы вообще соображаете, что тогда бы сделал со школой ее отец?!

– С ребенком все в порядке, – все же цежу, выплевывая каждое слово. – И я поступила так, как того требовали обстоятельства. Или вы предпочли бы, чтобы я оставила девочку на ночь в школе?

Светлана Михайловна багровеет. Расстреливает меня в упор злым взглядом. Поджимает губы и дышит, как дракон. Впрочем, довольно быстро тушит эту вспышку гнева, снова становясь чопорной и высокомерной дамой.

– Вы не имели никакого права допускать подобную вольность. Вы просто обязаны были поставить в известность меня и полицию, – стискиваю зубы и кулаки, ногтями врезаясь в нежную кожу ладоней. – Надеюсь, это послужит вам уроком на будущее. Вы уволены, Влада Игоревна. Но я все же не хочу портить вам жизнь и поэтому позволю написать заявление по собственному желанию.

Меня как холодной водой окатили. Стою ни жива, ни мертва. Все вокруг поставлено на паузу, а в висках пульс отбивает в бешеном ритме:

Вы уволены, вы уволены, уволены, уволены…

Нет, нет, нет!

И еще раз нет!

Я не могу потерять работу!

Она мне очень нужна! Это то, что меня спасает и не дает скатиться в бездну…

– За что?!

– Как за что? – притворно вскидывает брови Светлана Михайловна и смотрит на меня, как на дурочку. – Я же говорю: за нарушение правил школы. И, кстати, отец этой девочки того же мнения.

Глава 17

Влада

Директор двумя пальцами подхватывает листок сверху стопки бумаг и швыряет его в мою сторону по поверхности стола.

Не притрагиваясь, словно он заразный, пробегаюсь взглядом по написанному размашистым почерком.

Трясу головой, но смысл прочитанного не меняется – я виновата, в том, что забрала Аверину Таисию ночевать домой и не имела на это права. Егор Максимович требует расправы надо мной и согласен только на увольнение.

– Это какой-то бред, – мой голос осип, и слова даются мне с трудом. Опускаю голову, чтобы не показывать злых обжигающих слез. Грудь сковало от обиды и несправедливости. Не зря говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад. – Если уж на то пошло, классный руководитель вообще оставила Аверину одну без присмотра. Почему претензии Егора Максимовича и у вас именно ко мне?!

Светлана Михайловна смеряет меня снисходительным взглядом и снова смотрит, как на дурочку. Вздыхает и, как самому нерадивому двоечнику, разъясняет прописные истины:

– Не стоит пытаться подставить коллег, Влада Игоревна. Формально Лариса Петровна не нарушала правил школы. Более того, по закону она имеет право посещать врача в любое время. Закон в нашей стране на стороне беременных. Более того, девочка оставалась под присмотром. А вы взяли и увели ее.

И пока я задыхаюсь от такого неслыханного, абсурдного заявления и нахожусь в нокауте, директор добивает меня:

– Помимо этого заявления на вас есть еще одна коллективная жалоба. Вот, ознакомьтесь.

Осторожно выхватываю исписанный листок с приложением каких-то фотографий и скринов. Сощуриваюсь, вчитываюсь в текст. Я понимаю буквы, понимаю слова по отдельности. Но вот в цельную картину заявление не складывается.

После третьего прочтения до меня начинает доходить.

Родители одного из пятых классов жалуются, что я непонятно подаю информацию, что многое ученикам приходится изучать самим. Более того, они считают меня аморальной женщиной: нашли мою фотографию трехлетней давности в моих личных социальных сетях. Я там на новый год стою у елки с бокалом шампанского в руках. Оказывается, так я пропагандирую алкоголизм.

А еще скрин с моей страницы, где я процитировала известного политика. В его высказывании содержится бранное слово, спрятанное за звездочками, но родители и это сочли недостойным их детей. А возмущающиеся все те же, кому я не продалась, плюс еще парочка, кто относился ко мне нейтрально.

– Вы прекрасно знаете, – тянет директор, победоносно улыбаясь, – что администрация всегда на стороне родителей. Такова политика школы. Вы их не устраиваете, Влада Игоревна. Так как так и не смогли найти с ними общий язык. И в связи с этим мы вынуждены с вами распрощаться. Я вас предупреждала.

Светлана Михайловна толкает ко мне лист бумаги. Оказывается, бланк заявления уже готов, набран на компьютере. Мне нужно только подписать и поставить дату.

– Какое число ставить? – интересуюсь глухо, со стороны наблюдая, как мои слезы заливают ровные черные буквы.

– Сегодняшнее. Вы можете не дорабатывать. Вас заменит Эльза Маратовна. Подписали? – приподнимается с кресла и выхватывает у меня лист. – Вот и отлично. Вы можете быть свободны, Влада Игоревна. Всего вам доброго.

Захлебываясь беспомощными и обидными слезами, вылетаю из кабинета. Краем глаза замечаю, как секретарь округляет глаза в удивлении и даже привстает со своего места.

Залетаю в учительскую. Оглядываю стол, на котором лежат мои вещи, непроверенные тетради. Понимаю, что больше нет необходимости вчитываться в каждое сочинение по прочитанному произведению, и снова слезы ручьем.